Детка Кензи

— Выглядишь подозрительно хорошо. Пражские наркоторговцы оправдали свой товар?       На этот раз Эдвард выглядит и чувствует себя похуже Джастина с самого утра. Обычно аккуратно уложенные темные волосы превратились в беспорядок, а под парой карих глаз сверкают темные мешки. Сам же обладатель беспорядка и мешков стоит у камеры с кружкой кофе, всеми силами стараясь не свалиться с ног на влекущую его кровать. — Заткнись, Эдвард. Расскажу об этом сегодня за кружкой пива после работы, — объясняет режиссер, откашливаясь в кулак и здороваясь со съемочной командой, медленно вплывающей в студию. — Аристотель сказал, что пьянство — это добровольное сумасшествие. А я не сумасшедший, — оскорбленно подметил Эд, отпив кофе.       Джастин усмехается, покачав головой и пролистав нетолстый сценарий, скрепленный маленькой синей скрепкой. — А Аристотель не сказал, что не-сумасшедшим людям негоже засыпать под скамейкой в городском парке в обнимку с русской водкой? — Нет, это Сократ сказал, ты путаешь. — Я плох в философии, — Бибер смеется, увидев, как Эд качает головой и вмиг за неё хватается, поняв, что такое телодвижение было лишним для его состояния. — Кружка пива тебе нужна, как воздух. Это почти мировой способ справиться с похмельем, ты ведь знаешь об этом?       Режиссер замечает, как в комнату заходит Леа, одетая в серую толстовку с капюшоном и растянутые синие штаны. Слишком легко для такой морозной погоды. Значит, Леа приехала на машине.       Снова обратив свое внимание на Эдварда, Джастин видит, как тот беспардонно пялится на брюнетку, проходящую к зеркалу, у которого уже собрались стилисты. Она обменивается с ними вежливой улыбкой и присаживается на стул, отложив небольшую сумку и распустив пучок на голове.       Вздох Купера и снова отпитый кофе. Джастин не обделен мозгами, поэтому сразу понимает, что к чему. — Хреново больше не от головной боли, а от осознания того, что мою любовь сейчас будут иметь перед моими глазами, а я ничего не смогу поделать.       Оператор оставляет недопитый кофе за журнальным столом и отходит от огромного сооружения на штативе, которое он называет камерой. Силуэт молодого человека исчезает за дверью, в сторону которой Леа кидает обеспокоенный взгляд. Всего на пару секунд. Но этого достаточно, чтобы Джастин понял, что сейчас, если не привести Эда в чувства, он работать хорошо не будет. А Леа, заметив это, тоже не сможет сконцентрироваться.       Джастин мысленно ругает себя за то, что он в первую очередь думает о работе, а не о чувствах других людей. Этому его научила Кензи — думать о тех, кто действительно близок сердцу. Работа работой, а если человека не поддержать, человека уже и не будет.       Увидев, что команда неспешно готовится к съемкам, Бибер прикидывает, что у него есть еще как максимум минут пятнадцать на разговор с лучшим другом. Поправка: на успешный разговор с лучшим другом, который вернет его в рабочий настрой.       Спустя пару минут поисков, Эд обнаруживается на кухне. Он стоит у раковины и умывает лицо, вместе с этим отхлебывая холодной воды прямо из ладоней. Выключает кран, отряхивает руки и, развернувшись, вздрагивает, как только понимает, что он тут не один.       Но тут же успокаивается, поняв, что фигура возле двери — лишь Джастин, медленно идущий к оператору с таким выражением лица, какое обычно бывает у отцов, когда они хотят помочь с нерешаемой проблемой своему ребенку.       Джастин не намного его старше. Всего пара лет, а у Эдварда иногда такое чувство, что они не лучшие друзья, а семья. Холодный и вечно работающий отец и его ранимый саркастичный сын. Прямо сюжет малобюджетного фильма.       Эдвард шмыгает носом и опускает голову, опираясь бедрами о раковину и поставив на неё ладони. Он сейчас старается думать о чем угодно, чтобы не расклеиться окончательно. Не то, чтобы он боялся проявлять эмоции перед своим лучшим другом. Просто ему очень не нравилось знать, что о нем переживают. Не из той он семьи, чтобы ему не было чуждо чувство защищенности. — Зря я там кофе оставил, — расстроенно усмехается Эдвард, скривив губы, — возможно, если бы ты мне сейчас им плеснул в лицо, я бы хоть взбодрился.       