— Я даже подарю тебе поцелуй. Питер не знал, что это такое. Он протянул руку ладошкой вверх. — Подари. — Ты знаешь, что такое поцелуй? — Подаришь, так буду знать. — Венди не хотела его смущать. Она протянула ему наперсток. *** — Так что можешь подарить мне поцелуй. — А я думал, ты подарила его мне навсегда. — Ой, я совсем забыла. Подари мне, пожалуйста, наперсток. — А что это еще такое? — Это вот что. Венди поцеловала его в щеку.
Джеймс Барри
— Себ, можно мне приехать? Ты дома? Лина почти не звонит по телефону: пишет в чате или отправляет голосовые сообщения. Я обычно ворчу, мол ох уж эта молодежь, совсем разучилась правильно пользоваться телефонами! Но никогда не упрекаю ее всерьез, зная, что телефонные звонки заставляют ее нервничать. Сегодня исключение. Увидев на экране номер, я собирался уже пошутить, не разучилась ли она печатать? Но слова и тон Лины заставили сдержаться. Обычно звонкий и бодрый, ее голос вдруг оказался тихим и сиплым, будто тяжелая рука крепко стиснула тонкое горло. — Да, я дома, приезжай, — мне понадобилось время, чтобы отозваться. Почему-то спросить, что случилось, язык не повернулся. — Вызвать тебе такси? Где ты? — Я уже еду, — из динамика вырвался тяжелый вздох, — просто хотела убедиться, что ты дома. Буду минут через пятнадцать. Она не стала дожидаться моего ответа, сбросила вызов, оставив в звенящей тишине квартиры растерянным. Первым порывом было позвонить Эду, спросить, почему его благоверная вдруг сорвалась неизвестно куда посреди ночи? Но тот был в очередном туре и вряд ли взял трубку. Да и наши отношения оставались прохладными, и я порой замечал, с какой неохотой он отпускает Вэнди на встречи со мной. Была ли ревность Эда оправданной? Едва ли. Я никогда не позволял себе смотреть на Лину, как на потенциальный любовный интерес. Ни в начале знакомства, ни разойдясь с Марго прошлой весной. Но буду честен с самим собой, соблазн был. Она, взрослея на моих глазах, расцветала. В румынском замке я встретил ее двадцатилетнюю, вчерашнего подростка, забавную и нескладную. Она не верила в себя, пряталась за остротами и только начинала жить. Сейчас, к двадцати четырем годам, Вэнди уверенно стояла на ногах, став очаровательной молодой женщиной. Во всяком случае, в моих глазах очаровательной. Но было вопросом времени то, что Эд сделает ей предложение, и я был рад оставаться лучшим другом, даже разглядев Лину. Октябрьский ветер швырял в окна пригорошни дождя и палых листьев. Я в задумчивости и нервозности мерил гостиную шагами, гадая, что могло произойти. Почему она позвонила мне в три часа ночи, почему не позвала к себе, а поехала сама? Что выгнало ее из дома в такую погоду? Из квартиры, которую она с такой любовью обустраивала и называла своим убежищем. Я в который раз подошел к окну, всматриваясь в раздробленный каплями дождя темный пейзаж. Вот подъездную дорожку осветили фары и по гравию зашуршали колеса малинового матиза. Я чертыхнулся про себя, накидывая кардиган и идя к входной двери. Додумалась сесть за руль сама! Ну я ей сейчас… Лина начала водить совсем недавно, и делала это в весьма резкой и своеобразной манере. в последний раз Соня после поездки с ней едва ли не бросилась целовать асфальт. Я сдержался, пусть меня и сильно укачало. Когда я вышел на улицу, Лина безуспешно пыталась вытащить из багажника чемодан. Вопросов в моей голове стало на сотню-другую больше, но то, с каким отчаянием она, не замечая дождь, дергала за ручку, заставило повременить. — Дай я, — я накрыл ее ладонь своей, останавливая. Вэнди вздрогнула, поднимая на меня взгляд, полный боли и паники. — Иди в