Американская мечта

В кои-то веки у меня выдалась свободная минутка, чтобы почитать перед сном. Дети уже мирно сопят в своих кроватках, а любимый и обожаемый супруг плещется в ванной (скорее всего эксплуатируя резиновый зоопарк, который сын собирает с таким трепетом. Поэтому целую полку в ванной занимают звери: от пресловутых уточек до экзотических кракозябр — нечто между слоном и крокодилом, мы так и не разобрались кто это). Так что я развалилась на кровати, вооружившись Набоковской «Лолитой». Не знаю, почему в этот вечер мой выбор пал на один из самых скандальных романов прошлого столетья, но теперь я жадно, как и в первый раз, вчитывалась в строки, смакуя авторский слог. И вот, когда Гумберт в сочных подробностях описывает развод с первой женой своей, Валерией, в комнату вплывает муж. Именно вплывает: неторопливо, разморено после горячей ванны, придерживая одной рукой полотенце на бедрах, а пятерней другой руки расчесывая влажные волосы. Я невольно засматриваюсь, оторвавшись от чтения, хотя наблюдаю это зрелище чуть ли не каждый день. Но почему-то каждый раз вид супруга после ванной доставляет эстетическое наслаждение. Эд замечает мой взгляд и нарочно замедляется, придавая движениям больше плавности и ленцы, играя мышцами и красуясь перед затихшей супругой. Я в который раз убеждаюсь, что совместные с Себастьяном походы в спортзал положительно сказались на его теле, хотя затащить Эдварда в рай для качков — огромное испытание для нервов и тонкой душевной организации. Он быстрее согласится починить все в доме, сломать и починить заново, чем отправиться потягать гири и побегать на тренажере. Впрочем, это касается не только его. Спортивная семья — не про нас. Муж поворачивается ко мне то одним боком, то другим, напрягает живот, демонстрируя зачатки кубиков, проступающих на его нежном пузике (фраза не моя, я бесстыдно ворую её у собственной дочери!). Красуется, как может, продавая мне себя. Я, как искушенная покупательница, насмотревшись, хмыкаю, неопределенно пожимая плечом, и снова опускаю взгляд на страницу романа. Эд, поняв, что спектакль можно прекращать, падает в изножье супружеского ложа, не сняв при этом мокрого (!!!) полотенца. Пока я размышляю, каким образом ему намекнуть о моем отношении к сырости в постели — мягко или с сарказмом, он завладевает моей ступней, обхватывая щиколотку пальцами. — Мы с тобой почти одного роста, так? — ни с того, ни с сего задает вопрос супруг, ловя мой удивленный взгляд. Я осторожно киваю — с психами связываться опасно, а дерзить им еще опаснее. — Во-от… Меня разбирает любопытство, с чего это он вдруг завел разговор о росте, потому что Эда раньше особенно не волновало, что я ниже на пару сантиметров, а, надев каблуки, так и вовсе чуть выше. Его больше заботило, сколько я на этих каблучищах смогу проходить и смогу ли вообще ходить. Или ему придется расстаться с любимыми кедами и вести меня, вывихнувшую ногу, в травмпункт. — Тогда почему, — продолжает задумчиво Эд и щекочет мою пятку кончиками пальцев, все еще удерживая ногу за щиколотку, — у меня такой… — складочка между бровями разглаживается, когда нужное слово найдено, — лапоть, а у тебя изящная ножка? Закусываю губу, чтобы не расхохотаться в голос. Правду говорят, что мужчины — большие дети. Как что-нибудь сказанет, то хоть стой, хоть падай! Он целует подъем ступни, и я хихикаю. Борода щекочется. Я вообще очень долго привыкала к густой растительности на лице мужа и до сих во время поцелуев вместо того, чтобы возбудиться (чтобы прям Ух! Муж-то старается, лобзает!), зачастую начинаю смеяться, сбивая обоих с настроя. — С чего это ты вдруг об ногах задумался? — интересуюсь тоненьким от смеха голосочком, откладывая книгу на ночной столик. — Неужели расстроился, что в мои новые вишневые лодочки не влезешь? — Я наслушался от тебя, как трудно и больно ходить на каблуках, так что никакого желания влезать в твои туфли у меня нет, — хмыкает Эд, отпуская мою щиколотку и теперь проводя ладонями по моим голеням. — Просто поражаюсь изящности твоих ножек, женушка. — Это мои-то косолапые стопы изящные? — фыркаю. — Для меня — да, — с серьезным видом говорит муж, подтягиваясь вверх и трясь виском о мою левую голень. — Когда ты не бреешь ноги, мне нравится больше. Чесаться удобно. Сначала замираю в возмущении с открытым ртом, после чего заливаюсь смехом и несильно бью кулаком его по