Джастин тихо и коротко смеётся, подойдя к другу и тоже облокотившись бедрами о раковину, почти касаясь ими с бедрами Купера. — Кофе для бодрости нужно пить, а не выливать себе на лицо, — мягко поправляет он его. — Забудь уже о нем. Рассказывай, что случилось. — Да ничего, Джей, ерунда всё. Я справлюсь.       Купер вносит в свой грустный тон сфальсифицированное равнодушие. Будто это не у него сейчас внутри как будто облили бензином и подожгли. Будто не он днем ранее кричал в ночное небо, топил свою грусть в бутылке водки, а после всего этого мракобесия плакал так, что заснул прямо под скамьей. Если бы он закрыл глаза на причину такого своего «отдыха», то, может быть, Эдвард бы не так умирал с похмелья, и рассмеялся своей ситуации.       Кто-то очень умный сказал, что улыбаться, даже когда очень плохо, может быть полезным, и человек начнет подсознательно верить, что все хорошо. Психологи и психотерапевты почти поголовно с этим соглашаются и убеждают в этом и своих пациентов.       Эдвард не ходил ни к психологам, ни к психотерапевтам. Просто где-то вычитал эту информацию, наивно в это поверив и заверяя себя в том, что это психологическая панацея.       Улыбайся, и все будет хорошо.       Да чушь это все. Бред собачий. Нихрена не работает эта ваша психологическая панацея. Здесь от душевной боли сработает либо цианид калия, либо еще одна бутылка водки.       Поэтому, стоя рядом со своим самым близким человеком, он все еще старается верить в это. Старается не распасться на кусочки, как только улыбка сойдет с его лица, а с глаз потекут предательские слезы. — Конечно, ты справишься, —ободрительно говорит Бибер, — я в тебе не сомневаюсь. Но если ты дашь мне помочь тебе, ты справишься еще быстрее.       Эдвард вздыхает, поднимая голову и глядя в окно. За ним уже начинает светать, так как на часах уже без пятнадцати семь утра. Если очень приглядеться, то можно увидеть скромные снежинки, витающие в воздухе и прилипающие к стеклу.       Эдвард смотрит в окно и старается не думать. Но получается думать только о водке и цианиде калия. Имя девушки из трех букв и её охренительную внешность он старается запрятать в самые глубокие уголки своего сознания. Вот только человеческий мозг постоянно любит напоминать о том, что проблемы есть, и их нужно устранить.       Как глупо винить во всем девушку. Эдвард и сам это понимает. Леа же не заставляла его так безбашенно в неё влюбиться, что каждую ночь он засыпает с мыслью о ней и просыпается с её именем на губах. Это всё он и его глупое сердце, не умеющее выбирать себе партнеров по жизни. Он выбрал девушку, с которой будет труднее всего. С которой, скорее всего, у него нет никаких шансов на счастливые отношения.       Она ни в чем не виновата. Он сам подписал себе этот приговор, сам поднимается на эшафот, но все же старается заверить себя в том, что «улыбайся, и все будет хорошо».       Представляя её, конечно, улыбка не может быть поддельной. Безо всяких сомнений, Леа — источник его счастья и боли одновременно. Она не знает об этом, да и ей необязательно.       Просто вот так было суждено: есть она, её прекрасное лицо, фигура, её потрясающий смех и темный взгляд, природный магнетизм. И она, использовав все свои козыри, растопила сердце того, кто до неё думал, что любовь существует только в фильмах.       Даже в тех, которые он сам снимает. — Если я тут разрыдаюсь у тебя на плече, не говори никому, — Эдвард снова грустно усмехается, все же посмотрев в сторону Джастина. — Мы не в седьмом классе, чтобы распускать сплетни. — Вообще-то, иногда по нашему поведению можно подумать, что все-таки в седьмом.       Эдвард снова прибегает к теории, что улыбка перекроет душевную боль. А внутри-то понимает: шути не шути, больно быть не перестанет.       Будучи его лучшим другом, Джастин умеет распознавать, когда он шутит, чтобы все посмеялись, а когда — чтобы мозг подумал, что все в порядке. И сейчас именно второй вариант, поэтому Бибер только улыбается, а не заливисто смеётся. — Ладно, ладно, я понял, — Эдвард поднимает руки вверх, поняв, что разговора ему не избежать.       