Пожиратель на полставки

      Хлопки трансгрессий потревожили ночную тишину. Мужчины, женщины и один ребёнок столпились у высоких кованых ворот. Вперёд вышла фигура в чуть подпаленном платье; женщина оглядела присутствующих и громко пересчитала:       — Один, два, три… десять… — её тёмные впалые глаза скользили по всем присутствующим. — Лишились всего четырёх…       Она остановила взгляд на мне:       — Зато какое дополнение!       Беллатриса по-девичьи хихикнула и, потянув племянника за рукав, подняла левую руку. Чёрный металл обратился в тёмную дымку, пропустив их внутрь. Остальные Пожиратели проделали то же самое: в подобии приветствия вытягивая руки, прошли через ворота.       Густые тисы, тянувшиеся вдоль дороги, провожали к широкой площади. Где-то вдалеке шумел фонтан. Все шли молча, лишь хрустел гравий под весёлый свист Беллатрисы. Из темноты вырос большой, шикарный загородный дом с мерцавшим в ромбовидных окнах светом на первых этажах. Просторные парадные двери распахнулись, и на порог выбежала женщина, заламывая дрожащие руки.       Едва вся эта важная процессия приблизилась, Нарцисса Малфой выцепила сына из толпы и крепко обняла, заливаясь слезами. Драко, которым распоряжались точно тряпичной куклой, даже не шелохнулся. Зато кто-то нашёлся пошутить что-то о мамкиной сиське.       — Да, он жив, не стоит благодарностей, — увернулся я, когда Нарцисса было решила прижаться и ко мне.       Блеяния благодарности врезались в спину, но я шёл за однотипными фигурами в тёмных плащах. Двери в гостиную были открыты, и там, восседая во главе стола, ждал Повелитель. Его рубиновые глаза блестели в предвкушении, пока слышались скрипы выдвигаемых стульев.       Я шёл замыкающим, и поэтому выбор места был невелик. Либо слишком далеко от Волан-де-Морта, как проявление слабости или даже страха, либо по левую руку от него, так как Беллатриса с удовольствием уселась по правую.       Снова тишина, прерываемая лишь треском сухих поленьев в камине.       — Кто? — шёпотом спросил Тёмный Лорд, с наслаждением прикрыв глаза.       Пожиратели замерли в немом недоумении. Не удостоенный ответом Повелитель открыл глаза и обвёл взглядом всех присутствующих:       — Кто убил Дамблдора?       Он обратил свой взор на Драко, и тот вжался в стул. Нарцисса дёрнулась, слово хотела взять его за руку, но вовремя остановила себя.       — Это был я, Повелитель, — сказал я.       Беллатриса глумливо и в чём-то даже безрассудно хохотнула. Вероятно, вспомнила, как всё было:       — Старик выглядел таким жалким, мой Повелитель, — сказала она. — Северус, пожалуйста…       Гостиная наполнилась смехом. Но даже если Дамблдор и молил о пощаде, то уж точно не о той, которая всем представлялась. В тот миг на Астрономической башне только два человека знали о истинных намерениях. Один по итогу погиб, второй же сидел по левую руку Тёмного Лорда.       — Интересно, — не разделяя общее веселье, сказал Повелитель, — почему тот, кому изначально была поручена эта миссия, не выполнил её?       Слишком много секретов хранили люди здесь. Сёстры, бывшие в девичестве Блэк, напряжённо переглянулись, скрывая, что взяли с меня обещание замарать руки вместо Драко. Тёмный Лорд, естественно, молчал о том, что перепоручил это задание мне. Не хватало только призрака Дамблдора, подглядывающего где-то под потолком за этой дискуссией и умалчивающего, что он тоже поручил это задание мне.       А я что? А я сделал.       — Мой Лорд, Драко и так слишком много совершил, — попыталась защитить мальчонку Беллатриса. — Он придумал способ, как нам пробраться в Хогвартс, обойдя всю защиту. И должна сказать, Драко был тем человеком, кто обезоружил Дамблдора.       Тёмный Лорд поднял руку, и Лестрейндж в миг стихла.       — Впрочем, — сказал он, — ничего другого от сына Малфоя я и не ожидал. У них, видимо, на роду написаны одни неудачи.       