Tom and Jerry

Я возвращался с работы в общагу, мечтая о двух вещах — принять горизонтальное положение и скорее увидеть Джи. У меня развилась физическая потребность видеть или слышать его как минимум раз в два часа, иначе я начинаю чахнуть. Когда он не рядом, я ищу его во всём. Никогда бы не подумал, что со мной может такое произойти, что я вообще на такое способен, но жизнь преподносит сюрпризы. Я уже ничему не удивляюсь с тех пор, как Джи перевернул её с ног на голову. Прохожу мимо «нашего» забора, за которым находятся «наши» ржавые качели и «наши» цветущие кусты. Он превращает всё в искусство. Я обожаю эти кусты и эти качели, теперь совсем не обычные, а волшебные. Грёбанная магия. Что бы Джи ни рекламировал, я сразу хочу это купить. Не знаю, может, это просто потому, что он талантливая модель. Так и есть, этого не отнять, но мне кажется, дело не в этом. Мне просто хочется, чтобы он был во всём и везде, чтобы заполнил мою жизнь целиком. Он наполняет её смыслом. Он и есть смысл. Он стал моим смыслом во Вселенной, где в принципе нет смысла ни в чём. Ещё пару ступенек и несколько дверей — и я увижу его. Я почти дошёл до входа в общагу, как тут увидел знакомые костлявые коленки, торчащие сквозь дырки в черных джинсах. Моё лохматое чудо сидит под нашим чёрным забором, там, где его не найдёт никто, кроме меня. — Уэй! — я заулыбался и подбежал к нему. Усталость сразу испарилась, и я снова скачу, как счастливая лошадка в поле. Уэюшка провёл ладонью по щеке и сел прямо, подтянув колени ближе к себе. Можно, конечно, пытаться убедить себя, что просто погода хорошая, и он захотел подышать свежим воздухом, а подводка у него от жары потекла, но я же теперь, вроде, честный. — Привет, — Джерри выстрадал улыбку. — Как ты, пережил треню? — Нет, умер и воскрес, — пошутил я и уселся рядом с ним. — Ты чего? — А, да так, — он очаровательно улыбнулся, покачав головой. — Уэй, — произнёс я со вздохом. — Да блин, — он опустил взгляд. — Я просто двинутый, всё как всегда… Джи упёрся подбородком в согнутые колени и сомкнул руки под ними. Я только сейчас заметил его носочки с принтом Звёздной ночи Ван Гога. Ходячее искусство. — Все мы двинутые, — напомнил я. — Я сегодня опять грел кофе в микроволновке. Джерри мило хихикнул, но это сделало его отчаяние очевиднее. Почему я не могу просто обнять его и погладить по волосам? Мне кажется, это как раз то, чего так не хватает нам обоим. Ему — в принципе, а мне — от него. — Я в плохом смысле двинутый, — с грустью произнёс бедный мальчик. — Как Джеффри Дамер? — мой голос пропитан сарказмом. — Именно, — согласился Джи, и я растерялся. — Я не ем людей, но всё равно постоянно причиняю им боль. — Ты никогда не причиняешь никому боль, — возразил я. — Звучит тупо, но ты вообще святой. Ангел, я имею в виду. — Я чудище, — с презрением сказал Джи и скривился. Я закрыл глаза и поморщился. Горло начинает болеть. Непонятно, почему именно хочется рыдать — от боли или возмущения. — Ага, Йети, — я легонько прикоснулся к его коленке. По коже ползут мурашки, дышать тяжело. Нравятся мне такие проявления дружеской поддержки! — Йети безобидный, — парировал Джи и положил голову мне на плечо. Знаю, он ведёт себя так и с Печалькой, и со Штопором, тактильный контакт очень важен для него и так далее, но мне так нравится представлять, что это нечто большее, что между нами нечто большее. Да, это как бы та же дружба, но такая дружба, когда мне хочется быть с ним каждую секунду жизни и без конца таять в его руках. Я хочу целовать его и переплетать пальцы наших рук, всё равно, по-дружески или нет, но друзья так вроде не делают… — Ты долбик, — отчитал его я. — Знаю, — он кивнул. — У тебя учусь. Улыбка растянулась сама собой, и я чувствую, что Джерри тоже улыбается. Он расслабился и протянул ноги вперёд. Ты моя звёздная ночь, Уэй. — Классные носочки, — похвалил его я. — Спасибо, — Уэюшка улыбнулся. Я люблю тебя. — Так что случилось? — я вернулся к неприятному. Джи поник и начал медленно ковырять нитки на дырке в штанине, будто оттягивая момент, когда придётся отвечать. — Я, — произнёс наконец он. — Это просто я… — Что «ты»? — недоумеваю я. — Чёрная дыра, — мрачно