Проделки судьбы

Наутро все, кроме одного только Херегарда, пребывали снизу. Меродолия пила чай, Сейсар ела варёный батат, который на вкус всё ещё напоминал пепел, а Марк копошился в книгах. Многие из них были написаны на данмерисе, но находились и на всеобщем, и имперец с интересом перелистывал страницы, иногда пробегаясь по ним взглядом вскользь, а порой вчитываясь так внимательно, что он переставал слышать оглушающую тишину, повисшую в зале на первом этаже. О произошедшей между Сейс и Херегардом ссоре не говорили: Марк её и не помнил, поскольку тогда ещё был несколько не в себе, а Меродолия выглядела слишком уж опечаленно, чтобы это обсуждать. Сам виновник торжества долго не показывался, а когда появился, снова весь в чёрном, Сейсар глянула на него таким злобным взглядом, что, не будь он тем, кем является, непременно под этим взором обратился бы в камень. Но Херегард стойко выдержал его, держался ровно и уверенно. — Этот день нам придётся переждать здесь. В связи с… непредвиденными обстоятельствами. «Так точно, командир», — Сейсар почувствовала злость, едким комом вставшую в глотке, но язвить не стала, ограничившись лишь презрительным вздохом. Тогда Херегард, спокойно миновав её, шагнул вдруг широко к сидящему с книгой в руке Марку и взглянул на него сверху вниз. — Как ты себя чувствуешь? Марк растерялся и ответил не сразу: — Нормально. Когда меня покусала гончая, ощущения были похожие. Правда, тогда я чуть не помер… — Тебя кусали гончие? — Было дело, — Марк неловко потёр затылок шеи, — Меродолия тогда, вроде, весь Рифт объездила в поисках ингредиентов для противоядия, потому что какого-то даэдра в форте Стражи хренового Рассвета их не оказалось… — Куда больше, чем весь Рифт, мой милый. Я чуть не загнала Тристана. — Верно, — хмыкнул он горестно, а затем поднял взгляд на Херегарда, — и тебе спасибо за то, что… ну, среагировал вовремя. Данмер удивлённо вскинул брови, точно не ожидал такого услышать: — Ну… пожалуйста. Они неловко помолчали, а затем мер развернулся и каким-то излишне вымеренным шагом прошагал до печати левитации. Сейсар проводила его взглядом и вновь вздохнула. То, что происходило внутри команды, ей не нравилось совершенно. Марк был прав: весь корень проблемы лежал в Херегарде. Но, хоть она и пригрозила тому сгоряча, с холодной головой сейчас понимала, что, в сущности, двигаться дальше без него было бы неразумно: в местных пустынях без знатока запросто можно сгинуть, не дойдя до подлеца Мирака, кто бы не стоял за этим именем. Тогда предстояла миссия не менее сложная, чем побороть самого Алдуина: всех помирить. И как только это можно было сделать? После обеда Херегард принялся перебирать книги. Искал он, конечно, одну-единственную, не зная даже, как она выглядит. Это было примерно, как искать иголку в стоге сена, и данмера это безусловно раздражало, но он верил и надеялся, что гримуар сохранился. Вопрос только в том, где во всём этом немаленьком жилище он мог находиться. Он доставал книги одну за другой, но никого о помощи не просил, делая всё самостоятельно. Сейс, понаблюдав за этим некоторое время, молча удалилась во двор, и была застигнута врасплох присутствием там Марка. Скрестив ноги, он склонился над книгой, сидя на ступенях. Он обернулся и облегчённо выдохнул, заметив Сейсар, а не кого-либо другого. Сейсар, впрочем, его чувства разделяла. — Нашёл время для чтения, — саркастично произнесла она, присаживаясь рядом. Когда Марк закрыл книгу, она успела прочесть название, выведенное фиолетовыми буквами: «Зачарование: пособие для новичков». Это несколько удивило её — чем-чем, а зачарованием Марк никогда не интересовался. Комментировать это, впрочем, не стала. Марк всё ещё был бледен, но, кажется, чувствовал себя куда лучше. Стоит отдать должное: Херегард обладал огромными познаниями даже в школе Восстановления. — Когда, если не сейчас, — хмыкнул он, переворачивая книгу на коленях. — Хочешь излить душу? — Настолько хочу, что не хочу, — обессиленно протянула она, обнимая колени, — мне кажется, будто нас всех прокляли. Не одно добивает, так другое. — Местечко что надо, — иронически заметил маг, окидывая взором тёмные очертания города, в котором уже кипела жизнь, — я