***
Лени решил себя побаловать с дармовых практически денег и наконец-то попробовать хоть раз апельсин. Цветом заморский фрукт был вроде шевелюры Хрюшки и его младших братьев и сестёр. Торговка попробовала монету на зуб и выдала Лени один, побольше — как раз по деньгам. Волчонок решил не шиковать сразу, а то у господ иной раз не поймёшь — нахваливают чего, а на деле — гадость. Он понюхал кожуру — пахло тонко и приятно. Отодрал край. Торговка оказалась доброй женщиной, подсказала, что белую кожицу тоже лучше снять, если получится. Фрукт оказался смешной — сам на дольки делился. Лени очистил одну и положил в рот. Нет, господа не всегда неправы. Он блаженствовал, смакуя во рту сок, когда раздались далёкие фанфары и весь рынок пришёл в движение. Двор выехал на охоту. Сначала проскакали герольды, потом двинулась процессия во главе с герцогом Каффом и его сиятельной супругой Амалией. По правую руку от герцога Лени с удивлением увидел иларийского колдуна, одетого пышно и на восточный манер. И вид у него был такой важный, что Лени чуть не прыснул, благоразумно спрятавшись за бочку. Он вспомнил, как илариец в тот день стонал в трактире, что-то по-своему лепетал и всё норовил потом погладить его по голове. Видать, в путешествии себя не баловал плотскими удовольствиями. Поглядывая на процессию, Лени смекал, что раз едет илариец по правую руку от герцога, значит и титул у него никак не меньше. Кто там у них правит? Князья, что ли? Обещанное везение всё не приходило, но Лени не унывал — с деньгами и подальше от пьяницы-папаши он чувствовал себя прямо человеком. Ел, пил и отсыпался. Но не бездельничал, сбегал к знакомому кожевеннику, помог тому по хозяйству — просто по дружбе. А охота господская меж тем закончилась плачевно: герцогиню покусали дикие пчёлы — и смех и грех. Но принесли её в замок, и она вскорости скончалась в муках. Город погрузился в деланный траур — Амалия, хотя замужем была чуть больше года, уже успела печально прославиться: поговаривали, что она за спиной у мужа блудила с кем-то из охраны, да и нрава была вздорного и мстительного. Амалию похоронили, а потом пошёл слушок, что герцог вдруг запил — не от скорби по жене, а якобы та много чего перед смертью наболтала с перепугу, пока задыхаться не начала — перед мужем покаялась. Всю охрану герцогини распустили, даже не дожидаясь похорон — как положено, пышных и бессмысленных. Герцог сам закрыл двери крипты, передал тяжёлый ключ церковному служке, поспешно покинул собор и уехал в замок. Больше его трезвым не видели. Нет, думал Лени, жизнь определённо налаживалась. Вот оно как всё просто — отсосал колдуну, и удача не то что заулыбалась — того и гляди хохотать начнёт. Получив от кастеляна согласие, заночевал он в Хрюшкином доме. Отец приятеля не возражал, малыши — рыжие, как пригоршня апельсинов — тоже к нему привыкли, он даже спать их уложил, чтоб Хрюшка не кашлянул на мелких ненароком, не распустил заразу по дому. Утром поднялся с рассветом, встретил кастеляна у двери в герцогскую башню — тот хмыкнул довольно, думал, мальчишка опоздает. Лени ждал в комнате для слуг, и когда зазвонил колокол, возвещающий, что герцог проснулся, ему вручили чистое полотенце и большой кувшин с горячей водой, обмотанный салфеткой, чтобы не обжечься. Показали, по какой лестнице подниматься, и Лени поволок кувшин наверх. Лестница была длинной и местами крутой, кувшин увесистым, но пока что всё шло нормально. А запахи с кухни, которые волчонок уловил, пробегая мимо, сулили неплохое продолжение дня. Герцогскими деликатесами с ним, конечно, никто не поделится, но, Хрюшка говорил, у старого повара для мальчишек на побегушках всегда находится не только миска горячей каши, но и ломоть мяса, или куриная нога, или — совсем на худой конец — хороший шмат солонины. Нужную