От Иларии до Вияма. Часть первая

― 1 ― Капитан Деррин Айт был родом из Земерканда, где ещё сохранилась вера в предков, так что, помолившись Единому, он не забыл попросить покойную матушку встретить его на пороге вечности, когда придёт его час сложить голову на плахе. И не только голову, но и конечности, потому что связь с женой сюзерена приравнивалась к измене, а за это полагалось четвертование. По его разумению, спустя столько дней после смерти супруги герцог только поднакопил злости. Остаться в живых ему помогло бы разве что чудо, каковых в подвалах герцогского замка не происходило отродясь, а стало быть, всё, что ещё оставалось бравому некогда воину, ― это собрать все силы и умереть, как мужчине и солдату. Клацнули засовы, капитан попытался держаться мужественно, хотя сердце заколотилось ― всё же смерть на поле боя и пытки герцогского палача ― вещи несравнимые. Герцог не сразу спустился по лестнице в камеру: сделав пару шагов, он остановился и посмотрел на капитана через решётку ― того специально не били, но, судя по виду, он пытался оказать сопротивление схватившим его людям Бартока. Капитана же удивило то обстоятельство, что герцога сопровождал только телохранитель. Он, конечно, вполне мог заменить заплечных дел мастера ― ещё как мог, но обычно герцог его редко заставлял марать руки. ― Кто у нас здесь? ― поинтересовался герцог, стоя на лестнице и глядя через решетку. ― Дезертир Деррин Айт. Или дезертир и убийца. Хороший вопрос. ― Я никого не убивал, ваша светлость, ― сказал капитан относительно твёрдым голосом. Он старался говорить ровно, но от здешнего холода у него уже зуб на зуб не попадал ― в Земерканде его схватили в гостинице и так в одной рубашке без куртки и сапог в Виям и доставили ― на телеге, как колодника. ― Не считая сломанного носа и вывихнутой челюсти, я вашим людям никакого ущерба не причинил. ― Охраняемый гибнет, а начальник охраны с непривычной резвостью мчится через ближайшую границу, ― всё тем же тоном светской беседы продолжал герцог. ― Наводит на размышления. На подозрения даже. Я хочу знать, как умерла герцогиня. Меня там не было, а ты был. Барток не шелохнулся за плечом герцога, хоть и отметил про себя ― «герцогиня». Не «моя жена». Не «Амалия». Кажется, загадка смерти герцогини перестала для Кристиана быть личным делом, а превратилась в сложный, запутанный узел. Просто нельзя оставить неразвязанным. Деррин на эти тонкости внимания не обратил. Цельность собственной шкуры и остальных частей тела сейчас казалась первостепенной задачей. Он прослужил Кристиану пять лет и помнил ― чем спокойней тот кажется, тем большей кровью пахнет дело. А кровь на кону сегодня была его собственная. Барток отпер замок, и оба вошли в камеру. Капитан только поднялся на ноги, подобрав цепи. ― На герцогиню целый рой накинулся, и что тут можно было сделать? ― ответил капитан спокойно. ― Это видел весь двор. Как смогли, отбили, доставили в замок, но даже колдун оказался бессилен. ― Какие пчелы нехорошие, ― сказал герцог. ― А главное, твари неразумные, что с них взять? Охрана не виновата, колдун не виноват, никто не виноват. Герцогиня не иначе сама дура, что в лес выбралась. Капитан пожал плечами. ― Делайте, что хотите, ваша светлость, но это всё, что я знаю. Кое-кого из дам герцогини тоже укусили пчёлы, но несильно ― да те сами их разозлили: махали руками, носились по поляне, как взбесившиеся кобылы. ― Флакон, ― герцог откинул руку назад. Барток положил в неё безделушку синего стекла. ― Итак... откуда в спальне герцогини взялось вот это? ― поинтересовался Кристиан, предъявляя флакон с духами арестанту. ― Не спеши, подумай. Капитан замотал головой ― мол, откуда мне... ― Может, горничная знает... ― спросил хрипло. Все еще пытаясь отрицать то, что и так пол-Вияма знало. А второй половине просто было наплевать, что капитан бывал в спальне герцогини чаще, чем законный супруг. Осталось только понять, к которой из половин относился сам герцог. Аноним, чья записка предупреждала капитана об опасности, мог и соврать. Впрочем, чертов телохранитель герцога наверняка был в курсе. Всегда всё знал, словно демон какой-то. ― Поставим вопрос иначе, ― промолвил герцог. ― Кого принимала у себя герцогиня вечером накануне охоты, или, может быть, с утра? Капитан заколебался. ― Кроме тебя самого, естественно, ― добавил Кристиан. ― Предположим, пока, что ты действительно не причастен к случившемуся. ― Кроме старшей фрейлины и экономки, к ней заходил Марч... граф Марч, но пробыл недолго и вышел хмурым, ― усмехнулся капитан невольно, вспомнив, что это «вышел» означало: Марч вылетел за дверь, бормоча себе под нос «чёртова кошка». ― Дворцовый лютнист заходил ― видимо, выяснить