прочёл, что тот, кто связывается с Мораг Тонг, уже заранее покойник… Обычно Марк бы запаниковал, начал бы метаться из стороны в сторону в поисках любого возможного выхода, но нынче у него на панику не хватало сил. Тревога его, однако, всё ещё была заметна по тому, как потеют ладони и поджимаются сухие губы. — Интересно, если уплыть, они продолжат охоту? Сейсар на его вопрос не отвечала, продолжая глядеть вперёд. Ситуация складывалась как нельзя хуже. Сейчас, когда нужно объединиться перед лицом общего врага, в команде наступил разлад, в котором замешан каждый её член. И, что самое ужасное, каждый считает себя правым. Очередной вздох сорвался с её груди, медленный и тихий. Марк украдкой смотрел на неё, и ему сделалось вдруг стыдно, что она настолько опечалена здесь, в его присутствии. Он не мог такого допустить, но совершенно не знал, как подбодрить её хоть немного. Тогда Марк начал воскрешать в памяти самые разные воспоминания, но боялся молвить и слово — что, если воспоминания сделают только хуже? О, как бы он хотел взять всю её боль себе — он понёс бы эту ношу с достоинством, и, может, хоть так загладил бы свою вину, которая преследует его по сей день. Так они и сидели некоторое время в полной тишине, пока Марк всё-таки не решился начать: — Иногда я вспоминаю, как мне прилетало от господина Деона, и понимаю, что мне этого не хватает. К его удивлению, Сейсар улыбнулась. — Это потому что ты ему нравился. Он всегда донимал тех, кто ему нравится. Становился безумно надоедливым. — Я всегда думал, что противен ему. — Ошибаешься, — задорно фыркнула Сейс, — он просто был невыносимым засранцем. Потому и разошёлся со своей почти что супругой. Тут Марк удивлённо вскинул брови: — Что-то я такого не помню… — Вот уж не знаю, где ты тогда был, весь дом на ушах стоял. Он ведь всё шлялся по Скайриму, места себе найти не мог, часто в Солитьюде проездом бывал, там себе и подцепил эту, как её… Лизетту. Ох, долго же они вокруг да около кружились, всё сходились да расходились, и так около года… мать уже почти умоляла его остепениться, взять её в жёны, разве что Солитьюд ей не нравился. Отец начал его благословлять, а они взяли да насовсем разошлись. Думаю, она его не выдержала. Он и дома тогда редко бывал — глушить горе пытался в путешествиях, наверное. Женщина она была с характером, если верить словам. Марк внимательно слушал, глядя на неё немигающим взглядом. — Кем же она была, раз смогла господина Деона сразить наповал? — Ну, чтобы моего братца «сразить наповал», многое не нужно — женщина, вроде симпатичная, сиськи есть и хватит. Но с Лизеттой, конечно, случай был другой, ни с кем у него ещё такой истории не было. А она была бардом. Но весьма обеспеченной, потому имя клана ей мало о чём говорило. Его деньги её никак не волновали. Она набрала в лёгкие побольше воздуха, замерла на мгновение и медленно выдохнула. Горечь нахлынула на неё. Сейс и рада была сменить тему, но она неизменно клонила к насущному. — Жаль, что так вышло. Может, не приключилось бы с ним всего этого… И глаза её вновь погрустнели. Она даже не представляла, как расскажет брату о всём произошедшем. Несомненно, это разобьёт его сердце, и стоило Сейсар только представить брата, убитого горем, ей становилось невыносимо больно. Она вспоминала себя в те самые моменты: униженную, раздавленную и брошенную. Деон был единственным человеком, который, возможно, мог бы сказать правду об истинных мотивах Стальных Рукоятей. Но Сейсар уже и знать не знала, если она действительно хочет знать эту правду. Она зарыла топор войны и пережила это горе, но по сей день на неё иногда накатывали такие злоба и отчаяние, что начинала даже жалеть о сохранении жизни сыну Говарда. Потому она и боялась узнать больше: гнев и горе достаточно уже высосали сил. Марк смотрел на неё смущённо, отчасти чувствуя себя виноватым за то, что практически сам поднял всю эту боль наверх, беспардонно засунув пальцы в рану. Но тут Сейсар встала и спокойным голосом объявила: — Пойдём, поможем нашему приятелю-провожатому. Иначе он так долго промучается. Марк согласился. Они, зайдя в дом, ужаснулись количеству книг, разбросанных по всему залу. Херегард мрачно посмотрел на них и, несмотря на