дверь Лени узнал сразу — там охранник стоял, суровый мужик. Смерил волчонка взглядом — будто насквозь просветил, хмыкнул недоверчиво. Но тут же с грохотом вылетел в коридор металлический кувшин, забренчал, катясь по каменному полу, — и подозрительный стражник не только пропустил, подтолкнул ещё мальчишку, поторапливая. Лени прошмыгнул в комнату, примыкающую к спальне, налил, как велено было, горячей воды в посеребрённый таз на столике у окна, и скромно отошёл в угол, подальше, чтобы не маячить перед глазами у герцога. Тот влетел в уборную мрачнее тучи, на Лени не взглянул, ругаясь под нос, как последний сапожник с рынка, покрыл щёки и подбородок специальной мазью для бритья и принялся отскребать трёхдневную щетину. Лени смотрел на сильную герцогскую спину, на его мятую рубашку, на не заправленные в сапоги штаны и думал, что мужики все одинаковые, когда пьют — что герцог, что простой работяга. На рукояти герцогского кинжала блестел камень — Лени засмотрелся, подошёл поближе. Внезапно правитель развернулся и отвесил ему оплеуху — волчонок еле устоял на ногах. — В подвал его! — гаркнул герцог, и тут же из-за двери появился охранник, скрутил Лени и поволок. Это называется везение? Обманул проклятый язычник.***
Сунули Лени в настоящую камеру. Он даже струхнул малость — за что, спрашивается? В камере было зябко, но хоть солома в углу ещё не сгнила. Лени уселся, обнял руками колени и стал ждать. Первый страх постепенно прошёл. В замке он находился совершенно законно, кастелян это запросто подтвердит, так что наказывать его не за что. Щёку старался не трогать — чувствовал жар, да ныло немного, но папаша во хмелю так колотил, что это были пустяки. Ругнул только заезжего колдуна — да и то больше для порядку, можно подумать, поверил в его враки. Ещё бы сказал, что Лени — принц потерянный, и папаша-король только и делает, что носом землю роет в поисках. Того гляди и до Вияма докопается, приедет к герцогу с вопросом — где сынок, а он вот вам, под надёжным замком, чтоб от счастья собственного не скрылся. Дверь распахнулась, и на пороге возник сам герцог. Лени встал и на всякий случай попятился в угол. — Раздевайся! — скомандовал его светлость. Вот смешной! Для этого нужно его было в застенок сажать? Или герцог — любитель поиграть в тюремщика? Лени кое-как торопливо скинул своё шмотьё и встал руки по швам. — Кто твой зверь? Это кто же его выдал? Хрюшка? Нет, не мог. — Да что вы, ваша милость, какой зверь? Я щенок ещё. Герцог подошёл ближе, осмотрел его с головы до ног, потом развернул к себе тылом и тут присвистнул. — И кто тебя так разукрасил, щенок? На следы от когтей не похоже... — он провёл ладонью по шрамам на спине. — Папаша родимый регулярно из меня нечистого духа изгоняет после полнолуния, о душе заботится, — ответил Лени, нарочно говоря слишком по-простецки, а сам поёжился от прикосновения. — Значит, о душе... — голос у герцога стал рассеянным, словно о чём-то далёком задумался. Или сомневался, что душа вообще существует. Волчонок всё ждал, что дальше — сам развлекаться станет или охранникам отдаст?.. От правителя несло таким перегаром, что не в каждом трактире унюхаешь, а в таком состоянии мужики на выдумку горазды — сами натрезво изумляются. Герцог развернул его к себе лицом, как куклу тряпичную, провёл по губам языком да впился в рот. А ладони как застыли на спине, так и не двигались. Целовал вроде жадно, а не щупал, не лапал, будто наплевать. «Это он после своей покойницы блудливой решил разнообразия поискать?» — подумал Лени, стараясь не начать отбиваться: целоваться с пивным бочонком — мало удовольствия. Он для порядку попытался застонать — клиентам такое нравилось, но вышло какое-то мычание. Герцог отстранился, толкнул его обратно на солому и крикнул зычно: — Эй, вы