***
Будучи человеком умным, Франческо понимал, что обратиться за помощью в больницу они не смогут. После всего случившегося это наверняка привлечет к себе ненужное внимание. Моцарт был мальчиком несовершеннолетним, и первый вопрос, который возникнет при регистрации пациента, будет о его родителях. Франческо мало что знал о родителях мальчишки, только то, что он планировал съездить к ним на каникулах. Да и какой родитель обрадуется, если ему вдруг сообщат, что его ребёнок стал жертвой торговли людьми, да и вдобавок, едва не погиб под пулями в лесу? К тому же, Анри тоже подставлять не хотелось. Тот и вовсе был без родителей и места, где можно было бы остановиться, а детский дом такая себе перспектива. Придется выкручиваться самим. Франческо давно усвоил, что полагаться на кого-то нельзя. Они здесь сами, бродяги, изгои, одни против целого мира. И было поистине только одно место, где им могли бы помочь. Франческо в последнюю очередь хотел бы идти туда, но выбора у него не было — маленький Амадей долго не выдержит, ему срочно нужно было достать пулю. Постучав в дверь ещё раз, он не выдержал. — Где же тебя носит, скотина?! — выругался охранник, приложившись о непоколебимую калитку теперь и ногой. — Если ты не откроешь, я выломаю эту чёртову дверь, я клянусь! — Может, его дома нет? — осторожно предположил Анри. Он присел на корточки и осторожно взял Сэм за загривок, чтобы та не вылезала на ноги Франческо. С той стороны наконец раздались шаги вместе с неразборчивой бранью на французском. Человек, — скорее всего это был он, — приблизился к воротам, и долго не раздумывая, приоткрыл калитку, недовольно покосившись на пришедших. — Опять ты? — неприветливо зарычал Альберт сквозь дверную цепочку. — Часы приёма уже давно закончились, Франческо, проваливай. Он с готовностью потянул калитку на себя, чтобы закрыть. Обозленный итальянец мог бы сутками спорить, когда, во сколько и как принимает Антонио, — ведь график он знал отлично, в отличие от этого шаромыги, — но сейчас явно был неподходящий момент. — Засунь свои часы приёма, знаешь куда?! — басом пророкотал Франческо и со всей силы схватился за дверную цепочку, сильно рванув её на себя. Не выдержав напора, она лопнула на две части. Старший Сальери, не жалея силы, толкнул дверь вперёд. Альберт, не ожидавший такого расклада событий, отскочить в сторону просто не успел. Тяжёлая дверь ударила его, и смела с пути. Ничего так и не поняв, мужчина рухнул в клумбу цветов, приземлившись на бок. Мир перед глазами поплыл разноцветными пятнами. Он слышал как незваные гости прошли мимо, как щёлкнул замок парадной двери. Франческо, не видящий ничего перед собой, влетел внутрь и понёсся по коридору. Большой просторный холл встретил гостей могильной тишиной и мраком. Человек с ребёнком на руках миновал кухню и столовую, распахнул двери первой попавшейся гостевой и опустил его на кровать. Мужчина снял повязку, насквозь пропитавшуюся кровью, нашел где-то ножницы и разрезал толстовку мальчишки в районе раны. Ткань от влаги просто прилипала к телу и не дала бы работать. На этаже, за дверью, послышались шаги. — Что здесь… — Ничего не спрашивай! — рявкнул Франческо. Антонио стоял в белой футболке и джинсах, на его аристократичном лице не было и намека на прежнюю ухмылку. — Неси все медикаменты, которые есть! Только быстрее, не стой столбом! Антонио, ошарашенный ситуацией, хотел объяснений, но вид окровавленного Вольфганга заставил его отбросить все вопросы на потом. Он быстро поднялся на второй этаж, выудил из своей комнаты большой медицинский бокс, и почти бегом вернулся обратно. Франческо уже стоял над мальчишкой и пальцами ощупывал рану. Антонио едва не стошнило от вида крови, настолько её было много. Он тихо подошёл ближе и поставил бокс на тумбу. Вольфганг лежал на кровати безобразной фигурой. Одна его рука свисала с постели и была испачкана в крови, — судя по всему, именно ей он зажимал себе рану, когда был в сознании, — другая веревкой лежала вдоль тела. Одежда, разорванная и грязная, прилипла к телу, а возле раны была разрезана. Он дышал спокойно, почти неспешно. Если не присматриваться, можно было бы и не заметить, что он вообще дышит. Это пугало больше всего. Франческо, не церемонясь, осмотрел медицинский бокс и достал оттуда бинты, пинцет и бутыль спирта. Антонио жадно наблюдал за его действиями, но вмешаться не решался — он вообще мало что смыслил в медицине. Старший брат простерилизовал пинцет в спирту и быстро натянул перчатки, которые нашлись там же, в боксе. Внутри себя Франческо был рад, что у него в распоряжении было всё необходимое, это была одна из причин, почему он хотел идти к брату. У того были даже такие мелочи, о которых он и не подозревал. — Может быть, лучше вызвать скорую, Франческо? — Нельзя, — хмуро отозвался мужчина. Он осмотрел рану и сделал вывод, что важно жизненные органы вроде бы не задеты, — одним только чудом! — а значит, опасаться нечего. Нужно просто как можно скорее вынуть пулю, пока она не начала отравлять организм. — Иди сюда, поможешь мне. — Я?.. — неуверенно протянул младший, даже отступив на шаг. — Если бы у меня был ещё один брат, я бы попросил его, — раздражённо бросил Франческо, надавив двумя пальцами на рану. — Я сейчас буду доставать пулю, но чтобы это сделать, мне нужно, чтобы кто-то отсасывал кровь, пока я буду работать. Если этого не сделать, она зальёт рану и я не смогу ничего сделать. Понятно? Младший неуверенно кивнул. — Возьми клизму, только простерилизуй её, и шевелись, черт возьми! Антонио охотно послушался, нырнув руками в большую коробку с лекарствами. Найдя нужную вещь, он сжал её пальцами и стал ждать указаний брата. Руки сильно тряслись. Страх сделать что-то не так одолевал каждую клеточку его тела. Пожалуй, сейчас наступила прекрасная возможность признаться себе, что этот мальчик ему небезразличен. Пинцет в руках Франческо дернулся и полностью погрузился в рану. Старший что-то шептал сквозь зубы, орудуя инструментом внутри. Он жестом подозвал брата, когда потребовалась помощь, Антонио старался не дышать, чтобы ничего не испортить. Операция продолжалась недолго. Вскоре пинцет зацепил что-то твёрдое внутри, и сжав в тисках, потянул наружу. Пуля, скользкая от крови, едва не выскользнула, но Франческо поймал её ладонью и положил на край тумбы. Он сам закончил процедуру, осторожно промыв рану спиртом и наложив повязку из чистого бинта. Оставшуюся на мальчике толстовку, он снял и оставил на его теле только грязные джинсы. Последним, что он сделал — была прививка с кровевосполняющим раствором. Антонио помолчал немного, вытер руки от крови полотенцем и хотел задать вопрос брату, но тот внезапно сам начал говорить. Очень тихо и спокойно. — Я сделал всё, что в моих силах. Если он сможет проснуться — выживет, — голос его отдавал скорбью, что младшему очень не понравилось. Но в следующий миг он понял, что это было лишь затишье перед бурей. — Это всё из-за тебя! Из-за тебя, чёрт возьми! Франческо резко выпрямился во весь рост и шагнул к мужчине, угрожающе нависнув сверху. Антонио, заметно перенервничавший за этот короткий промежуток времени, растерял всю свою холодность и успел испугаться. Его брата редко, когда можно было вывести из себя. Он почти никогда не злился, и уж точно никогда не кричал на него. Франческо вообще никогда не ругался. — Это была последняя капля, Антонио, — сказал старший, заметно сдерживающий себя от того, чтобы не сорваться, — если ты не прекратишь это — я сам сдам тебя в полицию, понял?! Он плотно сжал кулаки вместе с зубами, и пошёл прочь, напоследок бросив: — Молись, чтобы он выжил. Антонио не знал, чего на самом деле он испугался больше всего. Угрозы Франческо, его устрашающего вида, или же того, что несчастный Амадей может проиграть битву за свою жизнь. Дверь громко хлопнула, заставив его вздрогнуть. Антонио собрал все использованные инструменты в одну кучу и оставил их на тумбе. Пускай. Служанки придут и уберут, а пока нужно прийти в себя. Его бывший пленник лежал на кровати безвольной куклой. Такой же красивый, подумал садист, поймав себя на мысли, что разглядывает его. Казалось, будто бы мальчишка просто спал, и отчасти так оно и было, если бы не дыра в его животе. Антонио знал, что он не виноват в этом напрямую, но всё равно чувствовал за собой вину вместе с раздирающим интересом — Франческо так и не