то, что о помощи он не просил, отказываться не стал. Как-никак, три пары рук лучше, чем одна. После обеда, проведённого у Сейсар в комнате, потому что там было тихо и уединённо, Мер решила выйти развеяться. Она не обращала внимания на бардак, что устроили по какой-то причине её спутники. Кажется, кто-то даже позвал её по имени, но Меродолия не слышала и просто шла дальше. Ноги как-то сами вывели её во внутренний дворик, о котором доселе беседовали они с Марком. Она удивилась самой себе: как это раньше они не успели оглядеть это место? Впрочем, оглядывать здесь было нечего. То, что когда-то, вероятно, было садом, поросло сухим сорняком и вредозобником. Плетущиеся лианы вились вдоль покосившегося забора — большая часть некогда сада заросла бурьяном, отчего места тут было слишком мало, даже не присесть. Меродолия вспомнила, что вчера вечером Херегард первым делом кинулся сюда со словами, что ему нужно побыть одному. И что же это за место такое для уединения? Оно наводит страх и тоску. Оно враждебное, холодное и жуткое. Заброшенное и забытое. Разве могут люди, уехав, оставить собственный сад в таком безобразном состоянии? Стало быть, давно сюда не ступала нога человеческая — это и было удивительно. Они не поленились запечатать дом на время отъезда, но ничего не предприняли для спасения сада, в котором когда-то росло и цвело много диковинных растений. Может, среди них были даже и самые редкие, каких не встретишь в Морровинде в обычных условиях. Меродолия вздохнула мечтательно, подумав о том, сколько здесь могло быть романтики, а в итоге — сухие колючие кустарники да присыпанные пеплом листы вредозобника. Тогда Меродолия пригляделась и в этом обилии жёстких сорняков увидела какой-то кривой сук, вонзённый в землю. Она приблизилась и потрогала его, пошатала из стороны в сторону — засел он там глубоко и надёжно. Это явление озадачило её — какая надобность в воткнутой в землю палке по центру сада? Не похоже, чтобы здесь когда-либо что-то росло. Меродолия покопошилась в пепле носком сапога и не обнаружила никакой поросли, даже засохшей. Скулящий ветер взметнул вихрем частички пепла в воздух, и они затанцевали вокруг неё, подобно сказочным лесным сознаниям. Она глядела себе под ноги, а затем опустилась на колено и принялась раскапывать слой пепла под ногами. Он был достаточно глубоким, и белые перчатки быстро стали грязно-серыми. Это было всё равно, что раскапывать песок, только даже труднее: стоило вырыть небольшую ямку, как с горки скатывался остальной пепел, застилая образовавшуюся нишу, будто не намеренно не давал прохода к почве. Но Меродолия упорствовала: в конце концов она сняла перчатку и просунула в ямку руку, тонкими пальцами зарылась в пепел и, расталкивая тот, прощупала почву. Конечно, она не намеревалась найти здесь запрятанный клад, но всё-таки любопытство пересилило. Она поводила ею туда-сюда, продвинула ладонь дальше вперёд и заметила, что земля лежит неровно. Шероховатость почвы имела форму неаккуратного широкого прямоугольника. Внезапно ужасающая догадка ошеломила Меродолию. Она настолько удивилась ей, что тут же вынула грязную ладонь и отпрянула от образовавшейся горстки золы, точно та могла укусить её. Меродолия ахнула, и холодный пот залил её спину так, что рубашка прилипла к коже. Ей, видавшей в своей жизни слишком, сделалось так страшно, что она тут же захотела ринуться прочь из этого сада. И через некоторое время (почему-то она задержалась в этом жутком месте дольше, чем следовало бы) на ватных ногах Мер распахнула дверь в дом и прошептала слабо: — Херегард… — Попробуй посмотреть на это… не знаю, с другой стороны! — раздражённо цедила сквозь зубы Сейсар. За её громким голосом необычайно тоненький мышиный писк Меродолии затонул, оставшись незамеченным. Мер испугалась, что они снова принялись ругаться, но тогда она оглядела наконец помещение: все книги валялись на полу, множество шкафов и ящиков были раскрыты, едва ли можно было шагнуть из-за вещей, разбросанных хаотично по всему залу. «Что они тут устроили?», — поразилась она, но так и осталась стоять в дверях. Её не замечали: каждый член команды был занят и сосредоточен. Марк устало копошился в страницах, Херегард перешагивал