***
— Рассказывай. Говорит Леа и усаживается за стол, ставя на его поверхность кружку с кофе и перемешивая сахар в нём. Сегодня выходной, поэтому актрисы позволили себе встать немного позже обычного. Макензи проснулась к одиннадцати часам и пришла на кухню, которая была пустая всего пару минут, пока в ней не появилась загорелая брюнетка. Боэм, подперев одной рукой щеку, а второй размешивая кофе, внимательно смотрит своими сонными глазами на Кензи. Та нахмурила брови, как бы не понимая, о чем говорит девушка. Наливая кипяток в синюю кружку, Уитфорд отвечает: — Что рассказать? — Тебя Джастин привез, мы все это уже знаем, — ухмыляется Леа и «играет» бровями, — но где вы были все это время? Дозвониться было невозможно, мы начали переживать, пока Эдвард не передал нам, что Бибер написал ему смс о том, что все хорошо. Кензи ставит чайник и опускает чайный пакетик в воду, тут же окрасившуюся в зеленый. Вспоминая события прошедшего дня и ночи, Кензи позволяет себе улыбнуться, потому что это действительно было прекрасное времяпровождение. Даже не потому, что она была с Джастином, а потому, что приятный город Вена оставил свой след в сердце девушки. Ей даже не верится, что это случилось, что она действительно выбралась куда-то за пределы своего «гнезда». Заметив, как Леа пристально смотрит, Кензи сдается и усаживается за стол напротив неё. Снова улыбнувшись, она говорит: — Мы просто гуляли. — Весь день? И даже не отвечали на звонки? — Боэм отпивает кофе и нахмуривается, так как он горячий и обжег ей верхнюю губу. — Можно спросить, к чему ты ведешь? — Макензи смотрит в работающий телевизор неподалеку от нее, где показывают утренние новости. — Ты ему нравишься, детка Кензи. Либо он просто ради какой-то цели старается втереться к тебе в доверие. Леа пожимает плечами и снова пьет кофе, а Макензи потупляет взгляд. От последней фразы у неё, почему-то, что-то внутри сжалось. А может..? Нет, даже верить в это не хочется. Джастин ни за что не может быть таким двуличным. Он ведь такой… — Я знаю, что ты делал. Ты любовался звездами. — Да… Я любовался звездами. Девушке нечего ответить на это. Она не чувствует сомнений насчет Джастина. Глупо, наивно, по-детски, но она верит, что он хороший человек. Даже если они так плохо знакомы. Даже если он использует её, как средство для получения денег. Леа тоже больше не развивает эту тему. Она не болтлива и знает, когда нужно помолчать и дать человеку подумать о своем. За это Макензи и уважает её. Леа Боэм – удивительная и вежливая. Даже сейчас, когда она сидит в растянутых серых штанах и черной майке на лямках, открывающей вид на её выпирающие ключицы, даже сейчас, когда её волосы – это затянутый на затылке беспорядочный хвост. Она удивительная, потому что её красота сквозит через её ухмылки, её голос, когда она говорит с друзьями, через её жестикуляцию. Удивительная. Она снова обжигается кофе и прикладывает пальцы к губам, тоже смотря в сторону телевизора. Кензи допивает свой чай и ставит кружку в раковину, поворачивая кран и включая воду. Слыша шаги позади себя, она оборачивается. Перед ней стоит высокий седоволосый мужчина, одетый в черный костюм и строгие лакированные туфли. У него высокие скулы, глубоко посаженные голубые глаза, высокий лоб и нос с тонкой переносицей. На остром подбородке виднеется седая щетина. — Прошу прощения, — мужчина слегка кланяется, — позвольте мне заняться посудой. Он акцентируется на местоимении, давая Кензи понять, что он — один из здешних дворецких. Его аккуратный вид, аристократическая сдержанность и королевская вежливость у него отмечается