произнёс Джерри. Я вопросительно посмотрел на него. Даже приблизительно не представляю, как это солнышко в цветных носочках может быть чёрной дырой. — Я пустой, — продолжил он. — И чем больше во мне пустоты, тем больше дыра. Я как бы… высасываю из всех энергию. Я пару секунд помолчал, а потом засмеялся. Такой чудной! Такой умный, но такой глупенький… — Я этого как-то не ощущаю, — сказал я с улыбкой, почесав затылок. Джерри грустно улыбнулся. — Я отравляю жизнь и себе, и всем вокруг, — настаивает он. — Ну, окей, — я решил подыграть. — В чём это выражается? — Я постоянно требую внимания и одобрения, — Джерри стыдливо потупил взгляд. — Весь этот инстаграм, все эти лайки… я зависим от них. У меня может быть два миллиона подписчиков, но если у кого-то два миллиона один, он автоматически становится моим конкурентом, и я ненавижу себя за это… У меня болят все внутренности сразу. Хочется их просто вынуть и отложить. — И я прекрасно знаю, что ничего не изменится, если у меня станет больше подписчиков, — продолжил он, — но всё равно гонюсь за ними. Куда, зачем я бегу — непонятно. У меня с самого рождения есть чёткая программа, которую нужно выполнять. — Какая программа? — поинтересовался я. — Зачем выполнять? — Не знаю зачем, — Джи пожал плечами. — Быть лучше всех во всём, популярным, красивым, чтобы все завидовали. — Знакомо, — я понимающе закивал. — Пару лет назад я смотрел влог какой-то блоггерши, в котором она остановилась в отеле с ценой в тысячу долларов за ночь, — вспомнил он. — Я тогда подумал: «Я либо буду жить так же, либо не буду жить вообще». У меня холодок по коже пошёл, но я понял, о чём он. — Сейчас я могу хоть месяц в таком отеле прожить, — с грустной улыбкой сказал Джерри. — И что мне это даст? Непонятно. Я могу выложить такой же влог, рассказать всем, какой я крутой, и мне действительно будут завидовать… Он произнёс последние пару предложений с отчаянием, с огнём в глазах, который вскоре потух. — Только что мне это даст? — спросил он самого себя. — Я осуществил всё, о чём мечтал. У меня ноги, как на плакате, я топ-модель, звезда всех соцсетей, у меня просят автографы, я нравлюсь Карлу Лагерфельду. Я это констатирую. Программа успешно выполнена. Почему мне хочется умереть? Болят все части тела, особенно грудь и живот. Когда он говорит такое, хочется умереть и мне. Я знаю, что это не по-настоящему, а вот больно по-настоящему. И люблю я его по-настоящему. — Я могу заселиться в этот отель, сорваться и полететь на какие-то там Мальдивы, поужинать с Карой Делевинь, — рассуждает Джи. — Почему мне от этого не лучше? Почему меня это не вдохновляет? Зачем мне вообще нужны все эти лайки? Я покачал головой и отвёл взгляд. Если бы я знал ответы, я бы помог тебе, милый. — Как человек, который тоже срывался и летел на Мальдивы, скажу, что понятия не имею, — мягко произнёс я. — Я не знаю, зачем мне это нужно, просто делаю на автомате, — поделился Джерри. — Просто чувствую, что должен. — Кому должен? — я отчаиваюсь. — Ты должен только себе! — Я знаю, но не осознаю этого полностью, — ещё немного, и он заплачет. — Это происходит на подсознании… — Понимаю, — я снова закивал. Я как Томми: всё понимаю, а сказать ничего не могу, и помочь не могу ничем. — Я пытаюсь угнаться за всеми и всем, чтобы меня не изгнали, — признался парень. — Это как в первобытном мире, инстинкты, все дела. — Тебя никто не изгонит, если ты потеряешь подписчиков, — я захихикал. — Не изгонит, — согласился Джи. — Для меня изгнание — это одиночество. Я больше всего боюсь, что меня не будут любить, и постоянно надеюсь заслужить эту любовь… Если бы я мог, я бы отдал тебе всю любовь в мире, зайчик, но я знаю, что этого будет недостаточно, пока ты сам себя не полюбишь. — Нахрен их всех с такой любовью! — я не в силах больше сдерживать эмоции. — Если тебя любят за отели и лайки, это не любовь вообще! Джерри оживился и удивлённо посмотрел на меня, после чего задумчиво отвёл взгляд. — Это же фейк, — сказал я спокойнее, но увереннее. — Любовь — это когда ты нужен, потому что ты — это ты, и никто другой. Любят тебя не за то, какая ты крутая модель, а за то, какой ты долбик. — Какая глубокая