плечу. Высказался, блин! Гладкие ноги нас теперь не устраивают, нам подавай ноги на пятый день после бритья, какими они сейчас и являются. В отношениях с Эдом я несколько разленилась. Он никогда особо не обращал внимания — гладкие у меня ноги или «зимний вариант», ведь под штанами все равно не видно. Вот я и взяла в привычку брить ноги, когда того душа возжелает. А душа этого желала редко и исключительно в теплое время года. — Но все же, с какого перепугу ты вообще об этом задумался? — допытываюсь я, пробегаясь ногтями по шее и плечу Эдварда — куда рука дотянется. — Просто заглядывал к детям и подумал, что было бы хорошо, если Нина унаследует мамины ножки, раз уж смех у нее явно мой, — смеется супруг, подползая еще ближе и укладываясь головой мне на бедра, лицом вниз. Я охотно разминаю ему плечи и по просьбе прохожусь ногтями по лопатке, в то время, как Эд легонько кусает меня за бедро. — Без зубов останешься, — мрачно обещаю я, чуть сильнее надавливая ногтями, чеша ему спину. Муж лишь стонет от удовольствия и, кажется, сейчас еще задрыгает ногой и заскулит. Хихикаю, мысленно пририсовывая ему уши спаниеля и пушистый хвост. Сама не понимаю, как в следующий момент вдруг оказываюсь уже под ним, а Эд нависает надо мной, упираясь ладонями в кровать по обе стороны от моей головы. Взъерошенный. С волос капает. Опускаю взгляд вниз, скользя им по торсу мужа, и обнаруживаю, что злосчастное полотенце, которое меня так раздражило, бесследно исчезло. Эдвард ловит мой взгляд и ухмыляется. — Дети услышат, — шепчу, облизывая губы. Горло разом пересыхает, а сердце бешено заходится в районе яремной впадины, от чего дыхание перехватывает. Кончики пальцев, разом похолодев, чуть подрагивают. Боже, что со мной может сделать муж одной лишь своей ухмылкой! — Они крепко спят, я проверял, — шепчет в ответ супруг, а у меня мурашки по коже. — Я соскучился по тебе… Не удивительно, — хмыкает внутренний голос. — Ты его целый месяц динамила и убегала каждый раз, стоило делу начать заходить дальше поцелуев, хотя твой гинеколог уже разрешил исполнять супружеский долг. Кошмары у тебя, видите ли! А наш бедненький муженек неудовлетворенный ходит. Так что не смей и в этот раз его продинамить, поняла, Алова?! Пардон, уже не Алова, но смысл не меняется! Да поняла я, поняла… И мне совсем не хочется его «динамить» в этот раз. Кажется, я готова двигаться дальше. Эд наклоняется, целуя меня в шею. Пропускаю момент, когда надо сделать вдох. Обветренные губы скользят вниз, оставляя влажный след. Дойдя до плеча, муж зубами стаскивает бретель майки и прикусывает кожу, чуть оттягивая её. Шумно сглатываю. — Что ты там читала, когда я пришел? — он поднимается, не обращая внимания на мое хныканье и садясь. Протестующе пищу, потому что садится он на мои ноги. — «Лолита»? — иронично спрашивает, кидая взгляд на книжку на столике. — Интересный выбор для чтения на ночь… Эдвард почти мурлычет. Он сегодня в ударе нежных чувств и совсем не спешит. Боится, что я опять сбегу, а потому умасливает? Свет мой, если ты продолжишь в том же духе, мое терпение лопнет раньше, чем мы дойдем до главного! Горячие пальцы пробираются под мою майку, оглаживая живот, пробегаясь по ребрам выше и выше… Закусываю губу, смотря мужу в глаза. Ненастно-голубые, они теперь кажутся мне еще темнее от желания и похоти. Боже, да только от одного этого взгляда кончить можно! Я тяну вверх руки, желая обнять Эда за шею и притянуть к себе ближе. Он ловит мои запястья одной рукой и укоряюще качает головой. Мне хочется захныкать от нетерпения. — Просто получай удовольствие, ладно? — этот подлец еще и улыбается! Надуваю губы. Смеется. — Сегодня я все сделаю сам. Супруг отпускает мои руки и стягивает с меня майку, как бы не нарочно задевая соски. Шумно выдыхаю. Эд усмехается, обводя большим пальцем контур моего приоткрытого рта. Не выдержав, обхватываю его палец губами, посасывая его и облизывая. Неужели ты не видишь, любимый, что я уже готова и ты только время теряешь?.. Словно читая мои мысли, муж снова возвращается к прерванному занятию — покрывает поцелуями мое тело, изредка покусывая и посасывая кожу, оставляя наливающиеся фиолетовым кровоподтеки. Каждое прикосновение его губ как огненная вспышка, и к тому моменту, когда он останавливается у резинки пижамных шорт, я вся горю. Это слишком жестоко с его стороны — просить меня бездействовать. Просить не