Джастин кивает, и оператор, не без тяжелого вздоха, преподносит свою душу, как на блюдечке: — Знаешь, в моих планах не было обрести такую разрушающую любовь. Мне всего-то двадцать два, черт возьми, я должен вообще до сих пор жить у мамы и бояться пьяного отчима. А тут вот… Леа. Я ведь не тупой, Джей, я понимаю, что не смогу быть с ней, пока мы оба занимаемся тем, чем зарабатываем на жизнь. Она бы никогда не смирилась с тем, что я постоянно наблюдаю голых женщин, а я бы не смог закрыть глаза на то, что за месяц её может трахнуть целая дюжина разных актеров. Но и бросить это все мы не можем, потому что куда нам потом идти?       С каждым сказанным словом у Эдварда в груди все тяжелее и тяжелее, хотя должно быть наоборот. Ведь когда делишься с кем-то своими проблемами, а не копишь их в себе, приходит облегчение. Иллюзия, что раз ты больше не таишь боль в себе, она не будет тревожить.       Но и это не работает. Эдвард даже допускает мысль, что он какой-то особенный. Но на самом деле он просто по-другому всё воспринимает. Любовь, боль, счастье… — Я напился вчера, потому что думал, что если на пьяную голову решу забыть о ней, то и правда это сделаю. Вот только очень ошибся, и поплатился не только своей больной головой, но и авторитетом у местных, которые по утрам выводят собак на прогулку. — Не понял… — Джастин хмурит брови, сложив на груди руки. — А, просто какой-то бульдог решил, что мое красное лицо очень похоже на ветчину и попытался меня сожрать. Именно так я и понял, что уснул в парке, а не в собственной кровати.       Вот теперь Джастин смеется, даже если Эдвард не пошутил. Комичность именно этой маленькой ситуации немного разрядила обстановку, но увидев операторскую натянутую грустную улыбку, Бибер стихает.       Насколько должно быть больно, что самый улыбчивый и несерьезный человек не посмеялся над шуткой?       От этой мысли у режиссера внутри все темнеет. Ему тоже печально, потому что он хочет прекратить страдания лучшего друга, но пока что не знает, как это сделать. Он ведь и сам не силен в утешениях — так он устроен.       Но все же, немного пораскинув мозгами и помолчав с минуту, не оставляет попытки помочь другу советом: — Если ты поговоришь об этом с Леей, то, возможно, найдешь решение. Учитывая то, что она сама к тебе неровно дышит. — Да, я знаю, но… Черт, это так сложно, — Эдвард проводит рукой по волосам. — Я ведь не смогу заставить её бросить работу, но постоянно ревновать тоже не смогу. — Говорю тебе еще раз: скажи ей об этом. Вместе вам будет проще думать, чем убиваться по отдельности. — А если ничего не получится? Что тогда делать? — Мы приходим в этот мир без каких-либо инструкций, что делать в случаях «а если не получится». Всё, что мы можем — учиться и набираться опыта. Это делает нас сильнее и умнее. Никто не может знать наверняка, что будет дальше, поэтому остается только идти вперед и узнавать это.       Эдвард хмыкает, кусая губы. Джастин кривит бровь и слегка опускает голову. — Что смешного? — недоумевает он. — А говорил, что плох в философии, — объясняет Эдвард, взглянув на лучшего друга.       В глазах оператора наконец проявляется просвет облегчения. Может, проблема не решилась, но от разговора ему явно стало легче. Он получил совет и нужную дозу шуток и Биберской философии. Что еще ему нужно от этой жизни?       Ах, да. Та длинноногая брюнетка с самой шикарной улыбкой во всей Галактике.       У Эдварда резко начинает слезиться в глазах. Он прикладывает к ним руки и тяжело вздыхает, чем вызывает обеспокоенный взгляд у режиссера. Немой вопрос «что такое?» повисает в воздухе, и Купер, почувствовав ладонь Бибера на плече, убирает руки от покрасневших глаз. — Все-таки хочешь разрыдаться на моем плече? — с усмешкой спрашивает Бибер, но руку с плеча не убирает. — У меня чертовски болят глаза, — отвечает Купер, подняв голову и стараясь сделать так, чтобы слезы не вытекали. — Вижу. Принести тебе глазные капли или.. — Нет, не нужно. Я лучше отлежусь денёк дома. Уж прости, но придется тебе самому работать с камерой.       Джастин не злится, потому что сам хотел предложить Эдварду поехать домой и отдохнуть. Вот только его настораживает то, что от одних только слезящихся глаз и головной боли отгул не берут. Но все же, убрав руку с мужского плеча, предварительно по нему легонько хлопнув, Бибер кивает и улыбается. — Хорошо, — говорит он. — Завтра придешь к этому же времени. И не забудь поговорить с Леей.       