***
Поднять веки казалось непосильной задачей, ровно как и пошевелить любой конечностью. Тело ныло и требовало немедленных движений, но мозг отказывался посылать нужные команды. На лбу всё ещё ощущалось морозное покалывание, но правую руку грела незнакомая теплота. Я засуетился. Мысленно. Раз уж тело не признавало во мне командира, пришлось судорожно думать, благо разум меня редко подводил. Лежал я на чём-то мягком, сильно отличающемся от удобства тюремного пола. Также бесконечно радовали тепло и сухость, чем тоже не мог похвастаться подвальный уют. Не сказать, что я полюбил то место или успел соскучиться, но что-то сейчас настораживало. После длительной борьбы мне удалось взять в свои руки контроль над собственным телом. Веки наконец подчинились и распахнулись. Затуманенный взгляд сразу наткнулся на расплывчатое огненное облако. Почему-то захотелось пощупать его: сначала невесомо провести пальцем по причудливым завитушкам, насладиться лёгкостью и мягкостью шёлковых прядей, а потом и вовсе нырнуть с головой в медный пожар. Расположившись в кресле, Амелия дремала на краю моей постели. Её рука, миниатюрная, точно кукольная, покоилась на моей ладони. Огненные волосы распластались по белоснежному одеялу и, казалось, на самом деле могли с лёгкостью прожечь хлопковую ткань. Я не удержался и провёл свободной рукой по рыжей россыпи. От нерасторопно выполненного мною движения девушка проснулась, обвела тоскливым взглядом моё тело и, встретившись взглядом с моим, просияла. — Очнулся, — сорвалось с её губ облегчённо. — Очнулся, — подтвердил я и предпринял попытку встать, которая с треском провалилась. Амелия силком вернула меня обратно в лежачее положение. Со лба съехала мокрая тряпка, упав на подушку подле меня. — Я думаю, тебе не стоит пока вставать, — Амелия смущённо одёрнула руку с моей груди, уловив недоумённый взгляд в свою сторону. — Сколько я… провалялся так? — я поверхностно осмотрел комнату: кровать с балдахином, бархатные шторы на окнах, обилие картин в золотых рамках — всё купалось в роскоши. — И что стряслось? — Когда мы почти выбрались, ты потерял сознание. Я не знала, что делать и куда идти, поэтому перенесла нас сюда, в дом Сириуса, — девушка на мгновение утихла, неуверенно вглядываясь в мои глаза. — Тебя лихорадило трое суток: наверное, ты подхватил что-то в подвале. Жар всё никак не спадал, и мне приходилось постоянно охлаждать тряпку. Я думала… думала ты уже никогда не… — Погоди, ещё рано списывать меня со счетов, — я снова осмотрелся: волшебный огонь в банке на прикроватной тумбе, плотно зашторенные окна, ну и недоразумение в кресле… — Ты выходила на улицу? Девушка отрицательно покачала головой. — Тогда что ты делала всё это время, кроме того, что меняла повязки? — У меня был прекрасный собеседник, который скрашивал эти дни своим дребезжанием. Оказывается, Кикимер может быть нормальным… Во время тех малых просветов, пока он не рассыпается в проклятьях и ругательствах, — она язвительно улыбнулась. — Тебе стоит с ним познакомиться, думаю, вы прекрасно поладите. — Ты проверяла, есть ли хвост за нами? Следят ли за домом? — Спящим ты нравился мне больше, — недовольно цокнув языком, Амелия поднялась со своего кресла, подошла к окнам и раздвинула шторы, впуская в полутёмную спальню слабый свет. Я не мог увидеть картинку улицы, но на этот счёт имелись кое-какие подозрения, которые девушка вскоре озвучила вслух. — Ни единой души… — сказала она с долей сожаления. — Я помню это место совершенно другим: на площади всегда мельтешили люди, независимо от времени суток, и что же сейчас? Ни единой души… Отвечать