философия, — Джерри улыбнулся. — Всегда есть те, кто тебя любит, — заверил его я, косвенно намекая на себя. — Штопор, Вешалка, Печалька тебя искренне обожают… Джи закивал, и улыбка сошла с его лица. И я тоже тебя обожаю, Джи, и я тоже. — Тебе нужно полюбить себя так же искренне, — я отсел от него немного дальше, чтобы не прикоснуться к нему как-то по-особенному. — И тоже вне зависимости от лайков. — Спасибо, — он с благодарностью посмотрел на меня. Я улыбнулся ему. Однажды он станет счастливым, мы будем работать над этим, а пока хватит временного облегчения. хХх С тех пор я думаю об этом нашем разговоре. О перфекционизме, о ненависти к себе, которые могут разрушить даже самую совершенную жизнь. Я жил в особняке и отмечал День рождения на яхте, Джи ходил на закрытые вечеринки для звёзд и заработал на полжизни вперёд, но это нихрена не сделало нас счастливыми. Мы вложили в жизнь слишком много смысла и амбиций, только я послал всё к черту и стал всё делать всем назло и вопреки, а Джи подстроился и стал вырезать из себя идеал, как из мрамора. Я замкнулся и очерствел, он стал идеалом и выгорел. Итог один — мы оба пусты. — Ты куда? — спросил я, когда Джи ни с того ни с сего стал обуваться в полдвенадцатого ночи. — Курить и думать, — кратко ответил он. — Можно с тобой? — попросил я, и он мягко улыбнулся и кивнул. Жаль, что нельзя его поцеловать. Джи подождал меня, пока я обувался, после чего мы вместе вышли на улицу.

Lana Del Rey — Swan song

Летние ночи — особенные. Сегодня как-то необычно тихо, будто специально для нас. Слышно только саранчу и метро под асфальтом. Джи закурил и предложил сигарету мне. Теперь темноту разбавляют два огонька. — Куда мы? — поинтересовался Джи. Я покачал головой, но потом вспомнил, что он меня не видит. — Яма? — предложил я. — Ага, — он согласился. Безумно хочется взять его за руку. Меня уже начинает раздражать, что нас вечно преследует романтическая атмосфера, куда бы мы ни шли, но никакой романтики быть не может. Так странно: впервые в жизни я действительно захотел самой стереотипной романтики вроде поцелуев под луной, но она недостижима. Я хочу её только с одним человеком, с тем, с кем я вообще не хотел иметь ничего общего какое-то время назад. С другим парнем. С другим парнем, которого я ненавидел, которому завидовал, с которым нездорово соперничал. Котрого в итоге полюбил. — О чём ты думаешь? — спросил Джи. — О тебе, — честно ответил я. — Ого, — он хихикнул. — Такого я не ожидал… — Ну, о том нашем разговоре, — выкрутился я, покраснев. Хорошо, что он не видит… — А о чём именно? — поинтересовался мальчик. — О том, как это всё неправильно, — ответил я. — И насколько меня это злит. — Перфекционизм? — догадался Джи, сделав затяжку. Мне нравится, как он держит сигарету — вроде так же, как и все, между двумя пальцами, но при этом подносит к лицу всю ладонь, выгибая её. Искусство. — Да, — я закивал. — Это так несправедливо. Ладно я, но ты… ты достиг всех целей, всё равно пашешь, как проклятый, но от этого ничуть не легче. — Я стараюсь меняться, — заверил меня Джи. — Это очень тяжело… — Представляю, — сказал я со знанием дела. — Очень тяжело принять новую жизнь, нового себя — надо привыкнуть. Джи закивал и задумался. Всё небо в звёздах, а между ними Луна. Не хватает только свечей и лепестков роз! Я был со столькими девушками на стольких свиданиях, но такого никогда не было! Такого я никогда не испытывал… — Зачем так тяжело работать, если можно просто быть свободным? — вдруг Джи подал голос. — Именно, — согласился я, прочувствовав его на духовном уровне. — Я имею в виду, работать без вдохновения, — пояснил мальчик. — Деньги всегда будут, у нас с тобой точно, главное — не терять вдохновение… У нас с ним? Он сказал это так, будто планирует совместную жизнь со мной. Да, я думаю лишнее. С ним невозможно этого не делать. У меня ни с кем не было такой связи. А сейчас почувствовал. У меня больше нет никакого списка и никаких целей, которые я «обязан» достичь, чтобы не огорчать маму, чтобы не упустить свой потенциал, потому что «ну ты же такой умный и способный мальчик!». Теперь у меня есть чувства. Теперь я знаю, как быть