Вирус

      За окном уже темно, хотя, могу поспорить, только пять вечера. Студенты давно уже пришли с пар, и я иду к Надежде, в ее холодную, практически не отапливаемую, комнату, чтобы удивить, сделать, так сказать, разрыв шаблона. Думаю, она придет в восторг от такого! Я предчувствую ее зависть. — Хоба! — вообще, я не влетаю в комнаты; я стучусь и осторожно, тихонько захожу, но не сейчас. Мне нужно максимум эмоций и восхищений. Надеюсь, эффект неожиданности не вызовет у подруги сердечной остановки. — Смотри, какие труселя прикупил! Заценила?       Перепуганная Надежда, не ожидавшая моего прихода, сейчас стоит с дергающимся глазом и не может пошевелиться. Это восторг? Или все-таки у нее инсульт? Я же ее не убил? О, Господи, смерть от моего нижнего белья — это не то, что я планировал на этот вечер. Девушка тяжело выдохнула, чуть отведя от меня взгляд, приблизила к своим губам чашку чая (очень надеюсь, что это ромашка) и отхлебнула. Я бы сказал, что это было немного агрессивно. — Огонь, Жора, — чего она нервная-то такая?..       Надежда уже пришла в себя, я решил прикрывать свои ноги длинным банным халатом, и мы, вместо того, чтобы заняться своей успеваемостью (она у нас скачет от самых низов, до недосягаемых другими вершин), занялись тем, что… ничем, в общем-то. Ведь просто сидеть на кровати, слушать уже заученные песни Imagine Dragons и листать ленту социальной сети гораздо интереснее и приятнее учебы. За дверью уже привычно слышны шаркающие шаги студентов и приглушенные разговоры по поводу и без него. А еще, конечно же, дикий крик, который принято называть смехом, вперемешку с какой-то жуткой музыкой, но она почему-то всем нравится и пользуется спросом со стороны проживающих тут молодых (и не очень) людей. И каким-то образом я, бывает, напеваю мотивы этих мелодий. Но вся эта поп-музыка мне не нравится, честно! Это явление не поддается объяснениям. Или, как я люблю говорить, даже википедия не знает ответа.       В комнату врывается Техас, как я это сделал недавно, запуская вонь и еще больше холода из коридора, и как обычно он пришел без причины и стука, потому что это у него как бы обряд. Обряд по выносу мозга Нади. Мне показалось, или у нее задергались два глаза сразу? — Техас, ты пидр, — привычно поздоровалась Надя. Кажется, этот день ее убьет. — О лесбуха, — удивленно, как будто первый раз увидел ее, ответил Техас.       Я улыбнулся всему этому «обряду». В комнате появляется атмосфера уюта и их семейного веселья. Они стараются замучить друг друга до смерти нелепыми обвинениями, параллельно стремясь ударить как можно больнее по ребрам или спине. Кто-нибудь подумал бы, что они просто ненавидят друг друга, но это не так. Они друг другом дорожат, ведь они брат с сестрой и тем более двойняшки. В это трудно поверить, я и сам не сразу понял их отношения, но это круто. У меня тоже должен был быть брат. Старший. Правда, судьба распорядилась так, что его не стало. Возможно, мы бы были так же дружны, но этого никто уже не узнает. Итак, я вновь отвлекся.       Надя. Ее характер полностью отличается от характера ее братьев и сестер. Она более спокойна и рассудительна, иногда медлительная, немного подвластна панике, но на вид просто невинный ангел. Вообще, иногда я думаю, откуда у нее столько терпения? Некоторые в шутку говорят Наде, что она приемная, но мы-то понимаем, что это всего лишь шутка. Этот милый светлый комочек пассивной агрессии может по-настоящему взбесить только Техас. Если у вас все-таки получилось ее вывести из себя — теряйтесь, она никого не щадит. Ее фишка: говорить то, что она видит, без прелюдий и сюсюканий. Мы общаемся с ней совсем не много, всего лишь год, но за этот год мы настолько сблизились, что просто не верится, как я буду все оставшиеся два курса жить без нее в этой общаге, кто меня будет кормить и выносить мне мозг? На кого я буду тратить деньги со стипендии, и с кем я буду кушать суши на пыльной остановке, на которой пару дней назад проблевался местный алкаш? Ах, я даже всплакнул.       