Tom and Jerry

— А на экзамене опять та же преподша будет? — спросила Сара у Бадди, и та кивнула. Группа раздосадованно замычала. Меня эта тётка в прошлый раз конкретно валила, хотя в английском я спец! — Да вы что, миссис Кью — святая женщина! — с улыбкой заверила нас Бадди, положив ладонь на бутылку с водой. — Ладно, до экзамена ещё месяц, у нас много работы! Я усмехнулся про себя и опустил взгляд в книгу. Когда учёба становится невыносимой, я вспоминаю, как круто Бадди отрывалась в «Штопоре» с мисс Пот, нашей немкой. Ещё немного, и мы свободны, и мы с Джерри сможем так же зависать вместе с утра до вечера, пусть не в клубе, потому что Джи старается держаться подальше от алкоголя и наркотиков, главное — он будет рядом. Надеюсь… — Так, сейчас… — начала Бадди, но её прервал громкий голос за стеной. — Шкаф поломался! — экспрессивно произнёс мужчина, и все засмеялись. — Нет, не ты его поломал, он сам поломался! — Что это? — поинтересовалась Бадди, нахмурившись. — Это китайцев английскому учат, — пояснил всезнающий Штопор. — Хорошо учат, — прокомментировала преподша. — Да не поцеловался, а поломался, Цинь! — поправил артистичный препод студента. — Твиттер должен знать об этом, — пробормотал я, хихикая, и принялся строчить очередной твит. — Какой это, сотый за сегодня? — подколол меня Джи, мило улыбаясь. — Ой, а кто меня на это подсадил! — фыркнул я, закатив глаза. С тех пор как я жизни не представляю без одной эксцентричной модели, сети поглотили меня. Мне жизненно необходимо постоянно видеть и слышать его, а если не слышать, то хотя бы читать. Я сутками торчу на его аккаунтах в Инсте и Твиттере, радуясь, когда он загружает фотографии еды, сопровождая облизывающимся смайликом. — О, это гениально! — прошептал Джи, смеясь, и ретвитнул мой твит. В следующее мгновение на нём было уже двести фавов, а ещё через секунду — четыреста. Круто, когда у тебя есть знакомый (и очень любимый) миллионник, который вечно тебя лайкает и ретвитит. — Ух, ты такой злюка! — Джи мило сморщил носик, комментируя мою манеру отвечать на твиты. — Это образ у меня такой, — смущённо пробормотал я, уткнувшись в экран. Подключиться к треду, фавнуть, фавнуть, ретвитнуть, фавнуть… — Фрэнк, — обратилась ко мне Бадди, и я аж подпрыгнул на месте от неожиданности. Джерри хихикнул и указал на задание в учебнике. — Э-э, вставить слово, подходящее по смыслу, — пробормотал я, и все засмеялись. — Мы на седьмом предложении, — сообщил Штопор. — Он пребывал в состоянии аффекта, — прочитал я, подобрав слово по контексту, и Бадди ухмыльнулась, покачав головой. — Хорошо, что тебе лёгкое попалось, — тихо произнёс Джи. — Оказывается, «аффект» и «эффект» иногда легко спутать… Когда я смотрю на него, мне кажется, что это я в состоянии аффекта, и однажды под действием дофамина и адреналина не выдержу и признаюсь ему во всём. «дофамин опасен» Я напечатал новый твит и миллион раз перечитал его, будто в нём кроется скрытый смысл. На самом деле, никакого скрытого смысла нет — я просто прячусь за твитами и лайками, чтобы хоть ненадолго занять мысли чем-то, кроме Кая. gessygay ответила на ваш твит: романтик IDynamite ответила на ваш твит: наркоман. — Это кто там такой умный?! — возмутился я и сполз по сидению. — Сёстры Штопора, — ответил Джи, лучезарно улыбаясь. — Джули! — фыркнул я, вспомнив красное пятно её прически, мелькающее в разных частях зала на тренировке. — Я уже знаю, кто у меня дополнительные отжимания получит! — Да ладно, чего ты с ней так строго? — Джерри ухмыляется. — Тебе, вроде, самому больше нравится отжиматься… В голове всплыла наша фотосессия, звук его свистка, его ладони на моих плечах, и в животе запорхали