через книги, ходил туда-сюда, вновь выглядя мрачнее тучи. — С какой такой «другой стороны»? — неожиданно злобно пробормотал он, потерявший уже всякую надежду. Они обыскали весь дом, все углы, где только мог быть запрятан заветный гримуар. Но затем вдруг Херегард встал, как вкопанный. Догадка ударила его, подобно разряду молнии, и данмер, не говоря более ни слова, сорвался с места и побежал прямо по книгам к печати левитации. Внезапные воспоминания, зарытые в уголке сознания, видимо, специально для этого дня, вдруг хлынули на него, стоило только этой забытой дверке немножко приоткрыться. Он взмыл ввысь, но на уровне второго этажа не остановился, а, прошептав заклинание, устремился дальше — Сейсар удивлённо глядела на него, Марк ахнул, заворожённо прижав к груди очередную книгу. Пока троица спутников сопровождала его поражёнными взглядами, данмер ловко перевернулся в воздухе, упёрся ногами в потолок и наклонился, уверенно начав простукивать грибную шляпку изнутри. Некоторое время спутники молча наблюдали за выходками Херегарда, пока он, услышав звук полости, не достал кинжал и пронзил шляпку. Он вырезал кусок потолка по форме прямоугольника, просунул в отверстие руку и вынул книгу. Можно было сразу заметить, что книга эта не простая: её обложка была сделана из чёрной кожи какого-то животного, от самого гримуара чувствовалась магия — алые глаза данмера ярко распахнулись, он жадно втянул воздух, стоило только руке вытащить изделие на свет. Оно переливалось неестественным иссиня-чёрным цветом переплёта в искусственном свете магических свечей. Рука его почти дрогнула, когда он провёл второй пятернёй по холодной обложке. Гримуар отца находился наконец в его руках, будучи всё это время так близко, но так далеко. Он сошёл вместе с ним на первый этаж, не сводя с книги взгляда ни на секунду, как если бы она была заколдованной и в любое мгновение могла просто раствориться в воздухе, точно её и не было вовсе. Всё нутро Херегарда было взволновано, кровь бурлила, в голове всё перевернулось вверх дном. Но Херегард колебался, не в силах её открыть, хотя ладонь его всё так же лежала точно на обложке, приятно холодившей кожу. Он почувствовал, как груз воспоминаний тяготит его вниз, к самому ядру земли. Данмер боялся того, что может там увидеть. Он вдруг понял, что, может, и не хотел открывать этот проклятый гримуар, чтобы все демоны прошлого, что таятся внутри него, не высвободились из томительного плена. Он не мог позволить их вредным теням заплясать по дому, столь долгое время пребывавшему в запустении, не мог позволить им устроить здесь ещё больший бедлам и проникнуть внутрь его головы, сердца, души. Они поселились бы в каждом углу этого дома, заползли бы на пустые книжные полки, просочились бы под диван и взметнулись бы вверх, в спальни, на кухню. Тогда они окончательно присвоили бы себе этот дом, и без того полный чужого горя. — А дай-ка почитать. Херегард, выведенный из транса голосом Марка, лишь хмыкнул. — Нет, это тебе читать нельзя. — Я говорю дай мне это. Сейсар и Меродолия оторопели, а Херегард поднял взгляд, вскинув бровь, и удивился тому, что видел перед собой. Взгляд Марка едва ли выражал что-либо, кроме беззаветной ярости. Он был тёмным и тяжёлым. — Что с тобой? — пробормотала в растерянности Сейс, но не успела она шагнуть к имперцу, как тот вдруг первым двинулся навстречу Херегарду, игнорируя бардак под ногами, идя по нему уверенно, точно это всё не было для него препятствий. Он протянул руку, хмуря взгляд, и сказал уже куда более агрессивно, не своим голосом: — Отдай мне эти знания. Херегард помедлил, а затем недобро усмехнулся, перекладывая книгу в другую руку и отводя её назад. — Подойди и возьми. Позади успело раздаться только удивлённое «ах», когда Марк, в котором давеча почти не было никаких сил после отравления ядом, вдруг сорвался с места рывком дикого зверя и молниеносно подскочил к Херегарду. Благо, рефлексы данмера оказались мощнее слепой злости ни с того ни с сего обезумевшего имперца, и в следующее мгновение кулак Херегарда встретился с челюстью оппонента. Не издав ни звука, тот рухнул лицом прямо в книги, разбросанные на полу. Все трое смотрели на него неморгающим взглядом