там! Вымыть, тряпки сжечь, запереть в моей спальне! — у порога он посмотрел на Лени в руках охранников, словно вспоминая о чём-то. — Ах, да... Найдите его папашу, удавите и сожгите к чертям весь дом... Герцог вышел, телохранитель — Лени даже рассмотреть его не успел — тенью последовал за ним. В камере остались только волчонок да тюремщик — оба растерянные. Заглянул ещё охранник, завернул мальчишку в плащ, на плечо взвалил и вынес из подвала. Тюремщик только вздохнул облегчённо да принялся сгребать солому со старенькой одёжкой — сказано сжечь, значит, сжечь. Волчонок отбиваться и не пытался — бить не били, а там мало ли как всё обернётся. Может, ещё и денег дадут, рубаху со штанами уж точно. Папашу-то найти попробуйте, сидит он дома, как же. Монеты-то под дверь Лени подсунул, как было велено, наверняка папаша где-то уже им применение нашёл. Что, станут все трактиры да кабаки прочёсывать? Насмешили! Но когда герцог наиграется и выбросит, можно свалить туда, где никто не знает, поискать работу — да нормальную. Или вообще податься к границе — там земли пустынные, никто искать не будет. — Господин Тьерри, — охранник сгрузил с плеча свою ношу, подтолкнул пленника к высокому, одетому в чёрное человеку, — вот этот. Велено вымыть дочиста и в спальню под замок. Кто такой был этот странный господин неопределённого возраста, Лени не понял. Может, камердинер. Он почти не говорил ничего, знаком велел пройти во всё ту же уборную, потом отвёл в ванную. Такой роскоши и удобств Лени даже на картинках в книжках не видел. Господин Тьерри дёрнул за цепочку, и опустился жёлоб, по которому в ванну полилась горячая вода, потом разбавил холодной из другого жёлоба. Кивнул — мол, залезай. — Я сам вымоюсь! — заявил Лени. — Конечно, сам, — прошелестел негромко Тьерри. Он поставил к бортику ванны столик на изогнутых ножках, на котором лежала новая мочалка и стояли флаконы с мыльными составами. Лени откупорил один — запахло травами. Он вымылся с удовольствием — грязным никогда не ходил, следил за собой, но такой роскошью глупо было не воспользоваться, вряд ли ещё когда доведётся почувствовать себя богатым господином. Один душистый настой — для волос, когда вымыл — зачесал их на лицо, принюхивался, жмурясь. Тьерри терпеливо ждал, пока он наплещется, а потом дал полотенце, велел вытереться как следует и отвёл в спальню герцога. — Я бы посоветовал тебе лечь спать, — сказал он, затворил дверь, и Лени услышал, как щёлкнул замок. Волчонок покосился на огромную кровать под балдахином, прошёлся по мягкому ковру — заморский ковёр, с длинным ворсом. В углу стояло высокое зеркало — тоже нездешнее, судя по чистоте отражения. Лени покрутился перед ним немного, шмыгнул. Герцог был мужик здоровый, воин, а не какой-то там неженка-аристократ. Придётся туговато. Лучше, правда, лечь спать. Может, после всего хоть пожрать дадут, прежде чем из замка выгнать. И всё-таки на кровать он лечь постеснялся, стащил одеяло, завернулся в него и притулился в кресле. —2— Амалия умерла. Этот факт герцог принял как-то сразу и относительно спокойно. Хуже было то, что он действительно не знал, что делать после её смерти. Не то чтобы герцога сразила женина неверность, это только в анекдотах муж узнает обо всём последним, в жизни не знает лишь тот, кто не хочет знать, а владетелю Вияма было всё равно. К чёрту, закрыли склеп, забыли, живём дальше — вот только как? Внутри поселилась какая-то щемящая пустота. Пока что получалось заливать её вином. Тьерри и Барток не говорили ни слова, но взгляды... Кристиан их прекрасно понимал, хотя и делал упрямо вид, что ничего не замечает. И как раз в то утро, когда он решил, что пора завязывать с горем и питьём, появился этот мальчишка. Разноглазый зверёныш, по повадкам — уличная потаскушка, возможно, это герцога и