объяснил ему, что случилось. Ворвался вот так в его дом, кажется, распугал всю прислугу и успел напугать его самого. Где-то в глубине души Антонио был благодарен ему за то, что он вновь принес мальчика в его дом, но вопреки этому, он понимал, что ничего хорошего не произошло. Наоборот. Должно быть, произошло что-то ужасное. Он ещё не знал, что совсем скоро в городе объявят траур. Дом, огромный и пустой, нагонял мрак. Антонио нашел служанку, и поручил ей убрать и проветрить комнату, где лежал Вольфганг. Он хотел найти Франческо, чтобы поговорить, но того не было видно. Искать его по всему особняку дело хлипкое, поэтому садист решил, что просто подождёт, пока брат не появится где-нибудь на первом этаже. Он остановился возле кухни и услышал доносившийся оттуда голос: — Не переживай, всё будет хорошо, с ним Франческо. Он поправится, вот увидишь. Тихий хриплый мальчишеский голос, который казалось, был ему знаком. Будто бы, он слышал его где-то раньше. Шагнув вперёд, он встретился с довольными глазами. Анри улыбнулся ему так мило, как только умел. Он сидел за столом напротив пустой грязной тарелки и перебирал пальцами шерсть собаки. Собака сидела на его коленях, и кажется, была коричневого цвета. Антонио оскалился. — Ты! — Привет, — вполне дружелюбно пропел Анри. — Ты не рад меня видеть? Антонио, по его мнению, совсем не изменился. Скалящийся, с ровно приглаженными волосами, и в такой же идеально выглаженной белоснежной футболке и темных джинсах. Со злыми глазами и раздраженным видом. Тот же Сальери. Вот только сейчас он выглядел намного спокойнее. Не было того запала в его глазах. По крайней мере, сейчас. — Ты что здесь делаешь?! — едва не зарычал бывший похититель, сложив руки на груди. — Разве ты не… — Нет, как видишь, я жив и относительно здоров, готов снова трепать тебе нервы, мой дорогой мучитель. Разве ты не скучал по мне? Он говорил так, будто бы это Антонио был всё это время его жертвой. Наглый зарвавшийся мальчишка. — Нет, — без капли смущения ответил Антонио честно. — Как ты вообще смог… — Франческо пришлось постараться, чтобы попасть внутрь, ты очень негостеприимен, знаешь ли, — фыркнул парень, и приметив непонимание в глазах своего собеседника, принялся объяснять: — Да, я пришел вместе с Франческо. Видишь ли, мы с Вольфгангом стали отличными друзьями, благодаря твоим усилиям. Поэтому я никуда не уйду отсюда, пока не узнаю, что мой друг в порядке. К тому же… мне некуда идти, и я подумал, что ты будешь рад приютить меня на некоторое время. — Даже не думай об этом, ты чертов выскочка! — Ты купил меня, Антонио, — серьезно начал Анри, разгладив сбившуюся шерсть Саманты за ухом, — а значит, ты несёшь ответственность за меня. Из-за тебя мне некуда податься. — Я продал тебя и это больше не моя забота, — фыркнул садист, явно не воспринимая этот разговор всерьёз. — Ну, считай, что меня вернули назад как брак, — без улыбки сказал мальчик. — Чего тебе стоит? У тебя огромный особняк, жалко одной комнаты? — У меня здесь не приют и не отель, мой милый. — А ты никогда не отличался особой тактичностью… Хочешь ты того или нет, но я останусь здесь, а если ты попробуешь меня вытурить — я пойду в полицию. На фоне всего случившегося мне поверят даже без доказательств, ну, а если нет, то я попрошу помочь Франческо, и думаю, что он не откажется. Вообще, Анри не знал согласится ли Франческо на эту аферу, ведь Антонио его брат, и судя по словам Курта, ещё тогда, в лесу, он всё ещё оберегает его и вряд ли пойдет на подобное. Но сказать что-то нужно было, чтобы подкрепить свои слова, ведь садиста так просто не испугаешь, верно? Тем более, что Анри совсем не хотел идти на крайности, ему всего лишь нужно было место, где остановиться. Антонио, однако, даже носом не повёл. Он усмехнулся про себя, подивившись такой отважной храбрости юнца, но виду не подал. Что же, мальчишка решил шантажировать его, и Сальери послал бы его подальше, если бы не одно «но». Проблем ему действительно не хотелось, пусть договориться он сможет с помощью денег, но шума это навлечет достаточно, ведь личностью он был довольно знаменитой. Да и брошенные Франческо слова… доверия не вызывали. А с другой стороны, Анри был прав. Он, Сальери, купил его, тем самым лишив дома. Всё таки богом забытая совесть проснулась и ныла где-то на задворках сознания. Антонио поморщился. Он выкупил Анри в 2010 году. На улице стоял тёплый весенний день. Мужчину тогда встретил на пороге дядюшка парня — это он знал уже заранее, как и некоторые факты из жизни мальчишки. Анри было семнадцать, он нигде не учился после того, как закончил девять классов в школе, и жил со своим единственным дядей. Родственников не было, родители погибли в автокатастрофе, когда парнишке исполнилось тринадцать. Он вроде бы пытался работать на ранних порах и обеспечивать себя необходимым, поскольку его единственный опекун думал лишь о том, где бы купить очередной бутыль вкусного пива. Скорее всего, дядя начал спиваться уже после всего случившегося с родителями, иначе ребёнка ему никакой суд бы не оставил. Антонио считал, что в какой-то мере он спас этого несчастного мальчишку, дав ему крышу над головой, вкусную еду и теплую уютную постель, избавив тем самым от нужды тяжко работать и постоянно терпеть унижения от нерадивого родственника. Когда Сальери предложил сумму в размере десяти тысяч долларов, Ангус, — так звали это пьяное животное, — без лишних раздумий согласился на сделку. Антонио даже не пришлось ничего придумывать для того, чтобы убедить отдать мальчишку. Всё произошло будто бы само собой. Сейчас Антонио понимал, что если Ангус и жив, то вряд ли помнит своего племянника, которого сам же и отдал, а Анри тоже не горит желанием возвращаться. Но сломленный уже трижды, этот мальчишка всё равно стремится вперёд, пытаясь пробиться наружу любыми способами. Ещё год назад Антонио всей душой ненавидел его за все вымотанные нервы, но сейчас он понял, что мальчишка, от которого все отвернулись, всего лишь защищался, а теперь ему действительно некуда было пойти, и кажется, в этом виноват Сальери. Какое же блядство, Антонио, в тебе проснулась совесть! Он мотнул головой и ещё раз посмотрел на парня, сидящего напротив. Весь грязный с ног до головы. Как и Вольфганг. Как и Франческо. Даже собака была испачкана и приняла какой-то бордовый оттенок, и это уже не давало покоя. Что там могло произойти, что они все вернулись в таком виде? Откуда вообще они пришли? — Так уж и быть, можешь остаться, — словно принимая своё поражение тихо сказал садист, — но ненадолго, и не наглей, раз уж я пошел тебе навстречу, Анри. — Я буду хорошим мальчиком, не сомневайся, — издевательски пропел Анри, улыбнувшись. Сальери оскалился на издевку, и развернувшись, хотел уйти, но мальчик успел спросить: — Что с Вольфом? Он будет в порядке? Антонио увидел беспокойство в его глазах и решил ответить. — Франческо вытащил пулю и перевязал его. Я не знаю, насколько всё плохо, но он сказал, что если парень придёт в себя, то бояться нечего. И ушёл. Анри шумно вздохнул и погладил Сэм по голове. — Ничего, всё обойдется, а теперь нам с тобой неплохо было бы искупаться. Особенно тебе. Он тронул её за ухо, но она не обратила на это внимания. Её ничего не интересовало. Голова была пуста и гудела от мыслей. Она растерянно поднялась на лапы, когда Анри затормошил её, и спрыгнула на пол. Принюхаться было сложно. Сделать хотя бы шаг, тоже. Усталость и голод только сейчас давали о себе знать. Тогда, в погоне Сэм просто не замечала этого, потому что было просто некогда, а сейчас невыносимо болели и тряслись лапы, взгляд становился мутным. Мальчишка пытался накормить её, но в глотку ничего не лезло, даже ароматный запах чего-то мясного не пришелся ей по душе. Попытавшись размяться и потянуться, собака встряхнулась, и пошла к выходу. В большом коридоре запахов оказалось намного больше, и без труда, она уловила аромат своего мальчика, который перемешался с кровью и спиртом. Дверь, от которой с трудом оттащил её Анри сегодня, была заперта. Она заскребла лапами по дереву, но ничего не произошло. Может быть, Саманта и смогла бы открыть её, но сейчас просто не хватало сил для этого. От беспомощности, она села рядом и тихо завыла. Неизвестность пугала похлеще любых выстрелов и взрывов. Сэм не знала абсолютно ничего о состоянии Вольфганга и это вгоняло её в панику. В