поражённых глаз. — Что с ним, блять, такое? — первым начал Херегард. Теперь настала очередь Сейсар: когда ужасная мысль о том, что с ним может быть такое, снизошла на неё, холодный испуг сковал тело. Она смотрела сверху вниз на тело друга так, будто видела его впервые в жизни. Противный холод сковал грудь Меродолии, не позволяя дышать. Происходящее вокруг было настолько безумным, что даже её несколько пошатанный рассудок не мог воспринять этот бешеный калейдоскоп из ряда вон выходящих вещей как единое целое. Ей начинало казаться, будто весь этот остров действительно проклят, как и говорил Гьялунд, и каждый его обитатель совершенно безумен. Куда более безумен, чем она или даже её брат Цицерон. Здесь сумасшествие выражалось в иных вещах. Сумасшествие у неё на родине было весёлым, полным запаха мокрых улиц и крови. Местное же безумие подтолкнуло их к краю обрыва, и под ногами бесконечная пустота разинула свою бездонную пасть, точно преисподняя воплоти, и взвыла звуком песчаных бурь. Здесь не было больше никакого сумасбродного веселья, которым обычно она упивалась — это походило на кошмар. У каждого на устах было по вопросу, и эти вопросы нужно было как-то решать. Никто не отваживался начать разговор. — Однажды, — начала вдруг Сейсар, не выдержав тишины, давящей на мозг, — пока мы искали свиток, Меродолия наткнулась на такую вещь, как «Огма Инфиниум». Книга в переплёте из кож всех рас. Зачем-то она пыталась доставить её мне, но у неё не хватало воли, чтобы отдать книгу мне. Всё произошло так быстро, что и не описать, но, в общем, книгу открыл Марк. Херегард заметно помрачнел, Сейсар от этого сделалось дурно. — С тех пор у него открылись магические способности, а твой гримуар про магию, я думаю, не может ли это быть как-то… — Провалиться мне в Обливион, как ты случайно наткнулась на артефакт демона знаний?! — вдруг проголосил Херегард необычайно громким голосом, что Меродолия, к которой он обращался, аж почти подпрыгнула на месте, забыв о своём ступоре. Данмера факт вмешательства в его дела даэдра явно не порадовал, он стиснул в руках гримуар так сильно, словно все вокруг готовы были наброситься и отнять его. — И что нам делать? Херегард посмотрел на Сейсар многозначительным взглядом, точно говоря: «я уже говорил, что нам следует сделать». От отчаяния ей хотелось взвыть. С последней парой дней потягаться могло разве что вечное заключение в план Дагона. Судя по последним событиям, данный сценарий не казался таким уж нереалистичным. — Вот теперь нам следует поспешить, — твёрдо заявил Херегард, — что-то мне подсказывает, что и Хермеус в эти дела неспроста вмешивается. — Безумие. Просто безумие. Я думала, хуже Алдуина уже не будет. Он угрюмо поглядел на Сейсар: — Добро пожаловать в Морровинд. С этими словами он всё-таки пересилил себя и распахнул гримуар. Лицо данмера тут же преобразилось: поползли брови наверх, глаза округлились, вся его мимика выражала такое замешательство, что спутницам было страшно даже предположить, что такое он мог вычитать в этой книге, за которой столь долго охотился. Он перелистнул страницу-другую, вдруг перевернул книгу вверх ногами, прошелся глазами по переплёту, зачем-то постучал пальцами по корешку, но выражение лица Херегарда делалось всё хуже и хуже. Когда Мер и Сейсар уже в действительности заволновались, он вдруг, прокашлявшись, сказал: — Я, кхм… ничего не понимаю. Он развернул книгу страницами к побледневшим лицам своих спутниц, и они озадаченно поглядели на письмена, которые не были даже близко похожи на какой-либо из известных языков. Херегард, нахмурившись, вновь принялся обеспокоенно листать гримуар. Сейсар показалось, будто он вот-вот швырнёт его куда подальше, но Херегард некоторое время продолжал пролистывать книгу в отчаянии, пока не сдался и сел на диван, понурив голову. Сейсар испытывала противоречивые чувства: с одной стороны, она всё ещё держала на него обиду, с другой стороны, его поиски оказались практически напрасны, и его было по-человечески жалко. Он сгорбился на диване, недовольно хмуря брови и сжимая в руках гримуар. Данмер пребывал в задумчивости, смотрел перед собой на весь бардак, что они учинили, молчал некоторое время, а затем вздохнул