что-то я посчитал ненужным, а всё моё отрешённое внимание притягивала единственная фигура у расшторенного окна, скрестившая руки на груди и вглядывающаяся в скудные пейзажи дня. Спорить, что они действительно скудные, никто не в праве. После прихода Волан-де-Морта к власти вся Англия погрузилась в вечную серость. Магию официально перестали скрывать, что повлекло массовые беспорядки на улицах. Но все бунты вскоре были с лёгкостью подавлены, а убийство маглов не то что было наказуемо, даже напротив — приветствовалось. Прочувствовав необычайную мощь волшебства, маглы попрятались по своим захудалым каморкам. Общество с пущей силой стало деградировать. Рабство вернулось. Обновлённое Министерство Магии назначило колоссальные суммы за головы грязнокровок. Претерпела изменения и политика Хогвартса. Хоть факультет Гриффиндор и не расформировали, к красно-золотым галстукам относились по-скотски: задевали, шпыняли и подначивали. Слизерин же купался в своих лучших годах. Маглорожденных в Хогвартс не призывали по моему почину. Лучше уж быть живым неучем, чем мёртвым всезнайкой. Но когда-то данное обещание одному очень мудрому старику я поддерживал со всей честностью. Школа чародейства и волшебства жила, пусть не совсем правильно, но жила… — Твои шрамы… — заговорила Амелия, прервав мои умозаключения. Я машинально приложил руку к горлу: воротник сюртука, скрывающий весь последний год моё увечье, пропал. Как и пропали мои мантия, штаны и палочка. Проверка нижнего белья не несла здравого смысла: я был вымыт, чист и совершенно не в своей одежде. Если девушка переодевала меня, то она смогла лицезреть не только шрам через всё горло, но и множественные проколы по всему телу, оставленные острыми клыками… — Отмывал тебя Кикимер, если тебе интересно, — серьёзно произнесла Амелия, но я увидел в отражении оконного стекла самодовольную улыбочку. — Так откуда они? — Это в прошлом, — закрыл тему я, а у самого перед глазами стояла огромная разинутая пасть змеи с длинными острыми клыками, пробудившаяся вместе с неприятными воспоминаниями. — Ты мне не доверяешь. Даже после того, что случилось, — утвердила она разочарованно. Постояв ещё с минуту и так и не дождавшись ответа, Амелия злостно задвинула шторы, будто они были виновниками всех её бед, уверенным шагом прошла мимо кресла, на котором сидела прежде, и направилась прямиком к двери. — Куда ты? — признаться честно, сегодняшнее пробуждение, несмотря на предшествующие ему обстоятельства, отпечаталось в моей памяти как самое лучшее из всех, что когда-либо были в моей скудной на приятное жизни. И я словил себя на мысли, что не прочь продлить эти несколько минут ещё как минимум на вечность. — Кажется, ты больше не нуждаешься в сиделке, — она смотрела на меня, не выказывая каких-либо эмоций, дотрагивалась до кожи совершенно равнодушным взглядом и ждала. Первого шага. — Останься. Первый шаг получился нелепым шажком младенца-первогодки, смахивал на тихий шелест страниц и совершенно не был похож на шаг взрослого мужчины, уверенно идущего к достижению своей главной цели. И так как я смог выдавить из себя всего-навсего одно единственное слово, сейчас все последующие события зависели именно от этой рыжеволосой цели. Время будто заморозилось, и если бы в комнате висели часы, держу пари, раздражающее тиканье замедлилось бы в разы, пока девушка раздумывала над столь простой просьбой. Я видел, как черти в её заболоченном омуте постепенно пробуждались и показывались горящими глазами над просторами водной глади. И она сказала «да», по-своему, правда, без лишних слов. Амелия легла рядом, положив голову