***
Тирион проходил по двору. Что он делает здесь, в ледяном краю, где его ум и его язык ничего больше не значили? Он никто, ничтожество перед ликом надвигавшейся угрозы. Но он Десница королевы, и он должен был быть с ней. Он понимал, что она ему не доверяла полностью. Хотя это и не было ему удивительно. После всех-то просчётов. Вот и теперь, после того, как правда о приближении армии ночи была разглашена, все только и говорили о ледяном драконе, тихо роптали об ошибке Дейенерис и Джона Сноу, не зная на самом деле, что идея с поимкой мертвеца, которая в итоге дала серьёзный промах, была его. Когда он думал об этом, он закрывал глаза и чуть покачивал головой, повторяя про себя: Храните нас Семеро… За воротами послышался звук рога. Тирион насторожился. Группа всадников, человек из тридцати, представилась, как Ночной Дозор. После того, как охранники убедились, что прибывшие являлись живыми, их пропустили за стены замка. Путники были сплошь покрыты инеем, с покрасневшими измождёнными лицами. Лошади были загнанными, истощёнными, да и сами люди, замотанные в шкуры и тёплые плащи, больше походили на мёртвых, нежели на живых. Тощий черный брат, что был во главе отряда, спрыгнул с лошади и представился. — Я Лорд-Командующий Ночного Дозора. Мне нужно срочно поговорить с Джоном Сноу. — С Эйегоном Таргариеном, вы имели ввиду? — сказал кто-то из замковой стражи, вызвав на лице худощавого дозорного выражение полнейшего недоумения. — Моё почтение Ночному Дозору, — вмешался Тирион. — Я Тирион Ланнистер, Десница королевы Дейенерис. Прошу Вас, последуйте за мной. — Эдд Толетт, — представился тощий. — А почему они назвали Джона Сноу Эйегоном Таргариеном? — О, он лучше Вам расскажет об этом сам. У нас, знаете, тут слишком много всего произошло. Прошу вас, я провожу. Трое из прибывших, в числе которых был худощавый Лорд-Командующий, мужик сурового вида с огненно-рыжей бородой и одноглазый, в котором Тирион узнал Берика Дондарриона, последовали на шатких ногах за ним в чертог замка, где в последние дни постоянно обсуждались вопросы грядущей битвы. Джон Сноу обернулся на прибывших, когда они появились в проходе. — Скорбный Эдд… Тормунд… — Сноу. И Тарли тоже здесь! Они обнялись. Тирион нахмурился, хотя и понимал, что дозорные не могли знать о том, что их бывший Лорд-Командующий на самом деле являлся кронпринцем, однако посчитал нужным сделать замечание, так как королева не одобряла использования его прежнего имени никем, кроме самых близких. — Э, вообще-то вы говорите с наследником Железного Трона, я бы попросил… — Не стоит, милорд, — остановил его Джон. — Это долго объяснять, а у нас сейчас есть дела поважнее выяснения титулов. Все они мои братья. И Тормунд, и Берик… Тирион кивнул. — Ты что, женился на драконьей королеве и получил от неё разрешение поменять имя? — спросил рыжий одичалый. — Да, женился, но Эйегон — моё настоящее имя. Лица дозорных вытянулись в недоумении. Они умолкли, поселив под сводами неловкую тишину. — Шутишь?! — рыжий расхохотался. — И чем же ты её соблазнил, мне интересно? У тебя же за душой ничего, кроме кудрей! И на что только эти южные бабы ведутся? Джон посмотрел на него серьёзно. — Твоё счастье, что королевы сейчас здесь нет, — сказал он. — Иначе тебя бы немедленно скормили драконам. — Это правда, ты её муж? — спросил Эдд, явно не веря своим ушам. Джон кивнул с довольной полуулыбкой. — Эх, до чего же важно вовремя помереть, — с привычной тоской в голосе пробормотал Эдд. — Так даже дозорный может получить жену-королеву. Главное, не забыть вовремя воскреснуть. — Не стоит сейчас об этом, — отрезал Джон, переводя взгляд на Тормунда и Берика, стоявших рядом с ним. — Мы знаем, что Восточный Дозор пал. Но вы здесь, невредимые? — Одноглазый и я чудом спаслись, — прохрипел Тормунд. — Когда нежить-дракон разворотил Стену. Мы добежали до главного вороньего замка прямо по ней и встретились с этим вот, — он показал пальцем на Скорбного Эдда. — Он собрал всех оставшихся ворон, и мы выдвинулись сюда вместе. — Мы поняли, что что-то не так, когда на Стене начали появляться трещины. Такой грохот стоял, мало кто остался равнодушным к этому зрелищу, особенно те, кто был в тот момент на Стене. Мы потеряли многих, пока направлялись сюда, — он вздохнул с сожалением. — Кто-то умер от холода, кого-то сбросила