пожелания хозяйки насчёт песен на привале. И князь из Иларии ― тот пробыл дольше остальных. ― Это правда? ― спросил герцог, да не арестанта, своего охранника, так и торчавшего столбом у него за спиной. Барток смерил Деррина взглядом, от которого у того ― несмотря на то, что и так замерз, ― мороз прошел по коже, а после в жар бросило. ― Да, ― сказал Барток. ― Можно верить. ― Снова князь, ― задумчиво сказал Кристиан, развернувшись к выходу и, похоже, мгновенно выбросив узника из головы. ― Может, мне просто не хочется, чтоб он был причастен? Да и зачем ему Амалия, Единый прости... Барток мрачно покачал головой, глядя на герцога. Негоже при арестанте строить предположения. А ещё подумал, что это было чертовски красивое убийство. ― У меня есть кое-какие мысли, ― промолвил он и добавил, ― потом. ― Да, ― кивнул Кристиан. Снова повернулся к бывшему своему капитану, посмотрел с сожалением. ― Избавься от него. И уже в коридоре, один на один, добавил. ― Пусть живёт. Я обещал. ― Живёт ― это очень расплывчато, ваша светлость, ― хищно усмехнулся Барток. ― Пусть живет, ― повторил Кристиан. Усмехнулся. ― Устрой ему побег. Пусть остаток жизни трясется от каждого шороха, уверенный, что это за ним. Герцог ушёл, а Барток вернулся в камеру. ― Ну, теперь мы с тобой потолкуем, ― промолвил он. Капитан побледнел. ―2― Лени уже спал. Герцог посмотрел на него, тяжело вздохнул, поправил на мальчике одеяло и прошёл в кабинет. Отперев шкафчик, он достал оттуда кувшин с вином и кубок. Чёртов князь никак не шёл у Кристиана из головы. Поверить в то, что при первой же встрече чужак проникся к герцогине такой неприязнью, что закрутил всю эту сложную муть с рехнувшимися пчелами, было невозможно. Просто из вежливости поднес духи, а состав ― как бы помягче высказаться ― не подошёл виямским пчёлам? Понятно было бы, если не признался после смерти, что духи его, но зачем дарил в такой тайне? Да и эта встреча с блудным принцем никак не забывалась. Постучавшись, в кабинет заглянул Барток. Обычно бесстрастный телохранитель выглядел так, словно накурился дурной травы. ― Будешь? ― вяло спросил герцог, указывая на кувшин с вином. ― Вы же знаете, ваша светлость: я не пью, ― возразил Барток. ― Мы одни, ― сказал герцог. Мальчик, спавший в соседней комнате, явно не принимался им в расчет. ― Слушаю тебя. Барток открыл было рот, но Кристиан его остановил, поставил на стол второй кубок. ― Садись, сделаем вид, что я пью не в одиночку. Хмыкнув, телохранитель сел. ― По поводу герцогини, я тут подумал: очень похоже, что, если князь её убил, то он мог это сделать поневоле. Своего интереса у него не было. Но мои люди мне неоднократно докладывали о его перемещениях в прошлые годы, когда он путешествовал через Гутрум. Его иногда видели вместе с принцем. Нельзя сказать, что они приятели ― просто охотились вместе, иногда устраивали привалы. Принц мог попросить князя, а, может быть, и как-то надавить. А иларийцы, надо сказать, большие фаталисты. У них на всё воля богов. Очень похоже, что князь предоставил герцогиню именно их воле. ― А чем Амалия не угодила иларийским богам? ― спросил Кристиан. ― Или нашему принцу? Он решил бороться за нравственность и крепость семейного очага? ― Так что не сделаешь ради дамы, ― усмехнулся Барток. ― Крепко же Раис его зацепила, ― хмыкнул Кристиан, ― просто любопытно ― чем? ― Думаю, что князь мог бы нас просветить на этот счёт. А ведь он, мой господин, по-прежнему охотится в лесу на левом берегу Петраны, вот что любопытно. Или так уверен в своей безнаказанности, или что иное у него на уме. ― Так давай спросим его, ― предложил герцог. ― До левого берега скакать недолго. Малыш спит, у нас есть время. «Сегодня нескучный день», ― подумал Барток. ― Сию минуту распоряжусь, чтобы седлали коней, ― сказал он, вскакивая на ноги. ― И, Барток, ― сказал Кристиан ему вслед, ― спасибо. За всё. Верный телохранитель замер у двери, обернулся и посмотрел на герцога. ― Вы меня пугаете в последнее время, ваша светлость, ― сказал он серьёзно. ― Становлюсь похож на человека? ― без улыбки спросил Кристиан. ― Вы и раньше им были, ― спокойно ответил Барток. ― Но вы человек сильных страстей… ― Он помолчал. ― Надеюсь, вы нашли то, что вам нужно. С вашего позволения. ― Поклонился и вышел. Герцог приоткрыл дверь в спальню, послушал ― тишина. Он подкрался к кровати, склонился над спящим волчонком, убрал с влажного лба прядь волос. Лени крепко спал, дышал ровно. ― Я тоже надеюсь, ― шепнул герцог. ― Нет… уверен. ―3― Барток направлял коня вдоль русла ручья, впадающего в Петрану. Когда они с герцогом переправились через реку на пароме, прикрыв лица капюшонами, было ещё относительно светло, но в лесу сумерки