Техас же — полная противоположность своей сестры. Если Надя на первый взгляд тихая, спокойная, то он — бестия на переломанных ножках с противным голосом, но с обаянием джентльмена и ноткой детства в одном месте. Он очень активный и тоже любит выносить мозги. Абсолютно всем. Без исключения. А с его противным голосом это получается в два раза лучше, чем у Нади. Правда… если уже описывать этого парня на уровне догадок, чувств и теорий, а так же с учетом того, что мне рассказывала сама Надежда, вырисовывается трагичная картина. Когда я углубляюсь в это, пытаюсь найти ответы на свои вопросы, мне кажется, что на моем фоне черно-бело-серый флаг становится радужным, а цвет волос оправдывает ориентацию. Какой же я мерзкий.       Немного понаблюдав за тем, как эти двое с улыбками на лицах дерутся, как Надя делает вид что сдается, но на самом деле брат ей просто наскучил, я выхожу из своих раздумий, начиная слушать, о чем они говорят. Все-таки, быть безвольным куском мяса круто, но не в присутствии друзей. — Надюх, мне скучно, — жалобно тянет Техас, кладя ладони на свои колени и неспокойно топая ногой. Еще бы, такого активного человека «посадили» к двум полудохлым амебам. Еще бы ему не было скучно. Порой я не понимаю его логики: он знает, что тут весело практически не бывает, но все равно ждет какого-то чуда. — Ничем не могу помочь, — ответила Надя, пожимая плечами. Ах, это привычное выражение лица, означающее, что ей все равно, что ей вот никак не интересно происходящее. Ладно, вот еще одна причина, по которой у нас не так уж и весело: — А давайте выпрыгнем из окна? — весело произнес я, как бы пытаясь разрядить обстановку, но, услышав отказ, немного приуныл. Как так-то? Я тут стараюсь на благо нашей группы молодых и отчаявшихся, а они сразу нет. Обидно. — Ну чего вы? Клево же будет. — Нет, страдай, — почти хором ответили брат с сестрой. Чего я вообще ожидал? На мои предложения повесится на самодельной веревке из лабораторных и рефератов они реагировали так же. Впрочем, как и на инквизицию. И на множество других способов уйти из этой жизни. — Ну, почему? — но я не оставляю попыток выклянчить счастливый билет на тот свет! — Потому что, — отрывисто отвечает Техас, резко встает с насиженного места, зарывается своими пальцами мне в волосы, кажется, вырывая несколько, и слишком счастливый из-за своей пакости направляется к двери. — Эх, скучно, пошел я от вас, вы меня не любите. — Пиздуй, — попрощалась Надя. Это ее коронное, специальное для любимого братика. Я же не успел попрощаться, потому что этот момент я пропустил мимо ушей. Ладно, мне просто было лень говорить.       Знаете, у меня всегда есть предчувствие чего-то нехорошего. Я как-то чувствую приближающиеся невзгоды. Этот момент не стал исключением. Совсем внезапно, посреди ночи, в окне появилось необычное сияние ярко-желтого света. Только у меня появилось чувство тревоги на этот счет, а Надя, на непонятное явление, даже не обратила внимания, потому что Техас настолько вынес ей мозги, что ее даже не удивили крики за дверью. Единственное, что ей не нравилось — это противные громкие звуки, которые раздражали девушку еще больше и просто выводили из себя. — Да что там, блять, происходит? — возмущенно спросила Надя, практически всем своим существованием показывая свою неприязнь к этому миру и его составляющим. Я смог лишь пожать плечами. Чувство тревоги нахлынуло на меня с большей силой, и я почти собрался встать, чтобы узнать, что происходит там, в коридоре, как вдруг мы услышали крик Техаса, наполненный страхом. — БЕГИТЕ, ВСЕ, БЛЯТЬ, НА КРЫШУ, — изо всех сил кричал брат Нади.       