Лисёнок

Тишина больницы потихоньку стала наполняться привычными звуками, голосами работников, беготней медсестер и тихими шагами больных. Исак лежал и пусто смотрел в белый уже чуть потрескавшийся, потолок. Его эта суета никак не затрагивала, он существовал, словно в отдельном мирке, куда извне ничего не просачивалось. Он и сам из этого мирка не выходил ни разу. Но он и не хотел, ему было все равно, что за стенкой, ему было не важно, что происходит в его палате. Он просто лежал и ждал прихода Алисы. Он уже не был уверен, что увидит когда-нибудь Эвена, так что на него не рассчитывал, даже не надеялся. В восемь, как и ожидалось, пришла девушка. Алиса стянула одеяло, открывая вид на многочисленные ожоги и гематомы. Ее руки аккуратно касались корсета, расстегивая его и позволяя ненадолго вдыхать глубже. Это сопровождалось тупой болью в районе ребер и Исаку казалось, что сами легкие царапаются об острые кости, он мог бы взвыть от этих ощущений, если бы не полное равнодушие к своему убогому телу. В его голове было совершенно пусто. Всю ночь он в панике метался по кровати, насколько это было возможно в его состоянии. Ему снились ужасные вещи, Эвен ругал его, наказывал, бил. Исаку было стыдно за свое поведение, за непокорность, за слезы, за то, что вообще посмел сказать нечто подобное, и сны наказывали его за это. Он мучился, ему было физически больно и страшно. Он боялся, не Найшема, а то того, что он больше не придет к плохому лису, не поговорит, не коснется. Исак уже был бы рад реальному наказанию, ведь Эвен наказал бы его лично, и лис смог бы хотя бы увидеть его, услышать, но кроме еды от него не было никаких вестей. Даже записок больше не было. Это до чертиков пугало мальчика и он уже просто устал к этому утру. Он выдохся. Не осталось никаких мыслей, никаких эмоций. Алиса смотрела на худое тело и замечала, что многие порезы и ранки разошлись, а гематомы налились кровью. Ей стало жалко парня. Он ведь совсем не похож на глупое агрессивное животное, наоборот парень выглядит серьезней и смышленей многих ее амбалов-однокурсников. СМИ всегда говорило о том, что гибриды не более, чем тупые животные, более того, опасные, если не держать их в строгости и не наказывать болью. Еще с ними не советовали не то, что контактировать, разговаривать, поэтому в первый день ей было страшно идти в эту палату и касаться гибрида, но сейчас она волновалась о пациенте и, наверное, хотела бы пообщаться с ним, чтобы понять причину такого подавленного состояния. Конечно, он попал в ужасную аварию, и у него теперь большие проблемы со здоровьем, но его ведь могли просто добить, как всех негодных гибридов, а он жив, его лечат, хозяин переживает о нем, так что же тогда? Здесь явно не только физические проблемы. Но она не остается с ним больше того времени, что необходимо на открытие еды и очистку фруктов. Девушке просто стыдно было находится в комнате с тем, кто заметил ее пренебрежительное отношение к себе. «Я же вижу, что неприятен вам, мне это не ново», эти слова крутились в ее голове, как заезженная пластинка, пока она находилась в палате. Алиса выдавила прохладный гель на пальцы и осторожно стала наносить на фиолетовые и желтоватые гематомы, бережно избегая вскрывшихся кровотечений, пусть не сильных, но явно доставлявших дискомфорт лису, который даже не морщился на холодные прикосновения мягких пальчиков. Сегодня он даже не поздоровался с девушкой и ни разу не посмотрел на нее, словно ее и не было в палате, словно она прикасалась к нему, не говорила с ним. Алиса очень волновалась, наверное, даже больше, чем перед их первой встречей. — Исак, — девушка немного наклонилась, заглядывая парню в глаза, — пожалуйста, поговори со мной. Я очень