превратились в ночь. Впрочем, на Бартока можно было положиться ― он, кажется, в темноте видел так же хорошо, как и при свете. ― Это там, ― сказал телохранитель, спешиваясь, когда берег ручья сузился, и кони начали под седоками соскальзывать копытами в воду. Дальше они пошли пешком. Вскоре сквозь листву показались отблески костра. Герцог с Бартоком подходили к лагерю сбоку, так что когда вышли на поляну, то увидели шатёр, и сам костёр, и князя со слугой, сидящих подле. Слуга как раз что-то наливал князю в чашку из посудины, напоминающей кувшин, только с узким носиком. ― Достань ещё две чашки, Али, у нас гости, ― промолвил Шалья. ― Вечер добрый, ― сказал Кристиан. Барток молча окинул взглядом поляну, князя, слугу, промолчал по обыкновению, но препятствовать герцогу не стал, не видя непосредственной угрозы. ― Пусть боги будут милостивы, ― кивнул князь, приложив ладонь к сердцу. ― Присаживайтесь к огню. Вы когда-нибудь пили чай, герцог? ― Чай? ― удивился Кристиан, усаживаясь у огня. Посмотрел на Бартока. ― Вкус может показаться непривычным, ― сказал тот. ― Но напиток совершенно безвреден, ваша светлость. В первый раз, возможно, будет трудно заснуть. ― А вы не всегда жили в Гутруме, правда, Барток? ― спросил князь. Али наполнил чашки какой-то тёмной горячей жидкостью. Перед князем на земле была расстелена плотная ткань, на которой стояли тонкие деревянные тарелки с сушёными фруктами и, вероятно, сладостями. Герцог таких никогда не видел. Али передал одну чашку Шалье, а тот протянул её герцогу. ― Не бойтесь, чай не отравлен, ― сказал он. Барток взял чашку из рук князя, пригубил, выждал пару мгновений и передал её Кристиану. Князь рассмеялся. ― Служба прежде всего, ― сказал он. Барток снова занял свое место за плечом господина. Смерил только Шалью странным ― понимающим, что ли? ― взглядом. ― Садись ближе, ― сказал ему Кристиан. Мгновенная заминка ― и Барток опустился на землю у костра. Князь передал ему чашку. Телохранитель почему-то чувствовал себя как-то странно напряжённо, хотя вторично пригубил напиток и похвалил: ― Хороший чай. Кристиан попробовал. ― Странный вкус. ― Угощайтесь, ― промолвил Шалья, указывая на тарелки. ― Сладкое хорошо оттеняет вкус чая. Барток кивнул, словно благодаря. Увидев, что Кристиан явно собирается последовать совету и заедать новый напиток сладостями, опередил его, попробовав понемногу с каждой тарелки. У Али глаза широко раскрылись. Он взглянул на господина с оскорблённым видом. Тот что-то тихо сказал ему по-иларийски. Слуга встал, поклонился и ушёл в шатёр. ― Что-то не так? ― спросил герцог, медленно потягивая чай. ― Непривычный вкус, резковатый, но приятный. ― Али не в курсе всех моих дел, ― пояснил князь. ― А у нас гость священен и за трапезой никого не травят. ― Тут он почему-то болезненно поморщился. ― Хороший обычай, ― кивнул герцог. ― Жаль, у нас не везде прижился. Чашечки были маленькими. В отсутствие Али князь взял на себя обязанность наполнять их чаем. ― У нас также не принято задавать гостям вопрос о цели их визита, ― сказал он. ― Однако думаю, что вы приехали не чай пить. ― Сегодня в замке умерла служанка, ― сказал герцог. ― Искусана пчелами. Князь опустил голову. ― Духами соблазнилась? Кристиан кивнул: ― Похоже, объяснять ничего не надо? Барток с интересом посмотрел на князя. Тот был спокоен, как море в штиль. ― Всё на ваше усмотрение, герцог, ― сказал Шалья. ― Зачем вы это сделали? ― спросил Кристиан. ― Увы, я не колдун, как обо мне говорят в Гутруме, ― ответил князь, ― был бы колдуном, справился с той женщиной. Кажется, её зовут Раис. Никогда не встречал, хотя ваш принц её знает. С ним путешествует одна девушка ― мечтает попасть в школу магов в Бранне. Ей всего восемнадцать. Я с ней знаком. Она ещё совсем дитя ― почти как ваш Лени. Раис наложила на неё порчу и потребовала у принца, чтобы он убил вашу жену. Или нашёл способ убить. Порча должна была исчезнуть сама после смерти герцогини. ― Всё-таки Раис, ― сказал Кристиан, посмотрев на Бартока. Тот кивнул. Отныне ведьма становилась его проблемой. ― Ещё вопрос, князь. Лени, как я понял, был свидетелем того, как вы с принцем сговаривались. Но мальчик жив. Даже убрать с улиц его умудрились именно туда, где его свидетельство имело бы и смысл, и цену. ― Я бы, конечно, мог сделать так, чтобы он всё забыл, ― князь пожал плечами. ― Но зачем? И меня вы легко нашли, герцог. Да я и не собирался бежать или прятаться. ― Это-то меня не удивляет ― я про память Лени, ― Кристиан чуть улыбнулся. Протянул князю чашечку, и тот снова её наполнил. ― Что же вас удивляет? А вот Барток точно удивлялся одному обстоятельству. Ему хотелось задержаться и потолковать с князем ― просто поговорить. Он