насмерть истощённая лошадь. Самое ужасное… — он замолчал. — Продолжай, — решительно настаивал Джон. — Как только кто-то умирал, не важно, животное или человек, они сразу поднимались с синими глазами. Видимо, Белые Ходоки были очень близко, но их самих мы не видели. Мы встретили целый отряд мертвецов у Длинного Озера, чудом оторвались от них, потеряв нескольких наших. Берик сразил их своим огненным мечом. Мы видели много ужасного. Они выползали из-под снега и вставали на ноги. Если эти полусгнившие кости вообще можно было назвать ногами. Даже скелеты, которые были людьми лет сто назад, поднимались и шли. — Куда шли? — На восток, — вступил Берик. — Видимо, они пополняют армию Короля Ночи и собираются все в одном месте. — Это его влияние, его силы растут, — пробубнил Джон. — Это происходит повсеместно? — Нет. Как только мы миновали озеро и продвинулись дальше по королевскому тракту, это прекратилось. Мы не ели и почти не спали несколько дней. Старались не останавливаться, гнали всё время. — А живых вы встречали? — Да, нескольких человек. Тормунд признал в них своих вольных людей. Он отправлял их подальше на запад. Оповестить всех, кого только возможно о том, что произошло. Многие говорили, что предпочли бы спрятаться в горах. — Как будто это их спасёт… Впрочем, мало у кого остался выбор… Мой брат Бран знает о передвижениях Короля Ночи и его армии. — Тот мальчишка-калека, которого мы пропустили через Стену? — спросил Толетт. — Да. У Брана необычные способности. Это сложно объяснить, но его можно назвать главной противодействущей силой магии Иных. И если верить ему, а я верю, они будут здесь на днях. У нас совсем мало времени на то, чтобы выставить людей и распределить силы. — А ты, как самый главный борец со злом, поведёшь всех вперёд… — усмехнулся Тормунд. Он не успел договорить, как в зале появилась Дейенерис. Облачённая в доспехи, она ослепила своим сиянием всех присутствующих, заставив их умолкнуть. Она поравнялась с Джоном плечом к плечу и посмотрела на прибывших, вскинув брови. Тормунд открыл рот от удивления. — Да, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Мой муж будет рядом со мной, верхом на драконе. Воистину, чудеса были не столь большой редкостью. Не сказав больше ни слова, дозорные удалились. Они слишком устали для более долгого разговора.***
Дейенерис не предвидела многих вещей. Например, голода и холода для людей, которые к нему не привыкли. То, что было приемлемо для северян, не подходило для южного народа. Условия для кхаласара на суровом Севере были катастрофическими. Люди были обеспокоены отсутствием пропитания для своих лошадей, их запасы быстро истощались, а охота не принесла бы никакого результата. Нет травы, лишь бесконечный снег и холод. Дейенерис призвала Дрогона. Никто не был способен воодушевить людей на борьбу с подступающим злом. Только она, королева. Недовольство среди дотракийцев возрастало ежедневно. Воины болели и чахли на глазах, были и смерти. А они туда шли не за этим. Им обещали, что они будут разрушать каменные дома, им обещали, что они будут убивать людей, одетых в железо. Но они теперь ожидали непонятного, невиданного врага, которого предстояло одолеть непривычным оружием. Паника витала в воздухе. Армии были деморализованы, всё было на грани того, чтобы пойти прахом. Дени чувствовала это, однако не имела права выдавать себя. Она не имела права дать отчаянию захватить её сердце. Держаться только уверенно! Если я оглянусь — я пропала. Я королева, а они мои люди. Они воины, а мы на войне. — Кровь моей крови! — Вещала она, восседая на драконе. — Нас ждёт бой с врагом, чьё имя Смерть. Он приближается. Это зло, которое захватит все земли, если мы его не остановим. У нас нет отныне другого пути. Люди, которые прежде с энтузиазмом скандировали ей, жаждя крови, теперь были потеряны. Они не до конца понимали, чего ожидать, и это непонятное было ближе, чем они могли себе представить. — Каждый из вас поклялся мне в верности. Что пойдёт за мной и будет сражаться за меня. Я Матерь Драконов, и я обещаю вам сейчас, что буду сражаться за каждого из вас. Сила огня защитит моих верных кровных всадников. Эта война не будет лёгкой, но вместе мы не сокрушимы. Солнце скрылось, потому что боги зимы забирают его. Так давайте же заберём его обратно. Оно принадлежит всем