переживаю за тебя… У девушки навернулись непрошеные слезы, которые она тут же попыталась скрыть, часто проморгавшись. Лис тяжело вздохнул и на секунду посмотрел Алисе в лицо, но потом вновь отвел опустошенный взгляд. — Не стоит, Алиса. — Но почему? Я видела мистера Найшема, — на этих словах Исак вздрогнул и отвернулся от девушки еще сильнее, — у него такой же взгляд. Хотя, нет. Не такой, совсем не такой. Твой куда более пугающий, в твоем вообще нет эмоций, это самая ужасная, крайняя стадия, сегодня ты перешел эту грань. Еще вчера ты выглядел подавленным, разочаровавшимся в себе, напуганным, а сегодня вообще ничего. Ни-че-го. А мистер Найшем все еще чувствует эмоции, он переживает, он подавлен, может даже противен себе. Не знаю, могу ли я говорить это тебе, но думаю ты должен знать, что твой хозяин тоже плохо себя чувствует, что произошло? Он ведь дневал и ночевал здесь, волновался, так что случилось, что вы теперь еле живые? У Исака по бледным щекам текли стройные ручейки слез. В глазах промелькнула боль. — Я не прошу тебя отвечать на мои вопросы вслух, просто разберись в себе, стоит ли оно того? Девушка внимательно посмотрела в глаза лису, который скоро сдался и прикрыл глазки. Алиса накрыла его одеялом и, покачав головой, покинула палату, практически бесшумно закрывая дверь и отмечая у себя в тетради номер палаты, она пошла в следующую. Сегодня у нее много работы.

***

Исак лежал и действительно занимался самокопанием по наставлению Алисы. Сейчас Исак начал задумываться о том, что Эвен не приходит к нему потому что лис стал бесполезен. Совершенно бесполезен. Прошел еще один ужасный день, Исак уже не считал их. Лис просто существовал и думал о том, что лучше бы он к Эвену вообще не попадал, тогда может не было бы сейчас так больно душевно. Тогда он бы даже не знал, что может быть жизнь лучше, чем в клетке, хотя Исак очень благодарен мужчине за то время, что он провел в его доме. Лис испытал очень много положительных эмоций, нежных чувств, заботы, пусть это было не долго, но это навсегда останется в памяти маленького лиса, который теперь хотя бы знает о существовании таких вещей. День уже давно закончился, Исаку не спалось. Его веки были тяжелыми и шевелиться уже не получалось, но за грань сна перевалить у него все не получалось. Стоило сознанию затихать и мыслям отрываться от реальности, как мальчик вздрагивал, то от раздраженного окрика, то от звонкого удара плетью по истерзанной огнем коже. Шли минуты, часы, сознание все меньше касалось реальности, паря где-то за гранью. Мальчик все же провалился в сон навстречу кошмарам. А в коридоре, словно в другом измерении, шел Эвен. Мужчина подошел к женщине на ресепшене и бодро поинтересовался, где найти медсестру Алису. Конечно, в глазах по-прежнему горела вина и плескалась боль, но кому какое дело, у всех куча своих проблем куда более важных и особенных. Так и живем, купаясь в рутинных заботах, окутанные проблемами. Словно чьи-то холодные руки завязали глаза, не давая возможности замечать других людей. Это очень печально и разрушительно. Все говорят о таких простых истинах вроде доброты, любви, уважения, и продолжают рассматривать узор полотна, плотно прикрывающего глаза. Мы все такие. Каждый. Не смейте отрицать, это глупо, ведь от ваших слов ничего не изменится, вы, как и я, как и каждый человек в этом гребаном мире, думаете в первую очередь о себе, а во вторую о близких, на сторонних людей плевать. Я не берусь никого судить, может, это и правильно, может, так и должно быть, может, именно так работает инстинкт самосохранения, может, эта повязка вовсе не мешает, а наоборот оберегает и защищает нас? Не знаю. Но Эвену было так же все равно на полноватую