нутром чуял в его спокойствии не доведённую до крайности честность и не безрассудную смелость, а равнодушие к тому, что с ним станется. ― Удивляет то, что вы и скрыться не пытались, ― сказал Кристиан. ― Впрочем, дело ваше. Судя по тому, что мальчика вам, как он помнит, послали боги, затея эта вам не слишком пришлась по душе. Что до остального... я узнал, кто виноват, прочее малозначительно. Возможно... ― он бросил взгляд на Бартока, ― возможно, у моего телохранителя будет к вам пара вопросов... Тут Барток наклонился к его уху и возмущенно зашептал, что он ни за что не отпустит герцога возвращаться в одиночестве по ночному лесу и по ночному городу ― это его работа, в конце концов, ― сопровождать господина. ― Я пока выпью ещё этого... чая, ― сказал Кристиан. ― Не возвращаться же тебе потом... по ночному городу и ночному лесу. Князь провёл пальцами по губам, стирая непрошенную улыбку. ― Вы не против? ― спросил Кристиан. Шалья покачал головой. ― Может, отойдём в сторону? ― спросил Барток. ― У меня вопросы, скорее, личные... Князь удивлённо взглянул на него, но только кликнул слугу и велел занять гостя. А сам встал и жестом указал Бартоку в сторону от шатра, отметил, что телохранитель герцога и там из поля зрения господина своего не выпускает. ― Очень красивая смерть, ― сказал Барток. ― Снимаю шапку. Для человека, который умеет так изящно действовать и проявляет столько заботы об уличном мальчишке, вы странно безразличны к собственной судьбе. ― К сожалению, небезболезненная, ― промолвил князь. ― Но герцогиня хотя бы очистилась от грехов перед смертью. А мальчишка ещё удивит всех. На последнее замечание Бартока он ничего не ответил. ― Почему вас так волнует очищение герцогини и так безразлично собственное будущее? ― повторил Барток чуть более настойчиво. Князь со спокойным равнодушием взглянул на телохранителя. ― Всё в руках богов, ― сказал он. ― Раз уж обмен не состоялся ― смерть за смерть, то моё будущее вполне предопределено. ― Начало фразы противоречит её же концу, ― сказал Барток. Губы его внезапно тронула улыбка. Если бы Шалья знал, насколько редко это зрелище... Князь бросил мимолётный взгляд вверх. Он был ниже Бартока почти на целую голову. ― Боги не только даруют, но и отнимают. И смертный ум не может постичь смысла их деяний. Или бездействия, ― прибавил он. Барток улыбнулся снова. Похоже, разговор доставлял ему неподдельное удовольствие. ― Я слышал, в Иларии есть особые люди, которым только и позволено размышлять о делах богов? ― Священники толкуют волю богов, монахи приносят им жертвы своей жизнью ― также и у вас. Князь слегка нахмурился. Он не совсем понимал смысл разговора, но восточная вежливость требовала поддерживать его, тем более ради этого разговора его гость изменил своим привычкам. ― Но вы не священник? ― уточнил Барток. Шалья покачал головой. ― Тогда вам не стоит думать о путях богов, ваша милость. Они и сами вас отыщут, если захотят. ― Каждый человек может думать о воле богов и об их путях… У нас с вами странный разговор, Барток. Князь посмотрел в сторону костра. ― Ваш господин не сможет уснуть в эту ночь ― он выпил слишком много чая. ― Это к лучшему, ― кивнул телохранитель. ― Ему есть о чем подумать. Возможно, даже попросит найти ему чай и научить его готовить. ― Я пришлю вашему герцогу тюк со следующим караваном из Иларии, ― улыбнулся князь. Барток меж тем разглядывал Шалью. В Иларии мужчины царской крови традиционно носили длинные волосы ― у Шальи спускались ниже лопаток и были заплетены в несколько кос с серебряными наконечниками на концах. Одет он, правда, был по-гутрумски, полагая, что по стране лучше путешествовать, приноравливаясь к обычаям местного населения. Да и слуга его тоже следовал примеру господина. ― Караван ― слишком долгий и ненадёжный путь, ― сказал Барток. Ему захотелось коснуться этих кос, убедиться, что и на ощупь они такие же тяжёлые и шелковистые, какими выглядели. Однако с венценосной особой так поступать не следовало, и он смирился. Что-то странное чувствовал он в этом заморском госте. Еще более странное, чем умение убивать, не вызывая подозрений, да необычное сочетание экзотической внешности с привычным нарядом. Что-то понятное и заметное только его ― не глазу даже, чутью. ― Наша страна слишком далека от вашей, ― промолвил князь, ― и по суше, и по морю уйдёт одинаковое количество времени. На суше подстерегают грабители, на море ― шторма. Хотя опытный капитан всегда успеет завести корабль в надёжную бухту, а что случится завтра в той же Калхедонии ― не может сказать никто. ― Наверняка есть и третий путь, ― сказал Барток. Усмехнулся, тряхнул головой. ― Если его светлость заинтересуется, я что-нибудь