на мою грудь, вздымающуюся от учащенного дыхания. А я… Я впервые ощутил весь спектр человеческих чувств, впервые не жалел ни о чём и впервые почувствовал себя живым по-настоящему. И если это странное чувство, разливающееся по-твоему телу от головы до пят, люди называют «счастьем», тогда я был наполнен им до краёв. Я много думал, и, пожалуй, столько разномастных мыслей мою голову ещё никогда прежде не посещало. Всю жизнь я позиционировал себя как я, и только я. Я обдумывал, я принимал решения, и я выполнял всю работу, к тому же не всегда чистую. А теперь моё «я» по логике вещей должно было сменить «мы»? И что это за слово такое замудрёное — «мы»? Я и она. Или она и я? И что же, теперь нужно считаться своим мнением с её? Или это вовсе не обязательно, и я могу остаться собой, а она — собой? Сколько «мы» пролежали так в обнимку, одному только Мерлину известно. Но я был так счастлив. Перебирая пальцами рыжие локоны, вкушая запах любимой женщины и чувствуя вес её тела на себе, я понимал: я наконец счастлив. — Северус? — тихо-тихо, куда-то в одеяло, прошептала девушка. — Да? — Я говорила, тебя сильно лихорадило? — ещё тише. — Допустим, — согласился я, не особо понимая, к чему она клонит. Медная копна волос на моей груди заёрзала и вскоре показала пару изумрудных глаз, сеющих тревогу. — Ещё ты бредил, — дополнила она, — говорил почти всё время… Меня будто шандарахнуло током. Я резковато сел, что даже застучало в висках, а Амелия, свесив ноги, уселась на край кровати, не сводя с меня глаз. Мне было, что скрывать. Мне было, что скрывать конкретно от неё. — Так это правда? — Что?! Что?! Что я говорил?! — Амелия нахмурилась, тщательно переваривая мой сорвавшийся с губ крик. — Ты проболтался, Северус, — она поднялась и снова раздвинула шторы: по улицам Англии бесшумно ступала ночь, а луна с интересом заглядывала в окна. Они встретились напряжёнными взглядами лицом к лицу — луна и девушка, и молчание обеих с каждой секундой убивало мои нервные клетки. — Амелия, что бы я ни сказал, мои слова нельзя принимать во внимание, ибо это всё было бредом, вызванным лихорадкой! — Да, я тоже сначала подумала, что ты бредишь, — произнесла она удручённо, — ведь ты считал, что разговариваешь с Дамблдором. А принимая во внимание то, что он погиб от твоей руки, только добавляло абсурдности к твоим словам. Но потом я поняла, ты… пытался исповедаться? Из груди вырвался нервный смешок: — Прости, что я пытался сделать? — «Вы доверились мне, а я подвёл Вас… вас всех», — воспроизвела она обрывки моего бреда, — «простите, директор». — Я не понимаю, чего ты добиваешься. Девушка на пятках развернулась ко мне лицом и стала яростно испепелять меня взглядом. — У тебя был маховик! Всё это время у тебя был маховик! И ты не счёл важным даже сказать мне об этом! — я открыл рот, чтобы ответить, но она продолжила гневно распаляться. — И не смей отнекиваться! Ты сам признался в этом! Ты сказал, что сохранил один для себя, чтобы исправить какую-то ошибку прошлого, но так и не смог им воспользоваться. — И я рад, что у меня не хватило воли им воспользоваться, потому что эта ошибка стоит передо мной живая и целая! Мои слова повисли тяжёлым напряжением в воздухе и также тяжело рухнули на головы. — Я для тебя «ошибка»? — повторила Амелия; глаза её наполнились влагой. — Ты неправильно интерпретируешь мои слова, — я устало потёр переносицу. Хотелось поскорее закончить этот бессмысленный разговор, но так просто отделаться я уже точно не мог. — Тогда объясни мне! Почему я всё время силой вытягиваю из тебя слова? — Что я должен тебе объяснить? Что любил тебя всё это