дом, ты уже вся вымокла. Не хватало, чтобы заболела. Я достану чемодан и тоже приду. Я старался говорить как можно мягче, но вместе с тем не давать ей выбора ослушаться. Она не шелохнулась до тех пор, пока я не потянулся и не поцеловал ее в лоб, касаясь невесомо пальцами кудрявого затылка. — Иди в дом, Вэнди. Лина кивнула и, стоило мне отстраниться, направилась к дому, волоча рюкзак, с которым почти не расставалась. Всегда шутила, что его содержимого хватит ей на три дня на необитаемом острове. И когда она вытащила оттуда штопор, а затем пару колготок, я перестал в этом сомневаться. Чемодан зацепился колесиком. Обнаружив это, я без труда вытащил его и покатил под крышу. Кардиган и футболка холодом липли к коже, напитавшись дождевой водой. Что ж, я давно посматривал на бутылку виски, подаренную мне некогда отцом Лины. Нам обоим нужно согреться, да и разговор явно будет не из легких. Вэнди мялась посреди гостиной, натягивая на ладони рукава бордового джемпера, облепившего хрупкую фигуру. Вся промокшая, дрожащая и ссутулившаяся под грузом своих невзгод она казалась призраком себя прошлой. Мы будто снова оказались в Карпатах, когда она подвернула ногу и мы ночевали в горах. Мы будто снова оказались в кухне ее тетки, когда Соня вытаскивала из ее ног осколки стекла. Самодовольство вдруг подняло голову: это я нужен Лине, это в моих объятьях она прячется в тяжелые времена. Я — ее тихая гавань. Но стоило мне вглядеться в ее лицо с подтеками туши на лихорадочно красных щеках, на дрожащие искусанные в кровь губы и опухшие веки, как к горлу подкатил ком, а в груди стала разрастаться ярость. Кто бы ни сделал ей больно, он сильно не обрадуется, когда я все выясню. — Лина, — я позвал ее, подходя ближе. Её имя из моих уст звучало непривычно, так редко я им пользовался, прибегая к прозвищу. Вэнди. Подруга Питера Пэна, которым она окрестила меня в день знакомства. А я подыграл. Не мог не подыграть, настолько обаятельной была ее улыбка. — Лина, посмотри на меня. Я протянул руку, почти дотронувшись до ее подбородка, но она сама вскинула голову. Мы оба замерли. Мои пальцы в миллиметрах от ее лица. Я почти чувствовал тепло и мягкость ее кожи. Серо-зеленые, будто трава под талым снегом, глаза вглядывались в мое лицо, словно не узнавая. — Он лгал все это время, — Вэнди произнесла это скорее для себя, нежели пытаясь объяснить мне ситуацию. Вдруг оба ее тонкопалых кулака обрушились на мою грудь, а губы искривились в рыданиях. — Ненавижу, когда ты прав, Себ, ненавижу… Я не останавливал её, давая лупить себя, пока не прошла вспышка, и голова Лины не склонилась к моему плечу, а руки не повисли вдоль обессилевшего тела. В моей голове складывался пазл. Лина могла сбежать из любимой квартиры — их с Эдом квартиры — только в одном случае. И ненавидеть за правоту она меня могла только в одном случае. Как и два года назад, так и сейчас, мне хотелось достать Эда из-под земли и в эту же землю закопать. Желательно по кусочкам. Благо задний двор у меня большой. Но это подождет. — Ты вся промокла, девочка моя, — я бережно привлек Вэнди к себе. — Да и я тоже. Давай мы переоденемся в сухое, я налью нам выпить и ты мне все расскажешь? По-хорошему, тебе бы в горячую ванну. — Посидишь со мной в ванной? — попросила она и осеклась. Она все еще прятала лицо на моем плече, но мне не нужно было его видеть, чтобы понять, что она покраснела от неловкости. Переживала, что я неправильно истолкую ее слова. Но я слишком хорошо знал Лину. Она боялась остаться наедине со своими мыслями и натворить глупостей. Поэтому я согласился. Так мы очутились в ванной, наполненной