Пожиратель на полставки

      Было уже давно за полночь. Я шёл по дороге, по бокам которой росли густые деревья. Сквозь них виднелось озеро, сливавшееся вдали с горизонтом. Ни малейшего намёка на движение волны, чёрная гладь полностью повторяла усеянное звёздами небо, от чего казалось, будто за ровным краем деревьев всё и заканчивалось, а замок стоял на краю пустого космоса.       Ночь удивительно молчалива. Не помню, когда меня прежде посещало такое глубокое, таинственное чувство тишины. Слышны были лишь мои собственные шаги да хруст камня. И всё вокруг забылось во сне, только лишь один паук работал в углу огромных дубовых дверей, плетя свою паутину, которую мне пришлось потревожить.       Петли скрипнули, и мне подумалось, надо бы распорядиться их смазать. Взмах палочки. Свечи вспыхнули, и наполненный темнотой вестибюль озарился светом. Снова шаги, на этот раз отражающиеся от стен. Со мной шла наравне, точно давняя подруга, моя тень, то вырываясь вперёд, то следуя позади, то внезапно расползаясь по потолку.       В залах пусто, ни единой живой души. Зато много мёртвых. Они глядели с завешанных портретами стен и так пристально, что нельзя отвернуть головы, не напоровшись на неживые вытаращенные глаза. И я шёл, держа спину ровно и голову прямо, стараясь не замечать эти злые взгляды, не слушать презрительные перешёптывания.       И я достиг холла, где в самом конце стоял немой охранник, а я по-прежнему шёл, выпрямив спину, не отнимая взгляда от каменных глаз. Наконец мы поравнялись, горгулья будто прищурилась, схмурив свои гранитные брови, и к моему удивлению, без лишних уговоров заговорила.       — Новый пароль… директор?       — Даже так… — растерялся я. — Что ж, не буду заново придумывать метлу… Пусть будет «Асфодель».       Каменная охранница отпрыгнула и на этом была такова. Я вступил, кажется, на никогда не останавливающиеся ступени, и они понесли меня на самый верх карьерной лестницы.       Признаюсь, во мне кипело чувство сильного предвкушения. Я никогда не стремился завоевать это место. Да и держу пари, что любой, кто за последние сто лет приходил учиться в Хогвартс, думал, что Дамблдор будет править этой школой вечно. Однако всё же уже отчитывались последние ступени, и показалась последняя дверь, напоминая мне, что ничего не вечно. И вот я здесь. И совершенно не готовый к зрелищу, которое передо мной предстало.       — Да вашу ж за бороду… — произнёс я вместо крепких ругательств.       — Вы не рады меня видеть?       И насмешка в голосе такая, знаете ли, будто он предвкушал этот момент больше, чем я. А ведь когда я соглашался на убийство, даже и в мыслях не допустил, что мне когда-то представится возможным пообщаться со своей жертвой. А он тут как тут… Висит грешок мой, долбанный, во всю чёртову стену. В золочёной раме и золотом кресле. Султан хренов.       — Ну не стойте в дверях, проходите. Теперь это Ваш кабинет, Северус.       — Издеваетесь.       — Не говорите мне, будто Вы забыли, — усмехнулся Дамблдор, — что портрет предшествующего директора висит прямо позади письменного стола?       — Представляете! — сказал я. — Вылетело из головы!       Я схватился за эту голову, откуда вылетела эта важная информация, и оглядел портрет:       — Можно как-нибудь Вас снять? Перевесить? Завесить шторами?       — Я надеялся, — признался старик, поправив свои нарисованные подолы мантии, — что Вы намного быстрее отойдёте от полученной эмоциональной травмы.       — Я Вас убил!       — И за это я Вам премного благодарен, — нетерпеливо ответил Дамблдор. — А теперь возьмите себя в руки, и давайте не будем начинать Ваш первый день в качестве директора с бесполезных ссор. К тому же, я изрядно истосковался по новостям из внешнего мира. Здесь, знаете ли, очень скучно, когда Хогвартс пуст.       — О, скоро Вам скучать не придётся, Дамблдор, — сказал я, сделав наконец первый шаг в своём новом кабинете.       — Что ж, — оживился волшебник, — раз уж Вы здесь, полагаю, план, включающий мою смерть, удался. Что же случилось потом?       Я усадил свой зад в кресло для приёма, чтобы видеть старика. И да… пришлось рассказать всё, что случилось после его смерти. От Амелии до Поттера. От планов Тёмного Лорда и до продуманного мною плана по их срыву.       — Отлично, отлично, — сказал Дамблдор, сцепив руки в замок на коленях. — Сертификат о чистоте крови, может быть, даже лишнее, но сотня спасённых жизней в обмен на запоздалое письмо бесценна.       — Думаете, письма всё же дойдут до своих получателей? — спросил я.       — Очень хочется верить, — соткровененичал Дамблдор. — Думается мне, что этот год всё-то и покажет. А Вам?       — Боюсь, что так… — сказал я, откинувшись на спинку кресла и вспоминая слова Амелии. — Если доживём до следующего лета, вероятно, доживём и до старости.       — Кому что, — закатил глаза Дамблдор. — Итак, Вы говорите, уже познакомились с прелестным сыном Каркарова?       — Вы и это знали, да? Почему сразу не рассказали?       — Оставил Вам зарядку для мозгов, иногда полезно, между прочим. Что он намерен делать теперь?       — Насколько я знаю, Капитанов отправился с Тёмным Лордом на поиски Грегоровича, — ответил я. — После того, как у Повелителя вновь не получилось убить Поттера, он решил, что ему нужна мифическая Бузинная палочка.       Что-то во взгляде Дамблдора из-под его нарисованных очков заставило меня насторожиться. Я схватился за подлокотники:       — Не говорите мне, что палочка — это не сказочка!       — Амелия рассказала Вам о моём завещании?       — Разумеется. Для Уизли Вы оставили свою зажигалочку, Грейнджер — сказки из личной коллекции… Нет. Не может быть.       — Может, Северус, — сказал Дамблдор. — Сказка о Дарах Смерти правдива. Есть там, конечно, доля вымысла, но Бузинная палочка, Камень Воскрешения и плащ-невидимка действительно существуют.       — Вы знаете, где они? — спросил я.       — Знаю, — кивнул старик. — Я потратил почти всю жизнь на их поиски…       — Так это правда? — перебил я. — Вы были связаны с Тёмными искусствами?       — Каждый волшебник, который хочет чего-то достичь, рано или поздно заинтересуется Тёмными искусствами хотя бы потому, что изучил вдоль и поперёк светлую магию.       — Вы осуждали меня. Осуждали меня за мой интерес к Тёмному искусству, а теперь выясняется, что Вы сами в этом неплохо разбирались. Да как Вы смели!       — Я не осуждал и никогда не стал бы подобного делать за тягу к знаниям. Я исследовал Тёмные искусства с академическим интересом, а Вы пошли не той дорогой, Северус.       — Справедливо, — нахмурился я. — Но, чёрт! Дары Смерти? И Вы собрали их все?       — В разное время, в разных местах я имел честь столкнуться с ними…       Дамблдор замолчал, сделавшись совсем задумчивым и даже… грустным?       — Я жду продолжения, — напомнил о себе я.       — Последней моей находкой и самой свежей стал Камень Воскрешения, — поведал он. — Я был настолько взволнован, что имел неосторожность им воспользоваться, пока на нём было наложено тёмное заклинание. Да, это было то самое кольцо, от которого по моей руке расползлась болезнь.       — Тот крестраж? И Вы его уничтожили? Вместе с камнем?       — Разумеется, нет. Как Вы вообще представляете уничтожение даров, которые принесла сама Смерть? Кольцо я уничтожил, но камень остался целым. Я был удивлён, почему Волан-де-Морт не взял камень себе, но, возможно, он так же, как и многие, не верит в его существование.       — Или ему не нужно общаться с мёртвыми, — предположил я.       — Так или иначе, камень я уже передал Гарри. Завещанный снитч, помните?       — Амелия сказала, он не открылся, когда Поттер взял его в руки. Как такое возможно? Они же обладают телесной памятью.       — Этот снитч подвергся моей волшебной обработке и откроется только под конец.       — Опять загадки? — скривился я.       — Не без этого, — усмехнулся Дамблдор. — Есть предположения, где остальные Дары?       — Ну, если эта сказка не Ваш старческий бред, то… — задумался я. — Плащ-невидимка у Амелии?       — И у Амелии, и у Гарри, Северус, — сказал Дамблдор. — Оба дитя Поттеров обладают этой реликвией. Один плащ остался у Гарри от родителей…       — Другой Амелия притащила из будущего.       — И самое интригующее, что никаким образом нельзя сделать копии Даров Смерти, они не подвластны ни единому заклинанию, а Поттерам удалось раздвоить мантию-невидимку!       — Оваций им, оваций, — кисло сказал я. — Палочка, Дамблдор. Где Бузинная палочка? Куда отправился Тёмный Лорд с Капитановым?       — Палочка была у меня, — признался Дамблдор и дал мне немного времени всё это осмыслить, поскольку я резко встал, а затем снова опустился в кресло. — Вероятно, она всё ещё должна быть при мне. Как Вы помните, волшебника хоронят вместе с его палочкой, и она, скорее всего, лежит в моей гробнице. Вместе с моим остывшим телом.       Меня всегда напрягали разговоры Дамблдора о смерти, будто о чём-то простом и отнюдь не жутком. Хотя чего ещё ожидать от старика, который держал в своих руках все Дары Смерти? Если бы можно было умереть дважды, Дамблдор пошёл бы и на это, прикрываясь, как газеткой, «исключительно академическим интересом».       — Как быстро Тёмный Лорд выйдет на Ваш след? — спросил я.       — Полагаю, это займёт у него какое-то время, — ответил Дамблдор. — Раз Вы сказали, что он отправился к Грегоровичу, значит, после него он должен выйти на след другого человека.       — Кого?       — Я не стану вдаваться в подробности, поскольку они затрагивают болезненные воспоминания, — сказал он. Я возмутился: что там может болеть у нарисованного человечка? И что будет, если причинить такому портрету боль? Краска облупится? Или холст где-то отойдёт? — Однако насколько я знаю, Грегорович в своё время пустил слух, будто ему в руки попала Бузинная палочка, он изучает её и на её основе выпускает свои. Разумеется, такая рекламная кампания не могла остаться незамеченной, как и не могла не привлекать воришек. У Грегоровича Бузинную палочку выкрали, а я однажды, по несчастливой случайности, встретился с вором и, победив в дуэли, забрал Бузинную палочку. Так она осталась у меня до конца жизни.       — То есть, Тёмный Лорд после Грегоровича должен найти ещё воришку, а затем, когда тот ему расскажет, он выйдет на Ваш след.       — Если тот расскажет, — подчеркнул Дамблдор с одним только ему понятным подтекстом.       Понятно, что Дамблдор говорил о Грин-де-Вальде, о котором уже раструбила во всеуслышание Рита Скитер, расхваливая свою новую книгу. Но я не буду огорчать старика, что многие его грязные секреты Рита вывернула наизнанку. Идиотка вообще заявила, будто никакой дуэли не было вовсе, а Грин-де-Вальд просто «вытащил из кончика своей волшебной палочки белый носовой платок и мирно удалился».       Я потёр лицо и глаза, которые стали как-то неудобно сидеть в глазных впадинах. Немудрено. Попробуйте не спать столько, сколько бодрствовал я, и не только собственные глаза станут неудобными. Дамблдор устал выносить мой помятый вид и посоветовал последовать в далёкое интимное путешествие в спальню, а завтра уже продолжить дела насущные.       — И кстати, где моя новая спальня? — поинтересовался я.       — Точно! А я всё вспоминал, что же я забыл, — ответил Дамблдор и указал на единственный подсвечник без зажжённой свечи, подвешенный на колоне. — Просто дёрните.       