Venice Beach, baby

      В кабинете Сынхёна стояло некое затишье, несмотря на то, что людей-то было предостаточно. «Действительно, будто затишье перед бурей» — думает Ханбин, которому-то и сказать нечего, и он просто слушает. Да и есть у него право голоса? Его статус в этом деле все так же остается загадкой. Но да, именно Ханбин и является виновником этого собрания. И пока все думали о чем-то по делу, Ханбин все так же продолжал молчать и просто смотрел куда-то в одну точку. Без всяких мыслей. Все завертелось так внезапно, что парень даже не может отобразить насколько все крупно изменилось в его жизни за каких-то несколько часов.       Воздержавшимся от слов Ханбин был не один. Обеспокоенный такими событиями Джиён тоже был среди собравшихся. Но и ему сказать было нечего, потому что в этом он не разбирается. Просто хотел лично узнать, что БиАй будет в безопасности. Такое внимание от известного человека хоть и льстило, но успокаивало. У Ханбина по поводу этого дела вообще неоднозначное мнение. С тех пор, как умер его отец, впервые к нему проявляют заботу и действительно волнуются за его судьбу. Хотя за примерно час, как они с Чживоном и Мино приехали в участок, Ханбин приметил, что Квон бросает обеспокоенный взгляд то на самого парня, то на Бобби, что не могло не смущать. Какая бы свободная не была Америка, отношения между парнями все же считаются странными, но Ханбин не сомневался, что о них в кабинете знают все. — Вот мне интересно, кому 17-летний ребенок мог перейти дорогу? — первым нарушает череду раздумий Сынхён, — хоть и очень богатый ребенок. — Я не ребенок, — насупился Ханбин на подобное обозначение. — Знаем мы, где ты не ребенок, — Своей усмешкой Скотт смутил Ханбина и растрепал уложенную прическу, делая БиАя похожим на воробушка, — А вообще я впервые сталкиваюсь с подобным за столько лет работы. Убить столько ни в чем не виноватых людей ради того, чтобы в конце убить всего лишь мальчишку. Сынхён, когда у меня будут все реквизиты КимСо и сделки, совершенные за последние 10 лет? А, точно, еще мне нужна информация по черному ящику из разбившегося самолета, на котором был мистер Ким. — О, тот самолет, — вмешался в разговор и Сон, — я хорошо запомнил тот случай. Еще и практика у меня тогда была. Вот там-то мы и узнали, что черного ящика не было. Он был извлечен до взлета самолета и абсолютно бесследно. Тогда еще СМИ рассказали полностью придуманную историю с якобы черного ящика… Ой! Я же подписался о неразглашении!       Под конец Мино уже кричал, схватившись руками за голову. И пока из-за слишком громкого представления Мино все думали о том, кто вообще тот выживший из ума человек, решивший доверить настоящей находке шпиона подобную тайну, Скотт думал над словами. Подобные самобичевания и проколы его главного ассистента для него не такое уж и удивительное событие, а вот то, что он случайно сболтнул сразу же привлекло внимание мужчины. — Кхм-Кхм, — прокашлялся Скотт, дабы все обратили на него внимание, — тогда мне нужен список пассажиров, которые были на борту самолета. Ну и информацию по бортовому самописцу, дабы не выдавать прокол нашего идиота.       Как и все, Чживон тоже прислушался к словам судмедэксперта. Слова Ханбина об отце всплыли в его памяти. Ханбин тогда уверенно говорил о том, что это убийство, но откуда он мог знать, если о ящике ему правду никто бы точно не сказал. И Чживон почти был готов задать вертевшийся на языке вопрос, но его отвлек приближающийся шум снаружи. Дверь была открыта рывком и в проеме возник мужчина средних лет, которого не особо эффективно пытались удержать Рэдли и Лео. — Какое вообще вы все тут имеете право удерживать моего сына! — Гневно кричал мужчина, которого про себя Бобби окрестил типичным американцем. Высокий, широкоплечий блондин с голубыми глазами и ровным рядом белоснежных зубов. Еще и фирменный дорогой костюмчик не остался без внимания Бобби. Что-то он не припоминал, чтобы за последние пару недель они задерживали богатеньких сынков. — Ты мне никто. — Внутри Ханбина уже всего трясет только от вида мужчины, но он говорит ровно и сухо. Будто выплевывает эти слова. Органы опеки уже давно подтвердили его эмансипацию, поэтому с мужем матери, Джеймсом Лори, его ничто не связывало, — а в участке я по своей воле. Убирайся.       Ханбина словно и не было в помещении. Он словно и не говорил ничего. Даже не был удостоен взгляда. «И на кой-черт качаешь мои права, если мое мнение не важно?!» — Ханбин уже был на пределе. Слишком сильно он ненавидел этого человека. — И кто Вам, — Джеймс безошибочно тыкает пальцем в сторону Сынхёна пальцем, — позволил сделать запрос и получить закрытое досье Ханбина?! — Все сделано по закону, поэтому Ваше негодование не обосновано, — БиАй впервые слышал, чтобы Сынхён говорил соответствующе своей должности и положению. Когда он говорил кратко, но придавая весомый вес словам, на что и возразить было нечем. Даже таким личностям как Лори. — Какого черта ты лезешь в мою жизнь, сумасшедший придурок? — Ханбин встает прямо перед Джеймсом и смотрит на него с вызовом. Слишком дерзко даже для Ханбина. Этот человек в его жизнь не вписывается. Его не должно быть здесь. — Потому что я твой отец!       