живым. Каждому, в ком течёт горячая кровь. Мы будем сражать их застывшим огнём! — Она подняла руку вверх, сжимая обсидиановый кинжал. — Мы будем поливать их горящими стрелами. Мы будем убивать белых всадников с голубыми глазами на мёртвых лошадях. И заберём наше солнце. Заберём наше лето. Чтобы жизнь продолжалась… Это была борьба не только с мертвецами. Это была борьба с живыми, что ведали страх, голод и холод. Они знали: им было, что терять, и терять не хотели. Дени прочла это в сотнях глаз, что смотрели на неё… Дотракийцы отвечали ей тогда. Не столь пламенно, как ранее, но они подчинялись. Дени понимала, что она, королева, не имела ничего, чтобы дать своим людям. Ничего, кроме слов и указов. Её земли — лишь далёкий остров, её сила — драконы, её власть — в их пламени. А сама она находилась в холоде и тьме, в ледяном краю, чужом и далёком. Самое главное, что она приобрела — её любовь и жизнь под сердцем. А это богатство было только её, ни с кем не делимое.***
Позже ночь застигла Джона и Дени в покоях вдвоём, уставших, измождённых и мрачных. Их пламенная страсть друг к друг будто осталась в далёком прошлом. Знойный источник иссяк, остыл и замёрз. В стенах дома, что укрывал их тогда, поселилась война. В их умах и сердцах поселилась война. Ею жили все, ею дышали все. И Дени стало невыносимо ощущать этот дух в ту ночь рядом с мужем. Она сидела у зеркала, распуская свои косы. Джон стоял у окна, даже не представляя, сколько времени прошло с тех пор, как он подошёл к нему. Где-то уже совсем недалеко тьма и смерть идёт по их души. Мертвецы оживают, свет иссякает, холод пронзает насквозь. Покой ни на миг не желал забирать его. Он покинул Джона, и тот стоял, словно страж на Стене. Снова дозорный со множеством вопросов в голове. Он взял в руки кубок вина. Он выпил его уже достаточно в тот вечер, но оно лишь кружило голову, не давая уняться внутренней агонии. — Тебе надо поспать, — сказала ему Дейенерис. Джон обернулся и слегка улыбнулся жене, которая быстро оставила своё занятие и подошла к нему, обняв сзади. — Я понимаю, что это непросто, но надо… — Я не могу. Сон не идёт. Боги, я велел завалить крипту. Я сказал сегодня человеку, что он сможет победить Короля Ночи своим горящим мечом, потому, что легенды указывают… — он покачал головой. — Я не знаю. Она коснулась его плеч мягкими, словно перья, пальчиками, восходящими движениями поднялась по его шее к затылку. На его коже проступили мурашки. — Отпусти. Ты мучаешь себя, вместо того, чтобы набираться новых сил. — Я думаю, Дени… Чего боится сама смерть? Никто не знает. — Не думай сейчас. — Я не могу. — Ты можешь. Легко касаясь его плеча, она обошла его и встала перед ним, свободной рукой дёрнув пояс своего одеяния и обнажив грудь. — Тебе не нужно думать сейчас, ты сам знаешь. — Дени прижалась к нему, нежная, теплая, обхватив ладонями его лицо и поймав его взгляд. — И я могу тебе в этом помочь. Джон обнял её, не замечая, как его взгляд снова устремился в снежную даль за окном. Она, как сам огонь, разжигалась моментально, а он был далёк в то мгновение. — Не смотри туда. Ты ничего не увидишь. Ещё рано. Нам выступать не сейчас. Джон выдохнул, закрыв глаза. — Посмотри на меня. Кого ты видишь? — снова спросила Дейенерис. И он посмотрел на неё без улыбки, с трудом отпуская свои тяжкие думы. — Свою жену. Свою любовь. И свою жизнь. — Я здесь. Я сейчас в этой комнате, стою перед тобой, живая. И ты живой. И ничего не изменилось в нас самих. Мы те же, муж и жена, что любят друг друга. Ничего страшного пока не произошло. Мы не можем знать всего, что будет. Но сейчас мы можем распорядиться минутами и потратить их на счастье. Жизнь, любовь моя, ты сказал всё верно. Ты сам ответил на вопрос. Чего боится сама смерть — жизни! Воли человека, его выбора и любви. Я королева, за мной стоят люди, которые могут погибнуть за меня и мой выбор. Я отвечаю за них, за всех до единого. Это сложно, это непосильная ноша. Не оставляй меня с этим одну. Не бросай меня. Я здесь и сейчас хочу чувствовать, что ты рядом. Не там, далеко, воюешь с монстрами, — она скользнула рукой по его животу вниз, дёрнула шнурки на его штанах, — а здесь, в нашей спальне, любишь меня. Ну же, любимый. Я хочу тебя. Я хочу. Это приказ. Её чувственный голос вернул его. Жадные губы и язык, бессовестно завладевшие его