воздухе лишь витал его запах и запах крови, который не предвещал ничего хорошего. Она слишком хорошо была с ним знакома, чтобы понимать это. Увидев Анри, выходящего из соседней комнаты, она резво подпрыгнула с места и увязалась за ним. В этом огромном неизвестном доме она чувствовала себя мелкой крошечной букашкой, и от того её страх усиливался. Держаться ближе к тем, кого она знала, была единственная возможность хоть немного успокоиться и отвлечься, поэтому Сэм старалась не отставать от Анри. Мальчишка зашёл в ванную комнату, а собака без промедления заскочила за ним, сразу же принявшись обнюхивать новую местность. Он говорил ей что-то, тон Саманта различила как дружелюбный. Её успокоило это. Она легла возле душистого полотенца и принялась ждать, пока парень закончит мыться. К сожалению Сэм, Анри решил искупать и её, но вид ванны полной воды ей совсем не понравился. Всеми силами пытаясь сказать, что ей это не по душе, она начала вырываться, и не сильно укусила мальчика за руку. В итоге маленькая драка завершилась поражением, а тёплая вода, однако, оказалась довольно приятной. Всё-таки смирившись, Сэм кое-как села и позволила Анри натереть себя душистым шампунем. Постепенно вода в ванной окрашивалась темно-красным, а шерсть возвращалась к своему настоящему цвету — белоснежному. Сначала Анри даже удивился, потому что от прежнего — палевого, не осталось и следа. Возможно, уже тогда, когда они нашли её, собака была просто грязной, а быть может, что с возрастом шерсть просто посветлела. Он не знал, но результатом был доволен, натирая Сэм мягким полотенцем. Та довольно урчала в ответ и подставлялась под прикосновения. — Ну, вот, теперь ты настоящая красавица, — улыбнулся мальчик и Саманта ласково лизнула его в нос. — Пойдем, поищем чем заняться. Развлечения в пустынном доме, однако, найти оказалось непросто, да и настроение не располагало к веселью. Анри вернулся на кухню и снова попытался накормить Сэм. На этот раз ему повезло больше, и собака от еды не отказалась, даже наоборот — съела всё, что он предложил. После чего они оба принялись тыняться по дому в поисках чего-нибудь, на что можно отвлечься. Пару раз парню снова пришлось оттащить собаку от двери, за которой лежал Вольф, и он её понимал. Саманта совершенно не знала, что произошло и тревожилась по этому поводу. Конечно, объяснить ей что-то было бы абсолютным безумием, и Анри это понимал. Он надеялся только на то, что скоро всё разрешится и Сэм сможет утолить свою тревогу. Они снова вернулись в южную часть дома и Анри открыл двери гостиной, пропуская Саманту вперёд.***
Чернильный мрак окутал со всех сторон и нещадно давил не зрение. Открыть глаза оказалось сложнее, чем ожидалось. Веки словно налились свинцом и весили под тонну. Голова гудела. Осмотреться было трудно, понять, сон это или реальность — ещё сложнее. Тело словно плавало в прострации. Ноги и руки ощущались с трудом, как будто бы их и вовсе не было. Живот тянуло и сводило, затылок отзывался острой болью при малейшем движении. Первым, что он увидел, когда открыл глаза, было лицо садиста, который навис над кроватью и смотрел прямо в глаза. Громко вскрикнув от страха, Амадей кое-как оттолкнул мужчину от себя и закричал: — Не подходи! Не трогай меня! Не трогай! — он вскочил с кровати, резко сев. Тело охватило состояние аффекта, но в следующую минуту чувствительность вернулась, ослепив яркой вспышкой боли. Охнув, мальчик снова опустился на кровать. Антонио отступил, видимо опешивший от такой резкости и поднял руки в примирительном жесте. До безумия напуганный мальчишка был не в состоянии понять, где закончился кошмар, а где началась реальность. Всё смешалось в голове безумным клубком. Наёмники, лес, Анри, раненый Франческо… Он рефлекторно пошарил рукой по кровати, пытаясь найти что-то, чем можно защититься, но так ничего и не нашел. Постель была абсолютно пуста. — Амадей, успокойся, я ничего тебе не сделаю. Голос, о котором он уже успел забыть, резко вернул в реальность и Вольфганг снова зашёлся в истерике. Чёрт. Эта комната… он помнил эти мрачные готические тона. Эта комната была частью особняка. Или нет?.. Мысли окончательно перестали претендовать на здравый смысл. Мальчишка быстро осмотрелся и понял, что это действительно был особняк Антонио. И сам Антонио тоже был здесь. И вроде бы был настоящим. Если это не сон, то что это? Последние воспоминания были расплывчатыми. Он чувствовал тупую боль в животе и давящую в груди. Кажется, он был в лесу, на границе. Почему тогда сейчас он здесь? Сальери забрал его назад и он снова в его чертовых когтях? Он опять чья-то игрушка? Что этот ублюдок собрался с ним делать… Амадей отчётливо понял, что на груди у него ничего не надето. — Вольф… — Не трогай меня! — громко заорал мальчишка. — Назад! Чёрт. — Где… где моя собака? Саманта. Она его защитит. Она должна быть здесь, она ведь в порядке? Что… что вообще произошло? — Собака? — переспросил мужчина, не сразу сообразив о чём он. Да, точно, на руках у Анри тогда лежала собака. И когда брат принёс Вольфганга, она громко лаяла и мешалась под ногами. Тогда Антонио не обратил на это внимания, зато сейчас он начал медленно вспоминать. — Наверное, она с Франческо. Мальчик немного успокоился, вздохнув полной грудью. Реальность понемногу начинала возвращаться, расставляя все непонятки по своим местам. Его ранили на границе и, наверное, Франческо принёс его сюда. Но почему? Из всех чертовых мест Вены он принес его именно сюда. Осмотрев себя, Амадей так же обнаружил, что рана на животе была перевязана и больше не кровоточила. От боли это, правда, не избавило, но она уже не была настолько сильно режущей. После осмотра и анализа ситуации, пришло и понимание того, что всё наконец-то закончилось. Теперь он в относительной безопасности, в доме, а не в лесу, и убегать больше не нужно. — Тебе нельзя вставать, — снова напомнил о себе Антонио до этого стоявший в стороне. Он подошёл ближе, наплевав на недавнюю истерику парня и тенью навис над ним. У Амадея прошёл холодок по спине. — Не подходи, — в который раз повторил он, кое-как попытавшись сесть на постели, чтобы можно быть защищаться. — А то что? — садист ухмыльнулся. — Я сказал, тебе нельзя вставать, — властно повторил он и сжал одной рукой мальчишеское горло, бросив Моцарта обратно на подушку. Тот плюхнулся затылком на постель и ударился о край бортика. Зашипев от боли, он со страхом посмотрел на Сальери. Ну, нет, он больше не будет терпеть этого. Больше он никому не покажет свой страх. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он громко позвал: — Саманта! Сэм, ко мне!!! Слишком трусливый поступок, но думать о гордости сейчас было не время. По ту сторону двери тут же раздался звонкий лай, а после, и звук когтей, скребущих дверь. Это продолжалось около минуты, после чего дверь распахнулась и на пороге появился Франческо. Антонио предусмотрительно отошёл в сторону, завидев брата. Большая собака бросилась вперёд, и тут же обнюхала хозяина, лизнув его в щеку. Он легко тронул рукой её шерсть и вцепился в загривок, не сводя глаз с Антонио. — Антонио, выйди, — попросил Франческо, сообразив, что к чему. Брат сжал губы в тонкую полоску, но послушался, спешно покинув комнату. Амадей выдохнул с облегчением и отпустил Саманту, прижавшись щекой к её морде. Кровать оказалась слишком высокой для неё, поэтому собака стала на задние лапы и упёрлась передними в бортик, чтобы быть ближе к мальчику. Он окончательно успокоился и поднял более менее трезвый взгляд на Франческо. — Он трогал тебя? — в лоб спросил охранник, обойдя кровать и присев на её край. Мальчик мотнул головой. — Нет… я просто испугался, не знаю чего… — соврал парень. Франческо нахмурился, но решил не продолжать эту тему. — Я рад, что ты очнулся, всё самое страшное теперь позади. Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше, чем несколько часов назад, спасибо. Но живот всё ещё отдает тупой болью, — признался Амадей, — я буду жить? — Конечно. Франческо улыбался. Сэм, уставшая стоять, запрыгнула на кровать и улеглась рядом с мальчиком, положив передние лапы ему на ноги. Он только сейчас заметил, что она была идеально белой, а шерсть в некоторых местах — влажной. Какая же она стала красивая, подумал он. — Франческо?.. Мы сбежали? Теперь всё хорошо? — С нами всё будет хорошо, Вольф, не переживай. Кошмар закончился. — А как остальные? Франческо немного замялся перед ответом. — Точное число погибших пока не известно, — начал он, — лес окружён полицейскими и поисковыми группами, которые его прочесывают на наличие жертв и сбежавших преступников. Больше тридцати детей… вывела Саманта и спрятала возле границы. Наёмники до них не добрались. Сейчас они все в безопасности, полицейские ищут их родных, а сирот отправят в детские дома с последующей психологической помощью. Телевизор только и кишит новостями. Амадей не ответил, молча прислонившись щекой к подушке. Для него это был слишком насыщенный день, чтобы делиться своими впечатлениями. Он опустил ладонь на макушку Сэм и погладил её. Надо же, его храбрая девочка спасла столько жизней, она спасла его, она спасла Франческо. И теперь они все будут в безопасности. Франческо уколол ему обезболивающего и оставил отдыхать, отдав наставление, что вставать пока лучше не надо. Мальчик согласился, вставать ему действительно не хотелось после такого двухдневного марафона в лесу. Сэм тоже уже сопела, свернувшись калачиком рядом. Им обоим нужен был отдых. — Мне придется остаться здесь, Ческо? — задал он самый важный вопрос, который сейчас вертелся в голове. — Пока да, но это временно. Я заберу тебя, как только ты сам будешь в состоянии передвигаться. Мальчишка даже не думал над тем, что будет после того, как весь этот кошмар закончится. У него здесь, в Вене, нет приюта. Оставаться у Антонио хотелось меньше всего. Уж лучше он попадёт в детский дом, чем останется здесь. Там хотя бы никто больше не будет совершать насилие против тебя. С другой стороны, неплохо было бы вернуться домой, о колледже можно теперь забыть, о своей мечте тоже. Должно быть, отец придёт в ярость, когда узнает, что его исключили. Ладно. Об этом он подумает потом, когда немного отдохнёт. А пока пусть весь мир катится к чертям.***
Антонио нашел его в гостиной, в кресле у камина. За окном уже давно сгущались сумерки, от чего особняк стал мрачнее обычного, служанки зажгли светильники и ночные лампы, — единственное освещение, которое здесь было. Франческо сидел в одной майке и джинсах. Тепло огня согревало и дарило безмятежность. Он менял повязку на предплечье и наслаждался тишиной, в которую больше не врывались вихрем крики и выстрелы. Безмятежность нарушал лишь треск дров, тлеющих в камине, но это, наоборот хорошо, это успокаивало. Хотелось раствориться в этой тишине, закрыть глаза и утонуть в прострации. Было хорошо. Он затянул чистый бинт на руке и завязал его. Рана больше не беспокоила, лишь вдалеке пощипывала. Антонио подошёл ближе и сел на соседнее кресло. — Как он? Франческо посмотрел на брата, накинул на себя кофту, оставшуюся лежать на диване, и заговорил: — Очень слаб и напуган. К тому же… у него все симптомы посттравматического стресса, который вполне может перерасти в расстройство, если ничего не сделать, — ответил он, и заметив вопрос застывший в глазах Антонио, начал объяснять: — это когда… — Я знаю, что это, — раздражённо закатил глаза брат, — от чего? — Ты не… ах, да. Точно. Посмотри новости, Тонио. И замолчал, отвернувшись. Антонио фыркнул, взял с журнального столика пульт и включил телевизор. Аппарат вспыхнул красками и выдал какой-то развлекательный канал, включённый в последний раз. Сейчас вместо какой-нибудь веселой комедии он показывал новости. Довольно редкое явление, и мужчина знал, что так бывает, только если новости очень экстренные. На плазменном экране замелькали картинки. Он увидел лес, окружённый полицейскими машинами. Он увидел кареты скорой помощи и людей, одетых в медицинскую и полицейскую формы. Он увидел детей, сидящих, то под забором на зеленоватой траве, укутанных в плед, то стоящих у машин помощи, возле которых крутились медсёстры. Он увидел мертвые тела, и траву, окрашенную красным. Антонио мог с точностью сказать, что ему это не понравилось. Огромное здание на окраине показалось до боли ему знакомым — некогда раньше бывший закрытый бордель, которым заправлял Курт. Он бывал там всего пару раз. Когда приезжал забирать купленных детей, и когда отвозил туда Анри, — это был единственный случай, когда он сопровождал проданного ребенка лично, но хотелось убедиться в том, что нахальный мальчишка точно попадёт куда нужно. Здание после его последнего визита выглядело крайне плохо. Обшарпанные пострадавшие стены. Обсыпавшаяся штукатурка была видна даже возле главного хода, который тоже выглядел неважно. Двери были выбиты и обломки дерева украшали теперь порог — это наверное уже была заслуга полицейских. Некоторые окна на этажах были забиты досками, но не полностью. Скорее всего для того, чтобы дневной свет мог попадать внутрь, но сбежать через них было уже невозможно. Антонио не знал в какой именно момент Курт решил всё перестроить под школу по воспитанию убийц. Зачем ему это понадобилось, он тоже не знал, но попросив немного об этом разузнать Альберта, он понял, что Конрад распродавал специально обученных детей за границу. Куда конкретно и для каких целей — известно не было, разве что кроме того, что за это платили неплохие деньги. Даже очень неплохие. Голос репортёра врывался в уши далёким эхом, но Сальери не мог различить слов, настолько его потрясло всё увиденное. На мгновение его охватило чувство вины, но тут же отступило, уступив место страху. Да, Антонио был не глупым и осознавал, что раз лавочку Курта прикрыли, значит, смогут добраться и до него. Это не радовало. Он откинулся на кресло и придал себе безразличный вид. — Странно, почему Анри в порядке, — бесцветным тоном проговорил он, с трудом вспомнив тему, на которую они говорили. Франческо вспыхнул ярким пламенем злости. — Анри много дерьма повидал в своей жизни, кстати, благодаря тебе же. Я не знаю, может быть, ему было легче всё это вынести, в конце концов, в него не стреляли. Вольфганг же домашний, ты прекрасно знаешь, каким он был всё это время здесь, и подобное его просто сломало. А ещё неизвестно, что творилось с ним за стенами этой чёртовой школы, ты понятия не имеешь, что она из себя представляет! Я не пойму, тебе, что, вообще всё равно, что там произошло? Антонио было не всё равно. Даже наоборот. Но показывать этого он конечно же не будет. — Это не моя вина, Франческо, меня там даже не было. — Ты знал этого ублюдка, — враждебно зашипел брат, — и сам мало чем от него отличался. Хочешь сказать, на твоих руках нет крови? — Нет, — голос Антонио стал пугающим и довольным, — она есть на твоих руках, на руках Альберта. Мои руки чисты и невинны, братишка. Франческо слишком хорошо знал этот тон, чтобы поверить в то, что он настоящий. Защитная реакция. Эта полубезумная улыбка, блестящие от сумасшествия глаза. Он уже давно выучил это поведение. И прекрасно знал, что продолжать разговор не имеет больше смысла. Взяв со стола бинт и бутылек со спиртом, он поднялся, и сделав два шага по направлению к выходу, сказал: — Помяни мои слова, Тонио. Курт мёртв и когда настанет твой черёд, одному только Богу известно. Остановись, пока не поздно. Кто-то из выживших детей мог знать тебя. Антонио скрыл накатившую тревогу и сглотнул тяжёлый ком в горле. Пламя в камине разгоралось, унося с собой остатки этого разговора.***