бабочки… — Ой, Уэй, завали, — пробурчал я, желчно отвечая Джули. О, девочка, я тот ещё наркоман, ещё хлеще твоего брата! Вот он, мой наркотик, сидит и хихикает над мемами, которые я ретвитнул, и поддерживает фанатов, которые страдают от того же, что и он. Я дожился до того, что просто не представляю без него жизни. — Идём, Иеро, — Джерри легонько толкнул меня в плечо. — Ты реально кибер-наркоман… Серьёзно, не могу представить, как я раньше мог просыпаться и не видеть его на кровати напротив, как мог жить без его подколов и наших общих шуточек, без созерцания того, как он чистит от шерсти одежду для показа, матерясь, как он красиво курит, и смеётся, и говорит, и поёт, и улыбается… — Чего? — я нахмурился, лениво выползая из-за парты вслед за Бадди. — Задрот, — пояснил Джи, и настала моя очередь толкать его, мерзко хихикая. — Да ладно, это ж я тебя заразил. — Именно, ты меня заразил, — повторил я. Он заразил меня не сетями. — С меня причитается, — пообещал Джи, и я скорчил обиженную физиономию. Он заразил меня собой. — Сдеру с тебя по тройному тарифу, — пригрозил я, и мы оба захихикали. Я застрял в его сетях. хХх — И сколько его уже нет? — раздражённо произнесла Мэри, наша одногруппница с вечно надутыми губами, уткнувшись лбом в стену. Препод по переводу не особо спешит на пару, которая нас, кажется, интересует больше, чем его. — О, как раз пятнадцать минут, — радостно провозгласил Штопор. — Можно валить! Ответственный староста испарился, а за ним поплелись и остальные. Джи помахал ему ручкой и уселся на лавочку возле аудитории. — А ты чего не идёшь? — я удивлённо покосился на него, указав на отдаляющуюся группу. — Ты ж потерянный, куда они без тебя? — А, да мне нужно к немецкому готовиться, — пояснил Джи, но я сразу понял, что не только в этом дело. — Ну и как бы они идут гулять, сначала просто так, а потом в бар, а значит, там будет много бухла… Джи играет с нитками, отслоившимися от внушительной дырки на джинсах, стыдливо опустив взгляд. Мысленно обнимаю его и глажу по голове, хотя в действительности сажусь на другой край лавки. — Отвыкаешь? — осторожно поинтересовался я, и Джи глянул на меня с беспокойством в глазах. — Бросаю, — уточнил он, грустно улыбнувшись. — Я всем наркоманам наркоман… В последнее время я много вспоминаю. Меня всё ещё забавляет то, насколько изменилась моя жизнь, я сам и моё отношение к чокнутому соседу с беспорядком и на, и в голове. Я помню белые дорожки на столе у нас в комнате, помню остатки этого же белого порошка у него на носу, помню, насколько в тягу он курит, как часто готовит блюда с вином, только чтобы приложиться к бутылке. Пресса пишет, что слава и деньги в столь раннем возрасте развратили его, поэтому он пристрастился к веществам и разгульному образу жизни. Они ничего не знают, они, суки, малейшего понятия не имеют! — Вот и славненько, а то Клубочек скоро возьмёт с тебя пример и начнёт кошачьей мятой обжираться, — пошутил я, пытаясь его ободрить. Все видят только то, что хотят видеть, что позволяют им видеть стереотипы. Конечно, какая модель не ширяется коксом? Никому не интересно, что бедный девятнадцатилетний мальчик настолько выжат и разбит, что чрезмерно употребляет, чтобы забыться и заглушить боль. Никто не хочет видеть проблемного мальчика — все хотят видеть скандального манекенщика. — Хи, я тебя снимаю, — сообщил я, поставив режим «телепередача» в сториз. Джи включил свой профессионализм и состроил милое личико, когда появилась розовая рамочка. — Отметишь? — попросил Джерри, и я кивнул. — Не переживай, бросишь, — заверил его я, и он смущённо улыбнулся. — Никакой больше фольги и травки по пятницам. — Ради Клубочка, — произнёс Джи