с первого же взгляда. Как оказалось позже, этого мужчину зовут Чарльз Бингман, ему уже пятьдесят лет отроду, а работает в доме, наполненным шикарными порно-актрисами, не потому, что он старый извращенец, а потому, что он близко знаком со Стюартом. Именно он устроил Чарльза сюда, выплачивая ему хорошие деньги. Дворецкий не жалуется, но выглядит слегка отстраненным. Он не разговорчив, и всю эту информацию о нем девушка узнала от Леи. Когда Макензи задает ему простые вежливые вопросы, чтобы просто немного поговорить и познакомиться, он отвечает однозначно и монотонно, как будто заученный текст. Даже не отрывает взгляда от намыленной посуды. Сдавшись, Кензи пожимает плечами и возвращается в свою комнату, где застает Фрейю, читающую Ницше в очень странной позе: закинув ноги на стену и держа книгу прямо над своим лицом. — Настолько интересно? — спрашивает девушка, усмехнувшись. Фрейя, обратив лучезарный и сосредоточенный взгляд на Кензи, улыбается и переворачивается, принимая человеческое положение. Она кладет книгу рядом с собой, не забыв положить закладку на середине. Безобидно жмет плечами. — Иногда я не замечаю, как это происходит, — признается она, — хочешь заняться чем-нибудь? Есть планы на выходные? — Нет, никаких. — Тогда приглашаю тебя повеселиться со мной. Фрейя интригующе улыбается и приподнимает плечи, сохранив при этом ехидное выражение лица. В ответ Уитфорд вскидывает брови, теряясь в догадках, что там задумала Даффи.***
Джастин потирает переносицу, практически не смотря на то, что происходит перед ним. Он слышит стоны, которые ему не нравятся, слышит, как Эдвард рядом постоянно прочищает горло, стараясь делать это незаметно, дабы огромная камера на его плече не уловила звук. На постели перед ним Ева. Её ноги широко раздвинуты, а между ними пристроен какой-то из актеров, имя Джастин уже не помнит. Деннис, кажется. Или Дэвид... Они уже все как на одно лицо. Если девушек Джастин еще различает между собой и каждую воспринимает, как особенную актрису, то актеры — полная противоположность. Чаще всего Бибер различает их по телосложению и размеру органа, с помощью которого они зарабатывают деньги. Ева стонет так громко, что это больше похоже на крик. По её груди с набухшими сосками стекает неподдельный пот, и гримеры решают оставить этот блеск натуральным. Макияж Евы уже ни к черту, вся помада осталась на губах Денниса/Дэвида, тонна туши с ресниц сплыла на щеки, а что уж говорить о прическе? Полный бардак. И когда Джастин поднимает взгляд на этот хаос, когда он оценивает вульгарность происходящего, перед его глазами на секунду всплывает молодое худощавое тело, дрожащее от касаний. Его касаний. Губами. Мышцы Бибера напрягаются, он сжимает челюсть. Ева, открыв глаза и увидев это, самодовольно улыбается, видимо, подумав, что это она произвела такое впечатление на режиссера. Как же эта стерва ошибается. Он объявляет стоп, и Ева в ту же секунду замолкает, а актер встает с её мокрого и разгоряченного тела. Ему поправляют прическу и припудривают лицо, пока он копается в своем телефоне, сидя в кресле. Девушка, все еще чувствуя пульсацию внизу живота, садится на кровати, не прекращая вожделенно смотреть на режиссера, что уставился в пол и задумался о чем-то. У Евы хватает наглости зацепить ремень на его штанах пальцами и притянуть к себе. — Трудно контролировать, когда не можешь получить то, что хочешь, да, Джей-Джей? — она издевательски улыбается. Её рот находится на уровне его ширинки, и это сводит его с ума. Да, эта актриса ему наиболее противна, но с физиологией ничего не поделаешь. Он молча