касаться его, когда он тут, так близко, такой желанный и родной, когда от одного его вида и запаха все пульсирует и сжимается от желания почувствовать его внутри себя. Быть заполненной им без остатка. Потерявшись в собственных ощущениях я пропускаю момент, когда пижамные шорты отправляются следом за майкой, а маленькие огненные очаги расцветают на выпирающей тазобедренной косточке и бедре, переходя на внутреннюю сторону, заставляя задыхаться и ловить воздух ртом, пока из горла не вырывается стон. — Тссс, тише, малышка, разбудишь детей, — с хрипотцой говорит Эдвард, разводя мои ноги в стороны и располагаясь между ними. Я уже знаю, что последует дальше, а потому кусаю в кровь губы и мну в пальцах простынь. Сегодня я все сделаю сам. Он целует бедро у самой промежности, дразня меня, заставляя ерзать и тихонько скулить, сгорая от ожидания. Он доводит меня до «кондиции» прежде чем, медленно проводит шершавым языком по промежности, раздвигая половые губы и обводя клитор, начиная его посасывать, вылизывать. — Пожалуйста… — чуть ли не всхлипываю я. Дыхание сбилось к чертям. Я мечусь на простыни, изнывая от мужниных действий. С каждой секундой, с каждым его выверенным касанием все труднее сдерживать стоны. Одного слова хватает. Эд перестает терзать клитор и поднимается, облизываясь. — Все такая же сладкая, — констатирует он, нависая над притихшей мной и приникая поцелуем к моим губам, отпечатывая на них мой же вкус и запах, грубо раскрывая мой рот и врываясь в него. Буквально вытрахивая мой рот своим языком. Кусаю его за губу и тут же зализываю прокус, наконец-то вольготно скользя ладонями по телу мужа. Я могу с закрытыми глазами обвести все его татуировки и ни разу не ошибиться. Оглаживаю пальцами золотистые подсолнухи на его бедре, прокладывая себе путь к члену. Обхватив его пальцами, медленно веду к основанию и чуть сжимаю яички, вырывая из груди Эд тихий стон и гася его поцелуем. Он не отстраняет мою руку с минуту, давая мне возможность отыграться. Разорвав поцелуй, Эдвард мучительно долгие пару мгновений вглядывается в мои глаза. Облизываю губы, поддаваясь вверх и трясь грудью о его грудь. Как у нас только хватает терпения на то, чтобы изводить друг друга и не кончать при этом десять раз к ряду? — Пожалуйста, — тихо шепчу. Пересохшее горло болезненно сжимается так же, как и мои пальцы на его яйцах. — Оттрахай меня… Три слова и у мужа сносит крышу. Я добиваюсь того, чего хотела. От заполняет меня собой без остатка, с ходу начиная двигаться. Обхватываю его бедра ногами, желая стать еще ближе. Беспорядочные поцелуи и укусы — это он. Ногти, оставляющие красные полосы и лунки на спине — это я. Дикий ритм, то подводящий к финалу, то отодвигающий его. Рваное обжигающее дыхание над самым ухом — это он. Тихие всхлипы сдерживаемых стонов — это я. Быстрее. Жарче. Глубже. Слаще. Прогибаюсь в пояснице, прижимаясь к Эду. При каждом толчке мои соски трутся о его грудь. Мы оба движемся друг навстречу другу в едином ритме, как две идеально подходящие детальки в механизме. — Полли… Моя ладонь скользит вверх по его спине к шее и чуть надавливает на нее. Муж кусает меня за плечо до боли, глуша дикий полурык-полустон, и изливается в меня, отчего я кончаю следом, потеряв голову и позабыв как дышать. Мои мышцы в сладком спазме сдавливают его. Я дрожу под ним от экстаза, а сердце готово проломить ребра и выскочить наружу. Мы не двигаемся. Мгновение, другое, третье… Слушаю дыхание Эда, путаясь пальцами в волосах у него на загривке. Влажные от пота и воды. Внутри все ноет. Кажется, ходить я буду в раскорячку. Но сейчас мне так хорошо и спокойно… — Прости, — супруг нежно целует укушенное плечо и смотрит на меня искоса виноватыми глазами. Будто не он сейчас так жестко трах… выполнял супружеский долг. Эта перемена мужниных настроений вызывает у меня смех. — Что? Ну что ты смеешься? — неподдельно изумляется он. Светлые брови взлетают, а губы чуть приоткрываются. Это же самое выражение лица бывает у Огги, когда он обнаруживает что-то новенькое. — Я люблю тебя, — шепчу я, заливаясь тихим счастливым смехом. — И я тебя люблю, морковка, — отвечает Эдвард, привыкший к причудам жены. Дожидается, пока я отсмеюсь. — Может, в душ? — Вместе? — лукаво спрашиваю я, зная, что на утро буду страдать от недосыпа и ходить вразвалочку, но не беспокоясь об этом. — Вместе, — не менее лукаво отвечает супруг. Вместе.