***
Назойливая мелодия буквально вытаскивает Макензи из сна. Открыв глаза, она обнаруживает, что уснула на заднем сиденье машины Джастина. Выпрямившись, девушка чувствует, как ломит шею. Насупившись, она ищет взглядом звонящий телефон, но находит пока что только Лукаса, уснувшего в весьма забавной позе: облокотившись руками на руль и положив на них голову. У бедняги тоже будет болеть шея. Наконец найдя источник звука, Уитфорд берет телефон Джастина с переднего сиденья. Странно, что он здесь, а не в кармане у самого режиссера. Когда Кензи смотрит на входящий звонок, она напрягается. Звонит Карл. Решив оставить это, она кладет телефон обратно на сиденье. Перед этим она смотрит на время: восемь одиннадцать утра. За окном Прага только начинает просыпаться, и погода, судя по одежде людей, отнюдь не самая теплая. Кензи удостоверяется в этом, когда, накинув куртку Лукаса, тихо вылезает из автомобиля, разблокировав двери. Её тело тут же обдает прохладой, ей хочется снова залезть в машину. Но обняв себя руками, она решает довести дело до конца и идет ко входу в больницу. Стойкий запах медикаментов врезается в ноздри, Макензи видит перед собой толпу спешащих врачей и медсестер. Все они о чем-то напряженно переговариваются. Надо же, восемь утра, а они уже такие бодрые. Девушка проходит к регистратуре, за которой сидит черная женщина средних лет. Она что-то печатает в компьютере, пока не замечает Макензи. Подняв свой сосредоточенный взгляд на одну секунду, она спрашивает: — Могу я чем-то помочь? — Вчера ночью сюда доставили Джастина Бибера и Фрейю Даффи. Не могли бы вы сказать, в каких они палатах? — Сорок четвертая и пятьдесят вторая, — почти сразу же отвечает женщина, открыв в компьютере список прибывших. — Спасибо. Женщина кивает и опять возвращается к работе. Кензи проходит по синему коридору, вдоль стен которого стоит, порядка, десяток скамеек. Некоторые из них заняты переживающими людьми. Кензи ведь и сама переживает. Она слышит урчание своего живота и решает порадовать себя кофе. Кензи чувствует угрызение совести за то, что вот так тратит мелочь из кармана Лукаса, но, в конце концов, она может все вернуть – теперь у нее достаточно для этого денег. Получив свой латте, Кензи отходит от автомата и усаживается на одну из скамеек. Держа в руках пластиковый одноразовый стаканчик, она осматривает больницу. Она не видит ничего нового и интересного – вокруг лишь врачи в белых халатах, коридоры здесь самые обычные, а из палат доносятся тихие рыдания или разговоры, половину которых понять обычному человеку очень трудно. Допив напиток, девушка выбрасывает стаканчик в урну и отправляется искать сорок четвертую палату. Ей ведь даже не сказали, кто где лежит. Ну, по крайней мере, она хочет видеть и Фрейю, и Джастина. В попытках найти палаты, девушка невольно вспоминает события прошлой ночи. Как много случилось всего за пару часов… Накопившийся страх, обида и злость к утру превратились в сплошное смятение. Макензи уже не злилась. Она просто была расстроена непонятно из-за чего. Найдя дверь с надписью «44», она замечает, что в палате есть и окно, но завешенное жалюзи. Вздохнув, Уитфорд негромко стучится и прислушивается. Ничего. Никакого ответа. Подергав за ручку, обнаруживается, что дверь открыта. Поэтому Макензи осторожно заходит. На койке с белыми простынями лежит Джастин, ненормально бледный и спящий. На сгибе его локтя видно шприц от капельницы, приклеенный скотчем и салфеткой. В палате почти пусто. Койка, капельница, небольшой стол у окна и стул. От такой пустующей атмосферы становится как-то не по себе. Успокаивает одно – это не операционная. Значит, Джастина перенесли сюда, скорее всего, просто для отдыха. Макензи уже собирается уйти, так как Бибер все равно спит, но его хрипловатый голос позади заставляет девушку замереть: — Хэй. Она оборачивается и молча подходит ближе. Ей нечего сказать в данный момент, как будто вопросы, с которыми она проела весь мозг бедному Лукасу, куда-то испарились. Она видит это утомленное лицо с помутневшим взглядом, и ей опять хочется плакать. На лице Бибера тоже никаких эмоций. Он смотрит на девушку, иногда прикрывая глаза и борясь со сном, из которого почти не может выбраться. — Что с тобой? — она задает глупый вопрос. Его вырубили сильным ударом, Макензи, что тут