Я не знаю, как люди умирают. Мы видим это, но сами не умираем. А когда умираем, то это видит кто-то другой. Есть вещи, которые не нужно знать, о которых не нужно думать, о них никто ничего не знает. (c.) Сергей Бодров. Письмо жене.
Баста и Неангелы — я люблю эту женщину, Господи.
Июль 2017
***
POV Лена У меня больше ничего не осталось, кроме воспоминаний. Только они и способны меня остановить перед принятием очередного неправильного решения. Но неправильно ли оно? И для кого? Для меня? Для тебя? Для Димы? Для Полины? Для тех двух блондинок, что вовсю пытаются заменить меня в группе и, наверняка, в твоём сердце? Для кого это всё? Если бы ты только знала, как это — теряться в сомнениях о том, как будет лучше для нас с тобой, для моей маленькой ещё дочери, для остальных. Да что уж там, другие волнуют меня меньше всего. Но от тебя хотелось бежать, так быстро, как только смогла бы. Так быстро, как будто от этого зависела бы вся моя жизнь. Сомнения и страх терзали, так безжалостно, словно дикий хищник беззащитного зайчика. Разрывали меня на части, заставляя чувствовать себя безумной, сумасшедшей. Чувствовать себя так, как будто меня без тебя вообще нет. Как будто если ты задерживаешь дыхание, пусть даже в шутку, то у меня внезапно кончается кислород. Задыхаться от тебя, как после длинной дистанции без предварительной подготовки. Бежать от тебя на всех скоростях, иначе — крах. Иначе — полное фиаско. Иначе — погибель от твоих, самых любимых рук. Но от тебя ли я бежала? От тебя ли, самое любимое моё мучение? И эти терзания не покидают меня уже столько лет. Устала. От сомнений. От постоянных вопросов, на которые у меня нет ответов, даже для самой себя, не то, чтобы для Димы или тебя… Ну и чего я этим добилась? Медленно беру в руки телефон, пытаясь убедить себя не совершать очередной ошибки. Не смотреть. Не вспоминать. Не позволять себе быть с тобой, пусть даже в голове. Не могу. Не могу отказать себе в своей ненормальной зависимости от твоего голоса, так же, как не могла отказать тебе столько лет. Не могла, до определенного момента. Что же мы так… Что же теперь? Но думать об этом уже поздно, хоть подобные мысли и не покидают мою голову практически никогда уже три года с момента, как я сбежала поджав хвост и трусливо спрятавшись за широкой спиной, теперь уже, мужа. Контакты. А. Б. В..... Р. С. Сергеев. Муж. Мой мужчина. Диме не потребовалось ничего объяснять. Достаточно было прибежать к нему задыхающейся от слёз, теряющейся в собственной бездне потерь и попросить: «— Помоги мне… Димочка… Пожалуйста… Спаси меня… —» И Дима помог. Забрал меня из цепких рук Максима Фадеева. Забрал меня из, внезапно отпустивших, рук Оли. Забрал прочь от целого мира. Но просчёт был. Он не смог спрятать меня от самой себя. Не смог забраться мне в голову, чтобы убрать оттуда весь мусор в виде воспоминаний, не покидающих и не дающих покоя. Не смог выгнать из моей памяти Серябкину. Я боюсь листать список контактов ниже. Там будет твоя фамилия, так символично располагающаяся прямо под Сергеевым, словно, ты и тут, как в жизни, уступила ему первое место. Уступила ему право говорить мне «моя женщина». Как бы мне хотелось обвинить тебя за это, ты бы знала. Я почти возненавидела тебя за то, что ты меня отпустила, что так просто, словно нечто не очень нужное отдала ему… Как хотелось бы высказать всё агрессивно, зло, пряча от тебя свою настоящую боль, без которой мыслей о тебе не бывает. Я уходила от тебя, убегала, словно от пожара. Бежала к нему, снова и снова, надеясь, искренне веря в то, что он мне поможет, что спасёт меня от терзаний, разрешит все мои споры и проблемы, что спрячет меня за собой, загородив от всего. Но Дима не справился. И только сейчас, замирая, смотря на знакомые до болезненных стеснений в груди буквы твоей фамилии, я понимаю, что Дима не смог. информация о контакте. Серябкина Оля. +7916… Последний вызов: 27 июня 2017, продолжительность: 00:00:21. Дура, какая же я дура. Набрала тогда твой номер. Импульсивно, испугавшись, что если промедлю ещё мгновение, то передумаю. Но не передумала. Несколько коктейлей, потеря ребенка, разрывающее на части желание оказаться рядом, Дима, уехавший на выходные к его родителям в Подмосковье, придавившее к полу одиночество и такая нечеловеческая тоска по тебе, что я боялась умереть прям там, на полу нашей с ним квартиры от боли, почти физически ощущаемой во мне. Набрала твой номер по памяти, не прибегая к телефонному списку контактов. Думала, сердце остановится от страха, пока отсчитывала гудки до ответа. Просила тебя шепотом, почти умоляла: «не отвечай», «не бери трубку», «сбрось». Гудки тянулись, словно время до самого значимого в жизни события. Предательски медленно. Но ты взяла. Я до сих пор помню три секунды тишины и твоё недоверчивое: «— Лена?.. —». Ещё пять секунд попыток собраться в кулак и сказать хоть что-нибудь. Хрипло выдавила из себя: «— Я так устала без тебя. Слышишь? Это пиздец, Оля… —». Я не знаю, что