Дело о талантливой артистке

    Вермонтский июль, на мой взгляд, чуть напоминал погожие ноябрьские деньки в моём родном штате Юта. Конечно, я слегка утрировала, но, на самом деле, погода здесь, мягко говоря, не радовала. Ферма Джонса располагалась к западу от поместья Анны и представляла собой довольно обширные территории, населённые практически всевозможными тварями. Для лошадей отводились исполинские конюшни, за которыми следило несколько человек. Создавалось впечатление, что ни одно из четвероногих не оставалось без присмотра ни на секунду, так что было не вполне понятно, как кто-то умудрился похитить Нового Орлеана. Всё это мне поведал Фрэнк Джонс – высокий и плотный человек с румяными щеками и пронзительными голубыми глазами. Он сам принимал максимально посильное участие в жизни своей фермы и не привык отдыхать ни на минуту, но ради нас – в общем-то, незваных гостей – он оторвался от работы и устроил экскурсию. Его непутёвый отпрыск (приёмный, как мы узнали в процессе общения) плёлся позади всей группы и всем своим видом выражал полное недовольство происходящим. Санни же весьма настойчиво учил Алабаму орфографии, указывая на любой предмет или животное, мимо которого мы проходили, и диктуя по буквам, как пишется его название. Сын фермера отвечал весьма грубо, но кореец лишь смеялся в ответ. К сожалению, я не могла разделить его беззаботного настроения: я приехала сюда работать, а не хихикать над невоспитанностью сельского парнишки. Фрэнк Джонс любезно привёл нас с Виолой в конюшню и указал на денник, в котором обычно стоял Новый Орлеан. – Он бурый, – вымолвил фермер. – С белой звездой во лбу. Окрас необычный, и потому я думал,что его нам вернут тотчас же: лошадка-то приметная. Сначала, знаете ли, нам показалось, что он просто ускакал куда-то, но потом мы поняли, что его украли. У нас посёлок небольшой, и обычно сбежавших животных всегда возвращают. – А что насчёт скачек? – бросила я, проходя в денник и внимательно изучая каждый угол тесного помещения. – Кто предложил вам выставить на них коня? – Я сам так решил, – широко улыбнулся Джонс. – Знаете, это престижно, а если повезёт, то ещё и прибыльно. Мне подумалось, а почему бы не попробовать то, чего я раньше никогда не делал? В конце концов, подходящий рысак у меня имелся. Вот я и подал заявку, но, к сожалению, теперь я точно не успею к Калифорнийской Арке. – Вас это расстроило? – я присела на корточки рядом с чистенькой поилкой продолговатой формы. – Нет, – беспечно откликнулся фермер. – Я особо на многое и не надеялся. Кроме того, с этими скачками оказалась куча мороки. Новый Орлеан никогда раньше не участвовал в таких мероприятиях, поэтому, разумеется, не вошёл в предварительный тотализатор. Соответственно, никто на него не ставил, и потому мне не пришлось ничего возмещать. Я хмыкнула и, дунув на чистейшую воду, вышла из денника. Кроме пресловутого бурого коня, в хозяйстве Джонса была куча лошадей, и у каждой из них был свой небольшой загон. А на просторной поляне, огороженной заборчиком, опрятные конюхи прогуливали партию жеребят. Иными словами, Фрэнк Джонс не нуждался в деньгах и имел отлаженное хозяйство. Пропажа Нового Орлеана являлась для него, несомненно, неприятным событием, но подкосить никак не могла. – Когда вы заметили пропажу коня? – продолжила опрос я. – Шестого, – немедля ответил фермер, сунув в рот травинку. – С утра ребята пошли выгонять лошадей и нашли лишь пустой денник. – Прошло почти две недели, – вмешался Алабама, недобро зыркнув на меня. – Думаешь, ты сможешь его найти? – Это моя работа, разве нет? – отрезала я, проходя вдоль компактных загонов. За этими лошадями явно тщательно ухаживали. Кроме того, в конюшне почти полностью отсутствовало специфическое амбре, которое, по мнению обывателей, почти всегда идёт в комплекте с животными. Иными словами, денники аккуратно вычищали, поилки и кормушки наполняли регулярно, коней