с улыбкой, и я улыбнулся в ответ. — Ради Клубочка, — повторил я и вновь почувствовал, как привязываюсь к нему всё сильнее и сильнее. Я буквально ощущаю, как нити между нами становятся всё короче и затягиваются всё туже. Их очень много, и они все разные, от шёлка до шерсти, от красного до зелёного, и они переплетаются, запутываются, образуя сети. Больше всего я боюсь, что однажды Джерри освободится, пройдясь по ним ножницами, а я так и останусь в сетях, обездвиженный. — Фрэнки, — обратился ко мне Кай, дёрнув за тонкую шёлковую ниточку, — ты торопишься? — Ну такое, — я пожал плечами, скрывая красные щёки за светом экрана. — До трени ещё три часа… — Может, пойдём в центр? — предложил он, и я уже готов подхватить его на руки и полететь, куда он скажет. — Окей, — сдержанно ответил я, и мы не спеша побрели к лестнице. По дороге мы оба выложили миллион сториз, отметив друг друга, и я становился всё популярнее в Инсте за его счёт. Раньше я бы гордился десятком тысяч подписчиков и пиарил бы свою группу и мерч направо и налево, но сейчас меня волнует только один-единственный подписчик.

The Chainsmokers — Roses (Not Your Dope Remix)

— Ух ты, какие розочки, — восхитился я и вплел руку в кустик, щёлкая это на Айфон. Розы и зелень сразу ассоциируются у меня с ним. Роза — его любимый цветок, и они похожи — красивые до такой степени, что способны ранить. Зелёный сразу напоминает его глаза и надежду, которая в них таится. — Кайфую от твоего этого стиля, — похвалил меня Уэюшка, и я глупо захихикал. — Какого? — спросил я, наблюдая за стремительным потоком лайков. — Когда ты всё трогаешь, — пояснил Джерри, хихикнув. — Ну, типа, татухи на руках выглядят очень круто… — Спасибо, — я смутился. — Можно даже отдельный профиль сделать, — предложил Джерри, и я закивал. — Действительно, — согласился я и склепал второй аккаунт под названием «happy hands». — Ну вот, теперь я — «счастливые ручки». — Милота, — прокомментировал Уэюшка, став моим первым подписчиком. Всё, теперь этот профиль освящён и обречён на успех! — Фак, какие собачки! — при виде овчарок и лабрадоров на площади во мне проснулся маленький мальчик, и я ринулся к ним. — Можно погладить? Владельцы, увлечённые беседой, отрешённо кивнули. Мы с Джи упали на колени и принялись чесать пузико жизнерадостным пёсикам. Вскоре моя рука за ушком лабрадора украшала новый профиль, куда за Джи уже последовало несколько сотен душ. — Жесть, ну ты звезда… — сказал я ему, но он только покачал головой. — Круче вареного яйца, — отмахнулся Джерри, обнимаясь с овчаркой. Я помню, как он скормил все свои обеды дворняжкам, я всё помню… Вдоволь пособирав грязь с асфальта, мы оставили собачек в покое и перешли на противоположную сторону улицы. Солнце стремится сжечь нашу многострадальную планету, и мы решили скрыться от его ласковых огненных лучиков у фонтана в форме одуванчика. Наверное, дизайнеру надоели идеально симметричные здания с квадратными окнами, поэтому он решил порезвиться. — Так странно, — задумчиво произнёс Джи, улёгшись на бортик и положив голову мне на колени. — Сейчас ещё светло, а мне не хочется умереть… — В смысле? — не понял я. — Обычно люди испытывают одиночество ночью, в темноте, — продолжил Джи, и я решился как бы дразнясь прикоснуться к его подбородку. — Я чувствую его днём, когда светло, когда все чем-то заняты, с кем-то встречаются. Боюсь света, ну да, я же вампир! Я здесь как бы чужой… — Но ты точно не одинокий, — в очередной раз повторил я, надеясь до него достучаться. — Тебя ведь обожают толпы народу! — А в итоге есть только одна большая толпа, в которой я растворяюсь, — Кай грустно улыбнулся. — Тебе хочется умереть от