происходило у тебя с той стороны телефонной линии, может быть, какой-то праздник, судя по громкому смеху и музыке на фоне. Не знаю выражения твоего лица, но почему-то горло сдавило так сильно, как будто кто-то удавкой сжал его, стоя сзади меня. Я задыхалась, пытаясь выдавить из себя ещё хоть одно слово. Но не смогла больше, сбросила трубку и отключила телефон. После, сбившись со счёта времени, гипнотизируя выключенный аппарат, мечтала вернуться назад и всё исправить. Не уходить от тебя. Не портить всё. Не встречать Диму. Не бросать тебя. Не чувствовать движения во мне неродившегося тогда ещё ребенка. Не терять дочь, которой не исполнилось даже недели. Не терять саму себя в этом мире. Не звонить. Не дышать только твоим именем, говоря ему «да». Дима… Димочка… Господи, как же я перед ним виновата… Я не смогла подарить ему счастье, не смогла уберечь нашу маленькую дочь, которая ровно неделю была нашим миром и вселенной. Обессиленно закрываю глаза, пытаясь понять, как теперь быть. Песня, написанная в апреле 2015 года, «Навстречу», так много имела значения для меня, и была понята Сергеевым правильно. Я была беременна Сашенькой. Была «любящая и любимая супруга» для всех. И только Дима понимал, что каждое слово, каждая нота, каждый болезненный взгляд, всё это кричало не о его любви, не о его имени, не для него было написано и выпущено в свет. Он кричал. Бил ладонями и кулаками о стены, предметы мебели, по зеркалам, по всему, до чего только мог дотянуться. Каждое слово, брошенное им со злости и обиды, буквально кричало мне в отчаянии: «Лена, не надо! Умоляю тебя, не вороши осиное гнездо, не буди лихо…». Но я не слышала его, впопыхах собирая вещи и строча подруге сообщения с просьбами меня приютить. По-настоящему тогда верила в то, что смогу уйти, что вообще не должна была появляться здесь, на его пороге, около года назад. Споткнулась. Упала прямо на спину, чувствуя, как на глаза накатили слезы обиды и боли. А потом увидела экран телефона с ломанными линиями трещин, протянутого мне Димой. Сообщение на экране словно отрезвило меня пощёчинами: «Лена, Леночка, я такая пьяная. И я так тебя люблю. Представляешь? До сих пор, блядь, люблю тебя. Чертовщина какая-то. Клип твой видела. Я всё поняла. Прости! Прости меня! Прости…». На лице Сергеева не отражалось ничего, кроме обиды. Он понял. Именно тогда он всё и понял. Каждое слово в моей песне дышало любовью к Оле. Каждая строчка полыхала этими больными чувствами к самому родному человеку, которому я была не нужна больше. И, кажется, по его взгляду я поняла то, что он знал. Он всё время знал о том, что я не была полностью с ним никогда, с самого первого момента, как только я встретила её — я была только с ней. Я всегда принадлежала ей, даже когда Дима жарко опалял меня своим дыханием в ночном сумбуре нашей постели.Эту боль можно перетерпеть, Все равно без тебя мне больнее.
Мне не было легче, не было проще и спокойнее. Я не могла справиться с этой болью. Временами, конечно же, всё отступало на задний план, давая мне выдохнуть, на мгновение ожить снова. Вспомнить о том, что есть ещё что-то, кроме меня, кроме тебя. Что есть Дима, который нуждается во мне. Есть люди, которым нужны мои песни, которые на каждом концерте, во время прослушивания каждой песни, пропускают вместе со мной через себя всю ту тоску и боль, что я в них вложила. Но беда в том, что стоит только зазвучать первым аккордам, и я вижу твоё лицо с нежной улыбкой на нём. Вижу, как ты с интересом читаешь новую песню, в которой откровенное признание, понятное лишь нам обеим. Вижу, как ты, поддавшись импульсу, начинаешь плакать и просить меня больше не писать такие красивые песни. Вижу, как во время нашей ссоры ты хлопаешь дверью, оставляя между нами всё большее расстояние с каждым пройденным шагом прочь от меня. Ещё шаг. Ещё один. Боль захлёстывает с такой силой, что кажется, это не софиты слепят меня на новой, очередной сцене, накатывая на мои глаза непрошенные слёзы. И я закрываю глаза, чтобы никто не видел в них твоё отражение. Мрачно выругавшись, убираю телефон, пытаясь подумать о чём угодно, но не о тебе. Пытаясь вырвать из себя мысли о тебе, боль эту, что проникла внутрь, расползаясь, словно идиотская неизлечимая болезнь. Шаги. «— Лен? Ты спишь? —». Зажмуриваюсь за секунду до прозвучавшего вопроса. Я не могу сейчас смотреть ему в глаза, зная, что он увидит там всё. Не сейчас. Делаю вид, что сплю. Слышу, как Дима, войдя в комнату, раздевается. Складывает вещи на полку в шкафу. Всегда аккуратный и правильный, такой надёжный и хороший Дима. Ныряет под одеяло, мягко обнимая меня со спины, притягивает к себе. Я чувствую его запах. Он всегда пахнет яблоками и хвоей, и ещё чем-то свежим. Чувствую, как он вдыхает запах моих волос и оставляет поцелуй на оголённом плече. Но я не чувствую его губ. Не чувствую, кажется, вообще ничего.Поднимаю тебе белый флаг, Но твои стрелы летят в мою сторону. Я укроюсь от них, разделив всё поровну.