Пожиратели прыснули. Беллатриса, надо отдать ей должное, всегда защищавшая тех, кого считала семьёй, с удовольствием перебила бы тут всех, кто издал хоть что-то похожее на смешок. Но Тёмный Лорд вновь заговорил, на этот раз обращаясь ко мне:       — Северус, расскажи, как это было.       Он жаждал подробностей, как самый могущественный волшебник последнего столетия был повержен. И я рассказал. Рассказал, как благодаря моей безупречной работе над завоеванием доверия, ни у кого не возникло и мысли, что я спешил далеко не на помощь Дамблдору. Как прошёл поле боя без единой царапины. Как поднялся на Астрономическую башню и как убил молящего о пощаде старика.       — Что ж, теперь, — сказал Тёмный Лорд, — когда Дамблдор мёртв…       — Прошу прощения за мою наглость, Повелитель, — перебил я, вполне рискуя жизнью. — Но это убийство Дамблдора — это не последняя новость, о которой Вам стоит знать.       Тёмный Лорд выпрямился, недовольный тем, что не закончил мысль, но позволил мне продолжить.       — Когда мы уже уходили из Хогвартса, — медленно говорил я, обдумывая каждое слово, — за нами погнался Поттер. Вероятно, он был под мантией-невидимкой и видел момент убийства.       — Ты что, переживаешь за чувства мальчишки? — ухмыльнулся Повелитель, и остальные выдавили подобие улыбок. Но эти трусливые идиоты знали, к чему я завёл этот разговор, потому как сами начать его не решились.       — Он преследовал нас до самых ворот, — продолжил я, не замечая выпада. — Пытался разобраться со мной, но, естественно, все его попытки были посредственными.       — Ближе к делу, Северус, — прошипел с угрозой Повелитель. — Ты испытываешь моё терпение.       Беллатриса отвернула голову, словно бы этот разговор ей тоже наскучил.       — Когда Поттер упал, остановленный моим заклинанием, и едва ли мог встать… — сказал я. — На поле боя ворвалась девушка… и стала его защищать…       Тёмный Лорд сжал свою сухую бледную руку в кулак:       — Ты говоришь о той девушке, что я увидел в воспоминаниях мальчишки? Та девушка, благодаря которой Поттер угодил в ловушку в Министерстве?       Я кивнул. Красные глаза вглядывались в мои с такой неистовой силой, что некоторые Пожиратели даже отвели взгляды, опасаясь, похоже, под воздействием обратиться в пепел.       — И, кажется, Беллатриса выяснила её личность, — дополнил я.       Лестрейндж от упоминания своего имени вздрогнула, подпрыгнув на стуле. Тёмный Лорд медленно перевёл взгляд на неё.       — М-мой Лорд, — заикалась Беллатриса, — я-я точно не уверена… Я-я думаю, это какая-то уловка Дамблдора…       — Это была старшая дочь Поттеров, мой Лорд, — сказал я. — По началу я посчитал, что мои глаза меня обманывают, но Беллатриса в завязавшемся поединке вынудила девушку назваться. И этой загадочной девушкой оказалась Амелия Поттер, без сомнений.       Тёмный Лорд втянул змеиными ноздрями воздух и долго не выдыхал. Гостиная погрязла в опасной тишине. Все замерли в ожидании вердикта. Повелитель встал, с грохотом отбросив стул позади себя, и казалось, пройдёт ещё несколько мгновений, и он разорвёт всем глотки голыми руками.       — Вон… — холодной произнёс он. — Все вон!       На моё плечо и плечо Беллатрисы опустились тяжёлые руки, и острые ногти до боли впились в плоть:       — А вы останетесь.       Я не случайно подставил Беллатрису. Уж очень не хотелось отдуваться за всё в одиночку. Тем более, Лестрейндж не понаслышке знала Амелию и догадаться кто она при личной встрече вполне могла.       — Вы знаете, что это значит? — холодно произнёс Тёмный Лорд, продолжая вдавливать пальцы в наши плечи. — Это значит, что Дамблдор сделал свой последний ход. Он, вероятно, знал, что я собираюсь с ним покончить. А после провальных покушений отродья Малфоя, это и вовсе стало очевидным. Ты тоже приложила к ним руку, Беллатриса, не так ли?       — М-мой Лорд… — пропищала в страхе женщина. — Я хотела как лучше…       — Из-за ваших детских идей у него было время придумать план, — сказал он и наконец отпустил наши плечи. Беллатриса позволила себе потереть ноющее место, а я сидел на стуле как привинченный. — И он придумал наглую ложь! Будто я не смог убить девчонку!       