одиночества? — прямо спросил я, ранив нас обоих. — Я хочу жить, — возразил Джерри. — Просто часто внутри появляется такое мерзкое тягучее чувство, тянется, как резина, и смерть кажется единственным выходом… Я ощущаю безысходность. Приходится молчать, хотя очень хочется высказаться. Хочется напомнить, что вот же он, я, я всегда с ним, мы всегда вместе, он не одинок! Почему меня недостаточно? Я бы сделал что угодно, чтобы у него не тянуло внутри, но не знаю, чего не хватает! — Ненавижу возвращаться домой засветло, — признался Джи, согнув коленки. — Все радуются, когда освобождаются пораньше, а я наоборот нарочно плетусь медленнее, чтобы не видеть свет в окне. У кого-то отношения, у кого-то друзья, и им катастрофически не хватает часов в сутках, а я жду, когда станет темно, и можно будет быть одному с чистой совестью. Работа почти всегда вечером и ночью, Тэй с подругами, Штопор в баре… А я? Не хочу верить, что ничего для него не значу! Мы неразлучны, я с ним и на парах, и после пар, и на выходных, и даже на показах иногда, расстаёмся максимум на пару часов, и то постоянно переписываемся! Ему же стало лучше, он ведь улыбается, смеётся, делится со мной тайнами, выслушивает меня, успокаивает, помогает, и я ему помогаю… — А я? — неуверенно спросил я, и Джерри округлил глаза, подняв голову и сев рядом со мной. Точно, мы просто разного полёта птицы. — А ты… — тихо произнёс Кай, легко улыбнувшись. — Ты Фрэнки. — Я знаю, — с улыбкой сказал я. — И что это значит? — Что я больше не боюсь света, — ответил Джерри, надев рюкзак. — Даже без травки по пятницам… Нитки сплелись ещё туже, и мне стало тяжело дышать. — Теперь ты вампир-мутант, — отшутился я. — Мои поздравления! Новоиспечённый вампир-мутант захихикал, поправив причёску, и вызвался проводить меня до метро. Я чувствую, как нити впиваются в мою кожу, и меня со всех сторон обволакивают сети. хХх — О, здорова! — я влетел в тренерскую и заключил Печальку в объятья. — Как чё? Печалька смерил меня ироничным взглядом, ответив таким образом на вопрос, и слабо улыбнулся. — Ты чего такой счастливый? — поинтересовался он, плюхнувшись на диван. — Аж светишься… — Боже, — воскликнул я, широко улыбаясь, — он такой шикарный! Печалька понимающе закивал и подпёр щёку рукой, готовый слушать. — Я уже не могу, правда, я не выдерживаю! — продолжил я, упав на диван рядом с другом. — Как можно таким быть, ну скажи мне, как?! — Некоторые люди такие, — задумчиво произнёс парень, — по жизни… — Нет, ну ты его видел?! — не унимаюсь я, тыча Печальке в лицо сохранённые фотографии. — У меня к нему такие гейские чувства… Телефон завибрировал, и я открыл присланное сообщение. — О боже, смотри, какой он милашка! — воскликнул я, пища. Джерри сфотографировался в зеркале, держа гигантского Клубочка под мышкой. Клубочек выпучил глаза и оттопырил лапы, а худенький Джерри немного отклонился назад от такой тяжкой ноши. «Совсем вырос :)» — гласит подпись. Печалька захихикал, но даже это у него вышло с оттенком грусти. — Да, Джи очень классный, — отозвался он о моём мальчике. Никогда бы не подумал, что когда-то стану называть так другого парня! — Он стал мне лучшим другом за это время. — Он тоже о тебе так говорит, — сообщил я. — А ещё он говорит, что в начале года собирался замутить или со Штопором, или с тобой, но вы стали ему как братья. — Ага, он и мне в этом признался, — Печалька усмехнулся. — Только потом добавил, что это шутка — он не умеет «мутить». — Да, он вообще принц из сказки, — мечтательно протянул я. — Правда, я иногда сомневаюсь, что по парням… — В смысле? — опешил Печалька. — Ну, типа, я носки разбрасываю и пивас люблю, — парировал я. — Ну не выгляжу я, как