привлекло — спьяну, хотя, сказать по правде, он не помнил. Хмель ушёл — а с ним и хмельная логика. За каким-то чёртом приказал же запереть его в своей спальне, о чём, признаться, совершенно забыл за день. Да и на кой он сдался? Никогда на мальчиков не тянуло. Принимал каких-то просителей, даже решения принимал, под вечер забрёл на тренировочный двор, получил от Мастера мечей выволочку, каких с малолетства не припоминал. Два часа мечом махать с тяжелого похмелья — почище каторги будет. Кристиан быстро постиг всю глубину идиотизма, которым страдал последние несколько недель, и зарёкся когда-либо повторять подобные глупости. Возвращался к себе, ни головы не чуя, ни ног, ни рук. Дёрнулся в спальню — а дверь на замке. Герцог подумал, что сходит с ума, да Барток напомнил, что ждут его там. Мысль ещё мелькнула — мальчишка с голоду не помер? Кристиан постоял, посмотрел на сонный комок в кресле. Ребёнок совсем, ресницы длинные, кожа нежная, спина, плечи в шрамах — и у кого рука только поднялась? Перевёл взгляд на синяк на скуле — почувствовал жар от стыда. Убить ведь мог, придурок пьяный. Утром решил лекаря позвать — пусть посмотрит, что можно сделать. И с лицом — ну тут-то проще будет, и со шрамами. Хоть новую кожу наращивай, не ходить же мальчишке так всю жизнь — исполосованным. Будить мальца не хотелось. Герцог осторожно переложил его на кровать и укрыл одеялом. Разбудил всё-таки — понял по дыханию, но сделал вид, что не заметил. Отлежался малость в горячей ванне — ровно настолько, чтоб до кровати доползти и до утра не подниматься. Волчонок передвинулся на самый краешек — спал или нет, Кристиану было уже всё равно. Он лёг рядом, сгрёб мальчишку в охапку прямо в одеяле и почти мгновенно уснул. Утром, послушав, как волчонок сопит во сне, герцог осторожно соскользнул с кровати, чуть не охнув и дав себе зарок — больше не пить и не отлынивать от занятий с Мастером. Не успел он умыться, позавтракать и отдать распоряжения насчёт волчонка, как доложили о визите высокого гостя. Принц Мальтус был существом эксцентричным, и, по мнению герцога, лоботрясом. Ждал, пока отец загнётся, жил в своё удовольствие, путешествовал, влипал в истории. Считалось, что жители Гутрума не знают, кто такой Хантер — охотник и странник. Ну, кто-то и не знал, возможно, а остальные делали вид, что так и надо. Кристиан немало удивился, что принц вообще явился по делу — все знали о готовящихся увеселениях при дворе, и раньше его высочество прибыть в замок не пожелали. А теперь ещё принц заговорил о политике и всё пытался вникнуть в дела на границе и ситуацию с набегами зверолюдов. Да как Виям готовится, хорошо ли натренированы наёмники. Герцог отвечал терпеливо, а про себя думал: шёл бы наследник себе и дальше развлекался. Наконец этот странный визит закончился. Кристиан вздохнул облегчённо, проводив взглядом удаляющуюся царственную особу. Зачем явился, чего хотел? Махнул рукой, вернулся к себе. Парнишку должны были накормить, Тьерри позаботился бы о нём. Волчонок сидел на подоконнике и курил самокрутку. Не иначе у кого-то из охраны выпросил. Гневаться герцогу было не на что: не запретил сам — получается, что разрешил. Одежду, подходящую по размеру, мальчишке ещё не нашли, и тот замотался в простыню. Залезал в сундук, значит. Действовал по обстоятельствам — тоже молодец. Кристиан подошёл к нему, отобрал самокрутку и выкинул в окно. Прикинул расстояние до мощёного двора внизу и решительно стащил мальчишку с подоконника. — Тебя кормили? Мальчишка вцепился в простыню, чтобы не соскользнула, кивнул поспешно. Кристиан хмыкнул про себя — ну надо же, застенчивый какой, повернул его лицо, присматриваясь к разбитой щеке. Вроде смазана чем-то, да и синяк побледнел. Значит, лекарь тут тоже побывал. — На окно не лазь больше, — сказал