Повелитель взмахнул палочкой, и перед нами предстала картина из дымки. Беллатриса наклонилась ближе, чтобы рассмотреть, как зелёная молния сначала поражает молодую девушку, а затем другая, точно такая же убивает её мать и отскакивает обратно в выпустившего.       — Кто-то ещё сомневается в моей силе? — спросил он.       — Никогда, мой Лорд, — выдохнула Беллатриса, заглядывая ему в глаза. — Я и говорила, это уловка…       — Чтобы ослабить моё влияние, — согласился Повелитель. — Достаточно умно вернуть в игру девушку и сказать, будто она выжила. Получается, оба ребёнка Поттера якобы выжили — что определённо является ложью. Дамблдор хотел оставить после себя надежду, будто меня можно победить, но…       Он хищно ухмыльнулся.       — Но мы не будем играть по его правилам, — сказал Тёмный Лорд. — Меня эта помеха не трогает. Пусть себе живёт, притворяясь кем угодно. Наша основная цель — мальчишка… Ох, чёртов старик! Думал, я переключусь на девчонку?       — Мой Лорд, я согласен с Вашими рассуждениями, — вставил своё слово я. — Вероятно, Дамблдор считал, что если введёт эту обманку в игру, Вы действительно переключите внимание на девушку, а Поттер тем самым будет в безопасности.       — Очень хорошо, Северус, — сказал он, сменив гнев на милость. — Давайте же подыграем его Ордену, или что там от него осталось. Заставим их думать, будто все мои силы брошены на поимку девушки, а на самом деле…

***

      Я покинул мэнор Малфоев только далеко за полночь. Пожиратели остались праздновать победу над Дамблдором, а меня строительство планов уморило. Да и делать вид, что упиваюсь этим геройским убийством своего, пожалуй, единственного настоящего друга, уже не оставалось сил. Выслушав несколько тостов в мою честь, я смылся и желал как можно скорее лечь в свою холодную одинокую постель.       Повелитель не поверил, что Амелия жива. Тем лучше. Но это не значит, что можно пустить всё на самотёк. Амелия всё ещё в опасности. Когда министерство будет захвачено, её и весь остальной Орден будет легче отследить. И охота, которая на них начнётся, обещает быть кровавой.       Шагая по хрустящему гравию к воротам, я вдруг вспомнил, а куда я, собственно, иду? Меня ждут молчаливый дом, горячий душ и стакан виски на пустой кухне, где из звуков обычно слышится лишь дыхание закипающего чайника. Иногда думается, будто он — единственное существо, которое чувствует меня таким, какой я есть, а не таким, каким кажусь.       Жизни людей рассыпаются на кусочки, а потом собираются вновь, и получается новая картинка. Не уверен, какая я картинка, — я всегда по кусочкам. Иногда они такие мелкие, как сахарная крошка, что даже лень с ними возиться. Иногда они больше, круглее, и эти куски я ненавижу больше всего. Они создают иллюзию, будто всё хорошо, всё налаживается, а завтра — всё снова рассыпается.       Следует, хотя бы купить продуктов, ведь этот безмолвный дом будет снова моей трёхмесячной передержкой. Вернусь ли я в Хогвартс? Пока ответ неясен. Я не решился заговаривать о правах на директорский пост сегодня.       Я трансгрессировал в свой район, около магловского магазина. Купил еды, ведь в доме нет даже кофе, который обещает стать моим новым лучшим другом в бессонные ночи. Есть такие ночи, когда спать — непозволительная роскошь. Спать ради того, чтобы проснуться в поту от кошмаров. Взял также магловское пойло, похожее на огневиски. Эффект тот же, но за меньшую цену.       Вернулся домой. Кинул пакеты на стол. Потом разберу. Поставил на плиту старый чайник. Пусть закипает. Душ. Нужен душ. Горячие краны на полную. Пусть закипает. Хотел бы я не горбиться, выпрямлять спину не пока кто-то видит, а всегда. Да. Жить бы так всегда. Дамблдор… Что я наделал. Снова рассыпался. Не жизнь, а игра врассыпную. И так до финального свистка.       Мне всё чаще кажется, что я за всю свою жизнь ничего не достиг. Что потерь и упущений можно насчитать больше, чем побед и достижений. Это чувство настолько отвратительно, что я старательно избегал любого на него намёка. Наверное, как страус, прятал голову в песок, чтобы не брать в голову. Держался от плохих мыслей на расстоянии, незачем их подпускать близко.       