Мы тут же поднялись, и в наших мыслях не было ни капельки сомнения; ведь он не из тех людей, которые будут резко кричать во все горло столь громкие слова. Наш ступор прервал Техас: - Что стали, бегом за мной! — Что случилось? — спросила Надя с физиономией непонятливого индейца. Если вы не знаете как это, то просто вспомните, как выглядят люди, не спавшие ночи так… три и пьющие кофе чаще, чем моргая. — Что, блять, нахуй, творится в этой гребанной общаге? — но ее вопрос так и повис где-то в воздухе тяжелым грузом.       В коридоре общежития творилось что-то непонятное. Хаос и истерика поглотили и без того неприятное, тяготящее место. Все истошно кричали, просили о помощи, бежали в разные стороны, толкая ничего не понимающих студентов. Никто даже не пытался что-то объяснить; все просто убегали кто куда. Убегали так, будто от этого зависит спасение их шкуры. Кто-то с горящими глазами, разбрызгивая по полу собственные слюни, пытался спрятаться у себя в комнате, но это было бесполезно. Почему, спросите вы? Потому что нашему взору открылся настоящий фильм ужасов. Монстры. Их нельзя было назвать людьми, их нельзя было назвать животными. Эти обезумевшие создания с блеклой радужкой глаз, кажется, вовсе лишенные зрения, бросались на кричащих, из-за паники ничего не понимающих людей, отгрызая от их тел куски мяса, вырывая волосы и крича на все здание. Мне стало дурно. Так дурно, что ноги подкосились, а дыхание прервалось. Я забыл, зачем мы вышли из комнаты, зачем вообще смотрим на это все, зачем-зачем-зачем. Много вопросов, от которых болит голова, а в ушах звенит. Я оцепенел. Страх был таким липким, что я не чувствовал, как Надя меня трясет за плечи; я был погружен в болото отчаяния и не мог отвести глаз от того, как одного за другим студентов пожирают эти твари. Отвесив мне увесистую пощечину, Техас тянет мою тушу на себя, заставляя, наконец, вернуться в реальность, оторваться от сцен убийств и взглянуть на него: «Мы должны как можно скорее убраться отсюда. Потом подумаешь, понял меня?» — я не понял, но кивнул, на ватных ногах следуя за ним и Надей. Они буквально вели меня через все происходящее здесь безумие. Не смея кричать, все еще не понимая, дышу ли я вообще, мой взгляд падает на Настасью и Марию, которые так же спасаются бегством на крышу. Чудовища быстро расправлялись со студентами: валили их на пол и отрывали кусок за куском от тел невинных, после, чавкая, стуча зубами, будто насмехаясь, ковырялись в трупах своими руками. Эти монстры… Я знал их раньше. Видел, как они, будучи еще людьми, ходили по коридорам общежития, как улыбались и смеялись. Одни даже не были способны убить муху, но сейчас вспарывали животы своим жертвам и жрали кишки, раскраивали череп и лакомились мозгами. Это было так странно, так мерзко и… больно. Все убийства были жестокими.       Мы еле добежали до лестницы; перед нами была целая толпа людей, и мы не знали, станем ли мы следующим деликатесом для этих тварей. С третьего этажа уже падали люди вниз, разбивая голову, ломая руки и ноги, своей кровью завлекая чудовищ с первого этажа. Их судьба была предрешена. Нагнетало то, что через окно, перед которым стояли мы (в этот момент к нашему трио кое-как прорвались мои соседки по комнате), отражался силуэт девушки. Настя закрывала руками глаза, рыдала, показывая, что она увидела. Было страшно. Маша пыталась привести ее в чувства, но Настя уже поддалась истерике. Ту девушку на улице кто-то уже безжалостно разрывал на части. Не жалея собственных сил, бил ее голову об асфальт, как бы пытаясь добраться до самого вкусного в ее теле. Будучи еще живой, она истошно цеплялась за жизнь, упираясь ладонями о плечи убийцы, пытаясь