счастливым. Жить сегодня, быть верным себе и гнаться только за вдохновением. Другие гонки бессмысленны. — Звёздная ночь, — заявил я, указав на небо. — Прямо как у тебя на носочках. Мы оба захихикали. «Я люблю тебя», хочу сказать я. Мне плевать, что это слишком громкие слова — я действительно это чувствую, значит, это правда. Нет прибора для определения «истинной любви». Я бы умер за этого парня — как по мне, этого вполне достаточно. — Я из-за этого такой несчастный, — признался Джи. — Я давил своё вдохновение. Я ему этого не скажу. Я боюсь не дотянуть до него, боюсь, что во мне слишком мало вдохновения и любви к миру и жизни по сравнению с ним. Это было бы как-то неправильно, и я до конца не понимаю, почему, но что-то удерживает меня. Пусть лучше мы и дальше будем друзьями. Моё признание всё разрушило бы. Между нами и так есть эта особая связь, это «нечто большее», но я довольствуюсь тем, что уже есть, на что так вдохновляет Джерри. — Как давил? — поинтересовался я. — Душил его, — пояснил Джи, сжав руку в кулак для наглядности. — Считал, что не имел на него право, что это всё глупости, что это бесполезно и ничего не даст… — Вообще себе этого представить не могу, — я покачал головой. Он удивительный. — В школе у меня когда-то отобрали скетчбук, поржали, сказали, что это мазня, — поделился Джи. — Я посоветовался со школьным психологом, и та сказала, что лучше сосредоточиться на чём-то, что приносит пользу, — так легче, и так я точно не буду чувствовать вину. — Хреновый психолог, — прокомментировал я, и Джи хихикнул. — Я, в принципе, был согласен с ними, поэтому отложил скетчбук подальше, кое-что порвал, продолжил худеть и начал ходить на кастинги, — поведал Джи. — После первого гонорара я понял, что всё сделал правильно. Вот ради чего стоит жить — польза. Деньги можно на колледж отложить, можно отдать маме или брату. Все рекламы и фотосессии пойдут в портфолио и помогут пробиться в будущем… Я понял направление его мыслей. Всё это меня ужасно злит. — И вот я здесь, в будущем, — он развёл руками. — Всё это действительно помогло, всё сработало, пользу принёс, семье помог, стал популярным… — Но счастливее не стал, — догадался я. — Ага, — Джерри поник. — Вдохновения нет. Иногда оно приходит, и я сразу расцветаю, но я настолько привык его давить, что оно не задерживается дольше, чем пару часов… — А ты извинись перед ним и прекрати давить, — я простодушно улыбнулся. — Делай, что хочется. — Я пробую, — Джи закивал. — Всё не то. Я вечно думаю, что об этом рисунке скажут другие, мои подписчики, хейтеры, другие художники, пытаюсь сделать идеальной каждую деталь, в итоге рву листок на части и рыдаю. Я скучаю по хаосу, по не последовательности, по небрежным штрихам, по своему стилю. Вся стена дома увешана. Комиксы всякие, скетчи, концепты… — Верни себе хаос, — призвал его я. — Не получается, — его голос слегка дрожит. — Я не могу отпустить. Оказывается, я был гораздо счастливее, когда весил девяносто кэ гэ и штриховал в разные стороны, но я не могу вернуться туда. Я не могу лишиться этого контроля… Потому что боишься, что тебя таким никто не полюбит. Глупенький, глупенький, глупенький, вокруг полно людей, которые будут любить тебя любым! Я буду любить тебя любым, я это знаю, я это чувствую, ты моя душа и мои мысли! — Попробуй, — коротко посоветовал я и погладил его по плечу. Ничего более. — Попробую, — пообещал он и улыбнулся. Он ярче звёздной ночи. хХх Я пришёл с работы и засиял, застав Джи дома. Он лежит на кровати, глядя в одну точку, значит, хочет рисовать или писать стихи, но не позволяет себе. — Привет, — я помахал ему. — Я думал, ты на фотосессии. — Привет, Фрэнки, — он медленно поднялся и улыбнулся. — Я отказался. — Правильно! — я размашисто кивнул. — У меня для тебя кое-что есть… Я вытащил из рюкзака скетчбук с принтом «Звёздой ночи» на обложке, за которым ездил на Сахару в шесть утра. — Вот, — я торжественно вручил Джи подарок. — Верни себе хаос. Как Ван Гог. Только ухо не отрезай! В его глазах стоят слёзы, но он смеётся и обнимает меня. Я обнимаю его в ответ. Сейчас можно. Это по-дружески. Он мне благодарен. А я ему. С ним каждая ночь — звёздная.