Спасибо за снег!

Эта зима принесла с собою много перемен. Много-много, как подарков под елку малышам. Драко не нравилось это слово. ПЕ-РЕ-МЕ-НЫ... Оно тянет за собою неуверенность, шаткость. «Спасибо тебе, Поттер, большое-пребольшое... Угрохал ты Волдеморта, подарил людям всемирный праздничек и кучу проблем мне лично. Молодец! Лучше б никто и не додумался. А ведь вокруг все от меня чего-то ждут. Ждут, что резко перекинусь белым и пушистым котеночком... Да плевать мне было и будет, что там дальше с Пожирателями и с родителями. Ну почему их проблемы сразу же должны стать и моими? Меня оправдали. Хотя и не обвиняли особенно тоже. Ну, почему, если у меня просто такой характер, так это непременно влияние Темного Лорда? Что уже, сволочью от рождения быть нельзя? Министерство в таком шоке было... Они мне: «Мистер Малфой, Ваши родители...», а я им: «Плевать хотел...» Вот так, тяжело всем поверить, что мне действительно плевать было на отца, на Лорда, на всех остальных? Ну, попросили, я сделал... Но чтоб я там за честь это имел или что-то в этом роде... Ради Мерлина Великого, может, если б старик Дамблдор меня раньше попросил, я б тоже сделал. Мне вообще дел было до всего этого. Меланхолик я, пофигист. А все ждут, что начну тут с кулаками на Поттера кидаться, убегать к оставшимся Пожирателям... Ждите. Хотя Поттеру в морду бы я дал... Не люблю перемен. Я быстро привыкаю к определенным условиям и потом тяжело перестроиться. Не люблю делать усилия над собой. Не люблю плохих и хороших. Я — пофигист. Почему все за мной ходят толпами и ждут каких-то горестных раскаяний? Их не будет... Я не каюсь. Мне было все равно...» Парень лежал на снегу. Светлые платиновые пряди разметались. Неаккуратные, чуть длиннее плечей, от влаги завивающиеся локонами на кончиках. Худое лицо отдавало болезненной бледностью на фоне чистого снега, в котором он лежал. Заострившиеся черты лица придавали облику скорее женственности, а не аскетичности. Раскрасневшиеся от недавнего бега губы выделялись ярким пятном на безжизненном лице. Но еще больше безжизненности этому лицу придавали распахнутые серые глаза, устремленные в небо. Он выглядел так, словно только что свалился с башни Астрономии на этот снег. И теперь лежит тут трупом. Распластанный темным пятном на белом снегу. «Я валяюсь на снегу. Люблю это дело. Снег приятно хрустит. Он очень чистый, на его фоне все кажется грязным, серым... Я смотрю на небо. Оттуда валятся снежинки. А может, я и не буду бить тебя, Поттер. Снег я люблю. Теперь я имею право просто валяться на нем. Как все. Может, когда-нибудь я перестану отличаться от них, и на меня перестанут тыкать пальцами. Хотя мне все равно. Но за снег — спасибо... Я люблю зиму». Слоновий топот на ступенях. Хохот. Звуки борьбы и падения. Охи, ахи, стоны, снова хохот. А потом внезапная глухая тишина и едва слышный (невероятно громкий в этой тишине) шепот: — Глянь, Малфой валяется... — Цыть! — Что "цыть"?! Я же не ругаюсь, я просто его по имени называю... Сдавленный смех. — Малфой! Юноша тихо стонет, глаза закатываются, он лениво поднимается и неуклюже встает. Спина вся белая. Снег тает и расползается мокрым пятном по спине, по заднице. Он просто встает и идет. Не отряхнув снег, не огрызаясь — не так. Не резко вскакивая, как напуганный олененок. Не как обычно, вроде его застукали за чем-то неприличным. Нет. Просто с видом ленивого человека, которому мешают. Задавленное на середине ругательство. Быстрые шаги. Неразборчивый шепот в спину догоняющему блондина мальчишке — словно шипение змеи. — Драко! Он