придумаю. Посмотрел на Кристиана ― тот сидел у костра, чаю больше не пил, рассеянно бросая в рот цукаты. Похоже, ночь размышлений уже началась. ― Что вы собирались делать дальше, ваша милость? ― спросил Барток князя. ― Вы ведь обычно именно из Гутрума возвращаетесь на родину. ― Приятно сознавать, что за мной тут приглядывают, ― неожиданно весело рассмеялся Шалья. ― Доберусь до Ахена, сяду на иларийский торговый корабль и поплыву домой. ― Хотя бы эта мысль вызывает у вас улыбку. Попутного ветра, ― пожелал Барток. ― В это время года он всегда попутный, ― кивнул князь. Он тронул Бартока за рукав. ― Ступайте к герцогу. Ему пора уже возвращаться домой. А вдруг кто-то проснётся и встревожится? Телохранитель на мгновение накрыл ладонью пальцы Шальи на своем рукаве. ― У волчонка крепкий сон, ― сказал с едва заметной усмешкой. ― Но мы поторопимся. Князь посмотрел на руку Бартока, и на лице его отразилось какое-то скорбное недоумение, словно он хотел спросить: «Зачем?» Он не был оскорблён прикосновением человека ниже себя по рангу, как можно было ожидать от восточного властителя, а просто удивлён и чем-то огорчён. ― Доброй ночи, ― мягко сказал Барток. ― Счастливого пути. ― Благодарю. И вам спокойной ночи. И пусть попрощались они, но князь, конечно, вернулся к костру. С Кристианом они обменялись вежливыми, но отстранёнными поклонами. Герцог не совсем представлял себе пока что, как относиться к князю. Понятно, что не как к врагу, ― к вражде душа не лежала. Ах, если бы не это внезапное препятствие в лице умерщвлённой Амалии, они могли бы стать друзьями и союзниками. Кристиан досадливо морщился под капюшоном, пока они вели коней под уздцы до более или менее широкой тропинки. Отломив прут, он в сердцах стегнул им по траве, сбивая нежные, молодые метёлки. ― Как вам чай, ваша светлость? ― поинтересовался Барток. ― Чёртов чай! ― вдруг расхохотался Кристиан. Он передал Бартоку поводья и отошёл в кусты. ― Никак целый чайник в вас влили? ― с добродушной ехидцей спросил верный телохранитель. ― Да уж никак не меньше, ― отозвался герцог, выходя из кустов и завязывая шнуровку на штанах. ― И о чём ты так долго там с князем шептался? ― Занятный он, ― сказал Барток. ― Думал разузнать кое-что, а оказалось ― пути богов обсуждаем. Они пошли дальше. ― Ну-ну, ― усмехнулся герцог. ― Получается, не разузнал, что хотел? ― Кое-что… для остального, надеюсь, время придет ещё, ― уклончиво сказал Барток и усмехнулся. ― Его милость обещал вам тюк чая с ближайшим караваном прислать. Примете дар? Герцог придержал коня, и Бартоку тоже пришлось остановиться. Кристиан ткнул телохранителя пальцем в середину перевязи. ― Князь тебе понравился! ― заявил он. ― Он занятный, ― повторил Барток, явно соглашаясь. ― Ха! ― воскликнул герцог, словно ему рассказали весёлую историю. На переправе Барток вложил два пальца в рот и заливисто свистнул, вызывая паромщика. Пришлось повторить зов трижды, прежде чем тот вышел на крыльцо, поливая их отборной бранью. Барток в накладе не остался, так что детина, вооружившись дубиной, погнал паром на их сторону, с намерением обломать двум хлыщам бока. ― Паромщик у нас один, ― напомнил Кристиан на всякий случай. ― Чтоб лодки туда-сюда гонять, живым быть не обязательно, ― хмыкнул Барток. ― Ты полегче. Мне только со священниками браниться не хватало. ― Чего по лесу шастаете? Замышляете чего? ― завопил на них паромщик, сразу благоразумно не приставая к берегу ― под плащами-то не разглядеть: есть мечи или нет? ― Замышляем, ― сказал Барток, откидывая капюшон. ― Как бы тебя на тот свет спровадить. В свете фонарей, горевших по бокам парома, детина разглядел его хорошо, уронил дубину, бормоча покаянные речи и скорее подгоняя паром к берегу. ― Да, ваша милость, разве ж я знал? А тут государственное дело. Сейчас-сейчас, не извольте волноваться, не гневайтесь, доставлю в лучшем виде. Барток пропустил герцога вперёд, провел коней. Смерил паромщика взглядом, от которого тот почему-то вскинул свободную от ворота руку, делая «козу» и воровато направляя её в спину «лютого». Предполагаемый демон на жест никак не отреагировал, вопреки всеобщему поверью, а лишь подобрал оброненную дубину, принялся разглядывать заинтересованно. Герцог, глядя на всё это, заливисто расхохотался, запрокинув голову, так что капюшон соскользнул, и тут паромщик крякнул от испуга и так заработал воротом, что, наверное, никто ещё до них быстрее на другой берег не переправлялся. Бартока так и подмывало проехаться пару раз дубиной по подставленной спине ― причалив, паромщик не переставал кланяться, ― но только сплюнул и бросил дубину в воду, окатив детину брызгами. ― Они ведь, правда, считают тебя демоном, ― сказал