ногами ударить урода; ее голос охрип от мольбы о помощи мимо бегущих студентов и просьбе о пощаде монстра. Но тварь не понимала ни единого слова, не останавливалась ни на секунду, продолжая кричать, стучать зубами и бить голову бедняги о твердую землю. — Пиздец, Надя, — с испугом в глазах, с диким желанием закричать и зарыдать произнес я. Держать себя в руках становилось все тяжелее, а то, что от этих тварей придется бежать и на следующем этаже, все сильнее расшатывало психику. — Нам ей не помочь, — со злобой, так низко и тихо, с ноткой отчаяния произнесла Надежда. Хах, как иронично ее имя звучит в этой обстановке.       Доступ к лестнице появляется прежде, чем твари с тыла добираются до нас, что радует, дает веру в то, что еще не все потеряно. Мы бежим наверх, пропуская одну ступеньку, как бы перепрыгивая ее, и я чувствую наступающую одышку, проступающий холодный пот от ужаса, что творится на этажах общежития. Уши режет гортанный крик, с хлюпаньем где-то на фоне — нечто вцепилось мертвой хваткой за Настины кудряшки и отбросило назад, в пучину голодных тварей. При резком спуске ее тело с хрустом ударялось о перила лестницы, завлекая чудовищ звуком ломающихся костей. Она так громко кричала, молила о спасении, она звала на помощь свою маму. Но это длилось не долго. Ее разорвали на две части, выпуская фонтаны крови, которая тут же омыла оранжевые стены алыми пятнами. Из ее тела вываливались органы, которые тут же подбирали другие, опьяненные голодом и жаждой убийств, монстры. Я еще долго слышал крик Анастасии, хруст сломанных костей и хлюпанье кусков ее тела в ее же крови. Это было ужасно.       Стараясь ничего не переваривать, не вспоминать, что видели, мы добрались каким-то чудом до двери, ведущей на крышу. По слухам, там поставили пункт сбора выживших. Так быстро военные все организовали. Странно. Добравшись до назначенного места, я просто рухнул вниз, сжимая кулаки и тяжело дыша; осознание било набатом, картинки происходящего бегали перед глазами, и я не мог это остановить. Из глаз брызнули слезы, пальцы уже синели из-за снега, который я так ненавистно комкал ладонями. Я не мог поверить, что все еще жив. Утирая глаза рукавом теплого халата, я осмотрелся: на крыше было человек пятнадцать вместе с нами, большинство бились в истерике, кто-то кричал, кто-то плакал, люди просто не могли поверить, что там, внизу, полным полно трупов и монстров, которые раньше были друзьями или просто знакомыми. Только сейчас я заметил царапины у себя на руках, почувствовал, как жжется щека и подбородок, как болит нос. Вовремя я снял септум, однако. Рядом стояла опешившая Надя, прикрывая правой ладонью костяшки левой руки, по которой струйкой текла кровь. Должно быть, она успела уже кого-то ударить. Мне жаль того беднягу… Я даже и не заметил, когда это произошло. Техас же отделался жутким испугом. Повезло ли? — Все живы? — с одышкой спросил Техас, так же осматривая выживших, мечась от одного человека к другому.       Когда моя сестра, которая в этом хаосе, свернувшись комочком, кажется, что-то бормотала себе под нос, я и Надежда не могли выдавить из себя и слово, лишь кивая, отводя взгляд вверх, ища хотя бы что-то напоминающее вертолет. За какое-то мгновение произошло слишком много, а сейчас хотелось спокойствия, хотелось в теплое помещение и забыть, что творится в мире. — Надя, там… Настя была. Она…- только сейчас я осознал, что девочки с кучерявыми волосами больше нет. Настасья. Она была светлым ребенком, не сделавшим ничего плохого. Она попросту не заслужила такой гнусной смерти. Мир слишком жесток. — Я видела, — тихо ответила Надя. В ее голосе были дрожь и страх. Эта смесь напугала меня еще больше, ведь я почему-то надеялся на ее привычное спокойствие. Но я ее понимаю. Из всех здесь присутствующих, она самая спокойная, хоть ее голос и глаза выдают панику.       