Эд кивает, снова приложив руки к глазам и жмурясь. Выглядит он очаровательно, и Джастина даже немного пугает данное мысленное замечание. Если бы он не был влюблен в Кензи, то может быть и поставил бы под сомнение свою ориентацию, когда рядом оказывается Эдвард.       Но, к счастью, отношения у них скорее братские. Оба повидали друг друга не в самых лучших моментах, и учитывая и вспоминая их все, они не смогли бы влюбиться и разрушить такую замечательную дружбу.       И все же, Джастин не сразу отпускает друга домой. Прежде чем он уходит, режиссер притягивает его к себе и крепко обнимает, говоря: — Давай без глупостей, ладно? Я тебя из-под земли достану, если что случится.       Эдвард улыбается в шею Биберу, в ответ обхватывая широкую спину. В этот момент он и правда чувствует себя его сыном, которого отец впервые отправляет в школу и переживает, как при его рождении.       Каким-то образом Биберовские объятия действуют на людей именно таким образом. Когда его руки обхватывают твои плечи, а бритый подбородок умещается на макушке, кажется, что всё хорошо. Душевные дыры будто затягиваются, слезы больше не текут, а сердце снова бьется в нормальном ритме.       Поэтому Купер не спешит оторваться от лучшего друга и как можно побольше дать себе иллюзию того, что всё действительно в порядке. И если бы не его следующие слова, они бы так и обнимались часов десять: — Бибер, с каких пор ты пользуешься женскими духами? — Что? — отстраняется Джастин. — Ты как будто жасминовым чаем облился. Серьезно, либо купи мужские духи, либо я не знаю…       Джастин не сдерживает улыбку, приподняв левое плечо и утыкаясь в него носом. Действительно, жасмин. — Я подумаю над твоим предложением, — говорит он, не переставая улыбаться.       Эдвард окидывает его недоумевающим взглядом, после чего быстро прощается и выходит за дверь.       Ему пока рано знать о происходящем между Джастином и Макензи. Когда у него самого все будет хорошо, тогда Бибер и поделится своим счастьем. А иначе это со стороны будет выглядеть, как наглое хвастовство. «Смотри, у меня все прекрасно. Я вчера получил девушку, о которой мечтал. А ты?».       По возвращению в студию обнаруживается, что вся команда уже готова приступать к работе. Огромная камера на штативе без Эда смотрится одиноко, и Джастин подходит к ней, чтобы вспомнить, чему его научил лучший друг. Нажимает на несколько кнопок, чтобы настроить аппарат и, когда он не взрывается в руках Бибера, он понимает, что все делает правильно. Улыбается собственной маленькой победе над этим техно-монстром.       Он берет в руки сценарий и снова пробегается глазами по тексту. Берет карандаш и делает несколько исправлений, нахмурившись и подозвав к себе сценариста. Тот прибегает сразу же, услышав свое имя.       Пока оба пытаются прийти к компромиссу, Леа стоит в углу комнаты, накрашенная, с уложенной прической и в одежде для съемок – легкой блузке и джинсовых шортах. Смотря на себя в зеркало, она не может вдоволь насладиться своим образом, потому что на уме один Эдвард. Она переживает за него, и уже успела заметить, как он быстро проскользнул из студии мимо неё.       Её это расстраивает. Она знает, что он о чем-то беспокоится, но делиться этим с ней, почему-то, не считает нужным. Потому что учитывая их последнее сближение и частое времяпровождение, она думала, что они больше, чем просто коллеги. А когда ползунок отношений между людьми тянется вправо, свидетельствуя о возрастании доверия, это, вроде как, должно подтолкнуть их на решение быть вместе. Но с этими двумя всё по-другому.       Леа грустно вздыхает и мысленно приходит к решению поговорить с ним после работы, потому что волноваться сейчас — не вариант. Это помешает концентрации, и наверняка очень не порадует режиссера, который и так беспокоится о друге.       Увидев, как он заканчивает диалог со сценаристом, отдав ему стопку бумаг, Леа подходит к нему. Она замечает, как он снова борется с камерой, не находя нужной кнопки и как обычно матерясь на чешском. Улыбнувшись, она наклоняется к нему и помогает с камерой. Цвето-коррекция, фокусировка, настройка яркости. Всё просто.       