Кристиан. Барток пожал плечами. ― Священники не жалуются, ― сказал он. ― Правда, мы почти не общаемся. Кристиан хмыкнул и хлопнул телохранителя по плечу, заставив того в который раз за день внутренне вздрогнуть, испугавшись за рассудок господина. Они вскочили на коней и во весь опор поскакали к замку. Наконец кони были отданы на попечение сонному конюху, Кристиан отпустил Бартока отдыхать, а сам для начала заглянул в ванную ― с вечера вода в котлах почти остыла, но да и он не какой-нибудь изнеженный граф Марч. Ополоснувшись, герцог прокрался в спальню ― соседняя комната ещё не была готова до конца, и Кафф вообще старался ложиться, когда волчонок уже спал ― от греха, как говорится, подальше. Лени, правда, во сне все равно прибивался к нему, утыкался носом то в грудь, то в плечо, то в спину и посапывал тихонько, явно довольный. Кристиан уже и сомневаться начал, что вторая спальня им понадобится когда-нибудь. И всё же радовался мысленно, что спать стал в длинной сорочке, а не в чём мать родила, как раньше. Кристиан вошёл в спальню, и его ждал неприятный сюрприз. Лени не спал. Он зажёг свечу на сундуке для белья, а сам сидел, нахохлившись, у высокой спинки кровати и мрачно смотрел на вошедшего герцога. ― Ты что не спишь, Лени? ― спросил Кристиан, тревожась. ― Нездоровится? ― Я проснулся, а тебя нет, ― ответил волчонок, глядя куда-то в сторону. ― И в кабинете тоже. ― Мне нужно было уехать, малыш, ― словно оправдываясь, сказал Кристиан. ― Поговорить. Надеялся, успею обернуться. Лени почувствовал себя ревнивым идиотом. Да и станешь таким, как подумаешь, будет ли мужчина, который раньше не отказывал себе в плотских удовольствиях, поститься непонятно по какой причине. ― Капитан что-то рассказал, да? ― Почти ничего, ― сказал Кристиан, присаживаясь на кровать и чувствуя облегчение ― мальчик-то, оказывается, о нём волновался. Это было так непривычно. И приятно.― Упомянул одного человека, а дальше мы с Бартоком сами додумали. ― А кого? ― Лени сполз вниз, откидывая одеяло. ― Ложись, не выспишься ведь. Завтра опять чуть свет встанешь, ― проворчал он. ― За день надо много успеть, ― кивнул согласно герцог, садясь на кровать и скидывая с ног остроносые туфли. ― Мы ездили к князю ― он расположился в шатре на том берегу Петраны. Вернулись бы раньше, да Барток с ним чего-то разговорился. ― С Бартоком? ― Лени даже поёжился. Представил вдруг, что герцогский охранник и с ним «разговорится», когда Кристиана не будет рядом. ― Да ты его не бойся, он свой, ― беспечно промолвил герцог, растянувшись на постели. ― Погоди. Ты сказал: капитан упомянул одного человека… ― Лени улёгся на живот, глядя на хозяина. ― Но ведь не князь же виноват? ― Герцог промолчал. ― Он, да? ― Кристиан кивнул. ― И что ты теперь будешь делать? ― Не знаю, ― сказал Кафф честно. ― То есть что-то наверное надо сделать, но... Не хочется. И Шалья такой, будто не мою, а свою женушку с этого света на тот спровадил. Если б не Марта, забыл бы я вообще обо всем... Герцог потёр переносицу, раздумывая. ― Вот что... ― решил он наконец. ― Пошлю завтра Бартока сказать ему, что коли чувствует за собой вину из-за смерти Марты, может её семье помочь ― не называясь, не сообщая подробностей. А что до меня... ― Кристиан взъерошил светлые волосы жадно глядевшего на него мальчишки. ― Я склонен считать происшествие несчастным случаем. Единый взял ― Единый дал. Лени улыбнулся. ― Наоборот ведь? Дал и взял. ― Нет, ― Кристиан легко коснулся пальцем кончика его носа. ― Всё именно так. Кто-то, кажется, спать хотел? ― Ага, ― и Лени, радуясь, что всё хорошо закончилось, подвинулся ближе и обнял герцога, с явным намерением вздремнуть у того на плече. ― Спи, ― шепнул тот и коснулся губами лба волчонка. Вот теперь он был готов проклинать княжеский чай. И как уснуть? Впрочем, точно ли чай был тому причиной? Кристиан не был уверен, что заснуть ему не дают несколько чашек терпкой жидкости, выпитые у костра, а не тёплый, сладко сопящий, доверчиво прижавшийся мальчишка. Но не пора ли быть честным ― не мальчишка, а юноша. Пусть ростом не вышел пока, но сложён-то уже по-мужски, и хорошо сложён. Да и голос ― пусть и не низкий, но уже не мальчишеский. Вот и пушок уже над верхней губой вовсю пробивается, да и на подбородке ― не так заметно при светлых волосах, но через год брадобрей уже станет и волчонка посещать по утрам. Кристиан смотрел на спящего и думал, не сам ли он ищет любого повода держать парнишку на расстоянии? И ребенком зовёт — уговаривая то ли себя, то ли его, что им не суждено быть вместе. А ведь Единый не слишком строг к своим небезгрешным детям. Не сильно вникая в то, как они развлекаются, запрещал лишь насилие да кровосмешение... и дети