горячей водой. Не будь сидящая напротив меня девушка Линой, не думаю, что мы сидели бы вот так — в белье и друг напротив друга, не касаясь. Но это была Лина. И я не имел права даже думать о том, что между нами могло бы быть. Я ждал, пока она будет готова заговорить сама. Оба стакана с виски так и стояли на по углам ванной не тронутыми. Пар от воды сделал воздух тяжелым и влажным. Злость во мне то вскипала, то затихала. — Надо было прислушаться к тебе тогда, когда ты говорил, что он будет поступать со мной так раз за разом, пока я буду ждать и надеяться, как идиотка. Я сбился с мысли и вздрогнул, уже не чая услышать ее голос. Вэнди смотрела на меня измученно. Тонкие руки оплели колени, прижимая их к груди. — Он лгал все два года, — из ее горла вырвался хриплый смешок. Я кивнул на стакан с виски, предлагая выпить. Лина пожала плечом и сделала пару глотков, морщась. С крепкими напитками у нее так и не заладилось. — И спал с Сашей все два года. «Я так ценю, что ты мне доверяешь, Полли, и совсем не ревнуешь»! — она театрально взмахнула рукой со стаканом. — Если бы Саше не надоело, я бы так и не узнала. Пожалуй, стоит выбрать самую ржавую лопату. И побольше соли. Чтобы не воскрес. — Она написала мне, попросила встретиться в баре. Приехала в Нью-Йорк, пока Эд в ЛА, — продолжала Лина между глотками виски, будто тот мог прижечь рану на ее сердце. — Показала историю переписки, общие фото, даже фрагмент видео, где они… Она не договорила, начала давиться словами и подступившим к горлу кому, глаза наполнились слезами. Я аккуратно вытащил из судорожно сжавшихся пальцев стакан. Не сдержался, коснулся горячей щеки Вэнди, погладив. Собственные ладони вмиг показались слишком большими и грубыми, чтобы вот так касаться этой девчонки. Я не спас ее маленькое глупое сердце. Позволил рыжему проходимцу обмануть и усыпить мою бдительность сладкими песенками и обещаниями беречь Лину. Мою Лину. Как я мог кому-то доверить её? Неожиданно она прижалась щекой к моей ладони, склонив голову набок и прикрыв глаза. Шумно выдохнула. — Я так была зла на него, ты не представляешь. Уж я-то представляю. Будь у меня чуть меньше здравого смысла, я бы уже покупал билет до Лос-Анджелеса и писал бы другу, держащему целую коллекцию ножей. — Из бара поехала домой, но находиться там было невыносимо. Каждая мелочь напоминала о нем и том, что он сделал. О том, что вся его любовь была фальшивкой. Я была удобной для него. Никогда ни о чем не просила. Не ревновала и не задавала лишних вопросов. Любила настолько, чтобы закрывать глаза на промахи и красные флажки. Лина потянулась за моей рукой, когда я убрал ее. В глазах на сей раз читалась досада. Я положил ладонь на ее колено, погладив кожу большим пальцем. — Я собрала самое нужное и ушла из дома. Конечно, придется вернуться за остальными вещами… — Ты одна туда не вернешься, — я произнес это резче, чем хотел бы. — Я поеду с тобой. Помогу собрать вещи. — Спасибо, — она накрыла мою ладонь своей. — Вернусь к Ане, поживу пока у нее. — Ты можешь остаться у меня. Слова слетели с губ раньше, чем я осознал, что хочу этим сказать. Ты можешь остаться у меня, Лина, и дать мне шанс показать тебе, какой жизни ты заслуживаешь. Очнись, Себ, ей только твоих внезапных чувств не хватало! Ответить взаимностью она тебе не сможет, не сейчас, когда ей душу вынули. Еще и маяться чувством вины начнет из-за этого, отстранится… Или воспримет как предательство: лучший друг вдруг захотел затащить в постель. Я отпил виски. Как так вышло, что стоило Эду самоустраниться, и в мою голову полезли подобные мысли? Будто я только