К вечеру выспавшийся Амадей наплевал на все и вышел из комнаты. В теле всё ещё ощущалась слабость и недомогание, но он списал это на голод, и решил, что стоило бы что-нибудь перекусить. Ел он в последний раз очень давно. Да и разве можно это было назвать едой? Куски сшибал. Рана вроде бы не беспокоила, в этом заслуга обезболивающего. В горле было сухо, безумно хотелось пить. Конечности были ватными, и первое время ему пришлось держаться за бортик кровати, чтобы не упасть, а потом и за стену, вдоль которой он двигался. На плечи пришлось накинуть кофту, найденную в недрах шкафа. Дом пустовал. Амадей чувствовал за собой страх встретиться где-то с садистом, как было на ранних порах его пребывания здесь. Ему казалось, что после школы Курта он перестал быть настолько трусливым, но сегодняшний инцидент в комнате сильно подкосил его. Антонио пугал как и в первый раз, и к сожалению мальчика, он совсем не изменился. Сначала Моцарт зашёл в ванную, с твердым желанием хотя бы умыться. Душ для него сейчас был невозможен, а вот плеснуть прохладной водой на лицо и смыть грязь он вполне мог себе позволить. Зеркало встретило его крайне не радостно. Не видев собственное отражение несколько дней, мальчишка даже испугался. У него было исхудавшее лицо, которое под слоем грязи наверное точно было ещё и бледным. Волосы похожи на воронье гнездо. Кое-где слипшиеся от грязи и крови, они выглядели крайне жутко. Возле одной скулы виднелся порез, который напомнил о бешеной гонке, в которой он и получил подобное ранение — пуля, пронесшаяся мимо разрезала кожу и оставила после себя след. Мальчик поморщился и открыл кран. Прохладная вода заполнила ладошки до краев и тут же выплеснулась на лицо. Стало невыносимо хорошо и свежо. В гостиной мальчик нашел Франческо, сидящего перед телевизором, и выслушал его проповеди по поводу того, что в первый день нежелательно было вставать и тем более совершать какие-либо движения. Мальчишка лишь отмахнулся. Голодный и уставший от лежания, он пошел на кухню в поисках чего-то съедобного. К его счастью, садиста здесь не оказалось. Он взял с полки хлопья и залил их молоком. Такой себе ужин, но для начала этого хватит. Желудок тоже нельзя перегружать. — Ты не изменился, — над ухом послышался смешок и мальчишка едва не выронил из рук ложку. — Твою мать! Чёрт. Чёрт! Антонио весело расхохотался. Амадей поднял на него недовольный взгляд, встретившись с насмешливыми глазами. Вот ублюдок. Любит же вот так пугать, а потом упивается его страхом. Энергетический вампир. — А ты всё так же любишь подкрадываться, — вернул шпильку Моцарт. Он доел свой скромный ужин и откинулся на кухонный диванчик. — И тебе кажется. Я очень изменился. Он твердо посмотрел на своего бывшего мучителя и улыбнулся уголками губ. Антонио выглядел совсем как и несколько месяцев назад. Темные, слегка смолянистые волосы идеально зачесаны назад, лишь несколько прядей выбиваются и спадают на глаза. Довольный плотоядный взгляд карих глаз, губы растянутые в ухмылке. Это был тот Сальери, которого он помнил. — Я бы так не сказал, — Антонио облокотился о кухонный стол, тем самым перегородив мальчишке путь к выходу, — всё так же трясешься. Маленький мальчик, который боится своего мучителя. — О, только одна поправочка, дорогой. Я больше тебе не принадлежу, и я не твой мальчик, а ты не мой мучитель. Довольный собой, Амадей встал и взял в руки грязную тарелку со стола. Ухмылка с лица Антонио мгновенно стёрлась. — Отойди, — попросил мальчик, требовательно посмотрев на Сальери, который не давал пройти к умывальнику. Тот лишь усмехнулся, но с места не сдвинулся. — Я сказал, отойди. Антонио хмыкнул, шагнул в сторону и начал смотреть на то, как Моцарт моет тарелку, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию. Неужели снова сочиняет? Да нет. Невозможно вот так сразу. — Это лишь вопрос времени, Амадео. Я всегда получаю то, что хочу. Вольфганг поставил чистую посудину на сушку и повернулся к садисту. Чёртов ублюдок снова хочет контролировать его, вон как трясет всего от нетерпения. Или что это? Ненависть? Желание обладать? Запугать? Как бы там ни было, его, Амадея, он больше не получит. Хех. Не в этот раз. Мальчишка гордо задрал подбородок, и вытерев руки полотенцем, сказал: — Не обольщайся. Ты отдал своего Амадео два месяца назад, а теперь живи с этим. Антонио смотрел вслед мальчику, который стремительно удалялся. А он стал намного строптивее, но Сальери не проведёшь. Он чувствовал страх, который исходил от маленького храброго тельца. Этот настрой, дерзость, лишь прикрытие, чтобы спрятать глубоко в себе настоящие чувства. Антонио знал это, потому что сам был таким же. И он знал, что Амадей боится его до ужаса. Это ему нравилось лицезреть больше всего. …Вольфганг вышел из-за угла, который вел на кухню, и направился в гостиную. После ужина он чувствовал себя намного лучше. Прилив сил наполнил тело энергией и хотелось жить спустя столько времени. Разговор с бывшим похитителем подействовал на него ободряюще. Да, он боялся, но теперь чувствовал себя намного увереннее, ведь у него был козырь — Амадей больше не был его жертвой, а значит надобности бояться больше не было. Антонио больше не причинит ему вреда, не сделает ничего такого, что ему может не понравиться, не сделает вообще ничего. Антонио теперь в прошлом. Перешагнув порог гостиной, Вольфганг тут же опустился в кресло и откинул голову назад, довольно прикрыв глаза. Франческо, сидевший тут же, смотрел какую-то передачу по телевизору. На его коленях лежала Сэм, с трудом помещающаяся на них полностью, так что задняя часть тела и лапы всё равно остались на быльце. Со стороны это выглядело забавно, потому что нижняя часть тела находилась значительно выше всего остального. Амадей даже улыбнулся, взглянув на них. А ещё он никак не мог привыкнуть к тому, что Саманта теперь была белоснежного оттенка, а не темно-коричневого. — Ну, как ты? Может быть всё-таки приляжешь? — Франческо выглядел взволнованным. — Не хочу, мне и так неплохо, — отмахнулся мальчик, — всё равно скоро снова ложиться спать. Они замолчали, оба уткнувшись взглядом в телевизор. Развлекательное теле-шоу прервалось очередным выпуском новостей. Моцарт поморщился, увидев тот же зеленастый лес, усыпанный детскими трупами. Он почувствовал как к горлу подступает тошнота, а сердце заходится раненой птицей от страха. Снова. О, нет. Выстрелы гремят над головами. Им нужно бежать, убираться отсюда, срочно. Нет, очнись. Он распахнул глаза, вернувшись в реальность как по щелчку пальцев. Из телевизора теперь говорила симпатичная девушка-репортер, рассказывая о ситуации. — Если ты хочешь, я могу выключить, — Франческо и сам был не в восторге от новостей, которые крутили целый день, но кроме них посмотреть было просто нечего. Новостные передачи, казалось, заполонили всё телевидение. — Да нет, всё хорошо, не надо. Амадей сел ровно, пытаясь привести дыхание в норму. К нему на колени перебралась Саманта, словно почувствовав, что с ним что-то не так. Она тихо заурчала, выпрашивая ласку, и мальчик с улыбкой провел пятерней между ушами. — Точное число погибших устанавливается полицейскими, — говорил с экрана приятный голос репортёра, — пока известно только то, что уцелело около тридцати семи детей, шестеро из них ранены. На данный момент все пострадавшие направлены в госпитали и детские дома, информация об их родных устанавливается. Тридцать семь детей. Довольно неплохая цифра, если сравнивать её с нулём. Всё-таки могло бы быть и хуже. Вздохнув, мальчик снова поднял глаза на экран. — Пострадавшие все как один утверждают, что от смерти их спасла собака, якобы находившаяся с ними во время перестрелки. — Когда мы бежали через поляну, нас подрезали двое мужчин, мне удалось сбежать, но моего приятеля схватили! — быстро тараторил в микрофон щупленький мальчик. Амадей мог с точностью сказать, что не встречался с ним раньше. — Тогда чёрная собака выскочила из кустов и набросилась на них. Мы смогли сбежать. — К сожалению, полицейским не удалось найти лохматого героя, но мы искренне надеемся, что пёс просто сбежал и находится в безопасности. Безусловно, дети очень благодарны ему за такой отважный поступок. Мальчик с довольной улыбкой вновь погладил свою любимицу. Он даже не предполагал, что так всё получится. Посылая Саманту с беглецами, он надеялся, что она просто опираясь на запах найдет границу быстрее и без лишнего хвоста, приведет детей туда. Она же оказалась смелее и умнее. Он представить не мог, через что ей пришлось пройти, чтобы спасти такое количество детей, а самое главное, сколько в её теле оказалось собачьего непостижимого ума, ведь она обманула наёмников. С нескрываемой непонятной улыбкой он досмотрел выпуск новостей. Телевизор вещал, что часть преступников задержать так и не удалось, что их предводителя нашли мертвым в лесу, которого, между прочим, очень долго искали правоохранительные органы. Дальше женский приятный голос назвал адреса приютов и госпиталей, где сейчас находятся дети, для того, чтобы все желающие могли предложить материальную помощь, и продиктовал номера по которым можно связаться, если кто-то из родителей вдруг узнает своё чадо. Надо же, оказывается Курт очень долгое время был в розыске. Неудивительно теперь, почему вся эта ситуация вызвала огромный ажиотаж в городе. — Ты всех их спасла, девочка, — шепнул ей на ушко Вольфганг, а затем потрепав за ухом, встал и направился в комнату, где ранее отдыхал. Час был поздний. Уходя, он не заметил Антонио, который затаился в тени и с упоением наблюдал за выпуском новостей.***