чистили. Фрэнк Джонс был добросовестным землевладельцем, он ответственно относился к делу своей жизни и заразил этим всех своих работников. И они бы никогда не проморгали исчезновение лошади. Значит, похищению Нового Орлеана способствовал кто-то из своих?.. – Лично я думаю, это та ведьма, – с уверенностью произнёс Алабама. – Она раньше подвизалась у нас, пока та актриса не въехала сюда, чтобы переполошить всю округу. – Прошу прощения, – нахмурилась Виола. – Ты говоришь о моей матери. – И что? – развёл руками паренёк. – Как есть, так и рассказываю. – Что за ведьма? – спросила я, пнув носком мокасина мелкий камушек. – А миссис Таунсед, – усмехнулся фермер. – До приезда Анны Марлоу она иногда убиралась у меня, а ещё промышляла мелким деревенским колдовством. Тут недалеко располагается посёлок коренных американцев; так вот, говорят, она оттуда. – Коренных американцев! – Санни всплеснул руками. – Какая услада для ушей! Бери пример с отца, Техас, и запомни: расизм – это плохо. Алабама сердито фыркнул и демонстративно отвернулся от корейца. Его приёмный родитель, закусив губу и сдвинув шляпу на лоб, смущённо поскрёб затылок. – Вы уж извините его, учитель, – пробасил Фрэнк. – Я сам окончил только три класса, вот он и не считает, что грамота и арифметика – это нужно. – Три класса – это лучше, чем ничего, – пожал плечами азиат. – А ваш отпрыск даже читать не умеет. Но ничего: я это исправлю, уверяю вас. Эйнштейна из него, разумеется, не получится, но хотя бы не опозорится на людях. – Хорошо, – фермер широко улыбнулся. – Очень на это надеюсь. Я едва слышно вздохнула. Санни никогда не отличался особой серьёзностью, и в расследовании это только мешало. Обладая неплохой интуицией и неожиданно хорошим знанием человеческой натуры, кореец не желал пользоваться своими природными дарами и предпочитал дурачиться, как сейчас. Ничего, я справлюсь и сама. В конце концов, это далеко не первое моё дело. Задача была предельно ясна: коня похитили при помощи кого-то изнутри. И, если я переговорю с каждым из работников фермы, то смогу найти виновника. – Сколько людей у вас служит, мистер Джонс? – спросила я, проведя пальцем по контуру седла, висевшего на специальном крюке у входа в конюшни. Ответ его меня обескуражил. – Около тридцати пяти человек будет, – Фрэнк переступил с ноги на ногу. – К осени я нанимаю ещё десятерых, чтобы всё успеть. Я с трудом удержалась, чтобы не завыть. Тридцать пять человек – это кошмар. Может быть, кажется, что цифра небольшая, однако это абсолютно не так: чтобы выслушать и сравнить показания такого количества людей, необходима либо поддержка официальных властей, либо неограниченное количество времени. Ни тем, ни другим я не располагала. Значит, нужно искать способ сузить круг кандидатов на роль подозреваемых. Повернувшись к Джонсу, я заложила руки за спину и спросила: – Сколько из них ходят за лошадьми? – Думаю, человек десять, может, двенадцать, – протянул он, склонив голову набок. – У меня ребята не занимаются чем-то одним, понимаете? Один и тот же работник может глядеть и за свиньями, и за коровами, и за лошадьми – посменно. – Ясно, – кивнула я. – Выходит, при таком раскладе вполне возможно, что в определённый момент времени кони могут остаться практически без присмотра? Фермер задумчиво пожевал губами. – Сомневаюсь, – вымолвил он. – Хозяйство у меня только кажется большим; на самом деле, тут всё вокруг просматривается. Животные постоянно на виду, к тому же, у меня есть собаки. – Тренированные? – уточнила я. – А как же! – Фрэнк широко улыбнулся. – Лучшие сторожевые псы в Вермонте! Они бы и близко не подпустили никого незнакомого. – А где они сейчас? – осторожно выглянув из конюшни, я огляделась. – На псарне, – Джонс указал рукой куда-то вперёд, на сравнительно небольшой домик. – Их сейчас кормят. Я наморщила лоб и снова прошла в денник Нового Орлеана. Итак, небольшая ферма, наводнённая работниками, которые