Раньше я этот подсвечник даже не замечал и потому настороженно его опустил. Мало ли, как в директоры посвящают? Но никаких блёсток и конфетти на меня не посыпалось, а в полу лишь разверзлась дыра, уходящая вниз винтовой лестницей. Я спустился, придерживаясь пыльных стен, ибо перил не было, и оказался в круглой спальне с четырьмя огромными окнами, возвышающимися от потолка до пола.       В простенке встроено зеркало, в котором темно и пусто. Напротив него большой камин, который я незамедлительно разжёг, ибо директорская башня за неимением хозяина промёрзла, несмотря на летний зной. Имеется здесь ещё один письменный стол, не настолько богатый, как в верхнем кабинете, без золочёных львиных лап и не из дорогостоящего дерева, но, вероятно, очень нужный для ночной работы. На столе ещё одно зеркало поменьше, из которого смотрел безумно уставший, новый директор Хогвартса и мечтал забыться сном не в огромной кровати с синим балдахином, а в объятиях любимой женщины. Однако часто желания не совпадают с действительностью, и вместо тёплых рук Амелии пришлось лезть в холодные простыни. Надеюсь, эльфы их хотя бы поменяли после прошлого хозяина.       К полудню нового дня я обходил доставшийся мне кабинет, сживаясь с мыслью, что я действительно директор. Нужно было ещё перевезти свои вещи из прошлого кабинета, но я решил заняться хозяйскими делами чуть позже. Эльфы, видимо, прознали, что я здесь, и вынырнувший прямо из ковра домовик подал мне обед. Раз уж на то пошло, следует ещё и к эльфам зайти, познакомиться… Сколько же дел я уже на себя повесил.       С помощью Дамблдора я нашёл в теперь уже своём столе кое-какие документы, касающиеся бюджета. Хогвартс существовал за счёт совета попечителей, и на этот раз подлиза-Малфой внёс сумму намного круглее, чем в прошлые года. Что ж, хоть какая-то от него польза.       Как раз, пока я просматривал отчёты, куда уходил бюджет, из пола выплыл Кровавый Барон. Он довольно тепло меня поздравил, отметив моё возвышение из подземелий да сразу в башни. Я его тут же попросил припугнуть остальных приведений и в частности полтергейста Пивза, чтобы те обмывали сколько угодно в своих бестелесных кругах моё назначение, но к живым даже не подлетали. Заверив, что всё будет сделано, Барон ушёл.       Затем я начал разбираться с жалованьем. Так и знал, что у МакГонагалл оно было больше! И хотя я никогда не приуменьшал её заслуги перед школой, нотка ревности уколола прямо в висок.       Итак, педагогический состав претерпел изменения. В моё подчинение скоро должно было прибыть на четыре преподавателя больше. Близнецы Кэрроу, Поттер и Капитанов. И не сказать, что последним двум я однозначно радовался. Что-то подсказывало, что с ними как раз будет больше проблем, чем с Кэрроу.       Затем Дамблдор показал мне личные дела учеников, которые хранились в кабинете директора, пока студент не выпускался, потом эти бумаги перенаправлялись завхозу. Дела учеников со второго по седьмой курсы пока не вызывали во мне интерес, а вот чтиво про первокурсников я пролистал тщательно. Как только волшебнику исполнялось одиннадцать, на него сразу же заводилось дело здесь, в Хогвартсе. Эта работа делалась сама по себе, так что директору по сути нужно было лишь разослать приветственные письма о поступлении в Хогвартс по адресам. Но семьям маглорождённых волшебников кто-то должен сообщать о магии в личном присутствии. И такая честь для меня сегодня отпала.       — Дамблдор, есть здесь что-то вроде сейфа? — спросил я.       Дамблдор, притворявшийся спящим, потянулся. На самом деле он следил за мной всё это время, но уколоть меня, будто я делал что-то не так, было не за что.       — Разумеется, — ответил волшебник.       Послышался щелчок, и портрет Дамблдора отворился, точно дверка, явив в моё распоряжение потайной карман.       — Прелестно, — сказал я. — Знаете, мне даже стала нравиться новая должность.       Отвернутый к стене нарисованный Дамблдор лишь хмыкнул. Я собрал дела маглорождённых первокурсников и отправил их в сейф. Затем быстро отобрал дела тех же маглорождённых, только со вторых курсов до последнего, и внушительную стопку папок уложил на рабочий стол. Но прежде, чем заниматься письмами об отчислении и принятии в Хогвартс, я решил размяться.       Насколько мне было известно, Хогвартс не совсем пустовал, как могло показаться. Помимо внушительной армии домовиков школу не покидало четверо, непосредственно здесь живущих: завхоз Филч, лесничий Хагрид, а также профессора прорицаний Трелони и кентавр Флоренц. К изгнанному из собственного стада я и отправился, подумав, что чем-то мы с ним теперь схожи.       С кентавром я почти не пересекался, хотя он уже второй год состоял на службе в Хогвартсе. Знал лишь, что Дамблдор взял его в отместку Амбридж, когда та уволила Трелони, и оборудовал ему кабинет на первом этаже. Добравшись до нужной двери, я постучал. Кентавр — единственный, кому не выплачивалось жалованье, а также Флоренц занимал лишь один кабинет, не пользуясь спальней. Вот бы все преподаватели изъявляли такие требования…       Наконец дверь слегка отворилась, и два глаза поразительной синевы уставились на меня едва ли враждебно, что не могло не радовать.       — Звёзды сказали мне, что ты придёшь, — сказал Флоренц и распахнул дверь, и теперь я мог увидеть всё его человеческое лицо и торс на лошадином теле.       Кентавр угрожающе встал на дыбы, сделавшись вдвое выше меня, и создалось впечатление, будто вот сейчас он меня затопчет своими мощными копытами. Может быть я погорячился насчёт невраждебности. Но я не шелохнулся и не выказал страха в своих глазах, а только лишь скрестил руки на груди.       — Если с приветствиями покончено, Вы позволите мне войти?       Флоренц вновь встал на все свои четыре копыта, смерив меня уничтожающим взглядом.       — Говори зачем пришёл, человек, или уходи, — ответил кентавр, в моей же манере сложив руки на груди, от чего все его мышцы на человеческих руках выделились, словно на каменной скульптуре.       — Хотел проверить, как Вы поживаете после… сами знаете чего.       Я постарался выглянуть из-за его большой фигуры. Помнилось, кабинет, в котором он сейчас жил, раньше был кладовкой. Впрочем, именно кладовую эта комната и напоминала, что я даже не понимал, как Флоренц умещал свою лошадиную задницу в два на два метра.       И кентавр понял, и даже чуть подвинулся, и мои догадки подтвердились. После смерти Дамблдора вся сотворённая с комнатой магия исчезла. Здесь должно было располагаться просторное поле, кусок леса и сменяющее день и ночь небо. Сейчас же в тесной клетушке кроме сена, голых стен да пары сухих веток ничего не осталось.       — И вам здесь удобно? — спросил я. — Почему никому не сказали?       Флоренц промолчал. Ну конечно, знаменитые кентавры с их знаменитой гордостью. Я вздохнул, отодвинув лошадь с дороги. После больших и сложных манипуляций с палочкой, удалось расширить комнату так, что стены уходили далеко-далеко вдаль. Однако я не был безупречным трансфигуратором, и потому трава вышла не совсем зелёной и плешивой, деревья — нестройными, а небо больше напоминало детский рисунок.       Флоренц от этого вида презрительно скривился.       — Через пару дней в школу приедут преподаватели, — сказал я, стараясь не краснеть за своё творчество. — Среди них будет девушка, которая и из клетки может сделать дворец. Потерпите немного, а пока, надеюсь, здесь будет находиться чуть удобнее.       Я развернулся, чтобы уйти, но Флоренц задержал меня вопросом:       — Ты теперь новый директор?       — Да, — ответил я, не оборачиваясь.       — Ты надел не ту маску на доброе сердце, — сказал Флоренц и захлопнул дверь.       Не убил, и на том спасибо. Я мысленно поставил одну галочку в своём воображаемом списке и двинулся дальше. К Трелони и Хагриду заходить я не собирался, пусть узнают о моём назначении вместе со всеми, а вот к старому другу Филчу можно было и заглянуть.       Я один из немногих относился к старому сквибу почтительно, и потому Филч встретил меня полурадостным, полуошеломлённым вскриком. Может быть, сказалась также старая дружба, по которой я частенько отправлял провинившихся учеников к нему в помощники. Однако Аргус пришёл в окончательный восторг, когда я уведомил, что директорский пост мой и что я намерен вернуть многие наказания почивших дней, вроде подвешивания на цепях за щиколотки и порки розгами. А также повышенное жалование на десяток-другой галлеонов сделали из меня в глазах завхоза и вовсе неоспоримый авторитет.       Затем я посетил кухню, в которой жила и трудилась армия домовых эльфов. К счастью, маленькие рабы по своему же желанию были в своём содержании столь же неприхотливы, сколько и кентавр, и бурно возрадовавшись, что работу у них никто не отберёт, занялись и дальше своими делами.       В своём старом кабинете я собрал огромную коробку личных вещей и, заставив её плыть во воздуху, вернулся в директорскую башню. Дамблдор со скрипом краски наблюдал, как я расставлял свои колбы и зелья на полках вместо его волшебных пыхтящих приборчиков. Впрочем, обстановку кабинета я не стал более изменять, быстро обретя в ней комфорт. И даже шорохи мантий, скрипы нарисованных кресел и иногда взрывающиеся храпом портреты показались мне довольно успокаивающими.       За рукописной работой я провёл весь оставшийся вечер, написав по меньшей мере сотню писем маглорождённым волшебникам, уведомляющих об отчислении из школы волшебства и чародейства Хогвартс. Дела учеников, с которых я переписывал имена и адреса, также упрятал в потайной карман за Дамблдором. Письма пока отложил до востребования. Конверты «счастья» придут прямо накануне отъезда. Так я обезопасил около сотни детских душ.       Покончив со всеми делами, я позволил себе чуть расслабится и отклониться на спинку кресла, и должен сказать, ни одно кресло в моей жизни не казалось мне ещё таким комфортным и моим.       — Ну а что Вы намерены делать с преподавателями? — поинтересовался Дамблдор, когда я встал, прохаживаясь по кабинету.       Я навис над витриной с мечом Гриффиндора, разглядывая блеск рубинов, и подумал, что надо бы потом поинтересоваться у старика, зачем он завещал Амелии эту большую иголочку, которую всё равно не отдали бы, и ответил:       — Это самая неприятная часть, но от того не менее занятная.

***

      Моё «официальное» назначение, о котором напишут в газетах, должно состояться первого сентября, когда ученики уже будут на полпути в Хогвартс. Таким образом, ни один родитель не сможет упрятать своё чадо от всевидящих глаз Тёмного Лорда. Однако преподаватели каждый год приезжали на две недели раньше приезда учеников. Все они в это время занимались разными делами: кто-то готовил теплицы с растениями, кто-то закупал подопытных барсуков для Трансфигурации, кто-то безвылазно пил у мадам Розмерты (это я про Слизнорта). Но неизменным всегда оставалось одно: все профессора так или иначе встречались в преподавательской, где чесали языки, кто как провёл лето.       Раз уж мы окрестили этот год «особенным», то и разговоры в преподавательской наверняка отличались от прошлых. Близнецы Кэрроу, которым я ещё давно пообещал место под своим крылышком, вылезли из моего камина ровно в срок. Наказав им пока не сильно зазнаваться и стараться не контактировать с другими преподавателями, близнецы Кэрроу были отпущены в свободное обозревание новых владений.       