гей! — Ты серьёзно? — Печалька вскинул брови и искренне засмеялся. — Вроде такой умный, но иногда такое морозишь… — Да ну, — я снова задумался, анализируя свою жизнь. — Мне же правда нравятся девушки, сто процентов! — Мне тоже раньше нравились, — напомнил Печалька, — но иногда в жизни появляется тот, кто разделает ее на «до» и «после», и дело не в ориентации. Не в пол мы влюбляемся, Паппи… По коже пошли мурашки, когда я вспомнил историю Печальки. Он точно знает, о чём говорит. Джи стал моей разделительной чертой, и вряд ли после него что-то станет прежним. — Это точно, — подтвердил я. — Я ненавидел себя за то, что люблю его, потому что он парень, и это неправильно, но изменить этого не мог. В итоге Джи победил, и я принял это. — Поздравляю, ты познал силу любви, — с улыбкой произнёс Печалька. — Теперь главное — не упустить её… Он вложил в несколько слов всю свою душу, всю боль, столько смысла, и во мне тут же зародился страх повторить его судьбу. — А он такой, ну, блин, я просто в шоке! — я продолжаю возмущаться. — Как будто взяли все мои интересы, всё, что я люблю, запихали это всё в ангела небесного, придали ему самую красивую человеческую оболочку, и вуаля — получился Джи! Печалька улыбается почти без грусти. — Понимаешь, в него будто Гугл встроен, — не унимаюсь я. — Особый Гугл имени меня. И вот я начинаю рассказывать о книге, которую обожаю, о фильме, который недавно посмотрел — и этот Гугл срабатывает, и Джи может поддержать разговор на любую интересующую меня тему. Он будто специально это делает! — Он просто твой человек, — пояснил Печалька. — Он не просто мой человек, — я покачал головой. — Он идеальный человек. Он буквально абсолютно идеальный. В нём идеально всё! Я просто поражаюсь... — Понимаю, чел, как же я тебя понимаю... — Печалька закивал. — Но я не его человек, понимаешь? — грустно пробормотал я, спустившись с небес на землю. — Мы разного полёта птицы. — Вы напоминаете мне нас, — коротко ответил Печалька, и меня бросило в дрожь. — Он прекрасный лебедь, — настаиваю я, — а я, ну, ласточка, или, может, орёл, но уж точно не такой же прекрасный лебедь… — Паппи, ты… — возразил Печалька, но меня было не остановить. — Ему, между прочим, подошли бы вы со Штопором, его коллеги, но не я! — я уткнулся лбом в спинку дивана. — У него внутри целый мир, он живёт в нём, он поэт, художник, а я, ну, я крут, конечно, но я летаю ниже, чем он! Печалька посмотрел на меня с болью во взгляде. — Лебеди летают низко, — напомнил парень. — Если он стал твоей жизнью, не упусти его. — Он меня не любит, — возразил я в надежде, что он меня переубедит. — Ценит, но не любит. — Зато ты его любишь, — настаивает Печалька. — Скажи ему, пока не стало слишком поздно! Я промолчал, не решаясь ему перечить. В его глазах уже стоят слёзы. — Я не могу допустить, чтобы два моих лучших друга повторили мою ошибку, — пробормотал Печалька дрожащим голосом. — Ребят, — Бесси заглянула в комнату, — вы идёте? — Ага, — я кивнул, и девушка улыбнулась, скрывшись за дверью. Я посмотрел Печальке в глаза и пообещал: — Не упущу. Печалька улыбнулся сквозь подступившие слёзы, и мы поплелись в зал. Вскоре я встал перед тремя шеренгами подростков, а Печалька поздоровался со всеми и запрыгнул на стол, который зачем-то стоит прямо возле ступенек. — Так, сейчас все быстро разминаемся, — жизнеутверждающе произнёс я. — Скоро показательное! В зале поднялся шум, и я снова задумался. Уже конец учебного года, а ведь совсем недавно я злился на новеньких, проклиная всех и всё, фыркал на Джерри, который сидел на этом самом столе вместе с Печалькой, и с неохотой возвращался в общагу, избегая Джерри по дороге до метро. С тех пор новенькие