И всё же я отвратительный. Стоя перед зеркалом, я это понимал. Капли тяжело падали с волос и, мерещилось, будто они оставляли красные дорожки за собой. Руки в крови. А первая ли это кровь? По моей вине умер далеко не один человек. Даже, может быть, не последний.       На время я отрубился. Просто выключилось сознание. Пришёл в себя через минуту, стоя на коленях перед унитазом, полном блевотины. Подробности так себе, а чего вы ожидали? Я убил человека, которого не хотел убивать. Естественно, выворачивать будет не только желудок. Снова накатило. Ничего не выливалось из меня, кроме струйки слюны с привкусом виски.       Протяжный вой. Чайник вскипел. Очень вовремя. Интересно, если я завою, найдётся кто-то, кто меня выключит? Завернувшись в полотенце, пошёл выключать. Не реви, друг, я уже спешу на подмогу.       После горячего душа холод ощущается вдвойне. Зато есть оправдание дрожи в руках. Кофе и шотландский скотч, наверное, убойная смесь. Очень молился, что давление к утру не долбанёт. Я уже не молодой человек, на секунду.       Вышел в свою маленькую гостиную. Не то, что у Малфоев. Там бы двести мои гостиных поместилось. Темно, хоть глаз выколи, лишь мелкая полоска света выбивалась из кухни. Заученным движением провёл рукой по книгам. Был у меня один тайничок. Гроб воспоминаний, так я его называл. В нём было куча открыток только от одного человека. Было фото Амелии, где она целовала оборванный край колдографии. Если приставить к зеркалу, можно было подумать, будто она целовала меня. Я так делал, ни единожды.       — Ты не там ищешь, — раздался голос. Её голос.       Я замер, выронив стакан из рук. Её не может быть здесь. Она меня ненавидит больше всего на свете. Она бы не пришла. А, может, и пришла бы, но только далеко не за тем, о чём бы я мечтал.       Щёлкнуло: вспыхнула лампа. В кресле сидела верная своим привычкам Амелия, перекинув ноги через подлокотник. Пару минут мы молча держались друг за друга взглядами. У неё была палочка, у меня — не та палочка под полотенцем. У неё был бокал вина, у меня — осколки под ногами. Даже падать на колени прямо сейчас было не очень-то выгодно.       — Ничего не скажешь? — спросила Амелия.       — Как ты…       — Попала сюда?       Она бросила на стол ключи, которые я когда-то дал ей. Всё это теперь казалось таким далёким, почти невозможным прошлым. Думаю, если бы у неё было кольцо, она бы вновь его швырнула, чтобы ещё раз напомнить мне, кого я потерял.       — Ты убьёшь меня сразу или позволишь хотя бы одеться? — на всякий случай поинтересовался я.       — Сразу.       Я прикрыл глаза, соглашаясь. Пусть так, пусть так. Если бы она пришла чуть раньше, может быть, застала меня в ещё более унизительной позе. Проблевался и умер. Ух! Ходили бы легенды!       Я её предал. От одной этой мысли мой длинный подбородок до сих пор подрагивал. Её глаза были в тот момент скорбные, мокрые, наивные, презрительные, ненавидящие, молящие, усталые, разочарованные, тревожные и всё же по прежнему зелёные. Никогда не забуду: эти глаза познали, что такое боль. Я — человек, не сдержавший обещаний. Жалеть меня не надо, жалеют обычно мучеников, а не мучителей. Поэтому я не старался даже оправдываться. Нет такой философии, которая бы простила человека, предавшего сердце, которое его любило.       — Кто ты? — спросила Амелия.       Кто я? Слишком сложный вопрос. Сомневаюсь, что меня можно было даже назвать человеком. Люди так себя не ведут.       — Кто ты? — повторила она. — Мне, пожалуй, следовало спросить об этом раньше. Кто ты, человек, которому я доверилась?       Хотелось бы мне ответить, да нет же, я прежний, это ты изменилась. Но я не прежний, а в ней всегда была эта властная жестокость по отношению ко всем, кто не заслуживал её расположения.       — Так кто же ты, Северус?       — Очевидно, не тот, кем бы ты хотела меня видеть.       — А каким, по-твоему, я хотела тебя видеть?       Чёрт, женщина! Сказала же сразу, обязательно перед этим заставлять меня вывернуть душу наизнанку?       — Знаешь, многие не верили, что Дамблдор погиб, — сказала она как бы вскользь. — А потом увидели его, лежащего под Астрономической башней. Издалека можно было бы подумать, будто он спит. Чем чёрт не шутит? Директор был всегда странным, и никто бы не посчитал, что он уснул на улице, чем-то необычным.       Она наклонила голову, по-прежнему смотря мне в глаза, но взгляд её стал совсем пустым, будто безумным.       — Помню, однажды на Хеллоуин, мы сбросили с этой Астрономической башни тыкву, — сказала она. — Помнишь, что от неё осталось? А представь, что стало с человеком, если бы его сбросили с той высоты?       — Зачем… — голос дрогнул, и я прокашлялся. — Зачем ты это делаешь?       — Он был весь сломанный, — продолжала Амелия, не обратив внимания на мой вопрос. — Мадам Помфри сказала, что не осталось ни единой целой кости. Жуткое зрелище. Особенно для детского глаза. А там были сотни детей, Северус.       Я почувствовал, как волны тошноты снова подкатывают к горлу. Только бы не снова. Только бы не перед ней.       Амелия сделала глоток вина. Её глаза пристально ловили мой взгляд. Такие хитрые и неприступные, даже не прочитаешь, о чём они думали. Амелия овладела окклюменцией в совершенстве. Может быть, даже лучше, чем я.       — К счастью, почти никто не пострадал, — призналась она. — Билл ужасно изуродован, но жить будет. Я очень вовремя подоспела. Сивый чуть не вцепился ему в глотку. Он, кстати, успел полакомиться детишками прежде, чем его поймали. Беллатриса могла бы тоже отправиться вслед за ним в Азкабан, но…       Амелия умолкла и опустила взгляд, болтая вино в бокале. Я ругал себя за своё бездействие, но… что я мог сделать? Я даже не двигался, опасаясь то ли напороться на осколки на полу, то ли взорваться на минном поле.       — Может быть, если бы я не тратила время на разговоры, я бы успела связать её прежде, чем ты меня оглушил, — она горько усмехнулась и вновь отпила вина. — Ничему меня жизнь не учит, не так ли?.. Хотя кое-чему всё же научила.       Амелия взмахнула палочкой; наверху хлопнула дверь, и перед моим носом, поддразнивая, пронеслась волшебная палочка и приземлилась точно ей в руки.       — Неужели ты, правда, думаешь, — сказал я, — что, будь у меня палочка, я бы ей воспользовался?       — Но ты же ею воспользовался, когда она у тебя была.       — Тебя задевает, что я снёс тебя с ног, вместо любого другого Пожирателя? — удивился я. — Если бы это был не я, в тебя бы угодило заклинание похлеще, может быть, даже непростительное.       Амелия нахмурилась, будто ей нужно было разжевать, чтобы это стало очевидным. Она допила вино, отставив пустой бокал на колченогий стол, и поднялась на ноги. В её взгляде читалась суровая решимость. Я понял — это конец. Я ничего не сделал, чтобы оправдаться, а она, не нашедшая ответов, вынесла вердикт.       Я поднял голову выше и выпрямил спину, желая хоть где-то сохранить остатки достоинства. Она сократила между нами расстояние. Под её ботинком хрустнул осколок, и мне почему-то показалось, что это было моё растоптанное сердце.       Амелия вновь взглянула на меня, на этот раз как-то застенчиво, боязно. Беспорядок на полу исчез одним лёгким движением её руки. И я подумал, она покончит со мной так же, немного застенчиво и легко, но…       Она протянула мою палочку так, как подают товарищу нож или ножницы, ручкой вперёд. Я не понимал, что происходит. Она сказала на одном выдохе:       — Я всё ещё люблю тебя, Северус. Я даю тебе ещё один шанс, потому что одна… Одна я не справлюсь. Пожалуйста, не заставляй меня снова жалеть об этом.       Я сильно зажмурился, как если бы был ослеплён очень ярким светом. Сейчас груз вины на моих плечах стал настолько ощутимым, что ноги подкосились, и я упал перед ней на колени.       — Я тебя не заслуживаю, — проговорил я. — Я тебя не заслуживаю.       