Вирус

      Студенческие будни полны нескончаемого гула, да и просто противного шума; будь то шарканье тапочек по протертому линолеуму или же крики протрезвевших о том, как им плохо. Все вымотанные и полные ненависти к этому месту просыпаются, встают со своих постелей после единственного выходного и идут приводить и себя, и остатки своего разума в порядок. Возможно, я бы прочувствовал весь сок пьяной жизни, но, пожалуй, не в этот понедельник. Кстати, меня зовут Георгий, но для своих просто Жора. Мне семнадцать и прямо в это мгновение мимо пролетают мои лучшие годы жизни. А также судьба решила поглумиться надо мной, поселив меня в комнату девушек. И это отнюдь не здорово. Бесконечные «Жора, выйди, мы переодеваемся!», и «ты же мальчик, притащи пятишку воды с первого этажа!». Все же речь не об этом. Я живу в общежитии второй год, и, сказать честно, здесь все люди веселые. Ни плохие, ни хорошие, а просто веселые. Носятся туда-сюда, сдают или заваливают экзамены, пьют водку с успокоительным и пытаются выжить в рутине дней. — Жор, ты встаешь? — Маша заплетает свои длинные русые косы, поглядывая голубыми зенками на мою койку, где я валяюсь дохлой рыбой и киваю ей вместо ответа. — Завязывай, нахуй, гиблое дело.       Маша никогда не конкретизирует, какое из дел гиблое (похоже, все, что я делаю, идет по наклонной), с чем нужно завязывать и вообще, к чему это все сказано. Она моя названная сестра, но понимать ее в большинстве случаев я просто отказываюсь. Сегодняшний день — не исключение. Как-то мы остались с ней наедине, пытаясь поддержать друг друга в трудную для обоих минуту, а в итоге смеялись с того, как от стенки к стенке носятся мухи. У нас с Машей особая любовь, особая связь; всё без пошлости, чисто названо родственные узы. Просто я чувствую, что она нужна мне так же, как и я ей. Вставать с теплой постели в тридцать минут — преступление против собственной зоны комфорта, но пропускать пары — поистине «гиблое дело». Нас в комнате трое, и встаю я позже всех, потому что могу себе позволить. Вообще, мы все это можем себе позволить, но я самый наглый. Настасья, наша кудрявая соседка, явно рада этому утру не больше меня, но со спокойным выражением лица пытается нарисовать стрелки. Такому зрелищу грех не улыбнуться. Эта на первый взгляд милая девочка, с глазами цвета кофе, может сожрать тебя с потрохами, зуб даю! — Маш, ты поставила чайник?       К сожалению, я не услышу, что ответила моя сестра, так как выхожу из комнаты, направляясь в другой конец коридора. Пора вас познакомить с моим милым другом. Проводя по тонкой деревянной двери комнаты остатками ногтей, я толкаю за ручку вперед, заходя внутрь обители и, потирая кулаками глаза, тяну улыбку. — Доброе утро, — Надя, светлая старшекурсница с темными, словно поздняя ночь, глазами улыбается мне уголками губ, мельком смотря на себя в зеркало, проверяя, как она выглядит, и кладет на тумбочку расческу. — Есть будешь?       Наде вот уже скоро двадцать лет, но ни она, ни я не замечаем этого. По-моему, мы все такие же дети, какими были лет десять назад. Мы с ней познакомились тут, в общежитии, сентября так десятого, когда ее припрягли проверить порядок в комнатах. Правда я тогда жутко испугался, но, узнав ее получше, она оказалась очень милым (злобным) человечком. Она не смеялась надо мной, не спрашивала, почему у меня, на минуточку, парня, синие волосы, так же ей не было интересно, почему у меня пробита перегородка носа. Мы с ней вместе даже ездили пробивать хрящики в ушах. Ей не было интересно, почему я это делаю и я ей за это благодарен. Все же очень неожиданно было узнать, что именно она будет защищать меня от всех невзгод. Особенно, когда я, пьяный в дрова, просто жажду вылететь из этого адского места. — Да, опять овсянка? — привычный утренний обряд. Я сажусь за стол и наблюдаю, как Надя ходит туда-сюда, забывая поочередно, то тарелку, то ложку, то вообще еду. Часто ее саму это раздражает, и, я уверен, в мыслях Надежда проклинает себя за подобное расточительное обращение с собственной энергией. — Сколько у тебя сегодня пар? — Да хуй его знает, — да, это тот ее привычный вздох, в котором читается все отчаяние и тоска. Порой, и недостаток сна. Просматривая мангу и аниме по ночам, она губит себя, но, один раз живем, почему бы и да, как говорится. Тем более, не мне ее судить, со своим ночным стажем в компьютерных играх.       