Дневник влюбленного итальянца.

От автора: Итак, ребятки: ангст, ОЖП, интрига... Но зато она не последняя! х) Наверно, любовь и правда меняет людей, потому что Алауди стал мягче даже со знакомыми, не то, что со мной. Он стал чуть общительнее, но все так же не терпел больших сборищ, потому, когда мы шли с ребятами выпить, Алауди предпочитал сидеть один или прогуляться в компании своей лучшей подруги. Если честно, я страшно ревную его к ней. Особенно последние дни, когда она стала ему дороже даже меня. Амелия первокурсница, совершенно очаровательная девушка. Милая, добрая блондиночка, чуть пухленькая и неуклюжая. И вроде ничего в их дружбе страшного нет, но Алауди все никак не может ей сказать о наших отношениях. То есть тему любви он закрывает сразу. Это напрягает. И меня представляют как «хорошего знакомого». О ее гомофобстве я не слышал ни слова, и из этого следует, что блондин просто не хотел говорить ей о наших отношениях. Наши ссоры стали доходить до абсурда. Алауди всегда меня выставлял виноватым, и упрекал мою дружбу с Деймоном. Но, о, Мадонна, разве можно такое сравнивать? Во-первых, он давно знает о нас, во-вторых, у него самого отношения, и я никогда и не думал о нем как о парне! На сегодня пришлась очередная ссора, после которой он кинул в сумку одежду и начал собираться. - Ты это серьезно? – мой голос дрожал так, что я бы даже не узнавал его. - Да. Хватит с меня этого, - холодно бросил он, положив ключи на стол, вышел из нашего дома. Час я просто не мог найти себя от шока. Я так и стоял, не до конца поднявшись с кресла, и удивленно смотрел на дверь. То, что человек, которого я любил больше жизни только что ушел, не посчитав правильным хотя бы объяснить мне причину, никак не могло перевариться в моей голове. Такого просто не бывает… Сказать, что мне было больно – промолчать. Я просто не знал, что дальше делать. Глупости он делать не станет, вернется домой, разложит вещи и ляжет спать, будто бы не было всего нашего тепла, ночей и пробуждения, и любви, будто не было. Почему ты думаешь, что я тоже так легко могу это забыть, Алауди? Любовь, тонкая и хрупкая, словно ниточки паутины, которая сумела связать таких разных людей. И я дышал этим тонким чувством, боясь сделать неверное движение и порвать все, я без вопросов ухаживал и заботился, отдаваясь этим отношениям безвозмездно. В его глазах, - как это бывает у влюбленных, - я видел целый мир. Настолько родной и близкий, что реальность казалось тусклой и не настоящей, что я иной раз закрывал глаза, чтобы скорее вернуться к своему идеальному миру. Я видел свою судьбу в том, чтобы читать ему стихи, пока он дремлет на диване, укутанный в плед. Говорить, что я обманывался – тоже несправедливо, ведь любовь была, безусловно, взаимной! Он звал меня по имени и робко брал за руку где-нибудь в кафе, потому что ему не хватало моих прикосновений. Он грел мои руки, когда я замерзал на улице, он дарил мне такие ночи, что в чувствах сомневаться не приходилось… Наверно, кто-то меня осудит, но я никуда не поехал. Не бросился в ночь, как это делают герои романов. Я не герой и, в свою очередь, просто уткнулся в книжку, страницы которой медленно мокли от слез. Я чувствовал себя обиженным, брошенным и совершенно беспомощным. В чем я виноват?.. Две недели, я жил, как говорится, на «автомате», учеба-напиться-приползти домой-уснуть. Пару раз мы встречались взглядами в коридоре института, он сразу отворачивался к Амелии, будто брезгуя на меня смотреть. Они были так близки, что воспринимать это как дружбу становилось все сложнее. А я болел своей любовью, метался из стороны в сторону, шипя от раздирающей изнутри боли. - В бар? – со вздохом поинтересовался Деймон, опять провожая мой взгляд, направленный на спину Алауди. - Угу, - коротко киваю и утыкаюсь в книжку. Как бы не заплакать. Но я не пошел никуда. Отпустил Спейда домой и просто пошел ходить по городу. Когда уставал, я садился на лавочку и закрывал глаза, поднимая голову и подставляя лицу совсем не греющему солнцу. Наверно, он сейчас с Амелией, и даже не позвонить, не спросить, как обычно: «Милый, ты где? Купить что-нибудь к чаю?». И домой возвращаться не хотелось, все там напоминало о нем. С работы я сразу уволился, потому что такой радости она уже не доставляла, да и нет той семьи ради которой я работал… Уже совсем темно и у меня опять замерзли руки. - Оливьеро! – до боли знакомый голос. Алауди? Послышалось? – Каваллоне, стой!