Пару дней спустя, студия
После того случая Макензи не знает, как смотреть в глаза Джастину. Самое обидное, что она помнит все, что говорила и делала, пока была пьяна, а должно же быть наоборот. Именно на это она и рассчитывала, когда покупала вино. Но ничего не сработало. Он относится к ней так же, как и обычно, но уже без лишнего холода. Джастин достаточно умен, чтобы понять, что такой хрупкой девушке не нужно давление, чтобы она хорошо работала. Поэтому не провоцирует ссор и идет на уступки. Он снова стоит в паре метров от кровати и наблюдает, как её обнаженное тело покрывается потом. Её ключицы, плечи, грудь, живот и бедра блестят, её накрашенное лицо выражает фальшивое удовольствие. Она играет превосходно, даже лучше, чем в первый раз. Карл перехватывает её бедра и садит на свои. В такой позе они продолжают ритм. Кензи трогает себя, будто исследуя своими пальцами каждый сантиметр тела. Откинув голову назад, она стонет, а Карл под ней только томно дышит и сильнее сжимает её ягодицы. Затем он отпускает их и берет женские руки в свои, приближая к своим губам и с нежностью целуя, снизу вверх смотря на девушку, получающую удовольствие. В его глазах отражается восхищение, а улыбка касается губ парня на секунду, но Бибер успевает это уловить. И, почему-то, ему это не нравится. Он быстро смотрит в сценарий, пытаясь понять, была ли запланирована там эта странная влюбленная улыбочка. И нет, не запланирована – Карл улыбается по-настоящему. Актриса, не прекращающая двигать бедрами и стонать, даже не замечает этого. Она сжимает волосы на затылке Карла, примыкая своим лбом к его. Они дышат друг другу в губы, Карл опускается чуть ниже и обхватывает сосок девушки губами, легко посасывая и оттягивая его зубами. Прямо по сценарию. Он делает то же самое и со вторым, и после этого действия Уитфорд делает последнее движение бедрами и ставит руки назад, откидывая голову и протягивая самый громкий свой стон. Карл закатывает и закрывает глаза, тяжело дышит через нос. Он в презервативе, поэтому не спешит освободить девушку от себя. Только легко поглаживает её бедра, наблюдая, как камеры акцентируются на этом жесте. — Снято, — объявляет Джастин, кивая всему персоналу. Эдвард нажимает на «стоп» на своей камере, постановочный свет выключается, и остается лишь комнатное освещение. Уитфорд хочет слезть с Валенты, но тот поднимает руки к её спине и останавливает. Девушка вопросительно на него смотрит, а он снова улыбается, только непонятно какой улыбкой – фальшивой, самоуверенной или настоящей. По всему подбородку девушки размазана красная помада, оставшаяся так же и на губах Карла. Её накрученные блестящие локоны спутались, но по-прежнему выглядят прекрасно. Лицо приобрело натуральный розовый оттенок от проделанной работы, и даже под тонной макияжа эта девушка выглядит немного по-детски. — Делаешь успехи, — все еще улыбается Валента, глядя на девушку и закусывая губу. В ответ она кивает и слезает с него, принимая протянутый ей халат из рук стилиста. Всё её тело все еще горит от напряжения и возбуждения. Ей стыдно признавать, что ей понравилась сегодняшняя съемка. Наверное потому, что она отдалась этому полностью, совершенно позабыв обо всем, что с ней случилось до этого. Она выкинула из головы тот пьяный вечер, больницу, Лукаса, и самое главное – Макензи не тревожил режиссер. Он как будто полностью испарился из её мыслей, хотя стоило ей слезть с Карла, он снова там появился. Принимая душ и смывая с себя косметику, девушка обдумывает свою съемку, вспоминая, не сделала ли она какие-то ошибки. Она так быстро ушла в ванную, что не успела принять ничьи замечания или комплименты, ну, не считая Карла. И потом Кензи понимает, что Джастин не