женщину за стойкой. Мужчину нервировала ее нерасторопность, он даже не думал о том, что женщина сидит здесь уже сутки, и через пять минут ее сменят, он не думал о том, что сегодня мог быть сложный день, и что часть пострадавших в сегодняшней авиакатастрофе привезли сюда. Он думал только о том, как Исак его ненавидит, боится. Эвен купался в отвращении к себе, пока еле стоявшая на ногах Алиса вела его по коридору. Сегодня был действительно тяжелый день у медперсонала. В 14:32 при посадке взорвался самолет, как итог тысячи пострадавших, это и сотрудники аэропорта, это люди, неуспевшие покинуть свои самолеты после недавней посадки, это люди, ожидавшие свой рейс, это люди, пришедшие встречать близких или прощаться. Пострадали те, кто был за сотни и тысячи километров от места аварии. Это родственники погибших и раненных. Скоро об этом скажут в новостях, люди будут говорить пустые слова сожаления и охать от несовершенства этого мира… А пока девушка проводила мистера Найшема до дверей палаты и ушла дальше по коридору в ординаторскую сдавать смену, подсчитывать поступивших пациентов и передавать личные данные психологу, которой завтра надо будет обзванивать семьи пострадавших. Алиса только кивнула на палату с словами: — Он в ужасном состоянии, я думаю вам следует поговорить. Найшем посмотрел на девушку со злостью и раздражением. Зачем лезть в ситуацию, которой совершенно не знаешь? — А я думаю, это не ваше дело. — Что ж, как знаете. Девушка устало пожала плечами и ушла совсем. Эвен стоял под дверью и прислушивался к тому, что происходит в палате. Он не хотел быть замеченным Исаком, он не хотел пугать его еще сильнее, врываясь посреди ночи. Он вообще не хотел показываться мальчику на глаза, помня его лицо, его эмоции. Эвен не хотел портить жизнь прекрасному гибриду, который не заслужил видеть предмет отвращения каждый чертов день. Мужчина коснулся двери одними лишь подушечками пальцев, все не решаясь зайти. Но простояв так минут двадцать, таки надавил на ручку, увидев направляющую в его сторону медсестру. Дверь едва слышно скрипнула, и на полу появилась небольшая полоска света, упавшего из всегда освещаемого коридора. Эвен внимательно проследил за светом и, сглотнув, поднял глаза на кровать Исака. Мальчик спал. Луч света доходил точно до его кровати, а дальше растворялся в темноте больничной палаты, поэтому мальчика совсем не было видно. Эвен перешагнул порог. И дверь снова скрипнула, отчего мужчина вздрогнул и чуть не упал, споткнувшись о свою же ногу. На мальчике это, к счастью, никак не отразилось. Эвен прошел к своему креслу и достал заготовленную дома записку. Последнюю. Он больше не потревожит своего лиса. Исак, прости меня за все, что я сделал, за то как сильно напугал тебя, за мою чертову болезнь, за то, что тебе пришлось сидеть с психом в замкнутом пространстве, за мои нотации, и главное, за тот поцелуй. Я не хотел напугать, не хотел унизить, я понимал, что мои чувства, это только мои чувства, я знаю, что ты ни чем мне не обязан и ни в коем случае не стал бы ни к чему принуждать, я бы даже не касался тебя, если бы ты только попросил. Просто мне тогда показалось, что ты нуждаешься в поддержке, и я не знаю, как так получилось. Я просто надеюсь, ты сможешь меня однажды простить. Ты больше никогда меня не увидишь, обещаю. Конечно, мои двери всегда открыты для тебя, приходи в любой момент, если нужна будет помощь, я сделаю все от меня зависящее. Поэтому я оставляю конверт, там карта, куда будут приходить деньги и ключ. Домик небольшой, на самой окраине города, там совсем рядом лес, не далеко речушка. Ты сможешь заказывать еду и вещи через интернет, инструкции везде лежат… Но я все равно боюсь, что что-то может опять пойти не так. Но… Ты не сможешь полноправно жить в городе, прости. В лучшем случае тебя вернут в питомник, в худшем, думаю, ты понимаешь. А за человека ты не сойдешь, даже если сделать пластическую операцию, в тебе слишком много лиса. Да и если честно, ты слишком красивый со своими ушками и милым пушистым хвостиком, чтобы менять это. В больнице тебя хорошо подлечат и все будет в порядке. Надеюсь, ты будешь счастлив… P.S.: Хоть тебе это может быть противно, но просто знай, что я люблю тебя. Эвен