строго. — Пятна крови двор не украшают. Провел пальцами по здоровой щеке. — Как тебя зовут? — Лени, — тихо сказал мальчишка. — И Крысёныш ещё, это чаще. Но это не мой зверь, — добавил торопливо. — Лени, — повторил Крис. — А какой твой? — Волк, — сказал мальчишка ещё тише, опустил глаза. — Что ж, волк, или щенок, — герцог отошёл на шаг назад, подумав, не слишком ли он вдруг расчувствовался, — твой папаша вчера подписал все бумаги, так что теперь ты принадлежишь мне. Ему отвалили за тебя целый кошель — тот и стал его камнем на шее. Так с ним на дно твой папаша и ушёл. — В Вияме нет законов, по которым бы покупали людей, — тихо, но твёрдо промолвил волчонок. — Я свободный гражданин, а не чья-то собственность. — Станешь, — кивнул герцог. — В восемнадцать лет. А до тех пор, — развел руками с усмешкой, — у тебя есть лишь те права, которые позволит опекун. Родитель или любой другой по его выбору. В твоём случае — это я. У Лени приоткрылся рот от изумления. Герцог был готов поклясться: мальчишка думает, что попал в руки к ненормальному. — Зачем вам это, ваша светлость? — Кристиан. Зови меня Кристиан. Волчонок быстро глянул по сторонам, вцепился в простыню, которой был замотан, так, словно её пытались с него содрать вместе с кожей. Попятился от правителя, хотя бежать всё равно было некуда. — Зачем вам это, ваша... Кристиан? К его удивлению, герцог задумался. Пожал плечами. — Да чёрт его знает, на кой ты мне, — сказал рассеянно. — Не жмись ты к стенке, не трону. Поживёшь в замке, лекарь спину подлечит, может, подучишься чему. Захочешь в восемнадцать уйти — держать не стану. — Спину уже не вылечить, — покачал головой Лени. — Если после полнолуний шрамы остаются, так они разве что побледнеют со временем. Он подошёл поближе. — Зря вы, Кристиан. Полнолуние уже совсем скоро. Вот после него и уходить не придётся — сами выгоните. — С чего ты взял? — герцог усмехнулся. Снова смерил мальчишку взглядом, открыл резную дверцу шкафа, протянул волчонку черную рубашку. — Надень пока. Утром Тьерри подберёт тебе одежду. — Грязно это, — буркнул волчонок, взял рубашку, придерживая простыню, потом плюнул на всё, размотался, бросил простыню на кровать и натянул рубашку, доходившую ему почти до колен. — Грязно и противно. Невольно провел пальцами по тяжёлому шелку, пуговицам, каждая из которых стоила, небось, как дом, где они с папашей жили, — разве думал когда-нибудь, что наденет такое? — Забирайся под одеяло, — сурово велел Кристиан. — Простудишься, босиком по каменному полу. У волчонка заурчало в животе. Завтрак был, конечно, вкусным, но когда он был!.. Просить Лени не хотелось, в то, что мужчина и дальше будет спать с ним, тиская, как любимую кошку, как-то не верилось. Всё было странно и непонятно. Он вздохнул, откинул край одеяла, сел, прижавшись спиной к подушке. В животе заурчало громче. Он вздрогнул, обхватил колени руками, не глядя на хозяина. — Да ты голодный, — сказал тот, совсем не сердито. — Сейчас принесут обед. Ты что любишь? — Не знаю, — признался Лени. — Волкам полагается любить мясо. Кажется. Герцог нахмурился, но ничего не сказал. Метать молнии в утопленника не имело смысла. Он позвонил в колокольчик и велел подавать обед на двоих. Лени поставили на постель столик на низких ножках — он даже усмехнулся, глядя на такую диковину. Для герцога поставили стол отдельно неподалёку от кровати. Волчонок набросился на еду, стараясь не слишком-то показывать голод и соблюдать хоть подобие приличий. Герцог любил простую пищу, без особых поварских ухищрений. Но всё было вкусно, просто как в раю. Подумав, как бы, правда, не оказаться в раю после полнолуния, Лени чуть не поперхнулся. Кристиан налил ему в бокал вина, но волчонок испуганно замотал головой. — Нет, я не пью. Нельзя мне. — Не подумал, сейчас всё