Они приходили ко мне вечерами, отчитываясь, что увидели за день. Конечно, их поведение не осталось незамеченным, и вскоре начали ходить слухи, что новый директор уже назначен, он сидит в башне, но пока не показывается.       И первой не выдержала МакГонагалл. Уменьшенная голова горгульи, висевшая над дверью, сообщила тонким голосом, что старая львица стоит внизу, перед настоящей горгульей, и требует аудиенции. Наверное, наконец пришёл официальный отказ на прошение должности. И я МакГонагалл пока не пустил.       — Зря Вы так, Северус, — сказал Дамблдор. — Лишаться авторитета в глазах своего же заместителя…       — Кто Вам сказал, — перебил я, — что МакГонагалл останется моим заместителем?       — А кто, если не она?       Кто, если не МакГонагалл, всё не появлялся. Признаться честно, я даже начал волноваться за сопляка. Надеюсь, Тёмный Лорд не прихлопнул его уже, как таракана.       Однако ждать более было бессмысленно. Преподаватели уже порядком притомились, и главным образом нужно было не перевалить за грань между спаленными нервами и хрупким ожиданием. Они ещё нужны мне было живыми.       Я вызвал домовика и наказал тому передать, чтобы вечером весь хогвартский персонал, за исключением кентавра Флоренца, собрался в Большом зале. Почему не в преподавательской? Если начнётся бойня, у меня будет место, где развернуться. Но я всё ещё надеялся решить дела без пролития крови.       И когда я уже собирался выйти в первый раз за неделю из башни, из камина вывалился Капитанов.       — Не хочу показаться радостным, но… — сказал я. — Слава Мерлину, ты живой.       — Не отделаешься ты от меня, Снейп, так просто, — ответил Капитанов и, отряхиваясь от сажи, осмотрелся. — О, Дамблдор, и Вы здесь! Здрасьте.       — Приветствую, мой юный друг, — кивнул головой портрет.       Я обвёл юношу поверхностным взглядом на наличие любых повреждений, но кроме летучего пороха и сажи, запачкавших одежду, ничего обнаружено не было.       — Да нормально, нормально, — отмахнулся юноша. — Ты был прав, это не человек. Люди так не поступают. Я водил его по Болгарии так долго, как мог, но…       Он вдруг вцепился в мою мантию, и на какую-то секунду я увидел в его глазах отражение себя совершенно далёкого, меня прошлого, когда я только увидел истинное лицо Тёмного Лорда.       — Чем дольше я его водил, тем больше людей он убивал, — сказал Капитанов, медленно опустив руки. — Он убил ребёнка. Я не мог больше смотреть на весь этот ужас. Я напряг все связи и нашёл Грегоровича… И его он убил. Он всех убил, Северус.       Юноша перешёл на шёпот и отвернулся, руками зачёсывая свои светлые, в миг ставшие мокрыми волосы назад. Я опустил руку ему на плечо:       — Я ведь тебя предупреждал.       — Знаю, — подчёркнуто резко произнёс Капитанов. — Но не думай, будто то, что я увидел меня сломало. Сейчас я как никогда уверен: его надо остановить.       Моё уважение к этому мальчишке всё росло и росло.       — Что сказал Грегорович?       — Эх… Если в разговорах с местными я мог изворачиваться и переводить отсебятину, то Грегорович назвал вполне понятное имя — Грин-де-Вальд. Повелитель отправился искать его тюрьму уже сам.       — Хорошо. Ты всё равно молодец, — сказал я, и мы оба удивились моей похвале. — Ступай в Большой зал, я пойду чуть позже. Нас не должны видеть вместе… Хотя бы пока.       Юноша, хотя я бы уже мог наречь его «мужчиной», кивнул и вышел из кабинета. Звенящая тишина свалилась прямо на голову. Все портреты директоров не спали, во все глаза наблюдая за происходящим.       — Что ж, — взял первое слово Дамблдор. — Может быть, этот заместитель проявит себя лучше.       Я послал портрету мрачный взгляд и, прождав ещё несколько минут, чтобы не создалось впечатления, будто мы с Капитановым вышли вместе, покинул кабинет.       Я шёл, заложив руки за спину, мантия развевалась по ветру, и всё не мог выбросить из головы слова Флоренца. «Надел не ту маску на доброе сердце». Какую надеть сейчас? Кажется, будто есть выбор, но его нет.       Двери в Большой зал были закрыты, за ними слышались приглушённые споры и выкрики. Я стоял, втягивая ноздрями воздух. Снова надевал маску ледяного, надменного спокойствия. Больше оттягивать неминуемое нельзя.       Двери раскрылись, с грохотом ударившись о стены. Все звуки тотчас стихли. Сопровождаемый десятками шокированных глаз я уверенными шагами сократил расстояние. Я был ниже, преподаватели столпились на подиуме и смотрели на меня с высока, но эта мелочь не мешала мне владеть ситуацией. Близнецы Кэрроу послали гаденькие ухмылки «старым» преподавателям, во главе которой стояла МакГонагалл. И кажется, я впервые увидел, как потеряла дар речи эта железная леди.       — Прекрасно, рад, что все в сборе, — сказал я; эхо подхватило мою фразу и пронесло по всему залу.       — Убийца! — МакГонагалл вытащила палочку, но я на секунду оказался ловчее. — Как ты осмелился явиться сюда!       Близнецы также повытаскивали палочки. Я смерил их взглядом, и они быстро их опустили.       — Хочешь решить конфликт кровью или словами, Минерва? — предоставил выбор я, не отрывая взгляда от гневных глаз МакГонагалл, и та ещё больше задохнулась возмущением от моей фамильярности. — Кровью или словами?       Другие профессора подняли тихий, неуверенный гомон, призывающий опустить палочки. Куча из людей задрожала и расступилась, и из неё вышла девушка в великолепного покроя мантии, которую я поначалу даже не признал без её вечно заношенных джинсов и вытянутого в рукавах свитера. Амелия встала рядом со своей наставницей и медленно опустила её руку с наставленной на меня палочкой. МакГонагалл вздрогнула, прикрыла своим телом девушку, будто это Амелия готова была броситься на меня, а не сама она.       — Здравое решение, — сказал я, опустив свою палочку. — Как вы все, наверное, уже догадались, я назначен на пост директора школы.       — Если ты думаешь, — выплюнула декан Гриффиндора, — будто мы вот так просто отдадим тебе Хогвартс…       — Уже отдали, — перебил я.       Держа палочку на виду, я свободной рукой залез во внутренний карман мантии, вытащив свёрнутый лист пергамента. Я развернул его и пустил в полёт по воздуху, чтобы все увидели приказ о назначении, подписанный рукой нового министра.       — Чёртов убийца! Да я тебя…       МакГонагалл опять порвалась на расправу, и теперь уже Амелии пришлось закрывать деканшу спиной. Затем разъярённая львица схватила плавающий по воздуху пергамент и показушно разорвала его на несколько частей, сбросив беспорядок на пол.       — Все недовольные таким исходом могут прямо сейчас подать в отставку, — заметил я скучающим тоном. Толпа опять оживилась перестрелкой взглядами. — Только смею заметить, что всем, кто подаст в отставку, придётся пройти процедуру проверки в министерстве. Советую, в таком случае, уже сейчас придумать весомые доводы, почему вы вдруг отказались преподавать в престижной чародейской школе. Иначе велики шансы, что кончите, как профессор Бербидж.       — А что случилось с Чарити? — подала дрожащий голос профессор Спраут. — Она не отвечала на письма…       — Она была казнена Тёмным Лордом лично, — ответил я, — за высказывания, противоречившие новым законам.       Близнецы Кэрроу усмехнулись, сделавшись совсем уж довольными. А когда Нагайна доедала тело женщины, сидели зелёные-зелёные. Показушники.       — Итак? — спросил я, когда молчание дошло до своего пика. — Желающих нет?       Бледные лица стали вполне красноречивым ответом.       — Смотрите, как всё отлично складывается, — съязвил я. — И раз уж спорящих более не находится, перейдём к насущному. Уверен, вы уже успели вспомнить Амикуса и Алекто Кэрроу, которые пополнят наш дружный коллектив. К тому же, рад представить своего заместителя и правую руку, Илью Капитанова. Уверен, его вы не успели забыть.       Капитанов, стоявший в задних рядах, лишь повёл плечом в ответ на перебежку толпы от него и общие вскрики «Они заодно!», «Как он мог!» и прочее.       — Я прочно намерен, — повысил голос я, и волнения затихли, — изменить сложившиеся порядки, упорядочить и дисциплинировать устои, которые годами падали всё ниже и ниже благодаря моему предшественнику, и искоренить все допущенные им вольности. С этого дня вводятся новые правила, полный список которых уже вывешен в преподавательской. Но некоторые я оглашу здесь и сейчас. Вам всем, включая дорогих деканов, запрещается с сегодняшнего дня собираться в группы более трёх человек, за исключением трапез и созванных мною собраний. Запрещается читать, смотреть и распространять любую прессу, кроме истинно честного «Ежедневного Пророка». И не пытайтесь что-либо утаить от меня — я всё равно узнаю. А любой, кто будет пойман за подобным деянием, подвергнется наказанию.       — И какое же наказание последует? — спросила Амелия с вызовом.       Я прищурился, разыгрывая строгость.       — Наказание будет зависеть от содеянного, — ответил я. — И должен довести до вашего сведения, дамы и господа, если вдруг вы ещё не успели прочесть свежий номер «Пророка», понятие «Непростительного заклинания» больше не существует.       На этот раз волна возмущений прокатилась совсем уж возмущённая.       — И последнее на сегодня распоряжение, которое хотелось бы озвучить, — сказал я. — К концу этой недели я жду от каждого преподавателя план по его предмету, расписанный на весь учебный год с подробным описанием всех тем будущих уроков. Знаю, что многие из вас не вели подобных записей за имением за пазухой колоссального опыта преподавания, однако я лично проверю эти планы. И если обнаружится, что какой-либо материал не соответствует новым стандартам министерства магии, вы будете вынуждены исправлять план уроков до тех пор, пока тот не будет удовлетворять всем требованиям. По дальнейшим вопросам прошу обращаться непременно ко мне или к моему заместителю. На этом всё. А мисс Поттер… — давненько я не произносил эту фамилию с таким презрением, — прошу проследовать за мной.       — Ещё чего?! — возмутилась МакГонагалл. — Ты указываешь, что нам делать, как преподавать, а теперь…       Она спустилась с подиума, гневно надвигаясь, пока не оказалась нос к носу со мной.       — Хочешь отправить мисс Поттер к своему хозяину? — продолжала железная леди, уткнув палочку в мою грудь. — Не бывать этому!       — После смерти Дамблдора, — сказал сквозь зубы я, — некоторые чары, наложенные им развеялись. Включая комнату Флоренца. Я наслышан об успехах мисс Поттер на экзаменах и хотел бы лично убедиться в её способностях прежде, чем нанимать на работу. Но если Вы так беспокоитесь о своей подопечной, то можете пройти с нами.       Я одним пальцем убрал палочку МакГонагалл со своей груди и прошипел:       — И ещё хоть раз позволите себе подобную фривольность, я разрешу преподавателям ЗОТИ показывать ученикам Круциатус на Вас.       Женщина оторопела, губы её яростно задрожали. По-хорошему, надо было прямо сейчас развернуться и гордо уйти, но поворачиваться спиной к толпе, которая меня люто ненавидит и всей душой проклинает, было бы совсем глупо. Поэтому я стоял, натянув насмешку, и ждал, пока МакГонагалл сделает верный шаг и сдастся.       Но, похоже, я все эти годы переоценивал её умственные способности.       — Да как ты смеешь, — с холодной угрозой сказала она, — заявляться сюда после того, что ты сделал. Как смеешь ты, диктовать свои условия, когда…       МакГонагалл не успела закончить. Чёрный туман стал собираться у её лаковых туфель, пока не возымел силу и не взмыл вверх, сделавшись густой, непроглядной тьмой. Прямо из пола выросла сухая когтистая рука и прихлопнула декана Гриффиндора, точно какую-то мушку.       Поначалу, все подумали, что женщина мертва. Когда морок рассеялся, она лежала неподвижно на полу, обратив пустые, безжизненные глаза к потолку. Кто-то ахнул, и кажется, профессор Вектор свалилась в обморок.       — Вам же сказали расходиться.       Все обернулись на голос, чуть насмехающийся, но с уже улавливаемыми задатками большой власти. Капитанов упрятал палочку в нагрудный карман и спрыгнул с преподавательского стола, на котором сидел всё собрание. Он спустился с подиума и с неприлично самодовольным видом оглядел преподавателей. Его шаги были единственным звуком во всём Большом зале.       — Мисс Поттер, Вам тоже нужно повторять дважды? — спросил Капитанов и пощёлкал пальцами перед носом застывшей с открытым ртом девушки. — Господин директор сказал проследовать за ним.       Он в шуточном поклоне подал руку, чтобы помочь Амелии спуститься с подиума, но девушка с гордым презрением прошла мимо. И лишь тогда, когда мы все втроём вышли в вестибюль, остальные преподаватели кинулись на помощь к МакГонагалл.       — Ты идиот, — стукнув кулаком в грудь юноши, сказала Амелия, когда мы отошли достаточно далеко. — А если бы ты её убил?! Мерлин…       — Да ладно тебе… не убил же, — отмахнулся Капитанов. — Полежит часок-другой в оцепенении. Зато другим неповадно будет в следующий раз размахивать палочками в сторону нашего директора.       — Я мог бы решить всё сам, — вмешался я.       — Мог бы, — согласился юноша. — Но ты бы её пожалел, дуэль между вами затянулась бы надолго, а я сейчас мечтаю оказаться в своей постели. Так что… не благодари за грязную работу, а ко всему прочему, это был мой первый шаг к завоеванию авторитета. Я как-никак теперь твой заместитель.       Амелия закатила глаза:       — Авторитет нужно добиваться не такими способами.       — Каждый вертится как может, — ответил ей Капитанов.       Оказавшись у нужной двери, я постучал. Дверь вновь открыл Флоренц, недовольно сверкнув синими глазами. Однако когда он заметил девушку, что-то в его голове изменилось.       — Пожалуйста, — сказал он, пропустив Амелию внутрь, а перед нами закрыв проход, — только девушка.       — Я всё хотел спросить… кентавр?! — шёпотом возмутился Илья, когда дверь захлопнулась. — Может, у вас здесь ещё единороги по замку бродят?       Я посмотрел на него, будто чуши хуже этой я не слышал:       — По замку — нет. В Запретном лесу водится парочка.       Капитанов не понял, сарказм ли это был или правда, и хмуро отвёл взгляд.       — Хороший приём, — сказал я, чтобы скрасить ожидание. — В Дурмстранге научился?       — Должен был научиться, — ответил юноша. — Но раз уж выпускной год я провёл здесь, пришлось кое-что доучить самому. Кстати, насчёт учёбы… Ты уже придумал, что я буду преподавать?       Я огляделся по сторонам на наличие лишних ушей, но в холле кроме нас не было никого. Но я всё равно применил Оглохни. Мало ли…       — Я разрываюсь между выбором, — честно признался я. — Понимаешь… Кэрроу туповаты и ничему детей научить не смогут.       — Зачем тогда их взял? — спросил Капитанов, скрестив руки на груди.       — Нам не нужны здесь умные, своих хватает, — ответил я. — И в моём распоряжении теперь есть две единицы, которые будут слепо исполнять приказы. Однако я не могу решить, кого отправить обучать старшие курсы. Тебя или Кэрроу.       Мой молодой заместитель нахмурил брови и быстро сообразил:       — Боишься, что ученики обернутся против нас?       — Вероятно, так и будет, — кивнул я. — За Слизерин переживать не стоит, но Гриффиндор обязательно что-то выкинет, даже прорицателем быть не надо. Тем более, ты сегодня обидел их декана.       — Храбрецы, но не умники, да? — усмехнулся Капитанов. — Но здесь всё зависит от того, чего мы хотим добиться. По сути, если взять детей, начиная с пятых курсов, у нас будет своя маленькая армия.       — Которая может обернуться против нас в любой момент.       — Может, — согласился Капитанов. — А мы позволим?       Он зловеще ухмыльнулся, и теперь в своём выборе заместителя я больше не сомневался.       Амелия выглянула из кабинета Флоренца лишь через полчаса. К этому времени Капитанов почти уснул, облокотившись о стену.       — Ну, директор Снейп, — сказала девушка, чуть ли не светясь от гордости. — Этого хватит, чтобы Вы взяли меня на работу?       Она открыла дверь шире, и мы вошли.       Потолок, зачарованный по подобию того, что в Большом Зале, отражал небо снаружи. Сейчас звёзд не было, они скрывались за тучами. Вместо скучного, прямого пола уходила вдаль рельефная лужайка, гранича с начинающим желтеть лесом. Звуками наполнилось пространство: в траве громко ссорились сверчки, где-то в лесу угукала сова, над головой только что пронеслась стая птиц, хлопая крыльями.       Кентавр был доволен работой, хотя, конечно, все понимали, что иллюзия не заменит ему ни родной стаи, ни настоящей среды его естественного обитания. Однако он всё же сдержанно поблагодарил девушку за проделанную работу и затем бесцеремонно выставил нас за дверь.       — Я уже начинаю жалеть, что не взяла в том году прорицания, — сказала Амелия между делом, когда мы шли к лестницам, чтобы разойтись каждый в свои покои. — Флоренц, в отличие от Трелони, знает своё дело.       — Ты сумела договориться с МакГонагалл, — поинтересовался я, — как вы будете делить обязанности?       — Да, она отдаст мне первые, третьи и шестые курсы, — ответила Амелия. — Я хотела отказаться от первокурсников, понимаете, это ведь даже сложнее, чем готовить пятые и седьмые к экзаменам. Но МакГонагалл уверена, что я справлюсь.       — С малышнёй-то? — усмехнулся Капитанов. — Главное, не давай им свесить ноги с твоей шеи, и всё тут.       — Как ты с МакГонагалл? — гневно покосилась Амелия.       — Ой, всё, — махнул рукой Капитанов.       Они ушли вместе к покоям преподавателей, а я в свою башню.       Я не просто так или из вредности попросил преподавателей составить план уроков. Они должны были прийти с ним по одному в мой кабинет, и я надеялся, что так мне удастся поговорить с Амелией наедине. Однако, похоже, МакГонагалл решила заделаться её телохранителем.       — Рад видеть, что Вы снова на ногах, — заметил я, когда через неделю старая львица и её новое протеже явились ко мне. — Но, по-моему, я просил приходить поодиночке.       МакГонагалл пропустила колкость мимо ушей и яростным взглядом чуть не прожгла в портрете Дамблдора дыру:       — Как Вы позволили этому проходимцу занять Ваше место?! Как, вообще, горгулья допустила сюда это нечто.       Она наверняка намекала на тот случай с Амбридж, когда та силой забрала кресло директора себе, но в башню попасть так и не смогла. Однако Дамблдор за моей спиной не отвечал ни на какие вопросы и прекрасно отыгрывал предмет декора. И даже очень правдоподобно пустил слюну во сне.       Я повторил свой последний вопрос.       — Думаете, господин несостоявшийся директор, — остыла МакГонагалл, — я оставлю Вас наедине с ней?       — Смотрю, приём моего заместителя пошёл Вам на пользу, — сказал я. — Вы научились уважению, пусть и не до конца.       — Как кошка с собакой, — цокнула Амелия. — Можно мы уже отчитаемся, директор? Нам ещё нужно подготовить всё к завтрашнему пиру.       У неё очень хорошо получалось изображать презрение и недоверие. А ещё она забавно кривила губы и посылала испепеляющие взгляды. Интересно, Амелия нахваталась всего этого непосредственно от меня или от своего не менее язвенного крёстного?       — Хорошо, — сжалился я. — По старой дружбе сделаю для вас исключение.       Едва сдерживаясь, МакГонагалл швырнула два листа пергамента мне на стол и быстро пересказала материал, словно зубрила всю ночь. Мне бы очень хотелось найти что-то «несоответвующее правилам» в её рассказе, чтобы ещё разик взглянуть, как старый враг факультета Слизерин задыхается возмущением, но… Трансфигурация, как предмет, меня мало интересовала, да и как она может оскорблять чистоту крови? Если только на уроках МакГонагалл не будет препарировать чистокровных волшебников и трансфигурировать их кровь в плюй-камни. Но такого в её программе не значилось, и я быстро отпустил женщин, хотя и весьма разочарованный, что план мой не удался.       Зато встреча со Слизнортом прошла веселее. Он явился ко мне бледный, как полотно, и можно было выжать, наверное, целое ведро из платка, которым он утирал льющийся градом со лба пот.       — Профессор Слизнорт, — не выдержал я глядеть в его трясущуюся физиономию, — неужели Вы меня боитесь? Уж кому-кому, а декану моего родного факультета точно не будет ничто угрожать.       — Декану?! — переспросил он и принялся мямлить. — Да Вы же… Но я даже не надеялся…       — Из-за своих новых обязанностей я не могу позволить себе оставить шефство за Слизерином, — ответил я. — А кто-то должен за ним присматривать. А кто, если не Вы, профессор Слизнорт, возьмёт эту честь на себя?       — Да… Конечно… — залепетал порозовевший Слизнорт. — Я, конечно, за всем прослежу. Они будут у меня… Ух!       Он сжал руку в пухлый кулак и миллион раз поблагодарив меня кое-как всё же ушёл, столкнувшись на входе с близнецами Кэрроу. Конечно, от их отчёта я чего-то особенно выдающегося не ожидал. Кое-как связав предложения, наполненные набором звуков по типу «э», «бэ» и «кукареку», Амикус поведал, как собирается учить младшие курсы. Сестрица его, Алекто, владела языком чуть лучше, и потому была поставлена на освободившееся место магловедения. Ей, в отличие от брата, пришлось взять все курсы, но в её ненависти к маглам я не сомневался. Алекто прекрасно вобьёт в головы юных чародеев, как с ними надо обращаться. Хотя я и предупредил её, чтобы слишком не наседала с рассказами о пытках первокурсникам.       Последним в своём кабинете я принимал Капитанова. За неделю ему удалось отойти от тех ужасов, что он повидал за время путешествия с Тёмным Лордом, хотя и не без последствий. В его вечно смеющихся глазах поселился отпечаток глубокой, усталой задумчивости. Он пытался скрыть всё за шутками, но делал пока это не слишком умело.       — В общем, надеюсь ты меня простишь, но этот вздорный план я не готовил, а сделал кое-что получше, — сказал он, усевшись в кресло для приёма. — Я переработал большенство твоих распоряжений, взгляни.       Он вытащил из кармана помятую копию списка правил, вывешенного в преподавательской.       — Я сделал всё на примере Дурмстранга, — пояснил заместитель. — Примерно пятьдесят лет назад у нас было всё то же самое. Только Тёмного мага, желающего захватить мир, по-другому звали. К счастью для нас, мой дед за сигаркой любил рассказать несколько историй о тех временах. Я вычленил его отдельные мысли, проанализировал то, что ты уже состряпал, и составил идеальный план, как навести порядок с тем, что мы имеем.       Тяжело это признавать, но, просмотрев записи Капитанова, где-то в душе я был благодарен Дамблдору, что тот привёл его в Хогвартс. Пусть слегка и извращённым путём.