и ждал его ухода, словно разрешения действовать. — Ты можешь остаться настолько, насколько хочешь, — добавил я, наблюдая, как подушечка ее пальца прослеживает костяшки на моей ладони. — По правде, здесь слишком много места для холостяка. Я на второй этаж-то не каждый день поднимаюсь. — Ты так и не рассказал, почему Марго тебя бросила, — Лина перевела тему, убирая руку и подливая виски в оба стакана. Голос стал спокойнее. Алкоголь и примерный план действий — лучший способ хотя бы на время успокоить ее. За годы дружбы я это заучил. Вэнди была из тех людей, кто не может не решать проблемы, и непонимание, что делать дальше, пугало ее больше, чем необходимость собирать свое сердце по осколкам. — Потому что она меня не бросала, — я пожал плечами и сел пониже, опираясь спиной на бортик. Стопы теперь почти касались бедер Лины, а ее колени оказались между моими. Взяв с меня пример, она тоже расслабилась. — Мы просто разошлись. А решили говорить, что она меня бросила, потому что у Марго оказалось больше яиц, чем у меня, чтобы завести разговор о расставании. Я понял, что остыл к Маргарите еще на Рождество. Собравшись за столом с друзьями, строящими планы на год со своей парой, я не мог вымолвить ни слова — будущее вдруг стало таким зыбким. Я больше не видел в нем Марго. И ловя ее неловкий взгляд, понимал, что она — тоже. Вплоть до апреля мы пытались воскресить чувства. На холодильнике даже появился график свиданий, как в начале отношений, когда мы стремились каждую свободную минуту провести вместе. Пробовали новое в сексе. Марго пару раз устраивала мне излюбленные скандалы, вот только уже без огонька. Под конец даже порывались сходить к семейному психологу, пока в одно мартовское утро Марго не поймала меня перед пробежкой и не сказала: «Себ, давай остановимся, пока не стало хуже?». И мы остановились. — А в апреле вы оба разъехались на съемки, — подвела итог моему рассказу Лина, явно сконфуженная. — Я думала, все из-за того красавчика, с которым она снималась… Почему ты не рассказал мне раньше? Еще зимой. Я хотел. Хотел прийти к ней, положить голову на колени, покаяться. Чтобы она подсказала, что делать. Девочка, у которой всегда было решение для всех, кроме себя самой. — Ты была с Эдом в туре, помнишь? Вы уехали сразу после праздников. — Если бы ты попросил, я бы вернулась, — она свела брови, поджав губы. — К тебе бы я вернулась. Но смог бы я тебя отпустить потом к рыжему, Вэнди? — Он бы тебя не отпустил, — парировал я. — Вспомни, сегодня первый раз за полгода, когда мы наедине. Лина осеклась. Задумалась, маленькими глотками допивая уже второй стакан. — Я говорила, что ненавижу, когда ты прав? — Уже три раза за этот вечер. — Но я могла бы попытаться приехать. — Я не хотел, чтобы вы поссорились из-за меня. — Ты мой лучший друг. — Которому тридцать шесть и он сам может решить свои проблемы. — Самообманом? — Мне есть, у кого поучиться. Не я два года принимал мерзавца за ангела. — Раз ты такой прозорливый, то что ж не вправил мне мозги? — Так я пытался, но ты упертая, как баран! — Пусть я упертая, но не трусиха! — Лучше бы ты была трусихой, а не наивной дурой! Она поставила со звоном стакан на угол ванной и принялась вставать. Предсказуемо, что ноги у нее разъехались — скользкая ванна и виски сильно способствовали этому. Вода выплеснулась на пол. Я крякнул, приняв на себя вес девичьего тела. Уперевшись руками в бортик по обе стороны от меня, Лина смотрела широко распахнутыми глазами. Я обнимал ее одной рукой, другой вцепившись в край ванной. — Прости, я хватил лишнего. Давай мы еще посидим, и я помогу… …Дойти тебе