и заявил: — Надо прибраться. — Надо-то надо, вот только есть ещё несколько моментов, старина, — заговорила Меродолия, почувствовав, что время пришло, — что нам делать дальше? Он встал, держа под мышкой чёрную книгу. — Выдвигаемся завтра, больше ждать нельзя. Несомненно, сперва надо закупиться в дорогу. — Я его не брошу, — твёрдо сказала Сейс, вмешиваясь в разговор, — признаю, твой вариант мог бы быть разумен, но раз здесь работают Мораг Тонг, его могут убить. Я этого не допущу. Херегард, порядком уставший от препираний с Сейсар, выдохнул тяжело и злобно: — В таком случае тебе придётся нацепить на своего питомца намордник и поводок. — Ты можешь хотя бы минуту не быть козлом? — начала было вскипать Сейсар, но тогда их решительно перебила Мер. — Херегард! — воскликнула она, точно оратор у трибуны. — Кто похоронен у тебя на заднем дворе? Сейсар оторопело обернулась на подругу, а на лицо Херегарда вернулось мрачное замешательство. Он посмотрел на Меродолию дико и страшно — поначалу ей показалось, что он бросится на неё и придушит, а затем в его глазах промелькнула такая горькая скорбь, что ей сделалось ещё более жутко. Этот секундный проблеск не укрылся от её внимательного взгляда, но Меродолия пожалела о том, что не проигнорировала его: она почувствовала, будто вынуждена теперь разделить с ним всю ту боль, что скрывается за бронёй, что он носит, и отстранённостью, которой пытается оттолкнуть от себя. Сейсар тут же припомнила и верёвку на потолке, и оглянулась теперь на данмера с явным вопросом в глазах. Херегард понял, что загнан в угол, больше ему некуда было деваться. Он смерил присутствующих тяжёлым взглядом, прежде чем, не шелохнувшись ни на сантиметр, ровным тоном ответить: — Мои родители. Холод прошёлся по спине Меродолии. Ей, бывалой убийце, второй раз сделалось невыносимо страшно в этом доме, как если бы незримый топор палача навис над её шеей, грозясь лишить её головы в любое мгновение. Догадка её в очередной раз оказалась верна. И как же Мер жалела в этот момент о том, что в течение тяжёлой жизни она нажила себе исключительные рефлексы, внимательность и детскую любопытность, ведь не увидь она того подобия могилы, по которому так беззаботно протопталась, то жила бы себе в неведении и дальше, как жила все эти годы. Но теперь груз, накопленный Херегардом за всё это время, обрушился на неё, и под ним никак нельзя было даже вздохнуть. Зато вздохнула Сейсар — глубоко и горестно. Злость, вскипавшая в ней, отступила теперь на второй план. Голос Херегарда даже не дрогнул, он держался по-прежнему уверенно, даже взгляд сделался вновь твёрдым, но кто, если не она, мог во всей полноте ощутить его горе? Она будто пережила все свои лишения заново, и ей тоже сделалось трудно дышать. Старая рана открылась и начала кровоточить. Вся фигура Херегарда вдруг вызвала небывалое сочувствие. — И ты выбрал самую дурацкую ложь? «Мои родители в отъезде»? — спросила Меродолия спустя некоторое время тягостного молчания. — Моей целью изначально не было придумать правдоподобную ложь. Мне важно было, чтобы вы не приставали ко мне с расспросами. Видно, я просчитался во всех моментах. И вы, наверное, хотите ответов. Он вновь тяжко вздохнул. — Давайте перетащим его на тот диван. Марка, находившегося без чувств, они легко перенесли на один из диванов. Херегард движением ноги растолкал книжную гору подле одного из диванов и сел на него. Меродолия и Сейсар устроились напротив. Сейсар наклонилась вперёд, будто стараясь лучше заглянуть в помрачневшие алые глаза. В целом Херегард выдерживал маску холодного спокойствия, лишь уголок губы дрогнул, когда он, с прямой спиной уперевшись ладонями в колени, как это очень любят делать данмеры, начал свой рассказ: — Мои родители — искусные маги дома Телванни, беженцы из Вварденфелла. Какое-то время они жили у мастера Нелота, помогали ему в исследованиях, поэтому мы с ним несколько знакомцы. Я мало, что знаю дальше. Знаю, что, когда я был очень мал, мы переехали на окраину Вороньей Скалы, отец втянулся во вражду Телванни и Редоран… и закончилось это плохо: его убили нанятые бойцы Мораг Тонг. И я… я не смог смириться с его смертью. Для вас данмерские традиции могут показаться