Дверь резко открывается и ударяется о мое плечо. Я дергаюсь спросонья, но по глазам Нади понимаю, кто зашел в комнату. — Сестричка, — он протянул гласные своим противным высоким голосом, заставляя меня тут же проснуться. Так же проснулось мое желание убивать. Или умереть. Что первое получится. — Техас, ты пидор, — угрюмо и с замученным вздохом произнесла Надя.       Техас (это прозвище парень получил благодаря своей старенькой, потертой белой футболке с названием Американского штата) — брат моей милой подруги. Милый, конечно, порой с ноткой мужественности, но его голос портит всю картину. Парень хоть и не смахивает на свои почти двадцать лет, но если он не побреется, то будет похож на местного бомжа. И все же он милый чертенок, без которого в общежитии станет очень пусто. Все-таки, у него выпускной курс. Да, я буду скучать. — Чего не торопишься на пары? — спросила Надежда, не переставая пить свой горячий чай без сахара. Обычно по утрам мы не допиваем эту жижу, так как она то слишком горячая, то мы просто напрочь забываем о существовании сего напитка. — Я, вообще-то, дежурный, — ага, конечно. Знаем, как он дежурит, мелкий прогульщик. Спит крепким сном младенца или ходит по девчачьему этажу в поисках жертвы, чтобы замучить, как всегда. Хотя кто бы говорил. — Ясно, — тут Надя не спеша встает, смотрит на время и понимает, что завтрак затянулся, и так же не спеша собирается. Пора на пары.       Техникум. Славное место, чтобы вскрыть свою черепную коробочку, достать засушенные от водки мозги и выкинуть их на свалку к плешивым котам. Усталые, полу вялые, или вообще убитые, студенты простаивают на улице, вслушиваясь в объявления замдиректора, — линейки тут проходят ежедневно, — после перекур и звонок в восемь тридцать собирает всех в кабинетах. Нашу группу это не обошло стороной. — Доброе утро! — Настасья радостно и по-детски улыбается, направляясь к собравшейся кучке ребят из нашей группы, приветствует всех и прячет нос в теплом шарфе. Н-да, тут как всегда холодно, ведь это Богом забытый техникум, тут никому ничего не нужно, а тем более отапливать здания в декабре месяце-то. Я, буркнув на свои же мысли, облокотился о дверной косяк, ожидая начала первой пары. Какой дурак вообще физическую культуру ставит первой? — Че такой усталый? Девчонки ночью спать не давали? — Виктор подкрался слишком незаметно для меня, хотя такую шпалу под два метра грех не заметить. Тощий парень со светло-голубыми глазами тянет слишком отвратительную улыбку, впалые щеки так же помогают картине стать хуже, а меня передергивает. Виктор, на самом деле, вполне симпатичный (девушки все же как-то ему дают), забавный порой, с ним иногда есть о чем поговорить, но он слишком пошлый, слишком мерзкий и этого «слишком» так много, что меня тошнит. Но в целом это очень доброжелательный алкоголик, готовый прийти тебе на помощь в любую минуту. Единственное его требование к тебе — не будь тупой шавкой, которая только и знает, что дуть губы на камеру для очередного селфи в инстаграм. — Избавь меня от этого, поговори с Сережей, — мой усталый вид должен был меня спасти от всего, что сейчас произошло, а не притягивать к моей персоне людей, но, раз уж мы имеем такой итог, нужно выкрутиться другим способом. Хорошо пройдет маневр с просьбой пойти на три очень веселые буквы, но я пока не такой уж злой и замученный этим днем.       Я слышу хриплый смешок и отдаляющиеся от меня шаги, облегченно вздыхаю и продолжаю ждать преподавателя, осматривая свою группу. Ох, слишком много людей. Обычно такое сборище можно застать лишь в середине второй пары, но сегодня что-то все идет не так. Будто этот день шепчет на ухо, мол, сегодня все будет иначе. Кажется, одна Маша никогда не меняется: разговаривает с кем-то, агрессивно махая руками и заодно длинными косами, смеется и всем своим видом показывает: «я клала на вас всех такой огромный болт, что вам и не снилось». Поэтому мы с ней и названые брат с сестрой. Наше отличие в том, что я слишком пассивный в плане общения, а она экстраверт, который не может долго общаться лишь с одним человеком. Ей нужна компания, ей нужны люди. А мне и так шикарно.       