Играй они сейчас в морской бой, БиАй бы с досадой в голосе сказал «Убит». Но это не игра, а слова Лори если и ранят, то в самое сердце и окончательно. Ханбин не маленький и не тешит себя чем-то вроде мыслей о том, что родитель на самом деле жив, но просто не может до них добраться. — Мой отец мертв, — отвечает Ханбин гробовым тоном, — а другого у меня нет. Или ты забыл о решении суда?       Подобные слова парню давались нелегко. Он искренне ненавидел этого мужчину. Этот человек развалил его семью, из-за этого человека матери БиАя было все равно на смерть мужа, а к своим детям она потеряла всякий интерес. Перед ее взором всегда был только Джеймс Лори, а они с Ханбёль резко оказались на последнем месте. Они стали сами по себе. Их лишь кормили и предоставляли дом. Ханбин не мог на все это смотреть и ушел из дома, прежде вычитав нужные статьи из законов. Ему осталось дождаться совершеннолетия, чтобы и Ханбёль забрать из этого дома. Она часто-часто плакала в трубку телефона и говорила, что скучает. — Мне все равно на это решение. Сейчас тебе не следует находиться в Штатах. Билет на ночной рейс уже куплен. Сегодня же ты летишь в Германию, где в одной частной закрытой школе уже готовятся документы для твоего перевода. — Уж точно это не тебе решать! Я не собираюсь никуда улетать! — Хочешь или не хочешь… — Джеймс хватает парня за руку, чтобы увести его, но Ханбин крепко вцепился в край стола и не собирался никуда уходить. — Не прикасайся ко мне, гребанный извращенец!       Ханбин чувствует себя жалким. Он и есть жалкий. Все что он и может делать — это кричать и ругаться. Он не хочет ни в какую Европу, где не будет ни его друзей, ни Бобби. Где он будет совершенно один, оставленный наедине со всеми страхами. Лори как-то уже пытался сплавить парня как можно дальше, а сейчас и повод подходящий был.       Не прошло и минуты, как рука Ханбина снова оказалась на свободе. Парень оборачивается и видит, что Лори прижат Чживоном лицом к стене, а руки были заломлены за спиной. Бобби на фоне Джеймса казался хиленьким, но постоянные тренировки и опыт в подобном позволяли ему доминировать даже над подобными большими людьми. — Увы, но Вы не можете никуда забрать Ханбина. Это будет рассматриваться как похищение, раз Вы пытаетесь забрать его против воли. — Бобби, отпусти его, — подает голос Чхве, и Бобби, хоть и недоволен подобным приказом, но подчиняется, — а Вы, мистер Лори, можете быть свободны. Мой сотрудник сказал все верно. Если же вы отказываетесь уходить, то у меня имеются все основания, чтобы оставить Вас здесь. Только вот в качестве задержанного за устроенный беспорядок в полицейском участке. Сделайте правильный выбор и не мешайте расследованию.       Джеймс скривил свое идеальное лицо в отвращении и покинул кабинет, громко хлопнув дверью, но так ничего и не сказав. Ханбин, как завороженный, смотрел на Сынхёна. Без лишнего шума, без каких-либо действий, он так просто избавился от того человека. Парень впервые видел его таким… серьезным? Он впервые видел в Сынхёне достойного начальника оравы безбашенных и не особо контролируемых полицейских. Ханбин видел их и долго не понимал, как вообще Сынхён умудрялся их всех контролировать, но вот все встало на места. Такому тону страшно не повиноваться. — Это как в том анекдоте про странных родственников жены, — пустил смешок Скотт, чья шутка многих заставила улыбнуться, а двух парней слегка смутила. Все же Чживон вспылил из-за Ханбина, а не закона. — Ханбин, как думаешь, у него может быть мотив? Или какая корыстная цель? — Нет, — отвечает сразу БиАя и сжимает губы в тонкую полоску, — У нас почти не было никаких конфликтных ситуаций, потому что я съехал почти сразу, а домой захожу, когда точно уверен, что его там не будет. А фирма записана даже не на маму, а на нас с Ханбёль. Да и управлять ей могут только корейцы по уставу самой компании. Сотрудники там, кстати, тоже корейцы. Да и смысл ему от фирмы, он и так богат. Ну, а в случае нашего с Ханбёль отказа, все документы перейдут к другу отца из Сеула, который поможет с ликвидацией. — А за что ты его тогда так ненавидишь? Он хоть и не умело, но хочет для тебя лучшего. — спрашивает Джиён. — Это личное. Просто не могу принять его.       Темы, связанные с семьей, Ханбин не любил оглашать. Будь то хоть семейный бизнес. Даже друзья знают лишь малую часть. Разве что Бобби узнал чуть больше. Еще в детстве отец Ханбина вложил в него, что все происходящее в семье должно остаться в семье. Лишь с появлением в его семье Джеймса БиАй не всегда выдерживал и срывался. Мог начать ссору как среди посторонних, так и среди знакомых. Он считал такое поведение недостойным. — Я не хочу никуда лететь. Я боюсь летать на самолетах. И я не буду там чувствовать себя в безопасности, — «без Бобби».