до комнаты. Я не договорил. В следующее мгновение мой рот был занят поцелуем, настолько неожиданным и отчаянным, что я опомнился, уже вовсю отвечая на него. Виски горчил на губах Лины, которые я сминал своими в жадности. Прижимая ее к себе, я не мог перестать думать о ее теле. О быстро вздымающейся и опускающейся груди под плотным кружевом. О подсолнухах на бедре, там, где их пересекала ткань. На долю секунды я был готов на многое, лишь бы рассмотреть это тату полностью. А после дал себе мысленную пощечину. Помни, черт возьми, о ком ты думаешь! И не смей. Тронешь ее хоть пальцем — сам себя не простишь. И она тебя не простит, когда придет в себя. Я мягко отстранил Вэнди от себя. Знала бы она, каких усилий над собой это требовало. — Я очень этого хочу, но не так. Не от того, что ты пьяна и пытаешься заглушить боль. — Себ… — в ее голосе звучали мольба и беспомощность. Я смотрел на ее припухшие от поцелуев губы и до одури хотел дать слабину. — Мы поговорим утром. На трезвую голову. Я позволил ей встать и уйти, завернувшись в полотенце. На ногах Лина держалась нетвердо, но с обычным упрямством. Понял, что не дышу, когда она хлопнула дверью в гостевую комнату и я резко выдохнул. Итак, она меня поцеловала. Сама. Не при тех обстоятельствах, какие я бы хотел, но тем не менее. И скорее всего использовав меня как замену. Но на губах ее вкус, ее пылкие касания и горячее дыхание. Будь я ей совершенно безразличен, она бы не решилась, правда?.. Перестать думать о поцелуе я не мог до того момента, как два часа спустя услышал вибрацию телефона. Я уже собирался устроиться удобнее на диване в гостиной (я запретил себе подниматься на второй этаж, чтобы не было соблазна зайти к Лине), но звонить не прекращали. Я нашел телефон во внешнем кармане лининого рюкзака. Предсказуемо, что звонил Эд. Что я там говорил про лопату, соль и двор? Вот и случай подвернулся. Не закопаю тело, так хоть позлорадствую. — Не очень-то уважительно звонить даже своей женщине в три часа ночи, тебе так не кажется, рыжий? — Какого черта у тебя телефон Полли? — Такого же черта, что толкнул тебя ходить налево, — я плюхнулся на диван. — И тебе очень повезло, что ты не в Нью-Йорке. — Ты мне угрожаешь? — Эд не стал препираться. — Мы не в кино, — я закатил глаза. — Но к ней я тебя не подпущу. Одного раза хватило. Тогда я спустил тебе все с рук. Подумал «ну оступился парень, бывает». На одну измену закрыть глаза можно. На два года вранья — нет. — Ты не можешь решать за Полли, — в голосе Эда появилась злость. — Я и не решаю за нее, просто направляю, — я запрокинул голову на спинку дивана, прикрыв глаза. — И если у тебя есть хоть капля совести и уважения к Лине, ты оставишь ее в покое. — Знаешь, Стэн, мы можем и без тебя разобраться. — Похоже, что не можете, Ширан. Вспомним, сколько у нее шрамов осталось? — я заслышал, как скрипнула ступенька лестницы со второго этажа. Вот же ж, любопытная лиса. Тем не менее, это мой шанс окончательно раскрыть ей глаза и уберечь от дальнейших ошибок. Поэтому я включил громкую связь и увеличил звук на телефоне на максимум. — Уж в том, что она разнесла полквартиры из-за одного телефонного звонка, я не виноват! — рявкнул он. — Что еще ты хочешь на меня повесить? Что Полли слишком уж ярко реагирует на все? Стоило Саше раскрыть свой рот, она рванула к дружку! — Ага, то есть ей стоило поехать домой и смирно ждать твоего возвращения? — я хмыкнул, удивляясь собственному самообладанию. — Ты предал ее. У тебя было все, рыжий. Она ради тебя была готова на все. Чего тебе не хватало? Повисла тишина. С лестницы звуков тоже не доносилось. Эд