Пожиратель на полставки

      Утро уже можно было назвать добрым хотя бы потому, что началось. Возможно, год назад я так не радовался этому переходу с тёмного времени суток на светлое, но сегодняшнее утро определённо начиналось прекрасно. На плече тихо-мирно сопела любимая женщина, а я полночи не мог сомкнуть глаз, всё слушал, как песню, её дыхание.       Рука, обнимавшая её тело, изрядно ныла, но я старался не шевелиться, чтобы своей неповоротливостью не рассеять воистину очаровательную магию, творившуюся у меня под боком. Грудь горела, но пожар не калечил; он просто лежал, расплывшись по мантии медными полосами.       Через какое-то время этой идиллии я всё же предпринял попытку пошевелиться: девушка и бровью не повела, и не исчезла. Тогда я осторожно снял с колена её тонкую руку и вылез из плена, который-то и пленом язык не поворачивался назвать. Пока разминал онемевшую сторону тела, я подумал, что надо бы сообразить завтрак. Но всё съестное в моём доме ограничивалось стратегически важным запасом алкоголя. А вино, хоть и элитное, с раннего утра я не налил бы даже дешёвой портовой шлюхе. А здесь женщина… и моя.       Готовить я умел — один из приобретённых навыков от холостяцкой жизни, — но закупал продукты лишь на лето, и то если не задерживался подолгу в Хогвартсе. Выбор оставался невелик. Либо я веду свою женщину в магический ресторан, но тогда каждая подзаборная крыса будет в курсе, с кем завтракает профессор зельеварения всемирно известной школы, либо я наступаю на свою гордость и падаю до магловских забегаловок. Да уж, похоже, я погорячился с выводами о том, что у меня вообще есть выбор.       Я начертал в воздухе плед и набросил его на спящую девушку, затем опустился в кресло и принялся за дело, которое у меня получалось лучше всего — думать. Теперь, разбудив ещё больше мыслей, мне не давал покоя нарисовавшийся из ниоткуда маховик. Я-то считал, что «золото» на индикаторе — всего лишь побочный остаток магии, перенёсшей Амелию на двенадцать лет вперёд. Но дело принимало совсем неожиданный поворот. Здесь было замешано намного больше тонкостей, чем я смел полагать. И сомневаюсь, что имелся в этом водовороте запутанностей хотя бы один крохотный сгусток столь любимой девушкой светлой магии.       Я провёл тыльной стороной ладони по худой щеке, обогнул пальцами линию пухлых губ, и девушка проснулась от моих прикосновений.       — Хей, — сонно сказала она, словив мою шальную руку, — привет.       Одарив меня улыбкой, Амелия пробежалась глазами по комнате и спросила:       — Который час?       — Почти девять, — ответил я, отстранившись.       Девушка натянула на голову плед и, перевернувшись на другой бок, невнятно промычала в спинку дивана:       — Сириус меня… прибьёт, — она зевнула. — Значит, последний час своей жизни я, пожалуй, досплю.       Я подвинул её ноги и сел рядом. Меня жутко раздражали и даже чем-то угнетали её непрекращающиеся разговоры о скорейшей смерти, но я держал себя в руках, хотя с каждым разом становилось всё труднее.       — У меня есть идея получше.       — Если это не сон, — вздохнула она, — то я отметаю её сразу.       — Сон, конечно, является важной составляющей поддержания тонуса, но…       — Да, — перебила она, ещё усиленнее натягивая плед на голову, — и этот тонус достаточно проблематично поддерживать, когда кое-кто зудит под ухом.       Это был край моего терпения. Я встал, и Амелия вытянулась во весь рост. Я уточнил в последний раз, собирается ли она подниматься, на что она отрицательно промычала. Тогда я заставил одеяло исчезнуть.       — Такая себе угроза, — усмехнулась она и накрыла глаза волосами.       Я прикинул ещё варианты возможных способов пробуждения и, выбрав самый подходящий, поднял девушку с дивана. Она вскрикнула от неожиданности, а затем рассмеялась тем искренним смехом, за который я готов был каждое утро её вот так поднимать на руки, лишь бы эта вредина продолжала улыбаться.       — Ты всегда берёшь то, что хочешь, не так ли, Снейп?       Конечно, она не была пушинкой, но и не тяжелее самого большого котла, что я поднимал в своей жизни без магии. И эта мысль заставила меня забеспокоиться о её питании:       — Ты вообще ешь?       — Да-а, — протянула она не совсем уверенно. — Иногда случается.       — Как же ты колдуешь? — спросил я. — На это уходит уйма энергии.       — Если ты не опустишь меня, я покажу тебе как, — съязвила она и стрельнула глазами вниз.       Я опустил её, и девушка расслабленно выдохнула. А у меня внутри всё закипело от удовольствия, что я всё ещё в состоянии поднимать что-то, помимо склянок и реагентов.       — Дай мне… пять минут на сборы, — попросила она.       — Ванная на втором… — хотел сказать я, но девушка скрылась на лестнице быстрее, чем я вымолвил «этаж».       Женские пять минут — для мужчины целая вечность. Но, должен сказать, игра стоит свеч, когда по прошествии получаса ты всё же ведёшь свою женщину, пусть и в другом облике, под руку по улицам родного «города». А там, гляди, и полупокинутые дома кажутся по-своему живописными, и тоскливые улицы вроде как улыбаются, и даже серость дня скрашивается милым щебетом одной птички.       — А у меня нет магловских денег, — предупредила Амелия, всё-таки догадавшись, куда же я её вёл.       — Тебе они и не нужны, — ответил я и отворил для неё дверь.       Девушка скептично прищурилась, но всё же вошла, замерев сразу на первом шаге, и с полуоткрытым ртом оглядела обстановку… Стены укрывали пёстрые плакаты, из старого музыкального автомата лилась полуугрюмая музыка, как раз подходящая для дождливого утра, а за кучей столов, лениво разбросанных где пришлось, насчитывалось едва ли пять человек.       Я сопроводил девушку к столику в углу и усадил её, мечтающую, на стул почти как маленького ребёнка, только-только открывшего глаза, но уже желающего оглядеть весь мир.       — Это же как колдография, только со звуком! — восхитилась она, не отрывая взгляда от ящика с двигающейся картинкой, приделанного к стене над баром.       — Это телевизор, — оповестил я, усевшись рядом.       — А та штука? — спросила она, указав на музыкальный автомат. — Там же не сидит уменьшенный оркестр? Или сидит?!       — Нет, — усмехнулся я, — ты как из прошлого века свалилась.       Она зыркнула на меня василиском.       — Ах, ну да, — вспомнил я, что всё-таки из прошлого. — Никогда не задавался вопросом, как всё это работает, но маглы боготворят электричество.       — Я хочу потрогать все эти штуки! — сказала она и живо поднялась на ноги.       — Подожди, — нахмурился я, словив её за руку. — Ты уверена, что стоит привлекать к себе внимание?       Амелия ещё минуту попялилась сияющим взглядом на телевизор, гудящий что-то о новостях за день, и вновь плюхнулась на стул.       — Я и забыла, как у маглов всё интересно, — призналась она, уловив мою еле сдерживаемую ухмылку. — Можешь насмехаться сколько угодно над моей неосведомлённостью о маглах, мне ничуть не обидно. У них и вправду здоровские изобретения!       Девушка, заглянув мне за спину, вдруг нахмурилась и вцепилась в мою руку, свободно покоящуюся на столе.       — Что, мои милые, будете заказывать? — всплыла причина её внезапного беспокойства в виде официантки пятидесятилетней наружности и в белом, стиранном, наверное, сотню раз фартуке.       — О, — расслабилась Амелия, но руку мою не выпустила, на скрытое удовольствие мне. — Вы подаёте оладьи?       — Конечно, дорогуша! — зазвенела женщина. — Вкусно, как в детстве!       — Тогда… с клубничным сиропом… И чай.       — С молоком? — игриво уточнила женщина. Амелия также игриво кивнула. — А Вы, мистер?       — Кофе. Без сахара, — сказал я. — Всё.       — Лишь кофе? — переспросила она. — Что за англичанин завтракает кофе?       — Такой, как он, — хихикнула девушка. — Я с ним поделюсь, спасибо Вам.       — Как знаете, голубки, — подмигнула женщина и улетела, насколько это возможно, на пухлых ногах.       — «Голубки»? — повторил я и с трудом сдержал рвотный позыв.       — Нас принимают за парочку, — объяснила Амелия. — Разве это плохо?       Действительно, а разве плохо? Только вот профессор Снейп долгие годы считал, что «парочку» себе в партнёры никогда не найдёт. А тут свалилась на голову, и искать не пришлось. Осталось лишь придумать, как удержать эту утерянную половинку надолго. Да желательно так, чтобы навсегда.       — Се-ев? — протянула Амелия. — Разве плохо?       Я приблизил своё лицо к её и впился в губы так, чтобы у неё никогда не возникало сомнений, что ей со мной может быть плохо.       — Иногда ты меня пугаешь своей настойчивостью… — сказала она в поцелуй, и я прикусил — слегка — её иногда слишком говорливую губу.       Амелия спрятала порозовевшее лицо, уткнувшись в моё предплечье. «Глупая, — думал я, успокаивая сердечный ритм, — ну зачем же ты стесняешься меня?»       — Всё, как заказывали, молодые люди, — грохнув поднос на стол, сказала беспардонная официантка. — Оладьи и чай для дамы, и кофе без сахара для господина.       — Благодарю, — не скрывая улыбки, проговорил я и пододвинул заказ своей Амелии. — Ешь.       Девушка подняла голову, взяла чашку в обе руки и принялась с нервинкой крутить её. И на оладьи, разносившие сладкий приторный запах по всему кафе, даже не взглянула.       — В чём дело? — озадачился я.       — Ты… — начала она, утопив взгляд в кружке. — Ты… спал с женщинами?       Сложно сказать, куда полезли мои брови и в какой части макушки примерно остановились. Но глаза округлились знатно.       — Амелия, — собрал себя в кучу я. — Я взрослый, состоятельный мужчина в самом расцвете лет. Не заладилось разве что с личной жизнью, — которую я, кстати говоря, планирую в скором времени улучшить. — Конечно, — выдохнул я, — я спал с женщинами.       — И сколько… их было? — тихо спросила она, так и не подняв взгляд.       Может, десять, может, тридцать, всех и не упомнить… Да какая, к чёрту, разница?!       — Амелия, — сказал я и обратил её чужое, подделанное, но всё же по-прежнему прекрасное лицо на себя, — я могу смело тебя уверить, что ни одна из них не ставилась в сравнение с тобой.       — Хорошо, — согласилась она, взяла со стола сахарницу и перевернула по меньшей мере три раза в кружку, затем принялась скрипеть вилкой и ножом по тарелке.       