Наконец двери в спортивный зал открываются и мы, как стадо, забегаем в свой «загон». Обожаю сравнения, и понедельники. А еще люблю построение, ведь на них всегда происходит что-то забавное, и не рассказать вам об этом я просто не могу. Выстроившись по росту, мы дружно галдим обо всем и ждем, пока преподаватель оценит нашу сменную обувь, и мы сможем ретироваться кто куда. Устало осматривая коридорчик, двери раздевалок, в конце концов, ухмыляющегося преподавателя, я вслушиваюсь во все разговоры, различая голос каждого однокурсника, ведь мне слишком скучно просто стоять на одном месте. — Оп-па, а где твоя вторая обувь? — мужчина смотрит на Марию сверху вниз, щурит глаза, а я сочувствую сестре. Она изрядно выпила в воскресенье, бушевала до двенадцати ночи точно, а отошла… кажется, еще даже не отошла. Честно, после такого я даже сомневаюсь, что смогу ее перепить, а потом вспоминаю, что ее иной раз разносит от банки пива, и чувствую свое превосходство. — Геннадий Михайлович, давайте не будем? Мне вчера было так хорошо, а сегодня вообще нет, — Маша смеется, а ее смех подхватывают все, включая преподавателя. Он улыбается, одобряя смелость девушки, указывает взглядом на скамью, разрешая сесть, и проверяет сменную обувь у остальных. Конечно, на следующей паре Мария будет выполнять нормативы, вдвое превышающие те, которые есть сейчас, но ее это не пугает. Как обычно сделает вид, что все выполнила, а может просто купит мяч или скакалку и все, ее грех будет прощен до следующего.       Все остальное до жути примитивное и обычное, что меня опять тошнит. Слишком много нудных речей, слишком много письма. Люди, которые меня выводят из себя, появляются в поле зрения в несколько раз чаще обычного, домашнее задание и я снова в общежитии. Сейчас главное переодеться, пока соседки копошатся на улице или возле ларька, умыться, чтобы вместе с водой утекли воспоминания о сегодняшнем дне, и уйти в комнату Надежды. Мой милый друг наверняка уже приготовила что-то вкусненькое для такого непутевого меня и ждет, когда я поделюсь своим рассказом о прошедшей учебе, чтобы потом отплатить мне той же монетой.       Не успеваю я и из комнаты выйти, как меня окликает все тот же Виктор, улыбается одними уголками губ и подзывает к себе поближе. В его глазах читается мнимое спокойствие и усталость, он сутулится, скорее уже по привычке, но это мне на руку — не придется задирать голову, дабы взглянуть на него; щеки раскрасневшиеся, как и нос, видимо, он долго был на улице и сейчас очень рад даже небольшому теплу. На Викторе зимняя куртка, за спиной портфель, на ладонях перчатки и весь он в снегу. Белые хлопья затерялись где-то в русых коротких волосах, снежинки так же виднелись и на черных бровях. Мне внезапно стало не по себе, ведь кто его знает? Сейчас как возьмет да и накормит снегом, мне оно нужно? Я подхожу к нему ближе, складывая руки на груди, и щурю глаза. — Чего тебе? — мой голос резко охрип, стал на несколько тонов ниже, что напугало даже меня, не то, что Виктора. Чтобы тот ничего не принял на свой счет, я улыбнулся ему, тяжело выдыхая, и постарался выглядеть как можно спокойнее, и это срабатывает. Мой однокурсник чуть кивает, суетится, пока находит за плечом свой портфель, рыщет в нем что-то, а после отдает мне пару толстых тетрадей и уходит к лестнице, ведущей на третий этаж общежития. — Спасибо за русский. Я там тебе еще свой конспект по матану оставил. Скоро экзамен, подготовься, как следует, Жор.       Я ведь говорил, что Виктор — парень не плохой. Да, бабник, да, алкоголик, у которого скоро цирроз печени случится, но все же, если к нему относится по-человечески, то и он в долгу не останется. Я непроизвольно улыбаюсь, смотря на тетради в своих руках, и вновь тяжело вздыхаю. Спасибо, конечно, Виктор, но я, пожалуй, абстрагируюсь от учебы и займусь всякой ерундой, вместо подготовки к экзаменам.