пыхтел в трубку, а после выдал: — Стоит мне оступиться, и тут на сцену выходишь ты, весь такой правильный и готовый распахнуть свои объятья. — Ты дурак или прикалываешься? Ты не оступился. Ты трахал другую девушку два года, — из горла вырвался смешок. — Лина приехала ко мне, потому что, во-первых, Соня в России, а во-вторых, мы близкие друзья. — Слишком близкие, — фыркнул он. — А то я не видел, что ты только и ждешь момента. Особенно после ухода Марго. И знаешь, что? Ты не дождешься. Полли все равно вернется ко мне. Простит, как обычно. Даже если она что-то к тебе и чувствует, ты всегда останешься лишь другом. Я не успел среагировать, как Лина выдернула телефон из моей руки. — Катись ты к черту, Ширан! — в ее голосе звенела сталь. — Если я хоть раз тебя увижу, то выцарапаю тебе глаза. И даже Себ меня не удержит. Так что держись подальше. Саше привет. Она сбросила вызов, смотря на меня ошалевшими глазами. Уверен, что и сам смотрел на нее также. А после нас обоих пробрало на громкий нервный смех. Отсмеявшись, Лина опустилась на диван рядом со мной, положив голову на мое плечо и зевнув. Молчание длилось так долго, что мне показалось, будто она заснула. Возможно это и заставило меня задать вопрос, ответа на который я и не ждал. Слова Эда после поцелуя зажгли во мне глупую надежду, что она может что-то чувствовать ко мне. — Почему ты решила приехать именно ко мне? — Ближе тебя у меня никого тут нет, Себ. Не к маме же мне в Россию ехать, а? — она придвинулась ближе, греясь от меня. — И прости за тот поцелуй, глупо вышло. Спасибо, что остановил меня. Она уже жалеет об этом. Тебе не на что надеяться, наивный дурак. Но все же… — Вэнди? — М? — Ты когда-нибудь думала о нас, не как о друзьях? — я проклял себя за этот вопрос сразу же, как он прозвучал. Себастьян, остановись. Скажи, что шутишь. Ты все портишь. — Думала, когда мы только познакомились. Но запретила себе влюбляться в тебя, — Лина вздохнула, подбирая под себя ноги. — Разница в возрасте, Марго, да и я не знала, увидимся ли мы еще… А потом мы столкнулись летом, и тогда было особенно сложно не влюбляться, — призналась она с теплой улыбкой, погрузившись в воспоминания. — Спасало то, что зачастую с нами была Соня. И то, что Марго давала о себе знать. — Она страшно ревновала на первых порах, — я невольно вспомнил сцены, устраиваемые Маргаритой, и ее уловки, чтобы я пропустил встречу с Линой. — Я бы тоже ревновала наверное. Но ты врать не умеешь даже в мелочах, так что я ревновала бы понарошку. Вроде актер, а врун никудышный, — она тихонько рассмеялась. — Эй, — я легонько пихнул ее локтем, возмущаясь наигранно. — Я умею врать! — Тогда соври мне сейчас, проверим, — она встрепенулась, поднимая голову смотря на меня с вызовом. После рыданий ее веки опухли, отчего прищур вышел почти комичным. Вэнди старательно отвлекалась от мыслей на словесную перепалку со мной. Хочешь, чтобы я тебе соврал?.. — Я не влюблен в тебя, Вэнди, — я заправил ей волосы за ухо и поцеловал в лоб, сдержав шумный вдох. Пожалуй, это самая серьезная ложь с моей стороны. — Это я знаю, — она сморщила нос, когда я отстранился. — Чтобы ты и влюбился в меня? Говорю же, врать не умеешь. — Ты права, не умею, — я не стал спорить. Говорит, врать не умею, а сама с такой легкостью приняла мои слова. Но с другой стороны: чего ты ждал, Себ? До этой ночи ты и с собой то честен не был. А на деле ты не желал ей счастья с другим. Ты бы давился желчью, поздравляя ее с помолвкой. Ты бы… — Но сейчас соврал. — Себ, — Лина легонько качнула головой и встала с дивана, — давай поговорим на трезвую голову? Утром.***