исправим. — Позвонив слуге, герцог велел принести ягодного морса. — Расскажи мне о полнолунии. — Я… не чокнутый, — забормотал Лени, — и не опасный, я ваш запах почую. Только я ничего не соображаю, когда перекидываюсь. И это больно. Жар будет — и до, и потом. Мне бы чуланчик какой, чтобы никто не видел. «И ты не видел», — говорили его глаза. — Но только не надо меня запирать, ладно? — А что надо? — Не знаю… Бить не надо, запирать не надо, а другое я не знаю. Герцог тут возвёл глаза к потолку. Лени с испугом увидел, как тот побагровел от гнева, но сдержался. — Завтра колдуна спрошу, — сказал Кристиан. — Вроде бы какие-то средства есть для оборотней, чтобы не так… больно было. — Я, — пискнул Лени. — Я как-то под дождём того… было легче. С водой-то. — Вот это уже дело. «Утопит, — обречённо подумал мальчишка. — А может, и к лучшему? Может, это и есть та небольшая удача, о которой колдун говорил, — пожить хоть несколько дней, как человек, а потом помереть быстро и без мучений». — Ванна большая, наберём туда воды, — продолжил герцог. Лени представил себе, как с него слезает кожа, и слизь стекает — в той-то роскошной ванне, прямо на мраморный пол, и стиснул зубы, чтобы не разреветься, но слёзы всё равно потекли. — Ты что это? — послышался ласковый голос. — Не плачь. — Герцог неловко утёр ему щёки. — Доедай, а я в кабинет пойду, с делами разбираться. Позвонишь потом в колокольчик, и у тебя поднос заберут. — А можно с вами? — спросил мальчишка нерешительно. — Пожалуйста. Я буду тихо-тихо... Герцог подождал немного, вытер губы салфеткой и бросил её на столик, посмотрел на быстро опустевшую тарелку волчонка и позвонил в колокольчик. — Тогда пошли. Не успел Лени вылезти из кровати, как герцог подхватил его под мышку, как кулёк, и понёс в кабинет. Волчонок не пикнул, но когда его поставили на пол, отбежал к книжному шкафу. Герцог, впрочем, на него и не взглянул, а уселся себе за стол и принялся шуршать бумагами. Успокоившись, Лени уставился на шкаф. — Можно взять книгу? — Бери, — ответил его светлость, не поднимая головы. Лени посмотрел на корешки и нашёл большой том про морские путешествия. Улёгся на диван попой кверху и первым делом принялся изучать гравюры. В книгу в середине была вшита карта. Развернув её, Лени стал обозревать окрестный мир. Вот Гутрум, на севере — там, где герцогство Виям, он граничит с дикими землями зверолюдов. Длинная территория у герцогства, прикрыла всю северную границу. Но войско всё больше состоит из наёмников, так что в Бранне, столице Гутрума, могут спать спокойно. На Западе два небольших герцогства — Земерканд с одноимённой столицей и Каррас со столицей в Ахене. Оба города на самом берегу. Про Земерканд Лени слышал — богатый город. Он посмотрел на близлежащие страны, про которые почти ничего не знал: Опал, Лиман, Макения, Ушнур и Калхедония. Нет, про Калхедонию что-то слышал. Вроде неспокойно там, дерутся за власть. Лени взглянул восточнее и увидел Иларию — за степями и высокими горами. Ничего не знал Лени и о Притце — королевстве к западу от Гутрума. От Калхедонии его отделяла длинная горная гряда по всей границе. Поелозив носом по карте, волчонок заглянул и в текст — сперва искал картинки, потом понемногу вчитался. То тут абзац, то там, пока не задремал на книжке. Чем ближе было полнолуние, тем больше сил ему требовалось набрать, — а значит, нужно было больше есть и спать. Первый раз за ещё недолгую жизнь у него был шанс достаточно окрепнуть для предстоящего превращения. Он не слышал, как герцог прошёлся по кабинету, как принёс свой плащ, и проснулся, только когда из-под головы у него вытащили уже слегка обслюнявленную во сне книжку, подложили подушку и укрыли сверху. — Спи, спи, — прошептал большой и сильный хозяин и погладил по голове. И волчонок опять уснул.