время? Что безмерно жалел о каждом упущенном моменте побыть с тобою? Что хотел вернуть всё, но не знал как? Моё жалкое признание кубарем скатилось с кровати, ударилось об пол и, проскакав как мячик пару метров, остановилось прямо у её ног. Она подняла его, рассмотрела поближе, стряхнула от пыли и вложила в сердце. — Тогда я не совсем понимаю, почему ты так настойчиво отказываешься мне помогать. — Я не позволю тебе подвергать себя опасности, — мы сцепились взглядами: Амелия — насторожённым, я — настаивающим на своей правоте. — Я и без того в опасности! — вспылила она. — Если Волан-де-Морт прознает, что я жива, я вмиг перестану таковой являться, а после того, как помогла тебе сбежать, мне нет места и среди изгнанных! Найдя в себе силы, я наконец поднялся с кровати; тело сопротивлялось и кое-как удерживало равновесие. На подкашивающихся ногах я подошёл к девушке и словил её руку в свою; пока я медленно тащился, она не проронила ни слова и не отрывала глаз от моей шеи, исполосованной длинным шрамом. — Давай уедем, Амелия, куда угодно, — с последней надеждой в голосе сказал я и насильно обратил её лицо на себя, подняв пальцем её угловатый подбородок. — Хочешь, скроемся глубоко в горах или найдём безлюдный остров? Я огражу тебя всеми известными заклинаниями, светлой и даже тёмной магией, если пожелаешь. Я создам такую защиту, которую не пробьёт ни Тёмный Лорд, ни кто посильнее… — Я не собираюсь жить как отшельник, не собираюсь запереться от мира и наблюдать, как он мучительно умирает, — она разочарованно закачала головой. — Так же, как и не смогу жить, зная, что я не попыталась помочь. Я расхохотался как сумасшедший, и Амелия удивлённо отпрыгнула назад и ошарашенно стала наблюдать за моей слегка неадекватной реакцией. — У вас, Поттеров, это в крови? — я снова рассмеялся, а Амелия сгустилась чёрной тучей. — По-моему, тебе стоит прилечь, — сказала она, скептично осматривая меня на предмет лихорадки. — Видимо, болезнь спала не до конца. — Никому не нужное отчаянное супергеройство, — продолжил я, не замечая её выпад. — Необдуманно бросаетесь в бой, всё время лезете на рожон, даже не помыслив своим крохотным мозгом, что мир не вертится вокруг вас. Твой брат был таким же! Глупый мальчишка… Решил, что ему подвластно всё, ведь он, подумать только, избранный! Но что же пошло не так у гениального мальчика? Хм… Давай же порассуждаем, — я сложил руки на груди и напустил вид глубокой задумчивости; Амелия ловила каждое моё слово, почти не мигая. — Может, его сгубило вечное желание совать нос в дела, которые его не касаются? Или, может, безоговорочное желание быть первым всегда и во всём? А-а-а… может быть, единственную порученную ему миссию — не умереть раньше времени — он с оглушительным успехом провалил? — Хватит! — крикнула Амелия, еле сдерживая слёзы. — Ты хотела услышать правду… — Я сказала, довольно! — её строгий тон поохладил мою разбушевавшуюся злобу. Я зажмурил глаза и протяжно выдохнул. Я сорвался! И на ком?! На ней! — Уходи. Я не хочу больше тебя видеть в этом доме. — Я не уйду. Не в этот раз, — я стал медленно подходить к ней. Девушка нерасторопно вынула палочку и направила её на меня двумя дрожащими руками. — Не подходи! — крикнула она и стала мелкими шажками отступать назад, пока не вжалась в стену: кончик её палочки вперился мне под левое ребро. — Делай, что должно, — я развёл руками. Амелию коробило, всё её тело сковала сильная дрожь. Благо надёжной для неё опорой служила стена, иначе девушка бы рухнула прямо на пол. — Наложи на меня «Империус» и прикажи принести то, что ты так отчаянно пытаешься заполучить. — Ты