остановился. «Надо же...» Если б не просто интерес, может, и не остановился. Но это "Драко"... — Я слушаю... Интересно, че тебе хочется узнать или передать? — Может, ты ко мне лицом повернешься? Хотя бы... — Ах, да... Похоже, я единственный, кто не глядит на твою рожу с восторгом... На здоровье. Повторяю, что такое? Это звучит не едко, не с сарказмом. Не вдохновенно, как обычно. Да, раньше он посылал Поттера более вдохновенно... А теперь... теперь просто желание побыстрее отделаться. — Не хочешь разговаривать, так и скажи: "Отвали, достал". А с твоей спиной не имею никакого желания общаться, — фыркнув, порывисто развернулся. Уходящие шаги, скрипящие по снегу. Сдавленный голос Уизли: — Так его, Гарри... «Вот те раз... Вообще сбрендил, однозначно. Разговаривать я с ним не хочу. А когда мы вообще разговаривали? Когда это я не Малфоем стал, причем "ублюдком Малфоем", а Драко?.. Ох, нет — и этот туда же... Ждет, что я резко стану любить всех, его включая. Удачи... Я... Я никогда не любил его и не полюблю. Даже как человека. Чего он уже неделю кругами ходит, надоедает? Но "достал" я ему тоже не скажу. Пусть покружит еще немного... Забавляет...» Драко спустился с холма, ближе к лесу, еще ближе. Шел, как заблудившаяся девочка. А в лесу классно. Тихо. Пахнет хвоей и морозом. И не шастает никто... Ему так не хотелось нарушать эту дивную тишину, что он стал ступать осторожнее, стал осторожнее отодвигать ветви и заснеженные лапы елей... «Так интересно, что за той, следующей... Что будет, если отодвину еще одну? Может, выйду на поляну, где сидят все двенадцать месяцев? А может, понаблюдаю за кентаврами. А может... Может, набреду на гиппогрифа, и он снова двинет меня, как в третьем классе... А ведь рядом никого не будет, и я замерзну тут и помру». Драко захихикал. Конечно же, он не помрет. Он совсем не такой уж разнеженный. Он сам встал бы тогда и поплелся к мадам Помфри. И ничего б ему не сделалось... Еще одна ветка. Драко перестал дышать. За этой веткой, которую он осторожно приподнял, и вправду была поляна. А на ней стояли единороги. Вот красивая белая мама-единорожка, а рядом золотой жеребенок... Он шел к школе, уже собирались сумерки. Он улыбался чему-то, что знал только он. Ученики, поглядев на него, шептали что-то вроде: «Еще и ухмыляется, подонок!», а он шел, еще шире улыбался и думал: «Сегодня я видел единорогов. Их видят немногие...» Гордость Гриффиндора столкнулась с ним на площадке второго этажа. Вяло выругавшись, ступила в сторону. На гладком подбородке вовсю красовался совершенно свежий синяк. Позор Слизерина смерил сие видение привычно-надменным взглядом, пожал плечами... Лицо стало убитым. «Да что ж это такое? Никакой тебе жизни. Иду, не трогаю никого... Единороги... Бабочки... На тебе! На этот раз, простите, но у меня уже лопнуло терпение!» — Поттер, ты очки поменяй, или я не знаю... Сколько можно? Уже который раз подряд на меня так налетать... Резкость наведи, если я такой мелкий в глазах! И ходить научись нормально, как все люди, это не квиддичное поле!!! — Еще предложи на шпильки встать... — не менее мрачно огрызнулся Поттер, ступив еще шаг в сторону, и двинулся вперед, минуя Драко. — Больноватый! Причем тут шпильки?! — Драко искренне удивился и поплелся к себе в комнату. Плюхнулся на кровать. Скучно... А доставать никого не хочется. Да и кого достанешь? Все такие хорошие, аж тошно! Может, просто Кребба с Гойлом не хватает?.. Неее, лучше уже без этих одомашненных питекантропов... Надо себе придумать занятие. Хобби. Может, дневник завести... Точно! Таким он