И почему я почувствовал себя последним мудаком во Вселенной?       — Амелия, — понизил я свой голос до самого возможного в моём отложенном арсенале нежного тембра и забрал у неё нож, на всякий случай, — нет, не хорошо.       — Боги, Снейп! — возмутилась она. — Это был обычный вопрос любопытства. Я просто подумала… подумала… Подумала, что я бы хотела, чтобы ты жил обычной жизнью, даже если бы… меня в ней не было.       Глаза её в миг наполнились слезами, и она возвела их к потолку, чтобы не пролить ни капли.       — Амелия, глупая моя Амелия, — сказал я, прижав её к своей груди, которая сразу же стала пропитываться солёной влагой, как в старые-недобрые школьные годы, — моя жизнь разделилась на до тебя, и после.       — Я не хочу, чтобы так было, — прошептала она. — Не хочу, чтобы ты думал, будто я единственная, кто может быть в твоей жизни.       — Но я всё равно буду, — противился я. — Всё равно буду думать, что ты единственная.       Я никогда никого так не любил, как её. Так отчаянно, до безумия. И так безнадёжно, что готов был постелить перед ней весь этот неблагодарный мир, который не желает её принять и который она так же отчаянно пытается спасти.       Амелия доела свой калорийный завтрак, допила чай с молоком, не забывая оттопыривать как принцесса мизинец, а я, в свою очередь, допил кофе без сахара. Расплатившись по смешному счёту, я отвёл её в безопасное место, откуда можно со спокойной душой трансгрессировать.       — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Снейп? — спросила она, с искренностью ребёнка заглянув мне в глаза.       — Теперь знаю, — усмехнулся я, запечатлев на её губах, пахнущих клубникой, поцелуй.       — Просто вспоминай это почаще, когда будешь собираться совершить глупость, ладно?       — Я и глупость — вещи несовместимые, — парировал я. — Кстати о глупости… Ты уверена, что Блэк тебе не угроза?       — Сириус-то? — она усмехнулась. — Выпутаюсь, как всегда.       Она помолчала ещё немного, а затем обняла меня чуть крепче, чем обычно.       — Я вернусь, — вдруг призналась она. — Я, правда, вернусь. Раздам всем хулиганам по подзатыльнику и вернусь, чтобы надавать ещё больше тумаков последнему.       — Обязательно, — согласился я.       Амелия расцепила наши руки и отошла на несколько шажочков назад.       — Двадцать четвёртое июня, Снейп, — сказала она. — Не опоздай на мой триумф.       И исчезла.       — Или провал, — дополнил я в пустоту. — Или провал…

***

      Двадцать четвёртого июня Хогвартс гудел как никогда. Вековые стены дрожали от непривычно громкого шума, нагнанного распалёнными детьми, предвкушающими заключительное испытание Турнира Трёх Волшебников. Вот ирония, чемпионов-то четверо. А уж бедняге, который получит главный приз-сюрприз, можно лишь посочувствовать.       То там, то сям, то в углу, то в подворотне я ловил учеников и вычитал баллы за ставки на победителей. Если бы ещё мог изымать эти деньги как улики, разбогател бы точно. Хотя… мне с лихвой хватало совсем недавно приобретённого сокровища, которое, как бы ни хотелось, за деньги не купишь.       Зато подкупишь поступками. Но тот чудовищный поступок, который я задумал, уж никак не вязался с геройским образом, за который можно полюбить.       «Она меня возненавидит», — думал я, пока рыжая бестия, безвылазно поселившаяся в моём сознании на весь этот месяц, направлялась ко мне прямиком из камина в комнате, прилегающей к Большому Залу.       — Приветствую Вас, мистер Снейп, — улыбнулась она тайком.       — Да, здравствуй, — сказал я, смягчившись. — Нервничаешь?       — Не знаете, профессор, где можно найти Риту Скитер? — спросила Амелия, и в глазах её заплясали недобрые огоньки.       — Зачем тебе она?       — Ты видел, что она написала? — удивилась девушка. — Гарри Поттер — душевнобольной! И это перед самым последним туром! Мне очень хочется показать ей, кто может стать душевнобольным, когда зарекается о моей семье.        — Похвально… — сказал я, тут же умолкнув на полуслове.       — Северус! Вот это да! — восторженно заявил мужчина, такой же рыжеволосый, как и полнотелая женщина, плетущаяся за ним. — Не думал встретить тебя!       Амелия так и застыла на месте. Притвориться мёртвой — тактика, конечно, неплохая, да жаль, что мне так нельзя.       — Ты не знал, что я преподаю всем твоим многочисленным родственникам зельеварение?       — Вздор! Естественно, знал, — сказал он, усмехнувшись. — Но думал, ты не вылезешь из своих подземелий.       — Билл! — одёрнула дурного сына мать. — Понимаю, что вы — бывшие однокурсники, но просто напомню, что профессор Снейп всё ещё ставит всем твоим братьям и сестре оценки, и не всегда хорошие…       — Я не переношу нерадивость одного на других родственников, — сказал я. — В конце концов, есть в чете Уизли и одарённые экспонаты. К примеру, Перси. Слышал, он сейчас в министерстве обосновался?       — У нас он — запретная тема, — помутнел Уизли, а миссис-старшая едва не зарыдала. — Простите мою грубость, юная леди, — хмурясь, обратился он к застывшей студнем Амелии, — я прервал Вашу беседу с… А мы, случайно, нигде с Вами не пересекались? Больно лицо знакомое.       