непонятного? — Сотрясение, — сухо отвечает Джастин. У девушки от услышанного замирает сердце. Сотрясение… Она знает, что это такое – слава Богу, не на личном опыте, но знает. Она видела, как это происходит, но никогда не думала, что будет настолько переживать из-за этого. У Джастина сотрясение, а у него такой вид, будто ничего не случилось. Будто он просто только что проснулся, но не выспался как следует. — Ты не расскажешь мне, что произошло тогда у клуба? — Макензи чувствует, что этот вопрос лишний, и что Биберу, возможно, неприятно об этом вспоминать именно сейчас. Но больше она ждать не может. Режиссер закатывает глаза и отворачивает голову, смотря в окно. Своим скучающим видом он показывает, что не хочет разговоров. Тем не менее, когда он понимает спустя минуту, что девушка не собирается сдаваться, он произносит, снова сухим тоном: — Тебе сюда нельзя. Лучше уходи, пока не пришли медсестры и не сделали тебе выговор. Это уже ни в какие ворота. Кто-нибудь, черт возьми, собирается всё рассказать Макензи, или все считают, что она этого не достойна? Она поджимает губы и тоже смотрит в окно, за которым уже встало солнце. — Как я доберусь домой? — она спрашивает, хотя прекрасно помнит про Лукаса, который может отвезти её. — Лукас тебя отвезет. Черт, а ведь он помнит, даже с сотрясением. Макензи хмыкает и, ничего не ответив, выходит из палаты, стуком своих каблуков давя Джастину на нервы. Когда дверь за ней закрывается, кажется, будто проснулась вся больница. И Бибер слышит шаги и голоса врачей, приближающиеся к палате. От наивности и незрелости девушки Джастин позволяет себе слабо улыбнуться. И из-за неё ему теперь невыносимо хочется кофе.***
10:24, моделхаус
Фрейя вернулась домой раньше, чем Джастин. Это стало известно, когда Кензи, найдя пятьдесят вторую палату, не обнаружила там знакомых рыжих волос и лица с похмельем. Поэтому отправилась домой. Уже полчаса девушка лежит на своей кровати и не произносит ни слова. Даже Фрейя, у которой, должно быть, все ужасно болит и ей хочется рассказать об этом каждому, молча смотрит в потолок и перебирает свои волосы. Периодически вздыхает. На самом деле ей стыдно. Она не помнит и половины того, что случилось после четвертого стакана. Она помнит только то, как периодически просыпалась в больнице и блевала в стоящее рядом ведро. А потом как вежливый доктор вызвал такси бедной девушке. Определенно, она точно больше не пьет. Леа где-то пропадает. Возможно, она тоже нашла себе развлечение на выходные, но почему-то Кензи думает, что она проводит время с Эдвардом. Эти двое такие милые и забавные. Кензи хочется, чтобы у них всё получилось. — Я ведь… — Фрейя разрушает тишину, неуверенно начав говорить, — я ведь ни с кем не переспала, не подралась, ничего не сломала? Макензи слабо улыбается, смотря в стену, а потом переворачивается лицом к рыжей. У той на лице гримаса отвращения к самой себе и страха, что всё вышеперечисленное могло случиться. — Нет, — отвечает Уитфорд, — ты просто очень сильно напилась, и Лукас позвонил Джастину, чтобы тот доставил тебя в больницу. — Этого я тоже не помню, — Фрейя пожимает плечами и перекидывает ногу на ногу, по-прежнему смотря в потолок. Девушка хмурится и продолжает: — Помню только свой сон. Джастин с кем-то дрался, а потом его самого ударили в лицо, и сон оборвался. Ты там, кстати, тоже была. Да уж, Фрейя, какие реалистичные у тебя сны. Девушка не знает, что сказать в ответ. Может, стоит сказать Даффи, что это был вовсе не сон? Что Джастин действительно подрался с теми придурками, которые напоили её, а после решили свалить, перед этим наговорив кучу непонятного? Нет. Вряд ли Фрейя что-то знает, а если и знает, то напрягать её не нужно. Кензи и так достала с этим и Джастина, и Лукаса. Только сейчас она понимает, что поступает неправильно, влезая в дела, которые её не касаются. Девушки слышат звонок телефона, и Кензи показывает взглядом, что она поднимет трубку. Фрейя с благодарностью улыбается и накрывается одеялом с головой. Да, у неё от любого шума раскалывается голова. — Макензи Уитфорд, — отвечает девушка в трубку. — Собирайся, у тебя съемка через полчаса, — проговаривает в трубку Бибер. Он уже на работе? — Ладно. Хорошо, теперь Кензи снова немного злится. До этого её хотя бы предупреждали за день, что она будет сниматься, а тут, после всего пережитого, ей сообщают что опять будет съемка. Раздраженно выдохнув, она начинает собираться как можно быстрее.***