Курт мёртв. Это просто в голове не укладывалось. Ноги несли его в комнату с бешеной скоростью. Не оглядываясь, он добрался до спасительной двери и закрыв её с обратной стороны, прислонился к ней спиной. Когда всё настолько пошло наперекосяк? Курт мёртв, его организация разрушена, лес, кишащий трупами, патрулируют полицейские. Когда мальчишка вернулся в его особняк, ему показалось, что это какой-то сон. Грязный, в оборванной одежде, словно какой-то бродяга. Для него стало неожиданностью, что именно Франческо принёс его, и что именно он провёл лечение. Подумать только, у его Амадео была дыра в животе и он медленно умирал, истекая кровью. И это была его вина. Франческо был полностью прав на этот счёт. Если бы не он, мальчишка бы так сильно не пострадал, не было бы и этого переворота. Возможно, Курт остался бы жив, а все его воспитанники целы. Хотя, сейчас Антонио чувствовал ко всему этому отвращение. Ко всем деяниям Конрада, к этой чёртовой школе, которая сломала столько судеб, к самому себе за то, что тоже был причастен к этому, хоть и косвенно. Задумывая всё это, он никак не предполагал, что всё обернется именно так. Сначала план казался идеальным. Отдать Амадео в бордель, просто чтобы избавиться от предмета своей симпатии, подождать пока влечение пройдёт и вернуться к своему образу жизни. В конце концов, мальчишка сильно не пострадал бы, — Антонио знал, что в месте, куда он его отдает, над своими подопечными сильно не издеваются. Но всё пошло прахом. Простой бордель для утех оказался чудовищным местом, где царили хаос и смерть. Но самым страшным было то, что даже узнав правду, Антонио всё равно ничего не сделал. Теперь мальчишка, хоть и раненый, снова находился у него дома. Антонио было стыдно признаться, что из всей этой ужасной ситуации его интересовало лишь это. Но будучи человеком эгоистичным и даже в какой-то мере злым, он сильно не переживал по этому поводу. Во всяком случае, прошлого не вернуть. Амадей, которого он увидел сегодня, однако, сильно изменился. Антонио хоть и чувствовал прежний страх и через чур повышенную скромность, что-то ему всё равно подсказывало, что мальчишка внутри стал другим. Во-первых, он уже держался гораздо увереннее и умудрялся высоко задирать подбородок при разговоре, — конечно, теперь чёртов малец не боялся его так сильно, потому что знал, что свободен от когтистых лап мучителя, который вряд ли снова сможет причинить ему вред. Ещё он, наверняка, чувствовал защиту со стороны Франческо, и… Собака. За этот короткий промежуток времени Сальери уже успел рассмотреть её как следует, и сделал вывод, что если мальчишка прикажет ей напасть, то мало ему точно не покажется. Трудно было не заметить, как сегодня, почувствовав страх, Амадей позвал её, полагаясь на защиту. Позвал не Франческо, не кого-нибудь из слуг, и даже не Анри, — а они, судя по словам последнего, были друзьями, — он позвал собаку, зная наверняка, что она сможет отбить угрозу. А ещё, взглянув днём на её морду, обагренную кровью, Антонио мог точно сказать, что собака во что бы то ни стало будет защищать своего маленького хозяина, и это, определенно станет проблемой. Но любую проблему можно решить. Или в случае неудачи — устранить. И об этом он ещё обязательно подумает. Во-вторых, Амадей начал дерзить, и более того, не боялся этого делать, как было раньше, когда он знал, что за подобное обязательно получит наказание. И в третьих, он совершенно перестал воспринимать Антонио как потенциальную опасность. Конечно, это огорчало. Антонио любил вызывать страх. Но вопреки этому, он чувствовал, что это поправимо. Всё-таки дрожь в руках и опущенный взгляд не заметить было трудно. Сев за свой стол и расправив плечи, садист улыбнулся самому себе. Как бы там ни было, он безумно был рад тому, что его Амадео наконец вернулся обратно. Ему уже нетерпелось снова поиграться с ним. И на этот раз мальчишка так просто не уйдет от него.***
Глухой звон колоколов всколыхнул тишину этого, казалось бы, миролюбивого утра, и выдернул из сна. В городе сегодня траур. Звон, гулом доносился с конца оживленной улицы, где, рядом с площадью, расположилась церковь Святого Михаила. Сперва можно было подумать, что это гудит церковная колокольня, зазывающая всех желающих на утреннюю службу. Но сейчас было слишком поздно для утреннего служения. Город знал истинную причину сегодняшнего звона. Амадей, ещё не до конца проснувшийся, сонно тер глаза руками и нежился в постели, впервые за несколько дней, ночуя в уютной кровати. Ему было хорошо, но траурный звон омрачал мысли. Сегодня город оплакивает ушедших. Мальчишка не знал точную цифру, — вчера её так и не назвали, — он догадывался, что число будет большое. Вздохнув, он попытался подняться, схватившись одной рукой за бортик кровати как за опору. Рана снова заныла, вызвав сдавленный «ох». Наверное, действие обезболивающего закончилось, но радует хотя бы то, что его хватило на ночь, и мальчик смог как следует выспаться. Тело, отвыкшее от такого комфорта, кажется, атрофировалось. Ноги были ватными, позвоночник и шея отзывались тупой болью. Удивительно, он успел отлежать их всего за ночь. Но это было не страшно. Бывало и хуже. В шкафу нашлась футболка и джинсы стандартной гаммы цветов. Правда, размер совсем не его, поэтому Амадей ограничился только футболкой, которая в полный рост доставала ему до колен. Вообще, эту комнату мальчишка видел первый раз в жизни, но у Антонио везде был хоть какой-то комплект одежды, что радовало. Интересно было побывать в комнате, которая раньше принадлежала ему. Убирал ли что-нибудь оттуда садист? Брал ли его вещи? Кстати, о вещах. Нужно будет попросить Франческо забрать все его скромные пожитки, когда они будут уходить. Нечего им больше здесь пылиться. Оказавшись за дверью, в длинном коридоре, первым, что услышал Амадей, был громкий заливистый лай. Услышав его, он только сейчас заметил, что Саманты рядом с ним не было. Хм, странно, он ведь точно помнил её тёплый бок, когда засыпал. Наверное, она проснулась раньше и отправилась изучать дом. На кухне он нашёл Франческо, который стоял у плиты, и судя по всему, жарил яичницу. Сэм, сидящая совсем рядом, возмущенно лаяла, требуя, чтобы с ней поделились частью снеди, а Анри, которого он так и не смог увидеть вчера, заливисто смеялся, сидя на кухонном диванчике. Всё это действо навевало какой-то уют. Домашний, тёплый. Который он чувствовал последний раз в детстве. …Утро прошло за общими заботами и плавно перетекло в день. Вольфганг позавтракал, сходил в душ, о котором мечтал, похоже, с самого момента, как только покинул школу. С повязкой мыться было трудно, она постоянно спадала и намокнув, начала прилипать к ране, от чего та вновь отозвалась болью. Пришлось попросить Франческо сменить повязку. Вообще-то, Амадей хотел уже сегодня покинуть особняк Антонио, но охранник настоял на том, чтобы он повременил с этим ещё хотя бы день. Нужно было как можно больше лежать, чтобы рана хоть немного затянулась и не открылось кровотечение. Мальчишка был не согласен с этим, но поделать ничего не мог. В больницу они обратиться не могли. По крайней мере сейчас, точно. До обеда он спал, после — притворялся спящим, чтобы лишний раз не контактировать с Антонио, который между прочим, уже норовил пару раз зайти в комнату. Неодобрительное рычание Саманты не дало шагнуть ему дальше порога, — она никого близко не подпускала, пока Амадей спал, — но он знал, что садист обязательно вернётся. Всё-таки как бы там ни было, он сумел отдохнуть и пообедать. Позже, когда время клонилось к вечеру, мальчишка нашёл свою комнату и решил посмотреть как там обстоят дела. Внутри всё осталось так, как казалось, было и до того, как он уехал. Стол завален нотами и тетрадями с домашним заданием, на кресле валяются вещи, которые он всегда ленился складывать в шкаф. Конечно, всякий раз за это влетало от Антонио, но Вольфганг всё равно никак не мог приноровиться к порядку. Возле стола, в углу, стояла его скрипка, а рядом с ней и его сумка, которую он раньше таскал на учёбу. Вспомнив о колледже, внутри что-то ёкнуло и болезненно отозвалось в груди. В голове всплыли беззаботные деньки, проведенные в стенах блеклого старого здания. Уроки, походы в столовую, сборища после занятий с друзьями, а затем бессонные ночи, в попытке сделать