Да ну нахрен! Вот этот безалаберный человек с косматыми патлами чуть ли не с ходу узнал мою Амелию, а мне, любившему её всю жизнь, потребовалась карта с именами и туча времени, чтобы сложить все кусочки воедино! И мой кулак вдруг очень сильно захотел почесаться о нос Уизли, прямо-таки просился и умолял!       — Нет, вряд ли, — замотала головой девушка. — Я недавно в этих краях.       — Так я тоже давненько не был в Англии! Работал в Египте, — сообщил он. — И до сих пор не представился. Меня зовут Билл Уизли, а это моя мать — Молли Уизли.       — Очень рада… — растерянно пожимая руку, второй раз познакомилась со своим однокурсником Амелия. — Я… Иоланта, но предпочитаю сокращение Ил.       — А ты тоже приглашена повидать чемпиона, моя милая? — спросила женщина.       — Да… Я к Гарри Поттеру.       Семейство рыжих переглянулось. Уизли просиял в такой улыбке, которую обычно натягивают альфонсы, желая затащить в постель очередную дурочку. А дурочка эта, глаз не сводила с чёртова смазливого личика, которое мне рьяно хотелось повозить об асфальт.       — Вот как! — изумился Уизли. — Что ж, друзья Гарри — наши друзья.       — На минутку, — прорычал я сквозь зубы и оттащил улыбающуюся во все тридцать два девушку.       — Ты не сказал, что здесь будет Билл! — восторженно прошептала она.       — Я не знал, — ответил я, поверхностно следя за Уизли, даже в разговоре с матерью не отрывающим взгляда от — моей! — женщины. — Это Дамблдор, наверняка. Ладно, слушай, ты ведь помнишь, зачем ты здесь?       — Конечно, помню! — оскорбилась Амелия. — Я к этому полгода готовилась.       — Отлично, — процедил я, — как только добудешь последний ингредиент, дуй в мой кабинет.       — А Гарри?       — Я позабочусь об этом… недоразумении, — сказал я.       Она с беспокойством осмотрела меня и прикоснулась к моей руке, бесконтрольно сжимавшейся в кулак:       — Снейп? Всё в порядке? Ты очень нервный сегодня…       — А каким ещё я должен быть?       Девушка поднялась на носочки и обожгла шёпотом моё ухо:       — Не ревнуй меня к воздуху. Я люблю тебя.       Что ещё за глупости: «не ревновать к воздуху»? Конечно, я буду ревновать её к воздуху, потому что он заходит в неё и выходит, а я — нет; она дышит им, а мной — нет; она без него прожить не сможет, а без меня… Так, это ещё поспорить нужно! Хотя лично я уже думать не смею о жизни без неё.       Я проводил девушку взглядом, в душе успокаивая себя тем, что Уизли не станет приставать к занятой женщине, да ещё и при матери. Но как он узнает, что она занята? Нужно в скором времени задуматься, как объявить на неё свои права. Кулон, что я ей подарил, несомненно, вещица интересная, но я хотел бы видеть другой сувенир. На её безымянном пальце.       И о чём я только думаю? Совсем скоро она меня возненавидит и, вероятно, пожалеет, что вообще связалась со мной.       Оставшееся время я был крайне раздражён, с большим трудом провёл оставшиеся уроки и снял необычайно много баллов с факультетов: даже почитаемый Слизерин лишился всего за день стольких очков, скольких я не зачислял за весь год. А ближе к обеду я всё же решился вылезти из «своих» подземелий.       — Ну, Северус, — сказала МакГонагалл, пребывавшая в приподнятом настроении, — ещё чуть-чуть, и мы узнаем имя победителя!       — Не терпится посмотреть на этого счастливчика, — кисло согласился я и наконец выцепил взглядом рыжеволосую макушку.       Она сидела за столом гриффиндорцев, словно студентка, в окружении таких же рыжих Уизли, сбившихся в кучу всей семьёй. Её спокойно можно было принять за одну из старших сестёр, если бы не изумрудные глаза, выдававшие её неуизливское происхождение. Амелия периодически взрывалась хохотом от баек близнецов или в шутку ударяла по плечу Билла, заливаясь краской, и я также замечал, как она изредка перешёптывалась с Поттером и Грейнджер. А на меня даже украдкой не взглядывала, будто я тёмное прошлое, пятнавшее её светлую честь.       Она светилась счастьем так, как никогда со мной.       Я улизнул под шумок, точно тенью пролетев по краю стены. Спустился в подземелья, которые всегда радушно принимали угрюмого зельевара, но даже моё укрытие, казалось, при случае готово было отречься от меня.       — Снейп? — окликнули меня, и я понял, что уже около получаса бездумно пялился на дверь кабинета, сидя на краю своего стола. — Ты уверен, что ты в порядке?       Я взглянул в любимые зеленеющие глаза, острой болью отозвавшиеся в груди.       Амелия подошла ко мне и, обвив руками мою шею, обняла. Если бы одним объятием можно было исцелиться…       — Что с тобой, мой угрюмый профессор? — тихо спросила она. — Ты неприлично тосклив для сегодняшнего дня.       Я с сожалением подметил для себя, что это отнюдь не тоска, а безвыходность. Я вдохнул во все лёгкие запах её волос, оттенённых мёдом, провёл носом по напрягшейся от моих прикосновений шее и, не удержавшись, стал покрывать вереницей поцелуев её порозовевшую кожу.       — Северус, — томно выдохнула она, — а если… кто-то зайдёт сюда?       «Встанет первым в очередь для моих личных убийств», — прорычал в подсознании я и запер дверь всеми чарами, которые успел вспомнить мой разгорячённый и не способный думать мозг.       — Северус, — вновь позвала Амелия, заключив моё лицо меж своих маленьких ладошек, — скажи мне хоть слово.       — Я вижу тебя раз через месяц, — высказался я почти раздосадованно. — Можно мне насладиться тобой, не утруждая себя пустотелыми разговорами?       — Ну постой… постой же! — взмолилась она, уперевшись руками мне в грудь. — У меня складывается впечатление, что ты прощаешься со мной!       Как интересны нынче женские сердца! Чувствуют засаду даже там, где, казалось бы, милее места не придумать.       — Ладно, — сжалился я, убрав руки на столешницу, — раз уж ты сама догадалась…       — Что ты говоришь, Снейп?       — Птичка… в клетке, — сказал я. — Вот жалость.       Амелия подняла брови и оглянулась на дверь.       — Ты не поступишь так со мной, — догадалась она, отходя назад. — Ты не поступишь так подло со мной!       — Уже.       Девушка подорвалась к двери, подёргала ручку, бесполезно помахала палочкой, и ничего… Чары действовали отменно, и снять их мог только тот, кто наложил.       — Нет! Ты не можешь! — противилась она. — Я буду кричать и…       — Можешь начинать, — предложил я, склонив голову набок.       — Я же… готовилась… — задыхаясь, простонала она. — Выучила досконально тварей, которые могут там встретиться… Достала волос Гарри и… Чёрт, да я даже в дуэли кого хочешь отпинаю! Давай дуэль?! Если выиграю я, ты отпустишь меня!       — Хорошо, — согласился я. — Экспелиармус.       Нужно оповещать, куда и чья палочка отлетела?       — Нечестно! — прокричала девушка.       — Ты то же самое предъявила бы Тёмному Лорду? «Нечестно»! «Я была не готова»!       — Меня найдут, Снейп, — заявила она уже не так уверенно. — Сириус знает, что я пойду к тебе за зельем…       — Да, вполне, — согласился я, скрестив руки на груди. — Но он также знает, что отсюда должен выйти поддельный Гарри Поттер… Как думаешь, будет ли у него время, чтобы определить, кто сидит в его шкуре? А ещё и с Краучем за пазухой?       — А ты разве не должен отнести кубок в лабиринт?! — уцепилась она за последнюю соломинку.       — Грюм отобрал у меня эту «честь», — ответил я. — Мне же досталась роль сиделки Поттера. Старшая, младший… Вас легко спутать.       — Ты идиот, Снейп!       — Пожалуй, Амелия, — согласился я. — И явный пример того, как любовь штампует из умников полных болванов.       Девушку мои слова не впечатлили, и она села прямо на пол, прислонив ухо к двери.       — Встань, Амелия, ты в подземельях, а не на лужайке.       Ноль эмоций, ноль внимания. Я поднял её и слевитировал в кресло перед собой.       — Ты мне даже выбрать место, где дождаться гибели моего собственного брата, не даёшь! — возмутилась она.       — Он не погибнет, — заверил я. — Твоему братцу всегда удаётся чудесным образом выйти сухим.       — Надеюсь, ты прав.       Она подтянула ноги к груди, обхватив колени руками, и стала нервозно и даже с остервенением раскачиваться из стороны в сторону.       — Ты меня ненавидишь.       — У меня двоякие чувства, — ответила она на моё утверждение. — С одной стороны, я понимаю твоё желание спасти близкого тебе человека, но с другой — представляю твой нос в ряд с головами эльфов над лестницей дядиного дома.       — Что ж, — заключил я, — может, ещё не всё потеряно?.. Если тебе станет легче, я…       — Мне не станет «легче».       — Я могу рассказать, — продолжил я, сделав вид, что не заметил выпад, — основную причину твоего узничества здесь.       Амелия скривилась, но, не пересилив любопытство, позволила мне закончить:       — Всего один вопрос, прежде чем я поведаю, почему твоя кровь много драгоценнее Поттера… Ты ведь использовала тот маховик, что висит у тебя на шее?       Она прижала руку к груди, где, к слову, ещё висел и мой кулон:       — Опять двадцать пять, Снейп! Я не могу тебе сказать!       — Ты уже сказала больше, чем нужно… Я много думал, Амелия, сопоставлял то, что несопоставимо, и разрешал то, что неразрешаемо. Я от и до изучил вопрос о перемещениях во времени и скажу тебе точно: ты не умрёшь… пока.       — Ты красиво говоришь, Снейп, и много, — насупилась она, — но по делу всего один процент из сказанного.       — Ты знаешь, почему в ту роковую ночь спасся твой брат?       — Ему повезло…       — Всем бы так в жизни везло, Амелия. Твоя покойная мать закрыла его своим телом от убивающего заклинания, которое никогда не промахивается, тем самым запустив древнейший ритуал «жертвы». Поттеру повезло, непременно, он отделался лишь шрамом. Но тебя никто не закрывал, не так ли?       — Я… не понимаю.       — Тёмный Лорд думает, что заполучив кровь Поттера, он заберёт частичку той защиты, что дала ему твоя мать. Вероятно, теперь по моей вине так и случится. Но тебя, Амелия, защитила другая магия, намного могущественнее и, возможно, старее, чем обожаемая Дамблдором «любовь». Тебя защитило время, Амелия. Быть может, если бы я до сих пор был верен Тёмному Лорду, то не стал бы препятствовать твоему самопожертвованию, отдав ему в руки то могущество, о котором он даже мечтать не смел. Но… я всё ещё виню его в твоей смерти, пусть и ложной, но принёсшей мне тучу страданий.       — Почему… ты сразу не объяснил мне всё, — спросила Амелия, слегка приподняв бровь, — без этого цирка?       — А ты бы стала слушать?       — Ты не можешь вечно решать всё за меня! — возмутилась она. — Ты хотя бы уведомил Дамблдора о своём безумном плане?       — Зачем?       — Ты ему не доверяешь?       — У меня есть все основания на руках не доверять ему, — усомнился я, глазея на одно главнейшее основание.       — Это неправильно.       — По-твоему, было верным решением скрыть тебя от меня?       — Сейчас я понимаю, что верным, — бросила она.       — Что? — переспросил я. — Ты жалеешь о том, что между нами было?       Амелия слишком долго обдумывала этот вопрос, а я смотрел на неё и ждал, покорно ждал ответа, который, чёрт возьми, должен был последовать незамедлительно.       — Утром ты говорила, что любишь меня, — с досадой проговорил я. — Что изменилось?       Имелись у меня кое-какие подозрения на этот счёт в виде рыжеволосого, плечистого, мускулистого, не угрюмого, и, что греха таить, во всех смыслах более подходящего ей в пару мужчины.       — Ты вроде бы умный, Северус, — сказала она, поднявшись с кресла, тем самым почти сравняв уровни наших глаз, — но вот смотрю на тебя, кретин кретином.       Не думал, что после всего случившегося за этот день я вновь почувствую её губы, накрывающие мои. Тонкая грань, отчёркивающая что можно и что категорически нельзя ей делать, исчезала, и я чувствовал, как контроль над собой медленно выливается сквозь пальцы.       — У тебя ледяные руки, — вздрогнула Амелия, когда я, позволив себе чуть лишнего, запустил руки под её рубашку.       — Это у тебя слишком горячая кровь…       Снова и снова, углубляя поцелуй, я терзал её губы, шею, скулы — словом, всё, ставшее для меня смертельным проклятием. Я точно знал, что она погубит меня, уже погубила, но всё равно продолжал слепо цепляться за неё. И когда Амелия, задушено глотая воздух, оказалась на моём рабочем столе, с часто-часто вздымающейся грудью и масляным блеском в глазах, я словно проснулся ото сна, обнаружив, что навис над ней не в самой подобающей для джентльмена позе.       Вспышки страсти ослепляли, затуманивали мой взор, и я понимал: если не остановиться сейчас — не остановлюсь никогда.       — Амелия?       — Да, Северус, — улыбаясь, выдохнула она.       — Люби меня, — сказал я. — Просто люби меня.       Она уронила голову на стол, и растрёпанные волосы, чуть влажные у корней, рассыпались под ней осенней листвой.       — А я, по-твоему, что делаю?       Я вернул на плечи мантию, небрежно сброшенную на кресло для отдуваний учеников, пригладил волосы и вернул на законные места поваленные фолианты и непроверенные работы, а Амелия, усевшись на край стола, с усмешкой наблюдала за мной.       — Мне нужна расчёска, — изрекла она, потрогав колтун на голове.       Девушка подняла свою палочку, схватила пустую склянку и превратила её в стеклянный гребень.       — Это была моя любимая колба, — уведомил я, наблюдая, как девушка расчёсывала волосы, найдя своё отражение в банках со слизнями.       — Правда? — лукаво усмехнулась она. — Значит, теперь это моя любимая расчёска… Ладно, пойдём уже посмотрим, что мы натворили, если ты, конечно, не решил запереть меня здесь навсегда.       Я устало вздохнул и прикинул, что просидели мы здесь уже несколько часов, и этого времени вполне хватило, чтобы чемпионы зашли в лабиринт. А когда метка стала опалять кожу, я и вовсе понял, что чемпион не только зашёл в лабиринт, но и добрался до конечной точки.       — Что бы там ни случилось, — предупредил я, отпирая дверь, — всю вину я беру на себя.       Амелия отрицательно закачала головой, но меня уже было не переубедить.       Мы вышли из кабинета. Хогвартс опустел. Ни учеников, ни преподавателей, ни шума. Полная идиллия, и никто из нас не решился нарушить тишину. Мы поднялись по лестницам, миновали Главный Холл и вышли наружу.       Иссиня-чёрное небо искрилось звёздами, со стороны поля для квиддича доносились шумный гомон зрителей и подбадривающие комментарии Бэгмена.       — У меня нехорошее предчувствие, — потирая запястья, призналась Амелия на подходе к стадиону.       — Всё будет хорошо, — подбодрил я, сам не особо веря своим словам.       Не скажу же я, что тоже чувствую надвигающуюся волну опасности.       Зрители на трибунах переговаривались и нетерпеливо поглядывали на темнеющий чернотой выход из лабиринта. Амелия озиралась по сторонам, выискивая знакомые лица. Никто не заметил «слегка» опоздавших людишек, вставших позади, ну почти никто не заметил…       Дамблдор поднялся с кресла на главенствующей трибуне, на что прочие судьи даже не обратили внимания. Место Каркарова пустовало. Зато старик увидел нас; мне вообще казалось, что он видел всё. Он выцепил своими ледышками мой взгляд, и на улице вмиг похолодало.       Я взял девушку за руку и, приоткрыв своё сознание, подумал: «Неужели ты и вправду думал, что я отдам её на смерть?». Он услышал. Я знал, что услышит. Даже через перекрывающий мысли гомон.       