постоянно держат животных в поле зрения, да ещё и агрессивные собаки, специально натренированные не пускать подозрительных незнакомцев на священную территорию... Виновник должен был не только быть каким-то образом связанным с фермой, но ещё и досконально знать здешнее расписание и представлять себе, когда работники уходят на перерыв, когда кормят псов, когда коней оставляют без присмотра. Иными словами, он должен работать здесь довольно давно, чтобы успеть изучить привычки местных обитателей. – Нэнси, милая, поторопись, пожалуйста, – звонкий голос Санни, подкравшегося сзади, заставил меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. – Конский навоз меня совсем не вдохновляет, кроме того, мне нужно успеть позаниматься с Нью-Мексико. – Слушай, ты! – Алабама, подбежав к корейцу, размахнулся, чтобы ударить. – Прекрати коверкать моё имя! – С удовольствием, – скрестив руки на груди, азиат улыбнулся, но его глаза сверкнули ледяным блеском. – Заставь меня себя уважать, и тогда я перестану. Паренёк медленно опустил занесённый кулак и отошёл в сторону. – Вот и прекрасно, – Санни хлопнул в ладоши. – Пойдёмте, мои дорогие Шерлоки; я покажу вам место, где взорвали несчастный джип. Я недовольно прочистила горло и, перехватив взгляд корейца, покачала головой. Этот человек хоть к чему-нибудь может относиться серьёзно? Всё, абсолютно всё являлось для него поводом для шуток. Или... Я покорно отошла от денников, попрощавшись на пути в фермером и пообещав ему обязательно найти Нового Орлеана. Получив в ответ широкую и искреннюю улыбку, я поплелась следом за азиатом, который гордо вёл нашу небольшую группку вперёд. Он то и дело наклонялся к Алабаме и что-то говорил ему. Сын фермера, явно сменив гнев на милость, отвечал Санни довольно спокойно. Кореец явно относился к парнишке с участием. Он хотел дать ему образование, расширить его кругозор. Но только ли в этом дело? Почему азиат так стремился увести нас от конюшен? Могло ли быть такое, что он стремился обезопасить своего подопечного от подозрений? Нахмурившись, я закусила губу. А почему бы и нет? Кто пользуется на ферме практически неограниченным доверием? Конечно же, сам хозяин и его семья. Алабама был прекрасно осведомлён и о распорядке дня, и о привычках лошади, и он мог с лёгкостью, улучив нужный момент, увести Нового Орлеана прочь. И ни единая живая душа бы этого не заметила. А если бы и увидели, то не придали этому значения. Подняв голову, я посмотрела вперёд. Санни, выпрямившись во весь свой впечатляющий рост, отвратительно фальшиво напевал кантри-балладу «Дом родной – Алабама». Паренёк, шедший рядом, как ни странно, не раздражался по этому поводу, лишь иногда подхихикивал. Видимо, он успел проникнуться уважением к рослому корейцу. Или, разгадав манёвр последнего, был исполнен благодарности. – Нэнси, – Виола прикоснулась к моей руке. – Этот сумасшедший кажется мне подозрительным. – Да? – я подняла брови. – Который из них? – Я серьёзно, – моя подруга поёжилась и натянула рукава куртки на ладони. – Ты заметила, как он торопился уйти с фермы? Этот Санни явно что-то скрывает! – Ну, не знаю, – пожала плечами я. – Что насчёт Алабамы? – У него мозгов не хватит, – поморщилась Виола. – Чтобы провернуть такое... И она многозначительно кивнула. Что ж, в чём-то прелестная мисс Марлоу права: азиата не стоило сбрасывать со счетов, особенно учитывая специфический характер второго преступления. Пейзаж резко сменился, и мы вошли в небольшой городок, который, казалось, был весь покрыт пеплом. Серые стены домов, серая мостовая, серые ограды, да что там: даже кошки, пару раз перебежавшие нам дорогу, имели этот окрас. – Яркое местечко, – кисло отметила я, вертя головой во все стороны. – Взрыв явно добавил Сан-Анри красок, – усмехнулся Санни. – Вот здесь это и случилось. Он посторонился и указал рукой на мостовую. На сером, как и всё вокруг, покрытии отчётливо виднелось чёрное пятно.