можешь и сам мне его отдать! — Я правда не могу. — Зачем ты всё так усложняешь? — завыла она. — Я вернусь в прошлое, и мы встретимся даже раньше. Ты не будешь мучиться столько лет, и мы пройдём этот путь вместе, даже если он окончится тем же исходом! — Наивное юное дитя, — девушка вздрогнула, когда я завёл за ухо выбившуюся прядку пламенных волос, — мне не хватит жизни, чтобы объяснить тебе всю ту грязь, в которой я увяз по самые гланды. Я приблизился к ней настолько сильно, насколько мне позволяло воспитание. Она всё ещё отказывалась принадлежать мне, но палочку всё-таки опустила. Я коснулся губами её лба, покрывшегося холодной испариной, и, вдохнув во все лёгкие цветочный аромат её волос, признал: — Что ж, твоя взяла.***
Да, у меня действительно имелся маховик времени. И появился он у меня не так давно. Когда Тёмный Лорд приказал уничтожить все маховики, я насторожился. Все изученные по этому поводу книги будто под копирку твердили одно и то же: «Внимание! Маховик не может внести кардинальные изменения в ход истории». С другой стороны, я нашёл сотни несчастных случаев, связанных с перемещением во времени более чем на пять часов, которые заканчивались достаточно плачевно. Бывало, путешественники старели на несколько лет, бывало, встречаясь с собой из прошлого, убивали друг друга, бывало, прерывали целую реку поколений, ну а самой, пожалуй, страшной участью было лишение рассудка. Однако хорошенько пораскинув мозгами, я нашёл одну крохотную нестыковку: разве стереть себя — а за собой ещё десяток поколений — с лица земли не кардинальное изменение истории? Отсюда вытекал вывод: кто-то умело, да ещё и нагло, лгал. Удобно всё-таки жилось властям: сказали «нельзя», подкрепили фактами из «проверенных» источников, и им сразу же безоговорочно верил народ. Да я и сам верил, пока не увидел своими глазами доказательство. Но сейчас не об этом. Мысль вернуться в прошлое поселилась в моей голове чуть больше года назад, как раз-таки, когда всем Пожирателям Смерти было приказано найти и уничтожить все маховики времени. Поставленная задача растянулась на более длительное время, чем планировалось, благодаря одному заносчивому мальчишке, имя которого я не стану называть, ибо и без моего вмешательства ему хватает почестей. Отдел Тайн был разрушен, а вместе с ним исчезли и списки с именами всех обладателей этих замысловатых побрякушек. Естественно, боясь не проснуться ранним утром, многие из них сдали маховики сразу, как только вышел закон о запрете перемещений во времени. Другие, отчаянные, решившие скрыть наличие таких вещиц, вскоре пожалели о своём безрассудном намерении. От вездесущих глаз Пожирателей не ускользнуло ничего. Или, может, ускользнуло, но они об этом не узнают. Оставался открытым вопрос: как заполучить запрещённый предмет и при этом остаться в живых? Ответ почтил меня своим присутствием только в ноябре прошлого года. Беллатриса Лестрейндж явилась в мой кабинет как всегда без приглашения, а если уж быть совсем точным, вывались из камина, уделавшись с ног до головы в летучем порохе. Поспешно отряхиваясь от сажи, она поведала, что Тёмный Лорд готов мигрировать на материк, дабы продолжить выполнение плана по захвату мира. Но он не мог отбыть, пока не удостоверился бы, что вся Британия очищена от маховиков. И избавиться от последней машины времени, способной пошатнуть величество Тёмного Лорда, было доверено двум вернейшим слугам, ни разу не пошатнувшим его доверие. Почти ни разу. Кстати говоря, я всё чаще начал замечать, что излюбленным заклинанием Лестрейндж после «Круцио», конечно же, стало «Сектумсемпра». А «Аваду» женщина вообще использовала на редкость мало, если только счёт шёл не на количество принесённых мук, а на число смертей. Для неё нельзя было сыскать картины прекраснее, чем замучить жертву до потери рассудка и сделать один длинный надрез поперёк горла, а затем смотреть и любоваться, как она захлёбывается собственной кровью. Пыталась ли Лестрейндж тем самым задеть или унизить моё достоинство, для меня оставалось загадкой. Да и я старался думать об этом поменьше. Хоть я и редко выбирался на «инквизиционные» вылазки, в основном, для поддержания легенды «как ты тут не подох в этой своей крепости», последняя инквизиция оказалась на удивление более-менее удачной. Пока на первом этаже Беллатриса с присущей ей безжалостностью расправлялась с семьёй полукровок, на втором я нашёл маховик. Держа в руках хрупкое сокровище, я судорожно соображал, что это мой последний шанс попытаться исправить хоть что-нибудь. И я сделал копию. Свойства оригинала подделка, конечно же, не повторяла, но хрустнула под каблуком Лестрейндж очень даже как настоящая. — Ты готов? — пробарабанив громким топотом по ступеням, девушка сбежала с лестницы и, уперев руки в боки, встала напротив меня. За ней, кряхтя и причитая что-то невнятное, тащился домовик, старый, наверное, как сам дом. — Разве это имеет значение? — я покосился на девушку, левая бровь самопроизвольно поползла вверх. — Ни малейшего, — ответила она, усмехнувшись. Эльф к этому времени уже преодолел лестницу и пытался взобраться на обеденный стол, за которым я ждал, пока Амелия соберётся в «дорогу». Преграда для него казалась непосильной задачей, но он всё-таки сумел влезть. — Чё зыришь, уродец? Мог бы и помочь старому больному эльфу! Госпожи на вас нету… Амелия разразилась смехом и, утирая рукавом проступившие в уголках глаз слезинки, выдавила: — Я же говорила, вы поладите. Я фыркнул: настроения шутить или сарказничать отнюдь не было. Вообще ничего не было. Я будто опустел. — Ладно, приступим, — Амелия с азартом потёрла руки, затем повернулась к домовику, — Кикимер, пожалуйста, перенеси Северуса в его кабинет. Существо недовольно цокнуло, протянуло сухую жилистую руку ко мне и состроило жёлтые зубы в улыбку. — Может, ты вернёшь мою палочку для начала? О третьей я как-то не позаботился. — Будет маховик, будет палочка, — пожав плечами, заметила девушка будничным тоном, будто каждый день конфисковывала чужие волшебные палочки. Не нужно было обладать прорицательскими способностями, чтобы понять её тревогу. Я постоянно подводил её доверие, не переставал лицемерить и выкручиваться, только на сей раз не получилось удержать свой рот на замке. Кто же знал, что я особенно разговорчив под воздействием болезни? — Отправляй, — я ухватился за костлявую руку домовика, и тот незамедлительно перенёс нас в директорский кабинет. Воспользоваться каминной системой не представлялось возможным, так как все перемещения тщательно отслеживались в Министерстве. А старый эльф не мог перенести сразу двоих пассажиров, нарочно ли он хорохорился или и впрямь не хватало сил, я не знал, но как только мои туфли коснулись земли, понял, что идея перенести в Хогвартс сначала меня, а уж затем Амелию, не казалась столь бессмысленной. — Снейп! Какая приятная неожиданность! — раздался за моей спиной знакомый протяжный голос. Я обернулся: из-под тяжёлых век меня тщательно сканировала пара безумных глаз. — Выглядишь ещё хуже, чем обычно. Исхудал, постарел лет на десять и… — глаза опустились вниз, на уровень моих колен, наткнувшись на переместившее меня сюда существо, — и с моим домовиком?! — Что ты здесь