домашнее задание. Конечно, для него это не было проблемой, непонятный дар позволял делать всё быстро и в срок, но даже так Амадей умудрялся лениться и оставлять всё на самый последний момент. А сейчас всего этого нет. Нет, конечно, он сможет вернуться к прежней жизни, кое-как встанет на ноги, но… этот музыкальный колледж точно ему не светит. Может быть, Вольфганг сможет поступить в какое-нибудь другое место, но это будет уже совсем не то. Теперь уже стоит распрощаться с жизнью, которая у него была до похищения, и попытаться начать новую. Выбросив лишние мысли из головы, он снова вернулся к осмотру комнаты и на этот раз его внимание привлек письменный стол. В его недрах, в одном из выдвижных ящиков, нашелся телефон. Тот самый, которым он когда-то пользовался, и который забросил подальше, чтобы Антонио не добрался до него. Вообще, со стороны похитителя было глупо не отобрать телефон, потому что Вольфганг мог бы воспользоваться им, чтобы позвонить в полицию, или домой, родителям, или ещё куда-то, где можно было бы попросить помощи. И, кстати, почему, собственно, он этого не сделал? Боялся? Не был уверен? Забыл в суматохе? Сейчас уже не было смысла выяснять. Он провёл большим пальцем по дисплею. Блокировка снялась, экран вспыхнул разноцветными красками, выдавая заставку домашнего экрана. В глаза сразу же бросились уведомления, которые практически закрыли собой весь рабочий стол. Пятнадцать пропущенных звонков от мамы и тридцать один от Маэвы. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Чёрт. Но на этом уведомления не закончились. Ко всему этому прилагались сообщения, которых больше всего было тоже от Маэвы, — сорок три. Шесть от мамы, три системных, оповещающих, что стоило бы заплатить за интернет и связь ещё месяц назад. Как объясняться перед родными он не знал. Чёрт, его ведь не было два месяца и за это время ни слуху, ни духу. Маэва ещё может и поняла бы его, а вот, что сказать маме. Та наверняка обзвонила всё, что только можно было обзвонить, да ещё и эти выпуски новостей, которые вряд ли ограничились только Веной, и крутились уж точно и в других городах. Чёрт. Чёрт. Чёрт. От мыслей отвлек характерный скрип двери, и Вольфганг даже не сразу обратил на это внимания. Только тихие шаги, а затем и рука на плече заставила его поднять голову. О, тебя тут только не хватало. — Что, ищешь удобный момент, чтобы придолбаться ко мне? — бросил он недружелюбно. Запрятав телефон в карман, мальчик решил, что обязательно подумает о том, что делать дальше. Но немного позже. Антонио едва сдержался, чтобы не испустить смешок. — Может быть, я просто хочу поговорить, — обиженно протянул он, — я ведь соскучился. — Ну, да, конечно, — Моцарт немного нервно осмотрелся, прикинув варианты побега, в случае, если этот ублюдок полезет к нему. М-да, Сэм рядом не было. Убегать тоже не выход — рана просто не позволит ему. — Если бы ты соскучился, то не отдавал бы меня туда, — закончил он несмело, и всё же повернулся к садисту лицом полностью. Антонио, однако, вроде бы пока не собирался делать ничего такого. Он некрасиво улыбнулся, неспешно прошёлся по комнате и остановился возле кровати. — Послушай, это трагическая случайность… — Антонио присел на край постели. — Ещё скажи, что тебя заставили, и ты вообще тут не при чем, — Амадей фыркнул. — Нет, но… просто так вышло. — Так вышло?! Да черт возьми, ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти из-за твоего так вышло?! Мальчишка вспыхнул, от злости даже сделав два шага вперёд. Расстояние между ними сократилось, чем воспользовался Антонио. Он резко потянул ребенка на себя и усадил его на свои колени. — Ну, не сердись, Вольфи, сейчас же всё хорошо, — ублюдок улыбнулся, подтянул его ближе, и казалось, хотел впиться в мальчишеские губы, но что-то его остановило. — Никакой я тебе не «Вольфи», ясно? Заткнись! — Вольфганг зашипел, со всей силы толкнув насильника в грудь. Встать, конечно же, у него не получилось — Антонио был во много раз сильнее, да и слабость ещё не до конца прошла. — Тебе было всё равно, что со мной происходило всё это время, тебе всё равно даже сейчас, хватаешь так будто бы я какая-то плюшевая игрушка, я, между прочим, ещё не до конца поправился. — Прости, — на удивление произнёс мужчина и ослабил хватку, просто устроив свои руки на бедрах мальчика. Тот поморщился, но остался сидеть на месте. — Это, правда, была случайность. Мне очень жаль. — Надо же, какие мы слова знаем. Ещё вчера ты собирался задушить меня, а теперь извиняешься. — Я просто был очень рад тебе, — Антонио притянул его к себе и уткнулся носом в шею. — Мне, правда, жаль. Я не хотел, Амадей. Я не думал, что так выйдет, я даже не знал, что из себя представляет это место. Вольфганг не ответил, он услышал рычание за своей спиной и заметил, как замер при этом Сальери. О, да, твой черёд бояться, сволочь. Саманта, цокая когтями по полу, подошла ближе. Антонио в неуверенности расцепил руки, словно говоря, что на большее он не претендует и вообще мальчишка сидит с ним добровольно. Моцарт усмехнулся. — Всё нормально, Сэм, я как раз собирался уходить, не переживай, — он повернулся к ней, и слегка наклонившись, провёл ладонью по мягкой шерсти. Антонио не препятствовал, когда он поднялся с его колен и просто молча посмотрел вслед. Что-то в его взгляде было не то, но Амадей решил не зацикливаться на этом. — Я надеюсь, что мы больше никогда с тобой не увидимся, Антонио.***
Mattia Cupelli — I'll Be Back, I Promise Вольфганг вышел на веранду и прислонился спиной к колонне. Небо расстелилось над головой словно темное махровое покрывало. Засверкали первые звёзды. Где-то урчали птицы, за высоким забором ещё была слышна суета города — шум автомобильных моторов, голоса людей, которые, вероятнее всего, возвращались домой после трудного дня. Кажется, сегодня была среда. Или четверг. Он не помнил. За эти дни всё перемешалось в голове. Вдали, за кроной деревьев ещё был слышен звон колоколов. Сорок два человека. В голове, вместе со звоном, била набатом эта цифра. Сегодня вечером спасатели вкупе с полицейскими закончили шерстить лес. Ещё десять человек удалось найти уцелевшими, но что они против такой огромной цифры? Он знал, что для такого города как Вена, это была очень большая утрата. Для любого города она была бы колоссальной. Речь шла о человеческих жизнях. Он мог их всех спасти, но не сумел. Слишком много жертв для такого, как он. А впрочем, уже всё равно было не важно. Поздно винить себя в чем-то. Время встать, сосчитать свои шрамы и идти дальше. У него было очень много шрамов. За всё это время их насобиралось столько, что не хватило бы, наверное, всех чисел мира для того, чтобы озвучить их количество. Он снова вздохнул, прошёлся по веранде, наслаждаясь видом. Впереди, огромным полотном, раскинулся сад. Амадей никогда прежде не замечал, что здесь настолько красиво. А может быть, это потому что, он толком и не выходил никогда сюда? Мальчишка проживший всё это время взаперти. Как смешно. Словно сторожевой пёс. Только это его нужно было сторожить. Много он вот так прожил? Антонио похитил его в октябре. Почти месяц спустя только после того, как он приехал в Вену. Даже обосноваться толком не успел. Следующие четыре месяца его жизнь состояла только из угрюмого особняка, его сумасшедшего хозяина и колледжа. Дальше «Черный Ноль». Там он пробыл всего два месяца, но за этот короткий срок успел возненавидеть их. А вот последние два дня ему запомнились больше всего. Два дня проведенные в голоде, ночёвке на твёрдой холодной земле и бесконечной гонке за жизнь. Это всё выглядело как дорогой американский боевик, но не как реальность. Трудно было поверить, что всё это теперь позади. Остановившись возле края веранды, он облокотился локтями на край забора, и решившись, достал телефон. Старенький, обшарпанный, местами совсем избитый. Другого у не было. Экран снова засветился и показал домашнюю страницу. Вольфганг перешёл в раздел сообщений. Всё будет в порядке, нужно просто прочитать их. Спокойно. Клик. 29 января, 9:30 AM Maeva Meline: Ты будешь сегодня? Maeva Meline: Эй, куда пропал? Maeva Meline: Вольф, вернись. Maeva Meline: Вольфганг? Уже не смешно. Он зажмурил глаза и вновь распахнул их. Всё в порядке. Вдох-выдох… Maeva Meline: Я надеюсь, что ты просто очень хорошо погулял, а телефон разрядился, потому что, если нет, я тебя убью, Вольфганг Амадей. 