многому научились, холодный ветер сменился жарой, а Джерри стал для меня родным. — Окей, теперь повторяем все движения медленно, а ты, — я указал на девочку с короткими красными волосами, — отжимаешься ещё пять раз! По залу прошёлся смех, Джули скривилась, а её сестра с кислотно-зелёными волосами похлопала её по плечу. — Айеро, ты… — Джули не нашла слов для выражения своего возмущения. — Ну же, ты ведь за здоровый образ жизни! — я запрыгал на месте, развлекая толпу, и услышал тихий смех Печальки. — Ага, у нас дедовщина. Бедная Джули смирилась со своей тяжкой участью и принялась отжиматься, про себя матеря меня. Я мельком глянул на друга, и он улыбнулся мне. Ненавижу обманывать друзей. Я ведь не смогу открыться Джи, как бы ни хотел этого. — Ты её убил, — заявила Таяна, и цвет её волос вызвал у меня приятные ассоциации. Джули распласталась на полу, и я устало вздохнул, подав ей руку. Дальше всё шло своим чередом, я учил подопечных правильно пружинить, поглядывая то на Печальку, то на зелёные волосы. Я не повторю его ошибку. Нельзя разрушить отношения, которым не суждено начаться. Мне достаточно просто смотреть в его глаза и видеть его улыбку. Достаточно просто путаться в сетях. Придя домой и застав Джи, сюсюкающим с Клубочком, вальяжно развалившимся на полу, я мягко улыбнулся и выдохнул с облегчением. Легче жить, не думая о птицах разного полёта. — О, Фрэнки, — растерянно пробормотал Джерри. Его глаза и щёчки горят, а волосы встали дыбом. — Что случилось? — я оставил рюкзак на стуле и подошёл к Клубочку, вывалившему пузо. — Я узнал о Клубочке кое-что новое! — восторженно воскликнул Уэюшка, скача возле жирного кота, как шаман с бубном вокруг ритуального костра. — Его степень ожирения? — пробурчал я, опустил ладонь на пушистую спину и сделал очередное фото для нового профиля. — Дело не в ожирении, — возразил Джерри, и я перевёл на него взгляд. — Мы скоро станем дедушками, Фрэнки… Клубочек облизнулась и закрыла глазки, лениво махая кончиком хвоста. Часто случается, что пол животного определяют неверно. Мне вдруг стало стыдно за то, что я попрекал будущую маму каждым куском колбаски и иногда грубо отталкивал её от стола. Опустив ладонь на её животик, я почувствовал движение. — Теперь надо быть начеку, — предупредил Уэюшка, почесав Клубочка за ушком. — Детки со дня на день появятся. Я ненавижу то, как широко улыбаюсь и как глупо хихикаю, какую нежность испытываю к Клубочку и его хозяину и насколько сильно я люблю весь мир вокруг. Я сам не свой, когда в сетях, и я ничего не могу с этим поделать. — Ути, такая сладкая! — приговаривает Джи, легонько надавливая кошке на лапки. — Надо придумать имена деткам… Всё, что я могу, — любить будущего кошачьего дедушку. хХх Сегодня утром после пробуждения я не увидел улыбающегося Джи на кровати напротив. Наверное, опять отрабатывает съеденный вчера Сникерс из Мака. Ничего, я уже почти отучил его от этого, скоро он будет мирно спать в это время и нежиться в первых солнечных лучиках. Я выполз из кровати и насыпал кофе в чашку со щеночком, зевая. Эту чашку подарил мне Джерри. Ему очень нравится называть меня Паппи. Раньше я никогда не вставал так рано, но мои биоритмы полностью подстроились под эксцентричного соседа, одновременно сову и жаворонка. Ему нужно не только больше есть, но и спать. Я часто мечтаю о том, как укрываю его одеялком, крепко обнимаю, целую в холодный носик и тихо бормочу какую-нибудь милую чушь, чтобы он быстрее заснул и проснулся поздним утром. Ему явно недостаёт сна, очень недостаёт. — Привет, ля маман, — здороваюсь я с крайне беременной Клубочком, и она мяукает в ответ. До пар нужно себя чем-нибудь занять, но за что