Звуки криков и скрежета ногтей за дверью, все больше нагнетали обстановку, заставляя всех трястись от ужаса. Девушки со слабой психикой верещали от каждого шороха, а один парень даже пытался открыть дверь, чтобы помочь тем оставшимся беднягам за дверью, но он лишь получил по лицу от Надежды. — Ты что, блять, решил всех нас убить нахрен? — рявкнула девушка в порыве ярости. — Какого рожна, пацан? — Там же люди… — Да всем срать на них, — перебила криком Надежда. — Им уже не помочь. Раз ты такой крутой, так почему ты не спас их еще там, а? Да ты просто галимый трус, — а ведь она права. Мое сердце внезапно болезненно сжалось. Ведь, если подумать, я такой же трус, я так же спасал лишь свою шкуру, не обращая внимания на крики о помощи, не обращая внимания на людей, которые тянули руки мне навстречу. А вдруг я смог бы спасти Настасью?       Закончила свой разговор с парнем Надежда одним ударом ногой под ребро и, оттащив его рывком за шкирку подальше от двери, посмотрела на всех презрительным взглядом, от которого по телу прошелся табун мурашек даже у меня. — Есть еще бессмертные или те, которые сохранились? — спросила Надежда. В ответ поступило молчание, и лишь редкие всхлипы прерывали его. У этой невысокой девушки так умело получилось всех запугать. Краем глаза я заметил, что даже Техас чуть ли не сжимался в комок от ярости, которая фонтаном билась из сестры. — Подождите, вы слышите звук вертолета? — произнес я, вставая с колен и обводя черный небосвод взглядом. Только через пару мгновений показался блеклый свет, после — лопасти вертолета и, когда звук шума ветра стал почти оглушительным, можно было разглядеть его. И вот во мне загорелась надежда. Надежда, что нас всех заберут из этого жуткого места.       Это был пассажирский вертолет, рассчитанный на, примерно, десять пассажиров. Честно, я не сильно разбираюсь в технике, о вместимости этой чертовой железной птице я услышал краем уха от парней. Казалось, он летел медленно, будто управляющие им размышляли, нужно ли нас спасать. Все столпились у края крыши, все надеялись на спасение. Все, но почему-то не я. Это было неосознанное чувство, которое зародилось где-то в грудной клетке. Я же говорил, что у меня есть предчувствие плохого… — Значит так, вы вдвоем идете вперед, и не волнует, ясно? — скомандовал Техас, потянув Надежду за руку, чтобы мы были рядом, а то будто котята разбежались по углам и воем. Отчаянно и… — Оставьте меня здесь, — отчаянно и в панике. Еще немного и я бы заревел, но вовремя получил в ответ подзатыльник от Техаса. Спасибо, это было как нельзя кстати. — Завязывай с этим, Георгий, — внезапно появилась Мария, утирая со своих щек слезы. Ей тоже было страшно, она тоже чувствовала себя подавлено, но ее голос даже не дрожал. Она произнесла все с такой же интонацией, как и обычно, что придало мне уверенность, сил, веры. Вера… точно ли это была вера в хорошее? — Мы все попадем на этот борт и не ебет, — с уверенностью в голосе почти кричала Надя, дабы шум не помешал ее услышать.       Вертолет не стал садиться на крышу, а просто завис в воздухе. Веревочная лестница резко опустилась с борта и на крыше появились два солдата, вооруженные с ног до головы. Зачем-то один из них выстроил нас в линию, это было странно и до жути страшно. Крики за дверью стали неслышимы из-за шума лопастей, будто за той дверью не стояли десятки разъяренных чудищ. Сначала проходили парни, у них что-то спрашивали, вертели и давали пройти к лестнице. Первым на удивление на борту оказался Техас, я услышал Надин облегченный вздох от счастья. И тут пошло что-то не ладное со стороны военных: один из них начал отталкивать некоторых от себя, заставляя встать в еще одну линию.