делаешь, Лестрейндж? — спросил я нарочито устало, стараясь не выдавать накатившую панику. Лишённый палочки, вернувшийся в Хогвартс, чтобы пошатнуть влияние Тёмного Лорда, да ещё и в сопровождении выжившего из ума домовика, неспособного удержать свой язык за зубами, я мог бы сразу класть голову на плаху! И несмотря на то, что я предупредил о своём длительном отсутствии, Лестрейндж всё-таки сюда явилась. Развалившись в директорском кресле словно на троне, Беллатриса не без удивления переводила взгляд то на меня, то на старого эльфа. — Ты исчез на месяц, Северус. Ни вестей, ничего. Тёмный Лорд забеспокоился: не задумал ли ты что-то противоправное? — Забеспокоился? — я с усмешкой уставился на неё. — Тёмный Лорд или ты? — И не мечтай! — взвизгнула она и, собрав многочисленные подолы пышного платья в руки, пошагала ко мне. — Так-так, и откуда у тебя мой домовик? — Моя госпожа… — эльф отвесил низкий поклон до самого хруста суставов в спине. — Он больше тебе не принадлежит, насколько мне помнится, — оттолкнув существо за себя, я преградил Лестрейндж дорогу. — Абсурд! И чей же он теперь?! — Поттера, — лицо Беллатрисы вытянулось: имя Мальчика-Который-Умер не вспоминали уже больше года, и в массах оно несло примерно такую же реакцию, что и имя Волан-де-Морта до его воцарения, — а теперь же он принадлежит вместе с домом его дружкам. Ты же помнишь их, не так ли? — Эти мерзкие грязнокровки в моём фамильном доме?! — женщина неистово заверещала и смешно затопала ножками. — Нет, — отрезал я, с неподдельной усмешкой наблюдая, как муравейник на её голове задрыгался в такт пританцовки. — Где тебя носило? — задала она вопрос, ответ на который я ещё не успел придумать. Я полагал, что в запасе будет намного больше времени. И уж что-что, а к приёму Пожирательницы смерти в своём кабинете совершенно был не готов. Поэтому ответом на поставленный вопрос требовалась вещь настолько «сильная», настолько яркая… Словом, способная отвлечь внимание от домовика и отвести лёгшие тяжелой ношей подозрения от меня. — Всего лишь нашёл место, где скрываются все грязнокровки Британии, — домовик за моей спиной громко присвистнул, а женщина улыбнулась коварной улыбкой. — И чего же мы ждём?! — с нетерпением вскрикнула она и потопала к большому камину, в котором мягко потрескивали раскалённые добела поленья. Лестрейндж нагребла в ладошку пригоршню пороха и с игривостью кошки в глазах сказала. — А от тебя больше пользы, чем я думала. Бросив порох в камин и отчётливо крикнув «Поместье Малфоев», она испарилась в ярко-зелёном пламени. — Хоть слово о произошедшем пискнешь Амелии, и твоя голова никогда не присоединится к остальным, висящим над лестницей, — эльф подпрыгнул, когда я к нему обратился. Его большие уши, похожие на крылья летучей мыши, затряслись то ли от гнева, то ли от страха, а огромные красные глаза уставились в мои с непониманием. — Что зыришь, уродец? Тащи её зад сюда. — Я знал! Знал, что вы — благородный господин, не то что эта особа… — Быстро! — рявкнул я, достигнув точки кипения бушевавшего гнева. Домовик по щелчку пальцев растворился в воздухе, и через пару мгновений с громким хлопком, похожим на взрыв детской хлопушки, появился под руку с главной бедой сегодняшней ночи. — Почему так долго?! — возмущённо выкрикнула она. — Возникли непредвиденные обстоятельства, которые я уже решил, — домовик прыснул в кулак, бросив одобрительный взгляд в мою сторону. — Ты ещё здесь! Скройся! Домовик снова подпрыгнул от обращения к себе, но, видимо, вспомнив мою недавнюю угрозу, поспешно скрылся из виду. — Что происходит? Амелия подозрительно огляделась, хоть вокруг