подпадают под оба запрета. «И вот как исполнится волчонку восемнадцать, завалю его на обе лопатки с чистой совестью?» ― с сарказмом подумал герцог. Лени засопел, прижался к нему теснее. «Кто кого еще завалит», ― мелькнула у Кристиана мысль, он улыбнулся, обнял волчонка в ответ. Чтобы как-то отвлечься, стал думать о невинных, но очень приятных вещах ― как Лени вспомнит верховую езду, и они поедут с ним вместе на заставы, или к старому барону Джулиусу, а ещё лучше ― в Ахен, на осеннюю ярмарку. Волчонок увидит новые места, ему понравится… Под такие радужные картины Кристиан не заметил, как заснул. ―4― Герцог поднялся до рассвета, посмотрел на волчонка, раскинувшегося в постели, подсунул ему подушку вместо себя, и поспешил совершить омовение холодной водой. Сосредоточиться на делах по утрам становилось все труднее. Ещё не дождавшись брадобрея, успев натянуть штаны и сапоги и даже не заправив в штаны рубашку, он выглянул в коридор и велел охраннику позвать к нему Бартока. Телохранитель явился мгновенно, словно бы из воздуха нарисовался в следующую секунду. ― Вернись к князю, ― попросил его Кристиан. ― Не думаю, что утром он уже снялся с места. Насчет Марты с её семьей и со своими богами, надеюсь, он договорится. А у меня нет никаких претензий. Понимаешь? ― Точно так, ― кивнул Барток. Он поспешил в конюшню. Приказ герцога давал ему возможность не размышлять по поводу второго шанса, но господин и не указал сроков для возвращения, не сказал: «поезжай, передай и возвращайся немедленно». Постоянное нахождение рядом с Кристианом было для Бартока скорее привычкой, чем необходимостью. За годы службы герцогу он воспитал целый выводок всегда готовых к услугам господина то ли телохранителей, то ли личной гвардии, то ли неслышных шпионов и незаметных убийц. «Мои волки», звал он их ― про себя или порой один на один с Кристианом. А теперь у герцога был и настоящий волк. Барток усмехнулся ― безумие или нет, но скучать господин определённо не будет. Давешний паромщик расстарался не на шутку, переправляя его на другой берег ― пот так градом и стекал с малого. На другом берегу Барток сразу же свернул на уже знакомый маршрут, а когда пошёл пешком, то вскоре сапоги его были уже мокры от росы. Лагерь был на месте, и в нём спали, причём оба ― и хозяин, и слуга. Над потухшим костром, однако, вился еле заметный дымок ― знать, легли-то поздно. Барток осмотрелся, подбросил в огонь охапку хвороста, присел у костра, ожидая хозяев. Странная беспечность князя вызывала у него удивление, и он сказал себе ― с улыбкой ― что позаботится о герцогском госте, хочет гость того или нет. Слуга князя оказался не столь безнадёжен ― он тут же выскочил из палатки (видимо, спал при входе) ― вид у него был такой уставший, словно он и глаз не сомкнул. У Бартока почему-то зашевелились ревнивые подозрения насчёт этого Али. По-гутрумски слуга говорил неважно ― с сильным акцентом. Пробормотав приветствие, он нырнул в шатёр. Через некоторое время появился и князь ― только на сей раз на нём были надеты шальвары и длинный кафтан без рукавов прямо на голое тело. Барток нахмурился, неизвестно, почему. Какое, в конце концов, ему было дело до иларийца, его слуги и того, как они проводили ночь. Ему просто надо было передать слова господина, вот и всё... Хмурый вид гостя озадачил князя. ― Да пошлют вам боги хороший день, ― сказал он, подходя к костру. ― Какие вести вы принесли сегодня? Барток вспомнил о манерах, встал и поклонился. ― Герцог просил вам передать, что хотел бы оставить в прошлом трагический несчастный случай с его супругой, свидетелем которого вам пришлось стать, ― ровным голосом сказал он. ― Передайте герцогу мою благодарность, ― ответил князь. ― Если вы не торопитесь, будьте моим гостем и позавтракайте со мной. Барток посмотрел на князя ― он не выглядел, как человек, утомлённый приятными ночными баталиями, скорее как человек, не выспавшийся из-за кошмаров. ― Благодарю, ― сказал он уже менее мрачно. Помедлил. ― Надеюсь, хотя бы часть кошмаров оставит вас, ваша милость. Лицо князя тут оттаяло, явив всю палитру богатой южной мимики ― удивление, улыбка, ирония и приязнь последовательно сменились на нём. Он кликнул Али, и тот быстро расстелил у костра коврики, развернул давешнюю импровизированную скатерть, поставил на огонь чайник. ― Садитесь, Барток, ― пригласил Шалья, располагаясь поудобнее и скрещивая ноги. ― Завтрак не гутрумский и не иларийский. Походный. Раз вы принесли хорошие вести, то мы с Али двинемся в путь сегодня. Хотел вас попросить, раз уж вы так удачно посетили меня, не могли бы вы передать семье погибшей служанки кое-что от меня? Барток кивнул. ― Конечно, ваша милость, ― сказал он. ― Мне