дикими: прах сожжённого усопшего принято сохранять. Поднимать мертвецов — строжайший запрет даже для Телванни, которые никакими законами морали не гнушаются. Мы, можно сказать, общаемся с духами умерших в гробницах, а поднять мертвеца значит отсечь любую связь с его духом… да и вовсе не дать ему вернуться. И я преступил запрет, попытавшись вернуть отца. Освоил заклинание, которое мне казалось подходящим… но вместо разумного существа передо мной встал лишь мычащий зомби, со впавшими, подкатившимися глазами и посиневшей кожей, покорный моей воле. Я до сих пор помню, как страшно хрипел оживлённый мною труп. Это был не мой отец, это был лишь подчинённый мне мертвец. Мать уже тогда обезумела от горя, а когда она пришла и увидела, что я сделал… Херегард замолчал. Видно было, как тревожно двигается в глотке выступающий кадык. Ему было трудно говорить, но на лице не дёрнулся ни один мускул. — Повесилась. Сейсар беззвучно ахнула и прикрыла рот рукой. Она почувствовала, как глаза её обожгли горячие слёзы. Меродолия сидела безмолвно, замерев, как изваяние. Херегард сидел всё так же неподвижно: теперь он напоминал статую какого-то данмерского божества, давно забытого и покинутого. В красных глазах, сквозь всю тяжесть хмурого взгляда, проглядывалась такая человеческая боль, что Сейсар не выдержала смотреть туда больше и опустила собственный взгляд. Руки её похолодели. Она украдкой посмотрела на Меродолию, и ей показалось, словно что-то в ней переменилось: доселе она никогда не видела такой эмоции на лице подруги. Перед её глазами проносилась вся жизнь: собственная и чужая, прошедшая и будущая. Меродолия смотрела на Херегарда, но в действительности взгляд её был направлен куда-то за него. — Как же ты выжил один? — поинтересовалась Сейсар, найдя силы говорить. Херегарду не нравилось отвечать на вопросы о его биографии, но выбирать теперь не приходилось. — Один знакомый посадил меня на корабль и пристроил в Коллегию Винтерхолда. Я на порядок опережал то, что они пытались мне преподать. Но всё же любил я тамошнего библиотекаря, ворчливого орка, и это было достаточно взаимно. Я подружился с духом, Авгуром Данлейским, который обитает в подземельях Коллегии. Я до сих пор навещаю его иногда, даже после того, как меня выгнали за эксперименты с некромантией. Шрам, кстати, получил тогда. Затем я скитался, потом Тёмное Братство, снова скитался… И вот, мои скитания привели меня домой. Во многом благодаря тебе. Он поднял взгляд на Сейсар. Она пребывала в смятении. Этот человек смотрел на неё траурным, пусть и спокойным взором, как смотрят на могилы давно почивших родственников. Она и не предполагала, что у этого мера может быть настолько тяжёлая жизнь. Конечно, Херегард изначально казался подозрительным, весь его мрачный образ никак не внушал доверия, пусть она и всячески старалась оправдывать его в собственной голове. Но теперь весь гнев померк. Сейсар прониклась самой искренней жалостью к Херегарду, пусть даже он об этом и не просил. Ему всего лишь надоели распри, которые происходят из-за того, что ему не доверяют, и все подозрительные взгляды, которыми в последнее время сопровождают каждый его шаг. Он невольно взял на себя роль необходимого зла в команде, хотя это и не нравилось ему совершенно. Он, в сущности считал, что всё, что происходит с ним — не их носа дело, но, чтобы двигаться дальше, необходимо было выложить правду, как она есть, на стол. Ещё данмера настолько беспокоили скорбные взгляды Меродолии, что подолгу этой ночью он не мог уснуть. Ещё и Сейсар метко ударила прямо в больное место. Поэтому он сейчас смотрел на Меродолию в растерянности, как и она на него. Но, как она не ждала, Херегард не сказал ни слова. — Спасибо за честность, — твёрдым голосом заговорила Сейсар, — надеюсь, теперь ты понимаешь, что пока мы в одной команде, доверие играет в нём фундаментальную роль, и скрывать определённые вещи от нас ты попросту не сможешь? — В таком случае пусть они вскрываются все в своё время. И ему, — он тыкнул пальцем в сторону Марка, — я это пересказывать не буду. — И, — помолчав, продолжила она куда более тихим голосом, — мне жаль. Я понимаю твою боль. Данмер смотрел на неё пристально какое-то время. — Да. Ты