***

Исак опять напряженно спал, не чувствуя ничего, кроме страха. Лиса окружала пугающая пустота, в которой он парил словно в невесомости. Но мальчик даже не пытался сопротивляться. Где на подсознании стали появляться светлые образы. Это был Эвен и он был напуган, он сильно волновался, его практически трясло. Постепенно Исак услышал знакомый запах и четко расслышал пульс Эвена, который находился где-то совсем рядом, если верить обонянию. Исак широко распахнул глаза и замер, осознав, что после пробуждения запах не исчез. Мальчик дернулся, все его мышцы резко напряглись, что раздалось болью во всем теле. Лис подумал, что пока не хочет выдавать себя, поэтому расслабился и максимально выровнял ритм сердца. Но глаза оставил открытыми, он очень хотел посмотреть на Найшема, но боялся спугнуть. Вдруг, как только мужчина увидит, что Исак не спит, он подорвется и уйдет. Наверное, не сразу уйдет, наверное, накричит сначала, а потом уже покинет палату. Исак как можно аккуратнее приподнял голову и не сдержал судорожного вдоха, вырвавшегося при виде Найшема. Мужчина плакал. Он держал в руках клочок бумаги и по его щекам скатывались редкие слезинки. Услышав что-то, Эвен вскинул голову и встретился взглядом с лисом. На его лице немедленно отразился испуг, распахнулись пухлые губы, глаза смотрели на лисенка, не мигая. Исак тоже испугался, но он уже перешел ту черту отчаяния, которая не знает смущения и страха. Он уже ни о чем не думал. Исак дернулся навстречу Эвену, но корсет помешал сесть в кровати, откидывая мальчика обратно на подушки. Из его глаз тоже потекли слезы. — Эвен… Я…Постой, выслушай меня… Пожалуйста… Исак судорожно шептал, умоляя Эвена задержаться, но его рыдания были активнее, так что много он не сказал, просто начав икать и судорожно глотать воздух в перемешку с солеными каплями. Конечно, Эвен испугался за него. Мужчина отмер и чуть наклонился в сторону лиса. — Все хорошо, прости, я обещал больше не появляться в твоей жизни и не мешать, прости, я не хотел опять появляться на глаза. Я… Я пришел оставить записку и тут еще… В общем вот. Эвен зажмурил глаза, прогоняя влагу, и положил Исаку записку и конверт у здоровой руки, которую случайно задел, отчего вздрогнули оба. Эвен резко отдернул руку и отвернулся, не решаясь сразу уйти. Конечно, каждый хотел продлить этот момент. Ведь оба очень соскучились, но каждый чувствует себя виноватым, что никак не способствует разговору. Поэтому мужчина все же сделал медленный шаг. — Постой… Пожалуйста… По коже Найшема прошли мурашки. Он не ожидал такого от лиса. Естественно мужчина замер. А Исак впал в ступор оттого, что Эвен остановился, поэтому он замер и потерял мысль, еще больше волнуясь оттого, что не может ничего сказать, а Эвен теряет время. В итоге, так и не вспомнив подходящих слов, лис задал вопрос, который волновал его сейчас больше всего: — Ты плакал… Это опять я виноват?.. Эвен сглотнул поступивший к горлу комок и медленно повернулся, не зная, что ответить мальчику, чтобы это прозвучало именно так, как Эвен и предполагает. Немного постоял и отрешенно прошептал: — Все в письме, Исак. Прощай. Мужчина развернулся и, сглотнув комок в горле, повторил еще тише: — Прощай…