30 января, 8:03 AM Maeva Meline: Вольф Maeva Meline: Вольф Maeva Meline: Вольф Maeva Meline: Эй? Maeva Meline: Я переживаю, Вольфи. Maeva Meline: Я надеюсь, что ты не попал в какие-то неприятности. Maeva Meline: Просто набери меня, когда сможешь, окей? 3 февраля, 1:45 PM Maeva Meline: Я пойду в полицию, если ты не объявишься! Maeva Meline: Хватит уже! 10 февраля, 11:20 AM Maeva Meline: Вольф? Сегодня вставал вопрос о твоём отчислении. Они сказали, что пока отстранят тебя от занятий, но если ты не появишься, то придётся принимать меры. Maeva Meline: Вернись, пожалуйста. Maeva Meline: Пожалуйста… Maeva Meline: Я не хочу оставаться без такого классного друга. 26 февраля, 4:03 PM Maeva Meline: Мне твоя мама сегодня звонила, говорила, что ты не отвечаешь на звонки. Я сказала, что с тобой всё в порядке просто, чтобы её не нервничать. Но ты же понимаешь, что этой отмазки не хватит надолго. Maeva Meline: Я не верю, что с тобой что-то случилось. Боже, это невыносимо. Бедная Маэва, бедная мама. Сколько же им дерьма пришлось пережить, пока он был там? Это ужасно страшно, когда твой близкий человек пропал, а ты даже не знаешь, что с ним. Не можешь никак ему помочь. Он привел дыхание в норму и стал читать дальше. В глазах защипало. 29 февраля, 3:00 PM Maeva Meline: Я скучаю, Вольфи… Maeva Meline: Вернись. 4 марта, 11:00 PM Maeva Meline: Сегодня Андреа и Гретти затеяли драку в столовой из-за круассанов. Они такие дурашки… Maeva Meline: Не знаю, зачем пишу это тебе, я ведь знаю, что ты не прочитаешь… просто так у меня создаётся видимость, что ты рядом. Maeva Meline: Спокойной ночи, Амадей. 13 марта, 12:06 PM Maeva Meline: Герр Леманн хотел звонить сегодня твоим родителям, но я его отговорила. Maeva Meline: Он сказал, что не будет звонить им, но тебя отчисляют. Maeva Meline: Он накричал на меня, но мне так и не удалось поменять его мнение. Прости. Maeva Meline: Чёрт, какой же кошмар… я даже не знаю где ты, и что с тобой… Maeva Meline: Ты же умный парень, ничего не могло случиться, верно? Maeva Meline: Мне очень трудно без тебя. 25 марта, 7:10 AM Maeva Meline: После занятий пойду в полицию, я больше не могу ждать. Maeva Meline: Они сказали, что будут искать тебя. Мне пришлось заплатить, чтобы твоих родителей не беспокоили, но мне страшно. Maeva Meline: Вдруг с тобой случилось что-то серьезное? Maeva Meline: О, боже… 31 марта, 10:54 PM. Так, стоп. Чёрт, это же было вчера вечером! Maeva Meline: Господи, Вольф. Maeva Meline: Я видела новости. Я надеюсь, что с тобой всё в порядке и ты не вляпался в это дерьмо! Maeva Meline: Как же страшно, чёрт возьми. Maeva Meline: Я не видела тебя среди выживших, но надеюсь, что ты в порядке. Maeva Meline: Боже, просто скажи, что ты жив. Maeva Meline: Просто окажись живым, Вольфи, умоляю… Он закрыл лицо руками и не сдержавшись, расплакался. Дышать вообще не хотелось. Как же ужасно, как всё это ужасно. Маэва не заслуживает такого ужасного друга как он. Не нужно было тогда так психовать и убегать. Он должен был предупредить их, хотя бы написать, что его некоторое время не будет на связи, придумать что-то, хоть что-то. В тот момент он не думал вообще ни о чём. Только о том, как плохо ему, как обижают его, а о них он даже не подумал. Грудь больно сдавило. Телефон выпал из рук и с характерным стуком приземлился на твердый деревянный пол веранды. Кажется что-то хрустнуло, но Амадей не обратил на это внимания. К черту. Всё к черту. Пусть весь мир катится к чертям! Минут несколько потребовалось, чтобы привести себя в чувство. Нужно успокоиться. Самое главное, что он в порядке, и он обязательно позвонит Маэве. Она так обрадуется. И маме тоже. Сделав глубокий вдох, Вольфганг наклонился и нашел телефон на полу. Задняя крышка раскололась и батарея выпала. Спереди тоже были повреждения, кажется экран треснул. Большая, паутинистая трещина тянулась с начала и до конца дисплея. Ну, вот. Только этого не хватало, лишиться способа связи, когда это так необходимо. Мальчик всунул батарею обратно и закрыл корпус, придерживая его рукой. Включил телефон. Вроде бы, экран поврежден не был, только стекло разбилось. Пока аппарат загружался он решил посмотреть на небо и полюбоваться звёздами. В детстве он очень любил залазить на крышу дома вечером, и любоваться этими прекрасными огоньками. Наннерль тогда больше часа могла просить его спуститься, чтобы поиграть. Не помогали даже уговоры на обмен сладостями. Тогда непоседливая сестрица жаловалась маме и Вольфганг всё-таки вынужден был вернуться вниз. А ещё в саду, среди высокой травы тоже было здорово лежать и наблюдать за неземными огоньками. Даже Наннерль не могла его там найти. Громкий звук заставки принудил вырваться из пучины воспоминаний и обратить внимание на телефон. Он… ну, вроде бы он загрузился и работал. Вот только экран теперь украшала некрасивая паутинка, мешая смотреть. Амадей снова открыл сообщения и нашел момент, на котором остановился. Maeva Meline: В городе такой переполох. Занятия отменили, все скорбят, на площадь приносят цветы. Мне страшно… Последнее сообщение было отправлено сегодня утром. Maeva Meline: Вольфганг, я не верю, что ты мог умереть, прошу, отзовись… Хотелось кричать в пустоту. Он крепче сжал в руках телефон, вытер с экрана набежавшую влагу, — наверное, руки сильно вспотели, — и не думая, начал печатать ответ. Он просто не мог ждать до завтра, чтобы позвонить Маэве. Нужно было показать, что он в порядке именно сейчас. Wolfgang Mozart: Маэвс, я в порядке. Пожалуйста, не говори никому, что я писал тебе. Я позвоню как только смогу, обещаю. Клянусь, что со мной всё хорошо. Нажав на отправку, Вольфганг закрыл диалог и открыл следующий. Мама. Здесь было всего шесть сообщений. Что ж, по сравнению с подругой, это немного. Удивительно, что отец так и не позвонил ему, ни разу. Хотя нет. Это было совсем не удивительно. 30 января, 3:06 PM Mama: Сынок, у тебя всё хорошо? Ты давно не звонил. Mama: Не хочу, чтобы ссора с отцом как-то повлияла на тебя. Ты же знаешь, что он это не со зла и мы всё так же любим тебя. Mama: Позвони мне, когда сможешь. 26 февраля, 5:15 PM Mama: Вольфганг? Mama: Меня беспокоит, что ты не отвечаешь на звонки. У тебя всё хорошо? 27 февраля, 12:15 PM Wolfgang Mozart: Я в порядке, прости, что так долго не выходил на связь. Очень много учёбы, к тому же, нам запретили пользоваться телефонами на уроках. Люблю тебя. Mama: Ох, ладно. Главное, что у тебя всё хорошо. И я тебя люблю. Моцарт моргнул всего два раза, но кажется, за это время успел словить галлюцинацию. Это действительно был его ответ. Вернее, не так, это был ответ от его имени. Он ведь точно не мог написать этого, это было двадцать седьмого февраля, тогда он был уже в школе у Курта, а телефон здесь, в особняке. Да и о чём речь? Он точно бы запомнил, если бы отвечал. Тогда что это? Кто-то взял его телефон и написал ответ, пока его не было. Вероятнее всего, это конечно же Антонио. Но зачем? Впрочем, телефон мог просто постоянно разрываться от звонков, тем самым нервируя. А может быть, садист не хотел проблем, ведь если бы он пропал без вести, родители бы начали бить тревогу. Хотя какое ему вообще дело? Он ведь продал Амадея. Даже, если бы его и нашли, то причастность Антонио никто бы не доказал. Это оставалось непонятным, но вместе с тем мальчик был благодарен тому, кто это сделал. Вроде бы, мама сильно не паниковала по этому поводу, как хорошо, что Маэва никому не дала сообщить ей о его пропаже. Это хорошо. Потому что, Моцарт вообще не представлял себе, как будет объяснять это матери. Дзынь. Новое уведомление. Maeva Meline: ТЫ С УМА СОШЁЛ?! ГДЕ ТЫ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, МОЦАРТ?! Дзынь. Дзынь. Дзынь. Maeva Meline: Говори, придурок! Maeva Meline: Не вздумай игнорировать меня. Maeva Meline: Если ты мне не ответишь, я всё расскажу твоим родителям, Вольфганг Амадей Моцарт! Мальчишка невольно улыбнулся напористости подруги. Как же он скучал… Wolfgang Mozart: Я временно остался у друга. Wolfgang Mozart: Не могу больше писать, Маэвс, прости. Wolfgang Mozart: Созвонимся. Выглядело так, будто бы всё это время они и не переставали общаться. Он выключил телефон и сунул его в карман. Аппарат вновь разразился звоном, но на этот раз это оказалось сообщение о задолженности. К чёрту. Завтра он будет далеко отсюда. Завтра начнётся новая жизнь.