не трудно. Слуга тем временем хлопотал, действуя ловко и быстро ― принёс хлеб, нарезал копчёный олений окорок, разложил на тарелке и понёсся к ручью. Вернулся с миской молодого редиса, тут же оттяпал ему хвостики, мелко порубил вместе с зеленью, посолил, посыпал перцем и заправил оливковым маслом. Спросив о чём-то князя на родном наречии, услышал ответ, сбегал в шатёр за ложками, а потом опять побежал к ручью. ― У нас есть ещё форель ― со вчера в садке томится, ― пояснил князь. ― Благодарю, ― повторил Барток. ― Я немного ем, ваша милость. ― Нам до самого вечера не слезать с седла, ― словно извиняясь, промолвил князь. Он разломил лепёшку и подал половину Бартоку. Тот взял, снова словно случайно соприкоснувшись пальцами. Видимо, это «словно» от князя укрылось или он не видел ничего странного в этом прикосновении. Барток опять помрачнел, ел молча, наблюдая за хлопотами Али, вернувшегося с потрошёной рыбой и глиной, чтобы облепить ею рыбу и запечь. ― Опытный путешественник, ― заметил он. ― Мы так уже лет восемь странствуем ― пять месяцев в году. ― Весь сезон дождей? ― спросил Барток. ― Вы, должно быть, очень не любите дожди, ваша милость. ― В чужих краях я вполне способен их терпеть, ― уклончиво ответил Шалья. Услышав слово «дожди», Али поднял голову, и в глазах его появилась настороженность. ― Кажется, я сказал что-то не то, ― заметил Барток. ― Нет-нет, ничего страшного. Али просто… устал за эти восемь лет. Слуга что-то возмущённо залопотал по-иларийски, и князь ему ласково улыбнулся, сказал пару слов. Али кивнул, быстро облепил рыб глиной, разворошил угли, пристроил форель, завалил углями сверху и ушёл в шатёр. Барток заметил, что рыбин было три. ― Устал от путешествий или от возвращений? ― спросил Барток. Помедлил, вглядываясь в лицо князя. ― Или от кошмаров, что мучат вас обоих? ― Вы любопытны, ― спокойно заметил князь. Взяв палочку, он постучал по глиняной оболочке рыбин. ― А расспрашивать вы не привыкли. Скорее, требовать ответа. ― Я никогда не требую, ― сказал Барток. ― Но всегда получаю. Князь добродушно усмехнулся. ― И чего же вы хотите? Он с интересом посмотрел на Бартока. Того нельзя было назвать красавцем, какие нравятся гутрумским благородным дамам ― да, лицо мужественное и суровое, выражение бесстрастное или угрюмое. Высокий, крепкий, жилистый ― кажется, его остов был обвит мышцами, как древесный ствол ― лианами. Но вряд ли кто-нибудь смог забыть его, раз увидев ― из-под густых бровей остро смотрели очень светлые глаза ― как лёд на вершинах Великих гор. Услышав вопрос, он повернулся к князю против света, зрачки слегка расширились, и Шалья увидел в них своё отражение. ― Ответа, ― Барток говорил мирно, казалось, улыбался даже, но князь вдруг поежился, словно от реки или от этого странного гонца потянуло холодом. ― Ответа на что? ― На мой вопрос, ― сказал Барток терпеливо. ― От чего вы устали? ― подумал мгновенье, прибавил вежливо: ― Ваша милость. ― От жизни, господин Барток, ― ответил князь спокойно. ― Она бывает утомительна, ― признал охранник. ― Но так или иначе можно справиться со всем, ― он усмехнулся, ― с помощью богов хотя бы. ― У богов своё мнение о справедливости и о милосердии, Барток. Но к чему все эти разговоры? ― Их мир иной, ваша милость, а мнения... ― Барток пожал плечами. Лицо князя стало холодным и отрешённым. Барток понял, что перегнул палку. ― Простите, ваша милость, ― сказал он, чуть склонив голову. — Ничего. Некоторое время они ели молча, князь первым нарушил молчание. ― Ну, что? Оценим форель? Барток кивнул, решив не отказываться от предложенного. Тем более, что боги, в которых верил князь, считали такое поведение крайне оскорбительным. Князь занялся рыбой сам, снимая затвердевшую глину вместе с кожей и чешуёй. Дал немного поостыть, разложил сочную мякоть по тарелкам и позвал Али лишь затем, чтобы и его тоже наделить форелью. Подходящая рыба, чтобы жарить на привале ― мало кто может её испортить неумелым приготовлением, а слуге князя опыта было не занимать. Ели по-походному, не чинясь. Разговор тоже увял сам собой. Барток все думал, что за кошмары гонят и гонят иларийца в дорогу, да и по пути не дают ему покоя. От чая телохранитель отказался ― как можно более вежливо. Князь на прощание вручил ему увесистый мешочек с деньгами ― родственникам Марты. Барток сунул его в суму у седла ― решил на обратной дороге заехать в дом Марты, отдать пожертвование, убедиться, что родственники удовлетворены и дурного в голове не держат. А заодно решил послать нарочных, чтобы не выпускали князя из поля зрения. Не то чтобы угрозу чувствовал, нет, просто для чего-то хотелось всегда знать, где этот невеселый илариец. Так, на всякий случай.