еще никогда не страдал. Драко порылся в тумбочке, нашел там чистенькую тетрадочку и взялся за перо. Он немного покусал его, а затем, обмакнув в чернило, вывел: «Сегодня я видел единорогов... Как утверждают специалисты, их удается видеть немногим людям. Зато рожа Поттера мелькает передо мною так часто, что надоела. А еще он постоянно пристает ко мне. Хочется дать ему в морду по привычке, но отчего-то лень. Или рука не подымается. Или не хочется проблем на пятую точку...» Он пропустил ужин, он не выходил из своей теперь одинокой комнаты. Он рисовал единорога в тетрадке. Ему стало легче. Он словно поговорил с интересным приятелем. «Может, поговорим?» — вспомнилась фраза из недолгого утреннего диалога. «Может и поговорим, как-нибудь...» — совсем не злобно прошептал Драко. И сам немного удивился. А утром Поттер со своим вездесущим Уизли свалял перед самыми дверьми общежития огромного снеговика. Воткнули ему морковку вместо носа и повязали неизвестно откуда взявшийся слизеринский шарф. Драко, увидев сей памятник своей скромной особе, сначала скривил такую рожу, что папочка бы обзавидовался. Но внезапно, как он ни старался, гримасу на лице сменило нечто другое. Он, словно пытаясь вернуть ее на место, прикрывал рот рукой, но... Смех просто уже болезненно рвался из его горла. Он хохотал. Он содрогался всем телом и смеялся. Он сгибался пополам и хохотал так искренне, что некоторые проходящие мимо застыли в ступоре. Мало кто видел, как смеется Малфой... Ему было смешно. Непривычно, страшно. Он... Он все-таки менялся, а он ведь так не любит перемен. За одной переменой идут остальные. Никто не знает их последствий. И это пугает. Неизвестность пугает. Но он ничего не мог поделать. Эта совершенно новая для него, ненормальная эмоция заставляла просто безудержно хохотать. Наконец он успокоился и, все еще улыбаясь, поправил на снеговике шарфик. — Ну дают... — и, не обращая внимания на окружающих, он снова отправился на прогулку к лесу. Вскоре в Хогвартсе появилась еще одна вещь, вызывавшая невольный смех студентов — на этот раз более четко определяющая жертву своей насмешки. На доске объявлений вместо ежемесячной газеты висела меткая карикатура на профессора Снейпа. В левом нижнем углу стояла клякса, подозрительно напоминавшая снитч. Мальчишка лежит на диване и царапает пером в тетрадке. Лицо злое, брови взлетели вверх... «...Так вот, если эти два паршивых супергероя думают, что теперь можно все, пора показать предел. Вот так. А хотелось по-хорошему. А получается как всегда. Но сами же напросились!!!» Перо швыряют, тетрадка громко хлопает своей палитуркой. Блондин стремительно покидает помещение, подняв ветерок краями мантии. Ворвавшись в Общий зал, словно на пожар, он останавливается у входа и, словно ястреб, взглядом разыскивает свою добычу. Выискав взглядом, он твердой походкой направляется к столу Гриффиндора и хватает увлеченно беседующего брюнета за шиворот. Хватает и стягивает со скамейки, не обращая внимания на резко вскочившего рыжика. — Прости, Уизли, но вынужден на пару минут прервать вашу идиллию... Поттер, пойдем, поговорим, ты же так предлагал когда-то... Темноволосый гриффиндорец цепляется за его запястье, беспомощно пытаясь подняться. — Свихнулся, да?! Отпусти! Рон весь подтягивается, как пружина, явно готовясь к военным действиям. Мгновенно выросшая рядом с ним Гермиона хватает его за плечо. — Что здесь происходит?! — Поттер, вставай, не валяйся на полу... — блондин помогает ему встать, однако шиворот не отпускает. — А твоего верного оруженосца и прекрасную даму