Джастин переводит на нее одновременно недоумевающий и благодарный взгляд. В ответ Боэм лишь жмет плечами. — Эдди научил, — объясняет она. — Эдди? — Бибер играет бровями и заговорщически улыбается. — А тебя он просто Леей называет. — Знаю. Мне нравится его прагматичность в этом плане.       Режиссер вдруг замечает, насколько эти двое сблизились. И нет, дело даже не в этом приторном «Эдди», а в том, как они оба одинаково грустно улыбаются. Как будто эмоция Эдварда отразилась на Лее, и она точно так же делает такое же лицо, как у него. Это даже на несколько секунд обескураживает.       Джастин задумывается: а близки ли они с Кензи так же? И ответ приходит сразу же: нет, они близки гораздо больше. Но сравнивать бессмысленно. Это ведь не соревнование «чья пара счастливее». Обе бы проиграли.       Как только Боэм делает шаг к кровати, а Джастин открывает рот, чтобы рассказать о сценарии, слышится громкий визг колес, доносящийся с улицы через открытое окно. Вся съемочная группа, включая Бибера и Лею, торопится к стеклу, чтобы узнать, что произошло.       Все начинают охать и прикрывать рты руками. Кто-то, побледнев, отходит от окна и берется за телефон. Леа и Джастин с опаской переглядываются, и оба спешат к окну, расталкивая остальных.       И у обоих внутри что-то разрывается.       По звуку было понятно, что случилась авария, но увидев, что возле капота огромного джипа лежит тело в знакомой куртке, вдруг сдавливает в груди. Из-под головы Эдварда течет маленькая струйка крови, эта картина наблюдается ровно пару минут, пока вокруг тела не толпятся прохожие и сам водитель джипа.       Джастин и Леа подрываются с места и бегут на улицу со всех ног. Они оба удивляются тому, что даже увидев такое, могут держаться на ногах.       Оказавшись на холодной улице, они расталкивают зевак и кричат на них, стараясь пробраться к Куперу. У него закрыты глаза и вся правая часть лица покрыта одной сплошной ссадиной, из которой сочится кровь. Скрывающаяся в волосах рана кровоточит еще сильнее, и как только Джастин прикладывает к голове Эдварда руку, то понимает, что нащупал нехилую рану.       Леа падает коленями на холодный асфальт и кричит. Её глаза наполняются слезами, пока она прикладывает ко рту ладони и мгновенно теряет рассудок. У неё начинает все плыть и темнеть, пока кто-то не оттаскивает её и старается привести в чувства. — Вызовите, блять, скорую! Быстрее! — Джастин кричит так, что у него проступают вены на шее.       Он сам напуган до смерти, и это можно понять по трясущимся рукам и побледневшему лицу. Ему стало настолько плохо, что в голове невольно всплывают болезненные воспоминания об Октавии. О том, как он кричал и плакал, когда узнал, что её больше нет. И от мысли, что Джастин может потерять Эдварда, выбивает из-под ног землю. Он уверен в том, что ни за что в жизни не переживет еще одну такую потерю. Он перестанет верить в Бога, если он заберет его родного человека.       Опять.       Кто-то из толпы сообщает ему, что скорая прибудет нескоро, потому что на какой-то там улице (Джастин едва слышит из-за звона в ушах) образовалась пробка. Бибер поднимается и быстро оглядывает толпу шокированных людей. Гул настолько сбивает с толку, что это мешает думать. Среди всех этих людей должен быть этот человек… По его глазам сразу поймешь, что это водитель этого гребанного джипа.       И увидев это лицо, покрытое эмоцией вины и страха, Джастин слетает с катушек. Он видит эту морду снова, хотя предпочел бы больше никогда её не видеть. — Я клянусь, Бибер, он просто вылетел на дорогу, я не успел повернуть, — испуганно оправдывается Осборн, увидев, как на него надвигается режиссер, явно готовый вскрыть ему черепную коробку.       Джастин ничего не говорит. Он ударяет с такой силой, что Осборн разворачивается на сто восемьдесят градусов и падает на землю, потеряв сознание. Режиссер дует на пульсирующий от боли кулак, разворачиваясь к Эдварду. Он садится на колени перед ним, поместив на них голову оператора. Бибер несколько раз хлопает по его щекам, надеясь, что это поможет. Хотя очевидно, что без профессиональной медицинской помощи тут не обойтись. — Черт, я же просил тебя не делать глупостей, — шепчет Джастин, даже не замечая, как слезы текут по его лицу и капают на кровавую щеку Эда.       