подозрительного ничего и не было. В камине в оранжевом пламени всё также ненавязчиво потрескивали поленья, и даже вещи на директорском столе, казалось, были разложены так же, как и до моего ухода. В общем, никаких признаков, напоминающих о недавнем визите Пожирательницы. — Тебе нужен маховик. Так забирай его и уходи! — голос всё ещё был пронизан гневом, что не смогло ускользнуть от девушки. Да и плевать. Скоро всё это кончится. Осталось перетерпеть совсем немного. Я прошёл к своему столу, снимать защитные чары с ящиков не пришлось — полки открывались только тому, кто их заколдовал. Отодвинув кучу пергаментов и свитков, я снял потайное днище, где были спрятаны парочка моих «тайных» дел и сам маховик. Вынув из ящика последний, я небрежно бросил его девушке, которая с завидной ловкостью его поймала. — И это всё? — спросила Амелия удивлённо, рассматривая в руках обретённое сокровище. — Никаких наставлений о том, как победить Тёмного Лорда и прочего? — Палочку, — кротко сказал я. Девушка вынула мою палочку, мелкой неуверенной поступью подошла ближе и после нескольких задумчивых колебаний протянула мне. — Уходи, — вернув то, что принадлежало мне по праву, я отвернулся, найдя пейзаж за окном директорского кабинета очень увлекательным. Стояла беспросветная ночь, и тишина, настолько тихая, что можно было бы услышать, что происходит в Запретном лесу, если как следует напрячь слух. — Северус, — помешала девушка мне вслушиваться в тишину, — прошу, повернись ко мне. — Ты получила всё, что требовалось. Теперь же, просто уходи. Девушка обошла меня, заслонив пышной медной шевелюрой мой напряжённый взгляд, и дотронулась до моей руки, почему-то оказавшейся сжатой в кулак. — Спасибо, — вымолвила она чуть слышно и, привстав на цыпочки, прижалась своими губами к моим. Я так растерялся, что даже не смог ответить. Только и делал, что смотрел, как подрагивают ресницы на прикрытых веках и как морщатся брови на веснушчатом лице. Когда девушка закончила, неловко отстранившись и побагровев щеками, она вымученно улыбнулась в последний раз и прошла на середину кабинета. А накинув на себя серебряную ткань, так вообще — исчезла. — Амелия? — жалостно позвал я, словно цепляясь за последнюю соломинку. — Да? — какое-никакое расслабление всё же накатило, когда с пустого места на ковре моего кабинета послышался ставший снова родным голос. — Не погибни снова, — наказал я строго, — второй раз я пережить не смогу. — Не дождёшься, Снейп, — выдавила она из-под мантии-невидимки и, казалось, теперь вместе с голосом исчезла навсегда. Всё ещё стоя столбом на том же самом месте, чуть поодаль директорского стола, я был не в силах пошевелиться. Губы уже совсем позабыли неизвестную доселе теплоту. В груди разболелась старая рана, ядовитой кислотой разъедающая плоть только глубже и глубже, шире и шире… Странная эта штука — время. Кажется, что в запасе у тебя есть ещё годы, а на самом деле — срок уже на исходе. Интересно, что будет дальше. Изменится ли мир от нового вмешательства? Или от него ничего не останется? А я? Что будет со мной? Подменятся ли мои воспоминания новыми, правильными, или сгинут все вместе в бездну? И что если время — это не запутанный клубок ниток, а дорога с множеством ветвлений? Я так и буду идти один по отведённому пути или ко мне всё-таки присоединится попутчик? Что ж, помимо обдумывания, что я в который раз потерял свою любимую женщину, мне ещё предстояло распутать последнюю беду. По лондонским канализационным трубам совсем скоро потечёт отнюдь не зловонная вода, а целая река «грязной» крови. — Надеюсь, ты сможешь всё исправить.