я попрошу не вмешиваться не в свое дело... Драко немного толкает его вперед и задает направление вперед, к выходу, прямо по коридору и высоко-высоко по винтовой лесенке, в башню. Прямо в башню Астрономии. Поттер, как ни странно, сопротивления не выказывает — не в пример Рону, тот рвется за ним так, будто блондин тащит гриффиндорца в Азкабан. — Не дай Мерлин ты с ним что-то сделаешь!.. — слышно из зала, но, похоже, Герми рыжего таки заставила остаться за столом. Угрозы тихнут, как только они заворачивают за первый угол. — Чего надо? — с ходу начинает хамить Поттер, идя на шаг впереди, но не оборачиваясь. Блондин молчит, пока они не подходят к лестнице, а потом резко хватает его за грудки, начинает трясти и кричать: — Это ты мне сейчас объяснишь, что надо! И что это за идиотские шуточки! Заняться больше нечем?! Поттер поднимает левую бровь и изображает на лице вполне себе невинную улыбку. — Ты о чем? — Так, предупреждаю! Или ты перестаешь валять дурака, и мы все решаем без крови, или я просто накостыляю тебе по почкам, и ты сам все быстро поймешь! Драко нависает над Поттером так, что взгляды, кажется, сверлят друг друга. Драко тяжело дышит ему в лицо. На нем привычное выражение презрения и раздражения. Поттер хрюкает. Поттер закусывает губы, пытаясь удержать улыбку. Поттер краснеет и заходится смехом. — Псих... — заключает Драко и выпускает наконец-то одежду Поттера из своих рук. Его сбивает с толку такая неожиданная реакция. — Ты чего... — а в ответ только заливистый смех... — Блин, ну че ты ржешь? Ты можешь сказать, или я сейчас двину! — Дурак... ты... Малфой... — выдавливает гриффиндорец, зажимая ладонью рот. — Ну, ничего другого я от тебя и ожидать не мог... Дурацкие детские шуточки, потом радость до описывания в штаны кипятком и обзывания "Дураком"... Малфою уже совсем не хочется ничего выяснять. Совершенно. Раз это все глупости детсадовского уровня, то лучше просто уйти подальше от этого конченного... Поттер снимает очки, со стоном сползая по стене и продолжая улыбаться, вытирает набежавшие от смеха слезы. — Ну, и к чему это было? Малфой оборачивается, уже собравшись спускаться. — Блин!!! Заколебал! Я у тебя то же самое спрашивал минут пять назад! Хотел поинтересоваться ненавязчиво, к чему была эта тупая карикатура! А также доходчиво хотел пояснить, что еще одна подобная выходка, и пойдешь ты на пару с Уизли собирать свою челюсть по кусочкам... Драко сделал такое возмущенное лицо, вроде ему приписывали виновность в беременности грязнокровки. Глаза чуть ли не выпадали из орбит, лицо сделалось багровым. А руками он махал похлеще ветряной мельницы. Все эти действия вместе взятые вызвали новый приступ смеха со стороны гриффиндорца. Драко обреченно опустил руки, едва не плюнул с досады и прошипел: — Да иди ты... — Куда?.. — с идиотской улыбкой вопросил Поттер, глядя на него снизу вверх. Драко, словно дерганный, едва не подпрыгнул на месте и ринулся к Поттеру. — Знаешь что... — но он поскользнулся на конфетном фантике, неаккуратно выкинутом здесь какой-то влюбленной парочкой. Драко уверенно пикировал на Поттера с невообразимым воплем. Тот коротко хохотнул, выставив перед собой согнутые в локтях руки. Однако это не мешало Драко стукнуться с ним лбом. От ускорения, приобретенного при падении, сила удара была хорошей. Оба юноши завалились в разные стороны и взвыли, словно оборотни на луну. — Твою... — простонал Поттер, прижимая ладонь ко лбу, — ...