На его лицо смотреть невозможно. На эти закрытые глаза, на покрытую бордовой теплой кровью кожу, на рассеченную бровь и рану в области виска. Это невозможно. Джастин молится на то, что ему это лишь снится. Пытается закрыть глаза и открыть, понадеявшись на то, что он очнется в своей кровати. Будто этого дня никогда и не было.       Но каждый раз, когда он открывает глаза, он видит кровь лучшего друга. На его лице, на своих руках, на асфальте. Кровь везде, и от её вида Бибера начинает подташнивать.       Кто-то вырисовывается из толпы с большим чемоданом в руках. Когда Бибер поднимает размытый от слез глаз, он замечает, что это врач, работающий в его студии. Утерев нос тыльной стороной ладони, Джастин в надежде смотрит на парня. — Пожалуйста, помоги ему, — шепчет он. — Стараюсь, — кидает доктор и наклоняется к груди Эдварда. Спустя пару секунд он выпрямляется, делая ему непрямой массаж сердца и игнорируя все истерические вопросы режиссера о том, что именно повреждено у Купера. Молчание еще больше выводит Бибера, и он, поднявшись на ноги, быстро отходит от места происшествия. Он видит приближающиеся сигнальные огни полицейских машин, а вот скорой, как назло, всё нет и нет. Джастин буквально чувствует подступающую тошноту, и сгибается пополам, хватаясь за живот и тяжело дыша.       Спустя мгновение он ощущает легкое прикосновение знакомых рук на своих плечах. Выпрямившись, он видит встревоженную Кензи, которая, видимо, уже поняла, в чем дело. Без лишних слов Бибер прижимает к себе девушку, зарываясь лицом в её волосы и уже откровенно всхлипывая. В ответ Кензи лишь утешающе поглаживает мужскую спину и шепчет, что все будет хорошо.       Вот только Эдвард на собственном примере доказал, что если внушать себе, что все хорошо, ситуация лучше не станет. Именно поэтому, черт его бери, он сейчас валяется на асфальте без сознания и истекает кровью. — Черт, у меня нет контактной пасты для дефибриляции, — нервничает неподалеку доктор, и Джастин, услышав, отстраняется от Кензи и бежит к нему. — Что значит у тебя нет пасты? Ты же, блять, доктор, почему у тебя её нет? — Я доктор в порно-студии, а не в государственной больнице! — Клянусь, я уволю тебя, если ты не сделаешь что-нибудь, — цедит Джастин, подходя к и без того нервничающему врачу со сжатыми кулаками.       На его плечо снова ложится рука Кензи, и Бибер чуть успокаивается, накрыв её своей ладонью. Девушка ступает вперед, доставая из сумки маленький флакон с прозрачной жидкостью. Протягивая это доктору, она спрашивает с надеждой: — Подойдет?       Врач кивает, принимая из рук девушки антисептик. Он намазывает его на грудь Эдварда, предварительно разорвав ему рубашку. На кожу парня ставят электроды, и Бибер, прошептав «о Боже», пошатывается и сглатывает тревогу. Когда он видит, как спина Купера на секунду приподнимается от разряда, слезы снова капают с ресниц. Джастин выдыхает и кладет руки на лицо, чтобы не видеть этого кошмара. Он слышит рядом с собой Кензи, которая пытается успокоить его и хоть как-то облегчить его страх, но у неё ничего не выходит. Даже она не может помочь ему справиться. Она знает историю с Октавией, и наверняка понимает, что Джастин, возможно, может испытать эту историю снова. И от осознания этого у нее разбивается сердце на миллионы кусочков. Как бы она хотела забрать боль Джастина себе, лишь бы он так не страдал. Он не заслуживает этого.       Не дожидаясь вердикта врача, Джастин срывается с места и бежит в неизвестном направлении. Как будто пытается отдалиться от этого хаоса, не подозревая, что внутренний страх всегда с ним, в его голове. За ним же бежит и Кензи, умоляя Бибера остановиться. Они бегут некоторое время, пока оба не обнаруживают, что они на том месте, где было найдено тело Октавии. Джастин падает на колени и сбито дышит, смотря в небо. Он шепчет что-то неразборчивое, пока Кензи подходит сзади, присев на корточки и обняв дрожащего Бибера со спины. Уитфорд становится безумно страшно, потому что она может услышать, как сильно и быстро бьется сердце у её любимого человека. Она лишь молча надеется, что он больше никогда не познает боли. И она будет рядом, чтобы разделить её, если это все же случится.

***

добро пожаловать на последний круг ада,

говорят, что боль — клетка, тогда позволь мне выбраться из неё.

NF – How Could You Leave Us