Я повторял и повторял одну и ту же фразу, как обезумевший. Амелия тоже опустилась на колени, поровняв уровни наших глаз.       — Посмотри на меня, посмотри, — сказала она, обхватив моё лицо ладонями. Она медленно говорила, стараясь достучаться до меня. — Я всё знаю. Я знаю всё, Северус. Ты не убивал Дамблдора. Это не убийство.       Крупная дрожь сводила каждый мой мускул, и я не сразу понял, что Амелия прижалась ко мне. Моё тело, остывшее после душа, с жадностью впитывало её тепло. Я даже не мог обнять её по-настоящему. Стоял на коленях, руки по швам. Опущенный человек с опущенными руками.       — Прости меня, прости, — сказала она, прижимаясь лбом к моему. — Пойми и меня тоже… Я запуталась… Мне нужно было знать, что ты чувствуешь. Ты ведь со мной никогда ничем не делишься.       Наши слёзы мешались друг с другом, соединяясь на щеках в струйки воды. Казалось, даже они в своём единстве счастливее нас. Мне очень жаль, мне очень стыдно, что Амелия видела меня настолько слабым. Но я просто человек, сломленный обстоятельствами.       Кто вообще решил, что мужчины не плачут? Из-за этого идиотского стереотипа, навязанного обществом, мы вынуждены прятать слёзы за струями воды в душе, ныкаться по углам и выть от боли. А эмоциям тоже надо давать выход. Иначе можно зачерстветь, стать циничным эгоистом или хуже — произойдет то же самое, что и со мной.       — Ты замёрз, — сказала Амелия, старательно согревая мои руки своими. — Давай, я принесу тебе одежду.       Я замотал головой, отказываясь тратить впустую то малое время, что нам отведено. Наверное, был также похож на ребёнка, который не может сам о себе позаботиться.       — Может быть, хотя бы переместимся на диван? — предложила Амелия. — Не можем же мы всю ночь провести на полу?       А мне было неважно, где провести ночь. Сейчас важна была только любимая женщина под боком. Но Амелия моей позиции не разделяла. Она заставила меня подняться и пересесть на диван. Затем, невзирая на мои протесты, унеслась на второй этаж за одеждой. Пока я одевался, она разожгла огонь в камине. Вручила кружку с полуостывшим кофе.       — Что? — спросил я, когда Амелия остановилась, перестав метаться по всему дому. — Не говори, что ты хочешь уйти.       Она взглянула на меня, словно извиняясь, и всё сразу стало ясным. Я вздохнул, отвернув голову, чтобы не показать своей губительной досады.       — Больше всего на свете сейчас я хочу остаться с тобой, — призналась она и вымучено улыбнулась. — Но я не могу. Не сейчас, когда мы притворяемся, будто мы по разные стороны. Я должна вернуться в Хогвартс. Мою пропажу на час никто не заметит, сейчас все заняты раненными, но… Если я не буду ночевать у всех на виду… Северус, мне очень жаль.       Я только сейчас заметил, что её одежда была в крови, и я даже не уверен, была ли это её кровь. Вся в царапинах и ранах. Под скулой уже наливался синяк.       — Ты ранена? — спросил я.       — Пустяки, — отмахнулась она. — Упала на осколки. Мадам Помфри быстро их вытащила.       Чёрт! Я ведь даже не знал, через что она прошла. Где она была весь этот месяц и каким образом успела попасть в самое пекло.       — Амелия…       — Я обещаю, я всё расскажу, — перебила она, предвосхищая все мои вопросы и просьбы. — Я знаю, я обещала уже сотни раз это сделать, но… Кое-что случилось, кое-что странное. Я даже не уверена, было ли это на самом деле.       — Твоя сила проявилась? — догадался я.       Она часто закивала, обняв себя руками:       — Не ты один несёшь вину на своих плечах, — сказала она. — Я могла остановить это безумие, но Дамблдор… Он сказал, что так нужно.       Я привлёк её к себе. Чувствовал, что она тоже из последних сил держится. Но если мне можно рассыпаться на куски, то ей — непозволительно. И я держал её, пока она сама не отстранилась.       Я не ошибался, когда говорил, что игра давно началась. Затянувшаяся шахматная партия. Сегодня белая пешка перешла на чёрную сторону. Кому есть дело до этой пешки? Белые лишились короля.