маму, Малфой... — Аааа! Господи... У тебя голова чугунная... Ауч! — Ну, извини, родной! Моя голова пережила заклятье Волдеморта, а твоя даже думать не умеет нормально!.. — Слушай, не нарывайся. Я сейчас немножко не в себе... А... Черти б драли этих влюбленных... Поттер снова хрюкнул... — Поттер, удар слишком сильный, видать, был? И голова чугунная не спасла... — О-о-о!.. — взвыл гриффиндорец, явно что-то вспомнив. — Я умираю!.. Позовите мадам Помфри!.. Этот чертов слизеринец размозжил мне голову!.. Ты еще поплатишься за это, Малфой!.. Малфой вскинул брови. Он отказывался что-то понимать, тем более после такого "поцелуя" с гриффиндорцем. Однако он все-таки подошел к нему ближе и попытался приподнять ему голову. «Вот блин, еще в натуре череп раскрошил, а во всем виноват я буду...» Поттер на этот вечер явно решил превратиться в Джека-из-коробки. И в очередной раз залился хохотом. — Да пошел ты! — Драко, едва не уронив голову Поттера на каменный пол и совсем не заботясь о том, разбил он ее — не разбил, потирая собственный ушибленный лоб, потопал прочь. Дорогой он понял, что у него отчего-то пошла кровь носом. Остановившись, он начал рыться в карманах в поисках платка, которым можно было бы все это безобразие хотя бы утереть. Осторожное прикосновение к плечу — на него опустилось смуглое запястье, в ладони был белый платок с гриффиндорским вензелем. — В медпункт сходи. — Спасибо... — процедил Драко и поспешил отодвинуться подальше от запястья. «Ну не хватало, чтоб он еще за мной увязался, тогда вся школа галдеть будет о том, как Поттер расквасил Малфою нос...» У гриффиндорца, судя по всему, этого и в мыслях не было, ибо он, отдав платок, пошел дальше, сторонкой обойдя Малфоя. Драко, взявшись за платочек так, чтобы не видно было гриффиндорской символики, закинул голову назад и приложил его к носу. Он не пошел ни в какое там больничное крыло. Просто вымыл нос в туалете Плачущей Миртл. Еще немного посидел там. Покурил, вынув из-за батареи припрятанную пачку сигарет, и, убедившись, что кровь не идет, пошел в комнату. Как-то отпала у него необходимость в ужине. Он сел за стол. Привычно потерзал кончик пера и, открыв тетрадь на страничке, где закончил, начал выводить тоненькие буквы. «Ничего у меня не получилось... Убью Поттера. Когда-нибудь. Сколько можно ржать... Конь педальный...» Жертвой следующей карикатуры стала мадам Помфри. На листке бумаги, прикрепленном к доске объявлений, был изображен некий невнятный студент Хогвартса, который ставил банки на голову медсестре. Снеговика на входе в общежитие разбомбили, и теперь он стоял, как инвалид невидимого фронта — без носа и совсем раздетый — то есть шарф с него кто-то уже свистнул. «Всего два дня осталось. Два выходных и начнутся уроки. Завтра вернутся эти визжащие деточки... Никакого покоя... Кто-то раздел снеговика. Жалко... Хм...» Драко застыл напротив калеки и, немного подрихтовав ему внешность, сначала наколдовал ему нос в виде морковки, а затем обмотал шарфиком. На сей раз, он был гриффиндорским. Он улыбнулся и сжал в кармане платок. Да, Поттеровский платок. Который совсем необязательно отдавать. Он ему нравился. Неизвестно чем и неизвестно почему. Просто нравился и не хотелось его отдавать. Если Поттер спросит, куда он задевался, то он ответит: «Потерял». К обеду на лбу снеговика какой-то умник изобразил шрам в виде молнии. Смех Поттера было слышно даже из холла. Драко, застыв на лестнице, смотрел, как он ухахатывается, и припомнил, как сам недавно смеялся над этим же снеговиком. Тут его как будто осенило... «А может, и не он вовсе лепил этого снеговика...» И даже как-то жаль стало... И снова нечто новое стучалось в сознании. Просто