А затем… Затем всё как в тумане. Два упавших на траву тела, взрыв овациями толпы и истошные крики «Седрик Диггори мёртв!». Слишком сумбурно, чтобы понять. Слишком безумно, чтобы поверить.       — Я должна быть с ним, — выведя меня из прострации, сказала Амелия и сорвалась с места.       Я направился следом, помогая ей пробираться через толпу, а по голове всё долбили отбойным молотком крики «Мёртв! Мёртв!». В самом центре заварушки и вправду лежало бездыханное тело. Тело «номер два» Дамблдор уже поднял на ноги, и мальчонка, хочу сказать, достойно держался. Амелия сразу же подскочила к нему, проверила на целостность и обняла.       «Не Волан-де-Морт, так она прикончит его объятиями», — подумал я и успел ступить только шаг, как в меня угрожающе нацелили деревянный посох.       — Ни шагу, дружочек, — прорычал Грюм, обыскивая меня своим чудо-глазом.       Я отступил. Нашёл глазами Дамблдора, который на пару с Фаджем что-то говорил белому как простыня мужчине, наверное, отцу погибшего. Затем он подозвал МакГонагалл и, оставив роль переговорщика и регулировщика беспорядков на неё, подошёл к нам с Грюмом.       — В мой кабинет, — приказал он мне и обратился к экс-мракоборцу: — Аластор, отведи Гарри Поттера в больничное крыло, глаз с него не спускай и не подпускай никого, кроме Поппи.       Грюм кивнул и убрал наконец свой посох, но с мушки меня так и не снял. Дамблдор подошёл к обоим Поттерам, что-то шепнул на ухо Амелии, и та глянула на меня. Не знаю, что старик ей наплёл, но она нахмурилась, и вскоре всей мученической делегацией мы двинулись к замку.       В Холле Амелия передала брата в руки Грюма, и тот, клацая деревянной ногой, повёл шокированного мальчишку в медицинское крыло. Девушка с сожалением глянула на меня, и это был единственный взгляд за весь путь к директорскому кабинету. Всё это время она разглядывала пол.       Я не догадывался, что Дамблдор нам скажет, да и неважно уже всё это. Куда важнее было, что Амелия передвигала ногами, могла говорить, хотя и молчала всю дорогу, и, что самое важное, была жива… А всё остальное — лишь остаточные и вполне разрешимые проблемы.       — Амелия! — забыв об Иоланте и всей прочей лжи, что заливали мне в уши, вскрикнул Блэк, ожидающий в кабинете развязки.       Он подскочил к ней, пощупал её, потрогал лицо, руки, ноги и, закончив осмотр, расслаблено выдохнул. В кабинете, помимо Блэка, находились Люпин и Крауч-младший, связанный, но выглядевший очень даже свежо для пленника.       — Сириус, Римус, — обратился Дамблдор, — прошу вас пройти в больничное крыло.       — Это ещё зачем? — удивился Блэк.       — Аластор вам всё объяснит. Прошу, у меня нет времени на распри.       Блэк нахмурился, закипятившись с полоборота, но настроение Дамблдора действительно не располагало на препирания. Люпин вытолкал «друга» за дверь.       — Итак, — заключил Дамблдор, когда все раздражители покинули стены его кабинета, — рассказывайте, что вы натворили.       В общем-то, в комнате всё ещё находился Крауч, но, видимо, директора лишняя пара ушей совершенно не смущала.       — Ну? — произнёс Дамблдор, скрестив пальцы.       Я вдохнул побольше воздуха в грудь, дабы начать длинную речь, но меня опередили:       — Простите, директор, это всё моя вина, — склонив голову, сказала Амелия. — Я струсила.       — Ложь! — возмутился я, переведя взгляд на девушку. Та глазами спрашивала: «Ты идиот?!». — Я запер её в своём кабинете.       — Северус! — вскрикнула она.       — Нет, пускай продолжает, — поторопил директор.       — А нечего продолжать, Дамблдор, — раздражился я. — Неужели Вы думали, я позволю ей во второй раз погибнуть?       — Никто не должен был умереть, Северус, но теперь из-за твоего вмешательства погибла невинная душа, — упрекнул он.       — Не я убил его! — повысил голос я. — Я предупреждал Вас, Дамблдор, сотню раз говорил, как опасно проводить этот Турнир. Когда подбросили имя Поттера в Кубок, я вновь сказал Вам, что следует отменить чемпионат. Вы меня послушали? Нет. Когда попался Крауч, к слову, притворившийся Вашим другом, я вновь предупредил Вас, как опасно отвечать на игру Тёмного Лорда. Наверное, мне уже тогда следовало задуматься, что Вы ни черта не смыслите ни в дружбе, ни в любви. Но Вы просили от меня доверия. Доверия к Вам. Я доверял. И отдал всё, что у меня было. Я вверил Вам в руки свою жизнь. И что же я получил взамен?       Я с теплотой посмотрел на Амелию. Как оказалось, она всё это время сжимала мою руку. Возможно, именно её поддержка дала мне силы продолжить.       — Вы знали, что она жива. Вы знали, что она — самое дорогое, что когда-либо у меня было. И полтора чёртовых года скрывали её. Скрывали бы дольше, если бы Ваша ложь не вскрылась по счастливой для меня случайности. Но о каком теперь доверии к Вам может идти речь?       — Я не хотел, чтобы всё так обернулось, — сказал Дамблдор. — Я лишь хотел оградить Вас обоих от опрометчивых поступков. Но, как вы и сами можете наблюдать, истинную любовь не удержать в узде, как бы ни хотелось. Она, так или иначе, вырвется на свободу.       Мне жутко хотелось ему вмазать. И плевать, что старик старше меня на век. Может, после такой встряски он станет думать головой, а не тем, чем он там на самом деле думает.       — Я сдержу своё обещание, Дамблдор, — сказал я после длительной паузы. — Я закончу начатое, потому что не привык бросать всё на половине пути. Но если вдруг встанет вопрос: он или она, Вы знаете, кого я выберу.       — Безусловно, — ответил Дамблдор, — я и не ожидал услышать от Вас другого ответа. Вы выговорились или есть ещё что-то?       — Если бы Вы отдали Амелию Тёмному Лорду, он бы стал в тысячу раз сильнее, ежели с кровью Поттера.       Дамблдор перевёл задумчивый взгляд на Амелию, бледную до ужаса, и затем вновь установил контакт со мной.       — На ней защита времени, Дамблдор, — пояснил я. — У меня было бы больше мыслей по этому поводу, если бы меня поставили наконец в известность, что произошло.       — Амелия, у Вас были изменения? — спросил директор.       Девушка отрицательно покачала головой. Я отцепил её руку от своей и обнял за плечи, будто стараясь защитить её ещё и от Дамблдора. Хотя я уже не видел разницы. Волан-де-Морт… Дамблдор… из одного стухшего теста сделаны.       — Что ж, думаю, Амелия, Вам стоит приоткрыть немного своих тайн, раз уж Северус так жаждет их открыть.       — Мне… — заикнулась она, — рассказать всё?       — Что посчитаете нужным, — отметил директор. — Но позже, сейчас нам всем лучше вернуться к своим обязанностям.       Дамблдор поднялся, наложил невербальные заклинания на Крауча-младшего и поспешно вышел из кабинета, прошелестев по дороге тревожным звоном колокольчиков. Я перевёл взгляд на Амелию, совсем разбитую от сегодняшнего вечера, и сжал в поддержке её плечо.       — Пойдём, я отведу тебя в больничное крыло, — сказал я.       — Мне не нужно, — испугалась она.       — Там твой брат, Амелия. Хотя тебе тоже бы не помешало отваляться там денёк-другой.       Девушка кивнула и позволила сопроводить себя до больничного крыла. На подходе я предупредил:       — Мне придётся отлучиться на несколько часов, Амелия, но затем я вернусь за тобой.       — Ты не обязан идти к… нему, — сказала она, и голос её дрогнул.       «Но я должен», — не озвучил я.       В палате толпилось уйма народу. Дамблдор беседовал с Фаджем и МакГонагалл, семейство Уизли и Грейнджер кудахтали, пробираясь к Поттеру через Грюма, с трудом сдерживающего оголтелых родственников, и лишь Люпин, расположившись в стороне с верной псиной, проявлял завидное спокойствие.       — Что случилось? — тихо спросил оборотень у девушки, когда мы приблизились.       — Потом, — отмахнулась она.       Вскоре Дамблдор всё разрешил: МакГонагалл с Фаджем он отправил на повторный допрос Крауча, буянящих — успокоил, безразличных — похвалил, мальчишку-Поттера — морально поддержал, а затем взялся за остальные проблемы насущные.       — Что ж, — начал он, — полагаю, все собравшиеся уже в курсе, что случилось. Это правда, Волан-де-Морт возродился, и Гарри присутствовал там.       Когда директор произнёс «страшное» имя, многие вздрогнули, шокированно поглядывая на Поттера. Но Амелия и бровью не повела, лишь стеклянными глазами смотрела на Дамблдора.       — Предстоит уйма работы, — продолжил он. — Но прежде, чем раздавать распоряжения, я бы хотел, чтобы двое из присутствующих сняли свои маски. Нет более смысла скрывать вас друг от друга.       Ну, в общем, псина стала Блэком. Тоже мне новость.       — Блэк! — взвизгнула миссис Уизли, отпрыгнув.       — Мам, нормально всё! — крикнул дружок Поттера, Уизли.       Дамблдор перевёл взгляд на меня.       — Что? — спросил я. Ну да, я скривился в отвращении, когда Блэк перевоплотился, если незначительное изменение из блохастого в мерзкого, можно назвать перевоплощением. — Мы уже пожимали руки.       — Ограничьтесь не выказываем открытой враждебности друг к другу, для начала, — ответил он.       — Не маленькие, разберёмся, — вставил Блэк, скрестив руки на груди.       — Остался всего один человек, секрет которого не должен выйти за пределы этой комнаты, — терпеливо перевёл тему Дамблдор.       Я понял, о ком речь, как поняли Блэк, Люпин и, похоже, Грюм, а вот остальные заозирались друг на друга, подозревая каждого. Я почти услышал, как засобирались морщинки на лбу у Амелии вследствие усиленных размышлений.       — Нет, Дамблдор! — озвучил мои мысли Блэк. — Неужели всё, что мы делали, было зря?!       — Ни в коем случае, — ответил волшебник, — но наличие тайн, как показала практика, сулит слишком много разногласий. Но, конечно, всё это станет разрешимым, если она сама готова открыться.       Теперь все уставились на Амелию. У других женщин в комнате тайн особо не было. Девушка повела плечом, стряхнув руку Блэка, и приблизилась к постели, где отлёживался Поттер, приподнявшийся на локтях. А я с трудом сдержал себя, чтобы не сгрести её в охапку и не утащить в своё логово.       — Я должна была рассказать тебе сразу же, как только… — замялась она, присев на край кровати. — Это очень сложная и запутанная история, Гарри, и я надеюсь, ты поймёшь меня, когда узнаешь всю правду.       Она смахнула слезинку с щеки и вынула палочку.       — Моё настоящее имя — Амелия, — сказала она, снимая все маскирующие чары с лица. — Амелия Иоланта Поттер. И я твоя родная сестра, Гарри.