бы я ни взялся, всё связано с Джерри. Я скучаю по нему, даже когда он рядом, а в его отсутствие вообще готов волком выть. Наверное, я прекратил бы скучать, если бы прилип к нему, зарывшись носом в волосы, и не отлипал несколько часов. Бренчу на гитаре песню, посвящённую ему. Вряд ли он её услышит, а если и услышит, то никогда не узнает, что она о нём. Никогда бы не подумал, что буду с нетерпением ждать пар. Раньше я стыдился признаться себе, что хожу в универ с удовольствием из-за него, а общага стала домом, потому что он всегда возвращается сюда, каким бы разбитым или пьяным ни был. Стучу пальцами по деревянному корпусу гитары и подрываюсь, когда четырнадцать минут на часах превращаются в пятнадцать. Клубочек разваливается на моей кровати и кладёт голову на гитару. Я хихикаю, обматывая шнурки Вансов вокруг щиколотки, как Джерри, вешаю рюкзак на плечо и вылетаю из комнаты с попсовой песенкой про розы в наушниках. С тех пор, как я в сетях, меня тянет на странные вещи. Со вчерашнего вечера я много раз мысленно вернулся к словам Печальки, к боли в его глазах и своему фальшивому обещанию. Он меня поймёт, я уверен. Если Джи — роза, то я какой-нибудь дикорастущий василёк, или тот же одуванчик. Дурацкие сравнения, дурацкая романтика. Это всё лирика — хоть с птицами нас сравнивай, хоть с цветами, исход один. Я мало чем похож на Герду, которая вырвала Кая из хищных лап Снежной Королевы. Мы не будем вместе, но я уже смирился с этим. Он рядом, я его вижу и слышу, и этого достаточно. Зайдя в универ, я увидел толпу народа у стены. Любопытство взяло верх, и я протиснулся вперёд. Странно, никто не возражает и не фыркает. На стене висит листик формата А4 с фотографией моего любимого Кая и подписями разных цветов, на скорую руку сделанными в Ворде жирным шрифтом.

Джерард Артур Уэй (4.9.1999 — 5.28.2018) Администрация университета приносит искренние соболезнования друзьям и сокурсникам Джерарда. Он был прекрасным человеком, талантливым художником и музыкантом, старательным студентом. Джерард ушёл из жизни после долгой борьбы с тяжёлой болезнью. Нам будет тебя не хватать, Джи!

Я сорвал это недоразумение со стены и полетел прямиком к администрации, сжимая листик в кулаке. Какой умник это сотворил?! Какой уникум мог выбрать эту фотографию?! Джи не любит её, он говорит, что выглядит на ней слишком пафосно, что это не он, а его подобие. Конечно, плевать все хотели на него настоящего — выбрали фото, где он выглядит красивее всего, и прилепили посреди листа! Бегу по ступенькам и чувствую, как подкашиваются ноги. Осталось немного, скоро я им всё выскажу! Кто ж так шрифты лепит, кошмар! Джи не умрёт, пока на свете есть такие гениальные дизайнеры — он их из-под земли достанет! О боги, у них половина последней строчки перекрыта фотографией! Хорошо, что я сорвал это творение до того, как его увидел Джи. До того, как его увидит Джи. Да, я тоже не мастак строить предложения грамотно, зато я умело передаю суть. Вот он посмеялся бы! Вот он посмеётся. Нет, не посмеётся — я ему это не покажу, эта штука сразу полетит в мусорное ведро. Мы посмеёмся над чем-то другим. Чувствую что-то холодное под щекой и внезапно замечаю, что лежу на ступеньках. Странно, не помню, чтобы я падал. Зачем-то держу помятый листик перед глазами и раз за разом перечитываю. Ничего не вижу, всё плывёт. Так вот что значил тот пост журнала «V». Так вот почему все его фанаты сменили фото профилей на чёрные квадратики. Так вот почему ночью мне слышались чьи-то голоса. Я как всегда понимаю всё слишком поздно. Лежу на ступеньках без малейшего желания вставать. Не могу пошевелиться. Любое движение — знак того, что время не остановить