С подведенной бровью, с ружьем и дробью

Если бы Тсуна хотела сбежать на край света, она бы незамедлительно воспользовалась этой возможностью. Сколько часов прошло с того момента, как они вернулись из бездны? Двенадцать? Чуть меньше? Не имеет значения. Сбежать на край света она точно не сможет, а вот уйти от пытливого взгляда мамы в школу она вполне может себе позволить. Многие хотели побыть как можно больше дома. Все по-настоящему прочувствовали боль утраты любимых и дорогих сердцу людей. Понимание… А Тсуна не такая. Не то, чтобы она не любила свою маму. Просто маячить ей перед глазами и каждый раз молчать на поставленный вопрос: «Что случилось?» - ей не хотелось. Сегодня все остались дома… Именно поэтому Хибари Кея очень удивился, когда на следующий же день после возвращения увидел средь обычных, веселящихся школьников своего будущего Босса. Она была, как всегда, чуть рассеяна, немного неуклюжа... Но форма на ней смотрелась идеально. Глаза заспанные, синяки и... И нет того блеска. Нет тех лучистых улыбок. Она больше всех хотела вернуться сюда, домой. Ей больше всех хотелось... Хотя, а можем ли мы сравнивать, кому хотелось больше, а кому не хотелось. Они все желали одного — мирного будущего. Они вернулись, но осадок остался. Говорят, что того, что написано на бумаге пером — не вырубишь топором. А вот то, что повидали их глаза — они не забудут. Не позволят себе забыть. Да и боязно забывать. Страшно все-таки. Они будут вспоминать и стремится избегать такого будущего. Они будут что-то совершать с оглядкой на то, что они повидали... Звонок прозвенел, а Тсуна осталась стоять, опустив голову и о чем-то глубоко задумавшись. Трансовое состояние... Двор опустел, сейчас наверняка все заходят в классы, шумя фолиантами, полными знаний, и приготавливаясь к очередному монотонному голосу учителя. Зашуршала листва, возвещая о прибытии ветра… — Травоядное, какого черта ты тут делаешь? — Хибари, поправив пиджак на плечах, подошел к Хранительнице Неба. Девушка вздрогнула и отвлеклась от созерцания невзрачного и серого асфальта. — Здравствуй, Хибари... Глава Дисциплинарно Коммитета равнодушно посмотрел на Босс, которая осмелилась фамильярничать. Она постарела. Лет на десять точно. Они все постарели и повзрослели за тот ужасный промежуток времени. Просто было невозможно не вырасти. У них отняли детство, у них отняли молодость. Они уже взрослые. Уже да. Повидавшие на своем маленьком веку слишком много. — Я, кажется, задал тебе вопрос... — Я не обязана перед тобой отчитываться. Девушку спас лишь тот факт, что Сильнейший не бьет особей женского пола. В душе Тсуны творилось что-то невообразимое, а сердце екнуло, когда его руки дернулись к тонфам. — Осмелела? — Да. Мне уже все равно... Уже все равно. До этого момента Тсуна даже не представляла себе, что это такое — мафия. Да, она изначально не хотела всего этого фарса. Да, она понимала, что даже в Ад ее не пустят после смерти, ибо она - будущий Босс этого кошмара. Но одно — представлять, а другое — видеть и чувствовать все собственной персоной. Будущее изменило их всех. И в Хибари тоже что-то дрогнуло... Ему даже на какой-то миг показалось, что он ею восхищается. Глупости... — Я бы советовал тебе пойти домой и выспаться. Хорошенько выспаться. — Я не могу находиться дома... Там мама. — И что? — Не могу... — Тогда пойдем в мой кабинет. — Что? — Идем со мной, Тсуна. Она не хочет. Кажется, ей уже ничего не надо. Оставьте ее в одиночестве — она будет рада. — Идем, травоядное, — легкий толчок в спину. Она молча, покладисто, даже, можно сказать, покорно делает шаг, а за ним второй. — Ты идешь? — она чуть склоняет голову, не оборачиваясь. Пинает одинокий камушек, что с тихим стуком отлетел на метр. — Иду. Погоди немного, травоядное. Ничто не делается сию секунду… — Хибари стоит к ней спиной, говорит тихо, чтобы не потревожить звенящую тишину и не всколыхнуть напряжение, что постепенно образовывалось между ними обоими. Ему нравилось это напряжение… Она ежится от холодного ветра. Ей действительно холодно… Холодно от всего. От людей, от ветра, от стали, коей наполнен его взгляд. — Тсуна… Имя? Он назвал ее по имени? Ему нравится, как она дрожит от холода. Истинное наслаждение — видеть, как она трясется. Но почему-то вскоре ему это надоедает. Как будто бы в игрушку наигрался. — Идем, иначе околеешь от холода, безмозглая… Он накидывает пиджак. Да-да, тот самый, где ярко красуется красная повязка Главы Дисциплинарного Комитета. Ему не нравится, когда она пытается строить из себя безмозглую дрожащую овечку. Ему нравится видеть ту, что обычно стоит на поле боя… Хотя, быть может, она действительно безмозглая, если до сих пор не понимает простых вещей. Вот только в это Хибари верить не хочет. Да и не надо. Ему совершенно не холодно. Он действительно не чувствует этого северного ветра.