ртом, запустили его сердце в груди. Её руки, ласкавшие его внизу живота, заставили налиться кровью его плоть. Быть может, это то, что им было нужно. Вдохнуть полную грудь живительных чувств. — Мы посмеёмся над нашими врагами, муж, — прошептала Дейенерис, забываясь в желании. — Будем любить горячо друг друга прямо сейчас. Тело Дени играло с ней злую шутку. Острое, как лезвие, желание терзало её. Жизнь в ней пробуждала необузданную древнюю дикость. Запах страха в воздухе повсюду заставлял цепляться за жизнь. Она горела и жаждала отдаться этому инстинкту без остатка. С каждым ударом сердца внутри себя, она чувствовала, что становилась сильнее. — И чего пожелает моя королева? — Возьми меня, — прорычала Дейенерис. — И трахни меня, как ты умеешь. — Скажи это ещё раз, — искры блеснули в тёмных глазах. — Трахни меня, я хочу этого. Прямо сейчас! — Она обхватила его твёрдый член рукой сильно и прошептала на ухо: — Трахни меня, и посильней. Джон с силой сжал её, рука будто сама помимо воли шлёпнула её по мягкой круглой заднице. — Боги, ещё! — взмолилась она. Снова шлепок, звонкий и сильный. Губы впились в её губы. Дени надавила на его грудь, торопливо подталкивая мужа в сторону ложа. Джон сел на край кровати, Дени вмиг очутилась сверху, оседлав его бёдра. Она была не в состоянии разорвать поцелуй. Джон намотал её волосы на руку, заставил её прогнуться в спине. Его губы очутились на её нежной шее, а рука, что лежала на её ягодицах, насадила её на его член. Боги, до чего же это сладко! — Да! — Дени вскрикнула, впившись ногтями в шею мужа. — Вот так, трахай меня, Джон. Сильнее! Непристойные слова снова и снова вырывались из её рта. Это были сладкие звуки, такие прекрасные, такие огненные. Они распаляли обоих, и льду не осталось ничего, как исчезнуть. Он держал её крепко за плечо и за бёдра. Он вонзался в неё, любуясь её грудью, что подпрыгивала от столкновений их тел. Мысли исчезали прочь, оставляя двоих на волю блаженства. Столь неуёмного, сколь и желание жить. Ещё и ещё, с каждым движением Дени хотела этого всё больше и больше. Пылкая, отчаянная, жадная страсть — вот, что им было нужно. Джон почти ослеп от удовольствия. Ещё несколько мгновений, и всё закончилось бы. Это приказ, сказала она, а значит, он его выполнит. Он остановил себя, подняв Дени на руки, и опустил на кровать. Он встретился с ней взглядом, её глаза были влажными. Она пылала и извивалась, жадно глотая воздух. Он поцеловал её глубоко и снова вошёл в неё. До конца. При всём желании он не мог поймать её глаза снова, они заблудились под веками. Дени захлёбывалась от экстаза. И ей было безумно хорошо. Муж любил её так сладко и яростно. Доводил до исступления длинными и сильными толчками. Вжимая в постель, раскачивая кровать. Трахал её так горячо, как им обоим было нужно. Как им было важно… Дени падала в омут, страстный, прекрасный. Она забывала о страхах, забывала о боли и горечи. Она купалась в блаженстве, возможно не имея на это права, она это делала вопреки всему. Что есть жизнь, и для чего на свете придумали любовь, если это так плохо? Если это способно погубить? Прочь все мысли, прочь страхи! Их трясло от огня. Как в последний раз в этой жизни… Для чего мы пришли с тобой в этот мир? Для чего полюбили? Для чего так подходим друг другу? Для того, чтобы умереть и исполнить пророчество? Для того чтобы проиграть и погибнуть? Нет! Чтобы самим выбирать! Чтобы любить и побеждать! Чтобы в мире, опасном и жестоком, установить новый порядок! Чтобы жизнь стала ценностью! Чтобы любовь стала силой! Чтобы сила служила нам! Держи меня крепче… Люби меня крепче… Чтобы я не забывала ни на секунду, что я не одна. И что ты не один. Я люблю, я горю! И пусть это длится вечность… Когда пламя утихло, столь желанная усталость и нега охватили их. Горячие, потные и даже счастливые, муж и жена рядом друг с другом. Джон приник к её шее губами. С ней было так хорошо, что смерть не посмела занять больше его мысли. Дени была лучшим, что он приобрёл в своей жизни. Она — его всё. — Спасибо тебе за то, что ты есть, — прошептал он ей на ушко. И сон подступил, надёжный и крепкий, забрав ненадолго, так вовремя, не дав мрачным думам вернуться. Она не ответила ничего. Она знала, что всё сделала правильно. Пусть смерть и шла, но жизнь продолжалась. А двое обещали друг другу победу.