подойти и спросить. Это так просто. Нет, сложно! И все-таки. Просто подойти, просто стать напротив и просто спросить. Неужели... Для нового Драко это было пустяком. А старому это не нравилось. Он не любил перемены. Ноги уже сами спустились со ступеней. Драко замер напротив Гарри и тихо, словно задушенная мышь, сам поражаясь тому, как тих его голос, спросил: — Так это не ты тогда слепил его и повесил на него слизеринский шарф? — Почему не я? Как раз я, — Поттер повернулся к нему — с улыбкой до ушей и раскрасневшимися от мороза щеками. Уизли потянул его за мантию, будто пытаясь отвлечь, но гриффиндорец даже не отреагировал. — А... — Драко одновременно полегчало и... К сердцу подбиралась раздраженность, злоба... Но вдруг их что-то подвинуло. Пришло что-то весело чирикающее. Новое. — А зачем? В глазах полное недоумение, а на губах намек на улыбку. — Дурак ты, Малфой, — улыбка Поттера стала шире. — Чтобы ты рассмеялся. — Сам дурак... Я думал с ума сойду от смеха, когда его увидел... — из намека рождается робкая, однако милая улыбка. — Значит, мы не зря старались, — хмыкнул в свою очередь гриффиндорец. Рон за его плечом скис окончательно. — Ну... За старание отдельное спасибо, только... — внутри снова начинает копошиться что-то мерзкое, так некстати — тут, в этом месте, в этот миг... — Слушай, и что, вы действительно, без всяких издевок, просто его слепили, чтобы я потом полчаса корчился от смеха? Поттер тяжко вздохнул. Ответ прозвучал неожиданно резко. — Нет, идиот. Мы сначала трое суток строили коварный план с надеждой на то, что ты скончаешься от смеха. И тут с Малфоем начинало происходить что-то невероятное. Нет, в принципе, не такое уж и сверхъестественное, но... Он от души расхохотался, хлопнув при этом Гарри по плечу, словно давнего приятеля. Хохотало все внутри. Хохотали глаза, глядящие в упор на Гарри и иногда закрывающиеся. Драко бы еще час так стоял и смеялся, но он просто начал потихоньку отходить, слегка зацепил Поттера, шепнув: «Спасибо», и, обойдя Рона, направился в лес. Под мышкой сжимая свою тетрадь, с которой теперь появлялся и к завтраку, и к обеду... Улыбка гасла, уступая место приличному безразличному виду, или... Даже слегка огорченному. Поттер же... нет, не пошел за ним, оставшись стоять. Но, изменив своей привычке, обернулся, проследив за слизеринцем. И отвел взгляд только тогда, когда получил от Рона снежком в ухо. Слизеринец уже входил в объятия заснеженных елей. Вот миг, и он оказывается в зазеркалье, в сказочном мире тишины, покоя. Тут водятся сказочные существа, тут дышится легче. Тут можно прислушаться, наконец, к чему-то новому, что появилось внутри. Что-то начало стучать. Непривычные часики внутри. Они сегодня, там, с Поттером, ускорили свой бег. Почему?.. Драко сел на пень и, раскрыв тетрадь, начал выводить: «Я, кажется, перестал ненавидеть Поттера. Нет, не так. Я не ненавидел его никогда, мне давно следовало это признать. Теперь я просто хочу с ним общаться. Меня неизвестно что, и почему, и зачем тянет к Поттеру. Сильнее с каждым днем. И еще... Я не понял, зачем ему было лепить того снеговика, чтобы я всего-навсего засмеялся? Дорогой дневник. Я уже не разберу, что происходит вокруг и со мною лично. Меня жутко волнует, что меня теперь ничего не волнует! Это все виноват Поттер. Во всем... Да, вот так-то лучше. Не могу же я винить себя в своем поменявшемся отношении к нему. А может, я просто по инерции считаю, что это... Ну... Не очень-то... А на самом деле все в порядке, а? Просто почему у меня теперь не получается быть пофигистом?»