сказал ей ни слова. Он даже не объявлял стоп, потому что все шло прекрасно. Вообще, за весь день, они перекинулись только парой слов – Джастин дал ей сценарий, пожелал удачи и всё на этом. Будто и правда ничего не случилось. Выключив воду, Макензи ступает на плиточный пол и обматывает себя полотенцем. Она протирает рукой запотевшее зеркало и смотрит на свое отражение. Её порозовевшее лицо без косметики выглядит… хорошо? Странно, но это так. Хоть она и не чувствует себя в хорошем расположении духа, её физическое состояние просто на высоте. Найдя крем для лица среди миллиона всяких баночек и упаковок, Кензи бережно массирует кожу лица перед зеркалом. Буквально через секунду она слышит ругань за дверью, но не может понять, чью именно. Оставив крем возле раковины, девушка ближе подходит к двери, прислоняясь к ней ухом. — Брось, все получилось круто, — Макензи различает в этих словах голос Карла. — Если ты не будешь следовать точно сценарию, ты понесешь наказание, — а в этом – Джастина. — О чем речь? Я сделал все правильно! — Если я скажу тебе вести себя, как мудак, ты будешь вести себя, как мудак. Скажу тебе: играй влюбленного, и ты будешь его играть. Здесь ты действуешь по моим указаниям, и на сегодняшней съемке ты должен был играть мудака. Голос Бибера настолько строгий и холодный, что становится не по себе. Он даже не кричит, в отличие от Карла, который громко разглагольствует на тему того, какой он превосходный актер, а его тут за это не ценят. Они еще некоторое время цепляются к словам друг друга, пока Карл не выдает фразу, выбившую землю из-под ног Кензи: — А может все дело в том, что ты просто приревновал? Девушка вскидывает брови и чувствует, как учащается её сердцебиение. Она прислушивается к невыносимой паузе, которую выдерживает Джастин, и она кажется бесконечной. Но потом слышится смешок режиссера и его голос: — Ты просто невыносимый мальчишка, с которым невозможно спокойно работать. Увидимся позже. Макензи слышит шаги, а после – хлопок дверью. Она выпрямляется, еще какое-то время смотря в пустую точку. Ей не хочется это признавать, но она на стороне Карла в этот момент. Потому что он и правда хорошо работал сегодня, а Бибер устроил скандал из ничего. Но вдруг он и правда приревновал тебя к нему, Кензи? Она смеётся своему внутреннему голосу и качает головой, доставая расческу из ящика и проводя ей по волосам. Смотря в отражение, она пытается отмахнуть от себя лишние мысли. Нет, конечно же, нет. Никто никого не ревновал. Просто Джастин встал не с той ноги, вот и все. Никакой ревности.***
Они сталкиваются в коридоре несколько минут спустя. Кензи буквально врезается в его грудь, когда он выходит из какой-то комнаты. От девушки все еще веет теплом от недавней съемки, поэтому Джастин, сглотнув, отходит на шаг и легко улыбается. Опирается плечом о стену и склоняет голову. — Хорошо справляешься, — говорит он, и от него это слышать гораздо приятнее, чем от Карла. — Спасибо, — Кензи пытается улыбнуться, заправляя за ухо прядь волос. В воздухе повисает небольшая пауза. Оба смотрят друг другу в глаза, как будто выжидая, что кто-то из них начнет говорить первым. Но нет. Макензи просто пытается понять, а Бибер… а Бибер просто любуется видом. Но все же он решает, что сейчас самое время задать вопрос, интересующий его уже очень долгое время. Поэтому он не медлит: — Я когда-нибудь дождусь разговора с тобой, юная леди? Девушку бросает в легкий жар. Это его «юная леди» и то, как он смотрит на неё, будто в тот самый первый день, когда они увиделись в офисе и она раздевалась перед ним. Тем не менее, она хмыкает и складывает на груди руки, прислоняясь к стене так же, как это сделал режиссер. — О чем нам говорить? — Считаешь, что