Gent&Jawns — Reconcile
— «Кока-кола» — раздели радость! — вещает телек, и я снова не могу сдержать улыбку.Год назад
Я влетел в комнату под впечатлением от новогодней рекламы Колы, которую увидел в холле по телеку. Уэй, распластавшийся на своей кровати со скетчбуком, лениво глянул на меня из-под своих неестественно пушистых ресниц. — Слышь, Уэй! — я говорю таким тоном, будто собираюсь предъявить обвинение. — Это ты там! Я сам себе напоминаю обезьянку, для которой телевизор — говорящая коробочка. — Я везде, детка, — протянул он, ухмыляясь. — Конкретизируй. — Ты посягнул на святое, — я угрожающе потряс указательным пальцем. — Праздник приближается, веселье, красный грузовик, Санта, и тут твоё… Я скорчил рожицу и провёл рукой по лицу, вызвав у похитителя Рождества приступ хохота. — Это я специально, чтобы тебя побесить, — ехидно произнёс он. — А я и не сомневался, — пробурчал я, бросив рюкзак на кровать и усевшись напротив похитителя. Уэй как-то странно покосился на меня, после чего закрыл скетчбук и спрятал под подушку. — Страшно представить, сколько ты бабла на этом срубил, — я покачал головой, и Джерри гордо улыбнулся, немного смутившись. — Ну, скажем так, — он посмотрел вверх, — единственное, чем я горжусь в этой жизни — тем, что я обеспечил маме и брату комфортную жизнь. — Единственное?! — я округлил глаза. — Ты больной? — Ты же знаешь, что да, — с нарочно излишне серьёзным лицом сказал Уэй. — Алло, ты топ-модель, у тебя два миллиона подписчиков, ты для всяких там Томми Хилфигеров снимался и подиумы топтал! — напомнил я. Не знаю, может, дело в зависти или во вредности, но меня каждый раз возмущает, когда он преуменьшает свои заслуги. Типа, Уэй, почему бы просто не признать, что ты охренительный?! — Ну и что? — он пожал плечами. — Это никому ничего не дало, а вот те деньги — да. Он больной, больной на всю голову. Джерри уже месяца три как расторг все контракты и ни для кого больше не позирует. Он теперь не модель, а потребитель, и пьёт не Zero, а обычную Колу, хотя в ней всё так же много сахара, как и раньше. А ещё рисует целыми днями и постоянно пачкает меня краской. А я… а что я? — Ай, фак! — я обжёг руку о противень, чуть не рассыпав печеньки в виде человечков. А я самый счастливый на планете. Мы с больным на голову Уэем вместе уже больше полугода, живём у него в квартире с огромной мягкой кроватью, готовим печеньки и не только. Я хожу на марши в защиту прав ЛГБТ, женщин и животных, а Джерри готовит мне веганские салатики. Я тоже пытаюсь ему готовить, хоть и получается скверно, но он всегда хвалит меня. Вот и сейчас я взял эти печеньки в дорогу на себя, и у меня впервые вышло что-то съедобное. Однажды Джи найдёт в какой-нибудь печеньке несъедобное колечко, но это потом, когда готовить научусь. Джерри удалось снова отрастить волосы, и в знак победы над всеми трудностями он покрасил их в красный. Получилось даже круче, чем в первый раз. Я обожаю запутываться пальцами в его прядях и зарываться в них носом. Джи говорит, что обожает меня. Это взаимно. Я ношу венок с розами, а Уэюшка — мою корону с выпускного, причём теперь он говорит, что принцу положена корона, и я с ним абсолютно согласен. Меня часто обзывают «пидором», и я так же часто отвечаю, что они совершенно правы. Друзья называют нас «мужьями», с чем я тоже не спорю. Особенно любовно о нас отзывается Спенсер, который яростно конкурирует с Печалькой (который уже не такой уж печальный) и Штопором за звание шафера на нашей свадьбе. Штопор с Печалькой успокаивают его, заверяя, что