протягивает руку, чтобы немного отодвинуть её лицо от своего паха, но Ева, перейдя все границы, обхватывает своими губами указательный палец режиссера. Тот, замерев, поднимает взгляд и задерживает дыхание. Эта чертовка улыбается. Она в выигрыше, её это раззадоривает. Реакция бедного Бибера только накаляет её интерес и стремление чувствовать себя ведущей. Ей приятно быть выше всех. Её губы творят неправильные вещи. Они все еще в помаде, и следы остаются на мужских фалангах. А он просто стоит и смотрит, не находя в себе силы оттолкнуть эту стерву от себя. Он чувствует напряжение, нарастающее с каждым движением языка Евы. За секунду он берет себя в руки и, убрав пальцы ото рта Евы, уходит из студии. Он проходит несколько коридоров, прежде чем зайти в абсолютно пустую комнату, предназначенную для ремонта. Вокруг здесь лишь бетонные стены, светлый паркет и высокие окна, завешенные зелеными шторами. Джастин приспускает свои штаны, трогая себя за пульсирующее место. Режиссер опирается спиной о стену и прикрывает глаза, лаская себя руками через ткань боксёров. Он хочет большего, но мастурбация ему не нравится. Просто сейчас, когда чертова Ева снова пробует свои манипулятивные навыки, он сходит с ума. Но сходит с ума не по ней, и даже не по своей жене. Ему страшно от мысли, что тело, всплывшее в его сознании всего на несколько секунд, дало такой эффект. Он ведь... Черт, у него обручальное кольцо на пальце, что он творит! Но это тело... Дрожащее, тонкое. Намокшая внутренняя сторона бедра, не имеющая и грамма лишнего веса. Тонкие пальцы, не сдерживающие себя. И этот стон, молящий о большем. Джастин не вовремя вспоминает Бога, потому что он молит о том, чтобы не кончить прямо сейчас, в свое белье. Он чувствует ужасный стыд. Перед собой, перед Лилианой, перед Евой, перед деткой Кензи, даже перед Богом, который, Джастин уверен, смотрит свысока с не очень довольным выражением лица. — Прости, Господи... — шепчет Бибер едва слышно, не открывая глаз и сильнее себя сжимая. Это уже невозможно. Он запускает руку под резинку и касается горячей плоти, крепко обхватывая её пальцами. Сжимает и разжимает, водит вверх и вниз, ласкает и мягко нажимает на кончик, едва борясь с желанием простонать прямо сейчас. Тонкие бедра на белом мраморе, спутанные светлые волосы. — Черт, нет... Затуманенный взгляд, приглушенные и едва уловимые стоны, больше похожие на рваные выдохи. — Так нельзя. Слово «пожалуйста» и мокрая промежность. — Блять... Джастин чувствует влагу в своей ладони. Чувствует эйфорию, наполнившую его тело с головы до ног. Чувствует слабость, из-за которой сейчас свалится с ног. И чувствует ужасный, просто сокрушительный стыд за то, что только что позволил себе.***
Макензи и Фрейя полдня ходят по парку развлечений, тратя зарплату на всевозможные аттракционы. Девушки визжат, как десятилетние девушки, и прохожие смотрят на них с неким осуждением, но им все равно. Они бегают друг за другом, кидаясь поп-корном и объедаясь сладкой ватой, совершенно позабыв о своих диетах. Фрейя постоянно спотыкается, потому что не смотрит под ноги, а Кензи над этим смеется. Рядом с ней очень уютно. Как будто Фрейя Даффи всегда была здесь и всегда будет. Когда время уже близилось к шести вечера и девушки приближались к выходу из парка, Фрейя посмотрела на Кензи самым интригующим взглядом. — Я знаю, чего еще нам не хватает.***