не о чем? — он действительно удивляется. — Да. — Значит, ты не пойдешь со мной на ужин сегодня вечером? Этот чертов режиссер когда-нибудь даст мне возможность нормально дышать? Макензи не удается скрыть своего удивления. Какое-то время она пытается быть непроницаемой, пытается надеть маску Евы, а-ля «я знаю свою цену и ты тоже должен», но она испаряется. Остается лишь то, что Джастин видел в первый день. Застенчивость, неуверенность, невинность, страх неизвестно перед чем. Он даже допускает мысль, что боится она именно его. Но разве он сделал недостаточно, чтобы показать, что он не представляет опасности, а наоборот, пытается сберечь Кензи от неё? Она открывает рот, но все еще не находит нужных слов. Лишь бегает взглядом по его лицу, как будто пытаясь найти подвох, но не находит его. Джастин абсолютно серьезен, но её растерянный вид не может не заставить его улыбнуться. — Ты приглашаешь меня на свидание или правда хочешь поговорить? Он улыбается еще шире, даже позволив себе засмеяться. — Подумай лучше, — и смотрит на неё выжидающим взглядом: — Так ты пойдешь? Кензи, ваши отношения нездоровые. Он тебя изматывает, ведет себя непонятно как и непонятно зачем. Тебе это не нужно. Откажи. Откажи! — Да. — Хорошо. Будь готова к шести вечера, я заберу тебя. Он по-деловому смотрит на свои наручные часы, хмурит брови и что-то бубнит себе под нос – Кензи уже не слышит. Слышит лишь то, как он кидает «до встречи» и убегает в противоположную сторону, явно боясь куда-то опоздать. А она все еще стоит в коридоре, со скрещенными на груди руками и пылающими щеками. Смотрит уже в пустую точку и не может понять: почему она позволяет ему так с ней обращаться?***
G-Eazy & Halsey — Him & I
Прага погружается в ночь, зажигаются огни в полусумраке, всюду – суета, чешский язык. Машина, плавно передвигающая по дороге, растворяется во всей этой атмосфере. Приятная американская музыка наполняет салон, заставляя девушку покачиваться в такт. Бибер, постукивая пальцами по кожаному рулю, подпевает, снова удивив девушку своими вокальными способностями. Но ей настолько неудобно, что она не решается что-либо спросить. Они не говорили всю дорогу, только переглядывались, и взгляд Джастина не раз скользил вглубь синего декольте Кензи. Этот взгляд не был каким-то особенным, скорее оценивающим, как будто художник, исследующий чужую картину. Но Уитфорд все равно чувствовала жжение внизу живота и дикое смущение. Они едут уже полчаса, Джастин не говорит куда именно, а Макензи и не интересуется. Только молча смотрит в окно, рассматривая Прагу как будто впервые. Он заворачивает и паркуется возле какого-то огромного здания в пятнадцать (примерно) этажей. Кензи поворачивает голову и видит, что на парковке стоит еще дюжина таких же дорогих машин, как у Джастина. Может быть, даже в несколько раз дороже. Режиссер открывает дверь актрисе, и та ступает на асфальт, стукнув каблуками. Фрейя одевала её на это «свидание», она подобрала все то, что Кензи сама бы никогда не надела: синее облегающее платье выше колен, черный клатч и высокие черные шпильки. И если бы Уитфорд вовремя не опомнилась, то рисковала бы быть накрашенной, как на съемках. Поэтому выбор остановился на блеске для губ, туши и коричневых тенях. Джастин одет не менее эффектно: черная глаженная рубашка, такого же цвета брюки и строгие туфли без каблука. Просто, но на нём это выглядит, как на модели мужской линии одежды. Двое оставляют свою верхнюю одежду гардеробщице, и, вызвав лифт, ждут его прибытия. Когда они заходят внутрь и Бибер нажимает на самый последний этаж – пятнадцатый, двери закрываются. Лифт неприлично просторный, со всех сторон увешанный зеркалами. Это место так и блещет пафосом и