Приехав на студию, Макензи здоровается с половиной персонала, кроме Джастина. Если честно, она в обиде на него, потому что ни с того ни с сего начал относиться к ней с холодом. Может, он действительно просто хотел добиться от нее хорошего расположения, а потом уже относиться к ней, как к коллеге? Это подло. Притворяться другом и спасителем, а потом просто брать и даже не смотреть на неё и не говорить с ней. Кензи не из таких, кто собирается такое терпеть. Она подходит к Эдварду, который настраивает камеру. Тот, заметив актрису, поднимает голову и улыбается, поправив очки на переносице. — Детка Кензи. — И тебе привет, — кивает Кензи, осматривая помещение, которое приготавливают для съемок, — Карла здесь нет? — Нет, он позвонил и сказал, что приболел. Джастин из-за этого очень зол. Купер кивает за спину девушки, и та моментально оборачивается. Она наблюдает, как режиссер проедает мозг другим операторам, эмоционально размахивая руками и крича так, что у него заметны вены на шее. А потом, закончив свою тираду, отходит от них, прикладывая к голове руки и тяжело вздыхая, прикрыв глаза. Открыв их спустя пару секунд, он тут же смотрит на Кензи, и та быстро отворачивается. Ну уж нет. Пусть не думает, что после того, как он с ней обращается, она по-прежнему будет мила с ним. Но она не может скрыть от себя того, что она переживает. У него гребанное сотрясение, а он приходит на съемку с утра и разносит тут всё. Ему положен постельный режим, но, видимо, только Макензи это волнует. Она смотрит на Эдварда, который точно так же обеспокоен состоянием Джастина. Но… странно, он ничего не говорит. Просто исследует режиссера задумчивым взглядом, а потом, поджав губы, снова приступает к настройке камеры. Он ничего не знает. Про драку, про сотрясение, про больницу. Ничего. Макензи решает не трепаться об этом. Сейчас её волнует кое-что другое: с кем она будет сниматься, если Карла тут нет? Она осматривает студию в поисках хоть кого-то, кто мог бы быть еще одним актером. Но слова Джастина с Эдвардом о том, что у них нет актеров, подходящих по возрасту Кензи, немного выбивают из колеи. Что ей тогда делать? Точнее, с кем сниматься? Обернувшись к Эдварду, который аккуратно располагает камеру на плече, она спрашивает: — С кем мне тогда сниматься? Небольшую панику в голосе она скрыть не смогла. Купер это замечает, и ему жаль, что он ничем не может помочь. Он только кивает куда-то в сторону, и Макензи снова оборачивается. О, нет. Это что, карма? Ей придется сниматься с мужчиной, который примерно на десяток лет старше её самой. У него высокий лоб и длинный острый подбородок, его светлые волосы укладывает один из стилистов, а взгляд голубых глаз исследует сценарий, который он держит в руках. Мужчина хорош собой, но он слишком… слишком для Макензи. Она не готова к такой боли, ведь даже съемка с Карлом была для неё мучительной. Девушка решительно направляется в сторону Джастина. Она толкает его в плечо, и тот разворачивается к ней с грозным взглядом. — Ты собрался меня уничтожить? — спрашивает Кензи, указывая взглядом на актера. — Не моя вина, что Карл простудил свой член, — режиссер отвечает холодным тоном, от которого у Кензи внутри все горит. — А отменить съемку нельзя? Или подобрать другую актрису? — Поздно. Иди готовиться. Джастин отворачивает голову, смотря на второго оператора, который все делает не так. Макензи не может поверить. Что она сделала такого плохого, что заслужила такое отношение к себе? Она пытается справиться со всем происходящим, ей трудно и больно, и все, что она хочет – человеческого к себе отношения. Но видит лишь каменную стену перед собой. Она почти плачет, но Джастин все равно не поворачивается к ней, хотя она уверена, что он заметил. Надломившимся голосом она говорит, смотря на него самым отчаянным взглядом: — Что происходит? Что я сделала не так? Бибер поворачивает голову. Он замечает, как несколько пар глаз уставились на эту сцену, поэтому быстро хватает девушку за локоть и уводит в другую комнату. Оказавшись в пустой кухне, Джастин закрывает за собой дверь и опирается на нее спиной. Он смотрит на всхлипывающую перед собой Кензи, которая очень сдерживается, чтобы