сначала ему удастся побыть оным на их свадьбе. Сегодня предпраздничный вечер, и мы с моим ненаглядным впопыхах собираемся в предстоящую поездку, как тогда, летом. Только на сей раз мы пообещали ребятам никуда не сбегать. Надеюсь, у нас получится сдержать обещание. — Фрэнки, — я услышал томный голос за спиной, — ты же хорошо вёл себя в этом году? Я обернулся и настолько резко дёрнулся, разинув рот, что уронил всё-таки несчастные печеньки. На Джи только его любимые чёрные джинсы, красный новогодний колпак под цвет волос и чёрная кожаная штука с ремнями и кольцами, от которой мне вообще крышу сносит. — Нет, Санта, я был очень плохим мальчиком, — заскулил я, сполна ощущая свою беспомощность. Через секунду я уже лежал на кровати, а Санта сидел на мне, поедая взглядом. Эта штука, забыл, как она называется, разделяет его грудь и животик на кучу маленьких осколков, поэтому очень хочется её поскорее снять, чтобы увидеть цельную картину. — Хочешь потянуть за ремешочек? — спросил Санта, надев на меня колпак, и я закивал. — Плохим мальчикам не положено… Вспомнил! Портупея! Это называется «портупея»! Джерри сделал всю работу за меня, и я, если честно, вообще не жалуюсь. — С каких пор Санта дарит подарки непослушным детям? — поинтересовался я, нависнув над ним, но Джи сейчас не в состоянии дать вразумительный ответ. — Фрэнки, ты… — пробормотал он, слегка поцарапав мне спину, — ты мой оленьчик… Я готов быть кем угодно для своего Санты. хХх Утром пришлось вернуться в реальность с рассыпаными печеньками и автобусным рейсом в час дня. Жутко не хочется оставлять моего мальчика одного в такой огромной кровати, но мне хочется принести ему завтрак в постель, заодно убрав печеньки. Мы не привыкли просыпаться по отдельности, потому что после пробуждения обычно ещё полчаса лежим под тёплым одеялком в обнимку, а потом идем в душ вместе. А что, классный способ экономить воду… Я потянулся, зевнул и хрустнул шеей. Спина немного саднит в местах, где Джи поцарапал. Обожаю это ощущение. Джерри потом будет переживать и мазать царапины детским кремом, а я буду его успокаивать. Горжусь собой, ведь уже через двадцать минут печеньки были собраны, а завтрак готов. Я вошёл в спальню с подносом, намереваясь разбудить моё чудо, но чудо уже вовсю проснулось и сидит, рисует. За столом. Без одежды. Я нежно улыбнулся, поцеловал его в висок и поставил еду на стол. — Фрэнки, — ласково прошептал Джерри, отложив рисование и положив ладони мне на щёки. — Доброе утро… — Доброе, милый, — прошептал я в ответ. Он обнял меня за шею, и я взял его на руки и понёс обратно в кроватку. — Не могу без тебя спать, — пожаловался Джи, и я стал гладить его по огненным волосам. — М, я здесь, зая, — заверил его я, и он прижался ко мне. — Мой малыш, такие вкусняшки приготовил! — восхищается он, оставляя короткие поцелуи на моём лице. — Спасибо, оленьчик… Я никогда не выползу из этой кровати. Хотя, наверное, придётся. Ничего, у нас впереди ещё очень много таких пробуждений. Джерри больше не модель — он художник. Он творит и всё делает по-своему, а мир им восхищается. Похититель Рождества снова сотрудничает с Колой, но на сей раз в качестве дизайнера. Снова он переворачивает мир с ног на голову — таково его призвание. Я краем глаза увидел, ради чего он встал так рано — ради нового символа зимних праздников. Олень. Он рисует оленя. Стилизованного, в своей манере, и получается у него как всегда восхитительно. Я не против — пусть теперь во всех рекламах будет весёлый олень. А Санта пусть отдыхает здесь, со мной…