богатством, хотя Кензи даже не видела основную часть. Она смотрит на себя в отражении, оглядывая свое тело и прическу. Видит, как Джастин поворачивает голову и улыбается краем губ. — Фрейя вполне могла бы стать стилистом, не так ли? — спрашивает он, хотя ответа не ждет. Макензи понимает, насколько хорошо он знает каждую актрису, и как мало они все знают о нем. Её раздражает это, ведь так играть нечестно! Он манит к себе девушек, узнает их тайны, мысли, а про свои почти никогда не говорит. Нет, вообще никогда не говорит. Поэтому Уитфорд питает надежды на сегодняшний вечер: может, Джастин расскажет ей хоть что-нибудь о себе, наконец перейдя черту этих отношений «актриса/режиссер». Двери открываются, и двое заходят на этаж. На вид – простой темный коридор с несколькими дверьми вдоль стен. Джастин ведет Кензи к последней, и, открыв для нее дверь и сделав галантный жест рукой, позволяет ей пройти первой.Tom Jones — I’ll Never Fall In Love Again
Огромнейший зал с панорамными окнами, открывающими вид на ночную Прагу, круглые столы с белыми скатертями, классическая музыка, официанты, снующие туда-сюда и ловко удерживающие на руках подносы с заказами. Кензи улыбается и качает головой. Джастин, заметив это, хмурит брови и спрашивает: — Не нравится? Она поворачивает голову к нему. — Ты такой банальный. Бибер смеется, облизнув губы. — Не делай поспешных выводов. Они усаживаются за пронумерованный столик, и официант тут же подходит к столу, готовясь принять заказ. Джастин, разложив на коленях салфетку, поднимает глаза на парня с черными уложенными волосами и яркой улыбкой. Он говорит: — Здравствуйте, что вам принести? — Добрый вечер. Передайте повару, что Джастин здесь. Он всё поймет. — Как скажете, сэр. Он уходит так же быстро, как и пришел. Макензи вскидывает брови, понимая, что это не чешская речь, а самая чистая американская. Но это не единственная вещь, которая её удивила – Джастин знаком с поваром этого богатого ресторана? Да еще и имеет особенные привилегии? Дурдом. Богатый дурдом. Он здесь как рыба в воде, а Кензи чувствует, как является лишней во всем этом параде. Куда ни посмотри – утонченные женщины в сияющем хрустале, мужчины с гладко выбритыми подбородками и улыбками «на миллион». Она как будто попала в один из Голливудских фильмов про светские общества, но тут она играет роль изгоя. Но в конце концов она вспоминает, что теперь игра – привычное занятие для неё. Поэтому она, расправив плечи и вскинув подбородок, окидывает скептическим взглядом меню. Скептицизм тут же исчезает, как только она видит цены на еду, и её брови ползут вверх. Серьезно, пятнадцать долларов за суфле, политое шоколадом? Прости, Господи. Кензи закажет воду в стакане. Джастин замечает её замешательство и растерянность в этом месте. Он улыбается, прочистив горло и сложив на столе руки. Вместе с локтями. Он смотрит на девушку, которая переводит взгляд сначала на его лицо, а потом на его локти. Бибер едва сдерживается от смеха, когда Уитфорд с опаской оглядывается, удостоверяясь в том, что никто не заметил. Она снова смотрит на его локти, а потом на его лицо. На его абсолютно безмятежное довольное лицо, как у дворового кота, получившего тазик молока. — Это же неприлично, — почти шепчет девушка, стараясь оглядываться гораздо реже. — Вау, — Бибер наигранно вскидывает брови и открывает рот, — и что теперь? Макензи глупо молчит, хлопая ресницами и совершенно не понимая происходящего. Опять. Она уже устала чувствовать себя тупицей. Поэтому решает все прояснить: — Так, давай уточним. Ты привел меня в ресторан на пятнадцатом этаже, где суфле стоит пятнадцать баксов, где серебра и золота гораздо больше, чем в ювелирных магазинах, где тебя называют «сэр» и