Но на следующее утро мы так и не вернулись к этому разговору. И на другое тоже. И весь следующий месяц. Мы пережили её переезд ко мне, скандал с Эдом, грандиозную попойку с ритуальным сжиганием вещей бывшего и грандиозную попойку по возвращению Сони и Антона в Нью-Йорк. И к середине ноября стало казаться, что никакого Ширана в наших жизнях и не было. Будучи в отпуске, я таскался с Линой на съемки, наблюдая, как она едва ли не танцует, кружась вокруг моделей с фотоаппаратом. Она же помогала мне учить текст для роли, читая за других персонажей. Мы не проводили столько времени вместе с того самого лета, когда я показывал девочкам город, и я наслаждался каждой минутой. Но как бы я не был счастлив быть для Вэнди другом, я все отчетливее понимал, что не хочу отпускать ее на ночь в другую комнату. Мне было мало невинных поцелуев в щеку. Меня тошнило от мысли, что с ней будет кто-то, кроме меня… Вот только глядя на Лину, так безоговорочно мне доверяющую и не подозревающую, о чем я думаю, лежа в постели, я будто проглатывал язык. Я не знал, сколько времени ей нужно, чтобы снова захотеть встречаться с кем-то. Боялся, что Лина, смущенно улыбнувшись, откажет мне, и я потеряю то, что имею сейчас.***
Я решился за несколько дней до лининого дня рождения. Через неделю у меня начинались съемки, длящиеся до самого Рождества. Так у нас обоих в случае её отказа будет время. — Давай вот эту сцену пройдем? У меня там много слов, — я открыл сценарий на нужной странице и вернул его Лине. Она пробежалась глазами по тексту и прочистила горло. Вернувшись с читки на студии, я только сейчас заметил, что на ней мой домашний кардиган. — Уже поздно, — вздохнула она устало, не отрываясь от сценария, — говори, что хотел, или иди домой, Фред. Мне еще кафе закрывать. — Подожди, дай мне еще минутку, — торопливо попросил я, читая за своего персонажа. — Фред… — Пожалуйста, дай мне минуту, я тут пытаюсь набраться смелости и признаться тебе в чувствах! В который раз пытаюсь, между прочим. Но в этот раз я доведу дело до конца! Прошу, заметь меня уже. Я люблю тебя. Вэнди вздрогнула, подняв на меня глаза. Я порывисто наклонился к ней, сидящей в кресле, и уперся рукой в спинку. — Ты соврал. У тебя мало слов в этой сцене, — пробормотала она. — Как видишь, врать я умею мастерски. Второй раз за месяц вру. — И в чем ты соврал в первый раз? — В том, что не влюблен в тебя. — Мы были пьяны, и тебе было меня тогда жаль… Я простонал ее имя, не сдержавшись, и едва ли не захныкал от собственного бессилия, словно ребенок, но взял себя в руки. — Сейчас я абсолютно трезв и все также влюблен в тебя. Случись тот поцелуй в ванной при иных обстоятельствах, я бы еще месяц назад признался. Но боялся, что ты решишь… — Что ты воспользовался тем, что я не в себе? — закончила Лина за меня. — И что я тебя оттолкну, как только опомнюсь? — Видишь, как хорошо ты меня знаешь, — я усмехнулся, качнув головой, и принялся распрямлять спину. — Себ? — она сжала ворот моей кофты и потянула на себя. — Я ведь тоже сейчас трезва. Наши губы встретились в поцелуе куда более нежном, чем ту ночь. Я не мог перестать улыбаться, чувствуя, как пальцы Лины зарываются в мои волосы на затылке, а сама она льнет ближе. Она тихо рассмеялась, когда мы стукнулись зубами, и я подхватил смех. — Было очень сложно не влюбиться в тебя, Питер Пэн. Я старалась изо всех сил не сделать этого, но не смогла. Но спасибо, что дал мне время и весь этот месяц был снова просто моим лучшим другом. И она снова поцеловала меня. Так Питер Пэн получил от Вэнди свой наперсток. И сделает все, чтобы тот не был последним.