***
Антонио провел в раздумьях почти весь оставшийся день. Эта просьба вызывала в нём смешанные чувства. Он без сомнений готов был отказать, но слова об отце. Антонио не хотел проблем. Если его начнут искать родственники, это повлечет за собой много последствий. Что если привлекут ещё и правоохранительные органы? Проще отпустить Амадея под тщательным присмотром, он ведь никуда не денется, а если натворит глупостей — Сальери найдет его. Найдет и очень сильно накажет, и уж точно перестанет давать ему поблажки. Если этот парень подорвет его доверие, то он будет достоин такого же отношения как и Анри. — Я хочу поговорить с тобой, — Сальери сложил все бумаги и документы в одну стопку и отодвинул их на край стола. Пришедший, по приказу хозяина, Альберт стоял практически у самой двери и с бесстрастным лицом смотрел в спину мужчины. Этот разговор не предвещал ничего хорошего, подумалось ему, а ведь мальчишку сегодня он вроде бы не трогал. — Это касается Амадея, — продолжил он, и телохранитель инстинктивно сделал шаг к двери. — Нет, это не по поводу твоих намерений к нему, расслабься, — он усмехнулся, заметив нервозность француза и повернулся к нему лицом. — Присядь. Он попросил меня отпустить его на праздники домой. — И Вы хотите посоветоваться со мной? — Альберт всё же принял приглашение присесть, и опустился на мягкий диван, который стоял прям напротив стола хозяина. — Нет, я хочу сообщить тебе, что ты будешь его сопровождать. Отвезешь его лично по адресу, который он тебе скажет, поставишь машину где-то неподалеку от его дома, и будешь следить за ним. Если Амадео попытается сбежать, ты знаешь, что делать, — Антонио недвусмысленно замолчал, и лишь, когда мужчина ответил ему утвердительным кивком, продолжил: — Но во всех остальных случаях, я запрещаю тебе прикасаться к нему, я запрещаю тебе даже смотреть в его сторону, хоть одна твоя блядская мысль по отношению к нему, и я тебя кастрирую лично, — Сальери сцепил зубы, сдерживаясь от того, чтобы не зарычать. Он в миг оказался рядом с Альбертом, сомкнул пальцы на воротнике его кожаной куртки, и встряхнул, так что телохранитель едва не потерял равновесие. Он знал, что ему даже не обязательно что-то делать по отношению к Амадею, всего одно слово этого мальчишки и Сальери сотрёт охранника с лица земли, не разбираясь правда это или нет. Он был достаточно ревнив, Альберт знал это с самого первого дня, как только появился здесь. Но никогда ещё ревность не выражалась так сильно, так рьяно. Хозяин выглядел так будто способен был перерезать глотку любому, кто приблизится к чертовому Моцарту. — Что значит для Вас этот мальчик? — Альберт осторожно расцепил пальцы Сальери, заставляя убрать их и итальянец не стал возражать. Он посмотрел на своего слугу и приподнял бровь в удивлении: — Ничего. Он мой клиент и пленник, как и многие другие до него. Почему тебя это интересует? — Вы обеспокоены им намного больше остальных, и Ваша ревность… — Ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда кто-то ошивается рядом с моими клиентами, — Сальери сжал кулаки. — Вы ведь уволили Франческо из-за ревности, Господин? Упоминание о брате сильно резануло по ушам. Да, Тонио ревновал его к Амадею, в последнее время они сильно сблизились, но этого было недостаточно для того, чтобы уволить его. Ческо хотя бы не лез к нему в сексуальном плане, и только Антонио знал, какова была настоящая причина его увольнения. Об этом вспоминать совсем не хотелось. — Это тебя не касается, — хозяин тихо зашипел, скаля зубы, а затем сжал свои пальцы на подбородке Альберта: — Тебе ясно то, что я сказал по поводу мальчишки? — Да. — Отлично, — Сальери тихо рычит от злости, выпускает из рук чужой подбородок и залепляет охраннику не сильную пощечину. — Завтра вы выезжаете.***
Вольфганг получил вердикт только к вечеру. Он успел поужинать, обойти весь особняк в поисках занятия, и когда Сальери позвал его, он был впервые рад его видеть, хоть и боялся отказа. Но ответ его порадовал, от счастья Моцарт даже повис на шее у Тонио, за что получил угрозу остаться дома и лишь потом отпустил хозяина. Его не устраивало лишь то, что повезет его Альберт. Этот чертов извращенец, которого Моцарт на дух не переносил, но Сальери бы никогда не позволил поехать мальчику своим ходом, да и денег на билет у него, конечно же, не было. Но зато он сможет наконец вырваться из этой золотой клетки, хотя бы на пару дней, и хотя бы под присмотром этого выродка. Утро началось для парня к удивлению слишком рано, но Сальери почему-то настоял на том, чтобы они ехали вечером. Моцарта это расстраивало, но он не мог ничего поделать. От скуки пришлось ещё немного поистязать инструмент, чтобы сыграть очередную импровизацию, Альберт почему-то совсем перестал реагировать на соблазнительные подергивания мальчишки, и он даже расстроился. Наблюдать за тем, как Сальери рыча кидался на телохранителя с угрозами и кулаками, было забавно, особенно, когда Альберт в этом был совсем не виноват, но Антонио никогда не разбирался. Ему было достаточно одного слова из уст Вольфганга и мужчина становился автоматически виноватым. Ни уговоры, ни оправдания не действовали, хозяин был слишком ослеплён ревностью, да и не думал, что мальчишка стал бы врать, а вот Альберт, вполне возможно, очень даже мог. — Ты едешь всего на два дня. Никаких опозданий и глупостей, это понятно? Слушайся Альберта. Альберт, делай всё, что он тебе говорит, в пределах разумного, конечно. Это приказ, — Сальери спустился на первый этаж, где Амадей натягивал на себя верхнюю одежду и проводил обоих всего лишь до порога. На улицу он не вышел. Вольфганг тепло улыбнулся ему и перед тем, как сесть в тонированную машину охранника, посмотрел на крыльцо. — Не скучай, Тонио. Я вернусь и продолжу промывать тебе мозги.