где повар, по всей видимости, твой друг. — Все верно, Шерлок, — Джастин кивает, не переставая улыбаться. Девушка заливается краской. Глупее некуда. Но она продолжает, прочистив горло: — И при всем этом ты смеешь забывать про такие формальности, как локти на столе? — В точку. — Ты меня раздражаешь. Хорошо, он больше не сдерживает смеха. Он откидывается на спинку стула и кладет ладони на лицо, смеясь так, будто услышал самую смешную шутку в мире. На него оглядывается несколько человек, но никто не меняется в лице, как будто это самая обычная вещь – молодой, красивый, галантный мужчина, смеющийся во весь голос посреди самого дорогого ресторана города. С локтями на столе! Кензи почти хочет уйти, когда официант подлетает к их столику с подносом. Он аккуратно выкладывает еду, и Кензи удивляется все больше и больше за этот день. Ей уже интересно: чем удивит её предстоящая ночь? Официант уходит, улыбнувшись на «спасибо» от Джастина, который смахивает слезы с глаз и потихоньку начинает успокаиваться. На столе в дорогой посуде остывает картошка фри, куриные наггетсы, макароны с сыром и разные соусы. Даже без колы не обошлось. Просто какой-то набор студента. Богатого студента. Бибер начинает есть, игнорируя вопросительный взгляд Кензи. Он поднимает глаза на нее только тогда, когда она наигранно кашляет в кулак. — Приятного аппетита, детка Кензи, — говорит он, улыбаясь и вытирая краем салфетки уголки губ. — С каждой минутой у меня возникает все больше вопросов… — она качает головой и смотрит на город из окна. — Хорошо. Дерзай. Она удивленно вскидывает брови. «Дерзай»? Стоило всего лишь попросить его ответить на вопросы, а он так просто соглашается? Макензи берет картошку фри, макает в сырный соус и закидывает в рот. Эта еда, именно эта картошка, почему-то кажется ей особенно вкусной. Ну еще бы, в ресторане с десертами за пятнадцать баксов. — Ты владеешь этим рестораном? — Нет, — он чуть-чуть хмурится, но все еще улыбается, — мой отец. Но предугадывая твой следующий вопрос: нет, повар не он. — А кто? — Моя очередь задавать вопросы, — Джастин проводит языком по верхнему ряду зубов, а потом внимательно смотрит на девушку, становясь абсолютно серьезным: — Тебе понравилась сегодняшняя съемка? Девушка опешила. Она берет стакан с колой и подносит его к губам, отпивая немного. Чувствуя испытывающий взгляд режиссера, Уитфорд понимает, что утопить себя она сейчас не сможет. Поэтому ставит стакан на стол, облизывая губы. — Не особо, — признается Кензи, вспоминая тот разговор Карла и Джастина, который она, судя по всему, не должна была слышать. — Почему? Макензи улыбается, ставя локти на стол. Кажется, она начинает вливаться в эту игру. — Моя очередь. — Да, конечно, — Бибер вздыхает, опомнившись. — Расскажи о своих отношениях с Эдвардом. — Ну, мы очень хорошие друзья, прекрасно работаем вместе. А что? Не смей заглядываться на него, я уверен, Леа это не оценит. «А может все дело в том, что ты просто приревновал?» Макензи старается забыть эти слова, концентрируясь на ответе Джастина. Он её не устроил, но раз уж они играют в «вопросы и ответы», то следует соблюдать правила игры. — Теперь я? Девушка кивает. Джастин некоторое время смотрит на неё, не говоря ни слова. Если честно, когда он смотрит на неё таким взглядом, по которому невозможно что-то понять, ей хочется провалиться сквозь землю. Сквозь все эти пятнадцать этажей, а там уже и глубже можно. Ведь когда она видит эти глаза, ей бывает нечего сказать. Этот режиссер делает с ней что-то… — Скажи мне, Макензи, — он называет её полным именем, и оба одновременно вдыхают, — ты влюблена в меня?***
никогда не позволю никому тронуть её,
клянусь, мы сводим друг друга с ума, она такая упрямая