не плакать громче. По её молодому лицу стекают слезы, а сама она не отрывает своего щенячьего взгляда от режиссера, которого эта ситуация начинает уже порядком подбешивать. Он вздыхает и смотрит вверх, прежде чем снова опустить взгляд и начать говорить: — Послушай, Макензи, — он кладет руки на её вздрагивающие плечи, — мы на работе. Это не место, где я ставлю свои эмоции и отношения с другими людьми на первое место. Когда я работаю, мне важно получить хороший результат и прибыль. Понимаешь? Она скидывает его руки со своих плеч и опускает брови. Джастин едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Мне плевать, какой ты здесь. Почему тогда в клубе ты игнорировал меня? И в больнице говорил со мной так, будто я незнакомка? Бибер раздраженно выдыхает через нос. Господи, когда же этот день уже закончится? Макензи ведет себя, как истеричная девушка Джастина. Его бесит, что в силу своего юного возраста она не понимает, что между ней и ним исключительно деловые отношения. И то, что было – это не более, чем знакомство. Джастин просто хотел понравиться, чтобы актриса не чувствовала себя скованной с ним. Она первая, кто закатывает такой скандал на пустом месте. Остальные актрисы сразу же понимали, что эта работа важна для Джастина, и он делает всё, чтобы получить хорошие деньги. Черт, в конце концов, у Джастина есть жена. Почему Макензи говорит так, будто ревнует? Будто её сердце разбито или что-то такое? Бибер очень надеется, что это всё не ревность, а простой юношеский переломный момент. Девушка просто слишком юна. Режиссер понимает только сейчас, насколько она далека от него. Насколько она не понимает ни его, ни его работу, ни его мир. Да, иногда она бывает с ним «на одной волне», но… этого больше быть не должно. И кроме того, почему-то Джастин злится на неё. За то, что это её образ появился тогда в его голове, когда он закрылся в комнате и.. О Боже. Ему надо срочно это забыть, как страшный сон. — А разве это не так? — спрашивает он, склонив голову. У Кензи перехватывает дыхание на пару секунд. — Что? — Разве ты мне не незнакомка, Уитфорд? Я пару раз прогулялся с тобой и свозил в Вену, но я по-прежнему ничего о тебе не знаю, как и ты обо мне. Мы с тобой связаны работой и только, пойми это уже наконец, — Джастин говорит и говорит, и чем больше он это делает, тем сильнее разрастается чувство вины в нем. Но чувство вины за что? Что он говорит правду? Что какая-то малолетка не может принять реальность и перестать витать в облаках? У нее дрожат губы и беззвучно текут слезы по щекам. Кожа на её щеках порозовела, а глаза уже настолько наполнились слезами, что кажутся прозрачными. Девушка сжимает губы и толкает Джастина от двери, и прежде чем схватиться за ручку, она чувствует сильную хватку Бибера на своем запястье. — Я не дам тебе выйти туда в таком виде, — говорит он строго, — приди в себя. — Нет, черт возьми, это тебе надо прийти в себя! — Уитфорд одергивает руку и переходит на крик. Слава Богу, стены здесь толстые и оснащены звукоизоляцией, — ты лицемер, а говоришь так, будто это я не дружу с головой. — Лицемер? — У Бибера ползут вверх брови. — Я же вижу, как ты иногда смотришь на меня, как оказываешь помощь, как стараешься быть другом, а потом превращаешь это всё в пыль и говоришь, что мы связаны только работой. Ты пытался втереться в мое доверие, да? Вот, как у вас тут все работает – все остальные актрисы просто пляшут под твою дудку? — Что за бред ты несешь? Успокойся сейчас же! Трясущимися руками Макензи быстро смахивает слезы со своего лица. Она еще раз толкает Джастина и на этот раз ей удается покинуть студию, конечно, не без взглядов всего персонала. Эдвард многозначаще взглянул на Джастина, на что тот только развел руками. Не выдержав, Купер направляется к режиссеру и разводит руками. — Что ты ей сказал? — Правду. — И куда она убежала? — Понятия не имею. Снаружи Джастин не выражает никаких эмоций. Но внутри он чувствует огромное гложущее чувство вины. Её слова задели его. Он — не лицемер. Он просто единственный, кто действительно не хочет плохого этой хрупкой, сумасшедшей девушке, которой кажется, что её предал целый мир.***
миллионы голосов кричат в моей голове,
и я точно чувствовала, что сдамся
так почему же я не смогла сейчас? почему не смогла решиться?
твой голос был громче