понимаешь. Они поглядели друг на друга некоторое время в неловком молчании. Сейс не знала, куда деть себя, а Херегард просто сидел и молчал. Она почувствовала, как больно щемит в груди. Сейсар видела в нём своё отражение. И врагу нельзя было пожелать пройти через то, что прошли они. И тем не менее, она убила отца на глазах у сына. Только сейчас она задумалась об этом — не было ли милосерднее убить и его? Ему бы не пришлось, как им, влачить на себе горе о покойном родителе. — Как ты мог за столько лет не сказать о себе ни слова? — послышался тоненький голосок Меродолии. Херегард перевёл взгляд на неё. — Во-первых, ты не особо спрашивала. — Я спрашивала, и ты лгал о том, что твои родители где-то там в Морровинде! — Тебя устраивала эта ложь, потому что глубже вопросом ты никогда не интересовалась. А во-вторых... я не хотел тебя этим нагружать. И тут Сейсар вздохнула огорчённо, нахмурилась и потёрла переносицу. «Мерзавец, — подумала она, — только что вывалил всю эту полную трагизма историю и обвинил Меродолию в том, что она сама никогда подробнее не спрашивала. Ну что за человек». А Меродолия, видать, уже совсем смирилась со своей участью, потому она сначала поникла головой, а потом вдруг резко, как ураган, сметающий всё на своём пути, бросилась Херегарду на шею. Судя по дрожи в голосе, она тотчас заплакала. Херегард настолько растерялся, что непроизвольно сжал её мелко подрагивающее тело в объятиях. — Нагружать?! Гард, это то, для чего нужны друзья, понимаешь! — почти вскричала она. — Мне жаль, мне так жаль, дружище! Он чувствовал, как намокает воротник его чёрной туники, и вздохнул разочарованно. — Женщины… — проворчал он, не отпуская, однако, Меродолии из рук. — Давай больше никаких секретов, ладно? Пожалуйста, пожалуйста! Он не ответил, улыбнулся одними уголками губ, позволяя той проплакаться у него на плече. На неё столько всего навалилось, что весьма шаткая нервная система Меродолии такой нагрузки уже не выдерживала. Она не знала, что делать: проклинать его или благословлять, грустить или радоваться, злиться или простить, поэтому она просто расплакалась, как ребёнок, и крепко обвила его шею руками, чтобы он не ушёл никуда, как раньше. Приоткрыв глаза, Херегард заметил изучающий взгляд Сейсар, остановившийся на его фигуре. Она, как и Меродолия, не знала, что чувствовать по отношению к этому человеку. Но её восприятие не было затуманено узами дружбы. Сейс сидела хмурая, то сжимала, то разжимала кулаки, стараясь как-то разогнать рой мыслей, гудевших в голове. Она действительно питала к нему неподдельное сочувствие, но даже сейчас он вёл себя отстранённо, словно он не вынес никакой морали из произошедшего. Ей было больно за подругу, которая так к нему привязалась, а он избегал её, точно дикого зверя. Меродолия и была диким зверем — необузданным, непредсказуемым, но при всём этом удивительно преданным. А он… Сейсар не знала уже, что от него ожидать. Он был подозрителен и вызывал к себе ответную подозрительность. Глубоко травмированный человек, закрывшийся в себе. Холодный взгляд данмера говорил о том, что даже если Сейс каким-либо образом презирает его, то её чувства ни в коем разе его не волнуют. Херегард уверил себя в одном: у них есть цель, у него есть цель, всё остальное неважно, пусть даже на его голову обрушатся всевозможные проклятия. «И почему именно мне везёт на таких личностей в команде?», — вздохнув, подумала она. Вдруг неподалёку послышалось копошение. Потирая ушибленное место, на локтях приподнялся Марк, морщась от света, больно бьющего в глаза. Как только зрение его прояснилось, сразу три лица оказались обращены к нему: заплаканное Меродолии, озадаченное Херегарда и мрачное Сейсар. Марк, смутившись происходящего, поёрзал на месте. Боль в голове неотступно следовала за каждым его движением. — Что произошло? Я ничего не помню. Голова трещит так, как будто меня десять орков ногами запинали… Послышался вздох Херегарда. Как и обещал, ничего пересказывать он не стал — лишь сказал имперцу, что тому стало нехорошо. Он недоверчиво посмотрел на него, а затем на Сейсар в поисках подтверждения слов данмера. Помедлив, Сейсар согласно кивнула головой. Отвратительные выдались сутки.