и не повернуть назад, что мне придётся дальше существовать в этой реальности. Я не знаю, как дальше жить. Я люблю его больше всего на свете. Я никогда никого не любил так сильно — ни Томми, ни гитару, ни бывших девушек. Почему-то сейчас как никогда хочется сказать ему об этом. Хочется сказать ему, что его глаза цвета надежды и что он сам моя надежда, а ещё что его радужка меняет цвет в зависимости от освещения. Я знаю, что нет никакой «другой стороны», но сейчас я верю в неё. Не мог он исчезнуть, не мог уйти в никуда. Такие, как он, не уходят. Хотя, таких, как он, не существует — есть только один-единственный Джерри. — Я люблю тебя, Джи, — пролепетал я, глядя на эту чёртову фотку, которую он ненавидит. — Я так люблю тебя… Слышу свой вой будто со стороны, потому что заложило уши, а ещё потому что не хочется сейчас быть собой. Я впервые в жизни рыдаю. Я упустил его, я его упустил. Я его не согрел. Я не успел войти в ледяную пещеру прежде, чем он разберётся с ледышками. Я как та ромашка из сказки — не получилось у меня утешить жаворонка, которого все вечно мучили, не вышло спасти его, и теперь он мёртв и никогда больше не запоёт, а меня выбросили на пыльную дорогу. Зато он так и остался прекрасным лебедем, что его и погубило. Ко мне подходят люди, садятся на корточки, трясут меня, щёлкают пальцами у меня перед глазами, но я не реагирую. Я думал, они будут смеяться над тем, что придурок-гомофоб Айеро оплакивает своего лютого врага, ведь всем так нравится наша показная вражда и все эти сплетни, но никто даже не хихикает. Все, кажется, меня понимают. Кто-то помогает мне встать, но я сопротивляюсь. Зачем вставать, зачем идти куда-то. Когда я ещё верил в то, что мой Джерри жив, я лежал, и встать — значит признать обратное. Надо было слушать Печальку, надо было его слушать. Теперь уже поздно, уже слишком поздно. Не знаю, повторил ли я его ошибку или нет, но это не имеет никакого значения. Джерри больше нет, а сети никуда не делись, и они становятся всё туже и туже, а я скучаю по Уэюшке всё сильнее. Сети не прекратят меня душить, а любовь не перестанет расти, только вот сказать о ней ему я больше не смогу, а если и смогу, то он не услышит… — Фак!!! — воскликнул я, схватившись за голову. Я снова ничего не вижу и всё ещё дрожу. — Фрэнки… — я услышал самый любимый голос на свете и резко повернул голову. — Джи! — завопил я, тяжело дыша, и выпучил глаза, как сумасшедший. — Я так рад тебя видеть! Я впервые назвал его так вслух, и мне очень понравилось. Джи нервно улыбнулся и наклонился вперёд, сочувствующе глядя на меня. Живой, мой мальчик, мой любимый прекрасный лебедь, живой! — Фрэнки, ты чего? — осторожно спросил Кай, присев на стул рядом с моей кроватью. — Клубочек беременна? — спросил я, чтобы удостовериться, не приснилось ли мне и это. — Да… — пробормотал Джи и протянул мне бутылку с водой. Я весь мокрый, заплаканный, взмыленный, но при этом самый счастливый во всей галактике! Я люблю тебя, Джи, я люблю тебя… — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я, успокоившись. Джи нахмурился, не прекращая мягко улыбаться. — Отлично, — заверил меня мальчик, и мне захотелось кричать от радости. Он жив и отлично себя чувствует — что ещё нужно для счастья?! — Что, кошмар? — Ага, — ответил я, и Джерри понимающе кивнул. Ему ли не знать о кошмарах! Кажется, я получил второй шанс, и его я точно не упущу. Я сдержу обещание. Джи всё услышит и обо всём узнает. Я скажу ему, насколько он любимый, как много значит для меня, какой он восхитительный и особенный. Он должен об этом знать, должен помнить, что любим, даже если не любит в ответ. Ему стоит знать, что он поймал кого-то в свои сети.