Конечно, никто не отменял клубы по выходным. В конце концов, парк — это весело, но алкоголь — еще веселее, как сказала сама Фрейя. В темном клубе, освещенном лишь синими прожекторами, пахнет выпивкой и смесью всех женских духов мира. Вокруг нет никаких танцующих перепивших людей, все культурно сидят либо за длинной барной стойкой, либо занимают места вокруг белых круглых столов, на каждом из которых стоит как минимум по четыре стакана с алкоголем. Фрейя ведет Кензи к столику, за которым сидят трое мужчин. Не взрослых, но и не юных тоже. Примерно возраста Джастина. И лицо одного из них кажется Макензи очень знакомым. — Знакомься, детка Кензи, это Джон, Осборн и Лукас. Друзья и коллеги. Уточнять, кем именно они работают, Фрейя не стала, но Макензи понимает и сама — все трое работают в порно-индустрии. Коллеги. — Видел ваш дебют, — улыбается Джон, у которого очень аккуратно причесаны и уложены темные волосы. Кажется, его недлинная борода, покрывающая всю линию челюсти, тоже не обошлась без расчески. — Весьма многообещающе. — Спасибо, — девушка улыбается. По какой-то причине, этот комплимент придал ей немного уверенности. Фрейя садится за столик, между Осборном и Джоном. Те, конечно, сразу оказывают ей всё свое внимание, предлагая выпить и заказать что-нибудь поесть. Лукас остается в сторонке, ровно так же, как и Кензи. Он переводит взгляд на неё, и выглядит слегка встревоженным. — Может, ты тоже хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает он, кидая взгляд на барную стойку неподалеку от них. Макензи не уверена. Она находится в компании незнакомых людей, где преобладают мужчины. Фрейя, если напьется до потери сознания, вряд ли сможет ей помочь, в случае, если эта помощь потребуется. Поэтому Уитфорд мягко улыбается и отвечает, что не пьет. Лукас одобрительно кивает и даже улыбается, будто удовлетворенный ответом. Кензи допускает мысль, что он просто не хочет тратить деньги на какую-то незнакомую девушку, и это её даже веселит. Если честно, будь она им, то отреагировала бы так же. — Это хорошо, — он заключает, все еще смотря на бар. Видимо, Лукас и сам не любитель выпить, — очень много плохих вещей случается, в частности, из-за алкоголя. Точнее, из-за того, что люди не умеют его правильно пить. — А ты умеешь? — спрашивает Кензи, забыв про официоз и сразу обращаясь на ты. О каких манерах может идти речь? Они в клубе, а не на приеме у Елизаветы Второй. Лукас жмет плечами, бросая быстрый взгляд сначала на Фрейю, которая допивает первый стакан со своим мохито, а потом на Кензи. — Я просто не особо его люблю, поэтому и пью исключительно в небольших количествах. — Странно. Лукас хмурит брови. — Что странно? — Что ты здесь, — отвечает Макензи беспечно, окидывая огромный синий зал безразличным взглядом, — ты не пьешь и не танцуешь, но ты здесь. Что тут еще делать? Парень расплывается в улыбке. Он привстает из-за стола, протягивая руку Макензи. Та непонимающе смотрит то на неё, то в глаза Лукасу. Он игриво закатывает глаза и объясняет, тоже не без улыбки: — Тогда давай потанцуем, раз мы оба не пьем. Макензи оборачивается на Фрейю, которая уже вовсю общается с Джоном и Осборном, шутящие настолько смешно, что рыжая вытирает слезы с глаз. Немного волнуясь за подругу и колеблясь в выборе, еще и взвешивая ситуацию, Макензи покусывает губу. Лукас тоже смотрит на Фрейю, а потом говорит, обратив внимание снова на Кензи: — Я уверен, с ней все будет в порядке. Она в надежных руках. Макензи, все еще сомневаясь, вкладывает свою руку в ладонь парня. Пока они идут к танцплощадке на втором этаже, девушка непрестанно оборачивается к столику, боясь, что будут последствия. И боясь совсем не зря. Потому что уже через час Лукас набирает необходимый номер в телефоне, а Макензи ошарашенно смотрит перед собой, переваривая происходящее.