Драбблы: Теон/Робб

Хуже всего было то, что чем сильнее Робб вертелся – тем больше снега забивалось ему под воротник. Хотелось рявкнуть на Теона хорошенько, чтоб отпустил и перестал возить его спиной по тренировочной площадке. Впрочем, вместо этого из груди рвался лишь смех, и Робб хохотал, бормотал что-то вроде «Хватит», «Отпусти уже», «Теон, не надо» и отчаянно пытался сбросить наглеца с себя. Никто и не поверил бы своим глазам, если б увидел, что они резвятся, как волчата. Робб давно не дрался, пусть даже это обычная борьба, мало общего имеющая с фехтованием. Воспоминания о более или менее беззаботных деньках, когда это было обычным делом, казались ему далекой, безвозвратно утерянной другой жизнью. …Впрочем, пока Теон так самодовольно ухмылялся, ловя его руки и прижимая запястьями к земле, появлялась возможность хоть ненадолго заглянуть в ту самую жизнь и забыть обо всем остальном. – Перестань и дай мне подняться, чертов же ты мерзавец! – в конце концов, Робб выбился из сил. Он не знал, где Теон научился такому захвату, но оттолкнуть его было невозможно. К тому же, стоило замереть – и снег перестал пробираться к шее. Робб замерз, и пар от его дыхания смешался с дыханием Теона, который, хотя и не давил теперь слишком сильно, одним своим взглядом пригвоздил его к земле, заставляя с приятным трепетом чего-то ожидать. – Неужто лорд Винтерфелла сдаётся так быстро? – съехидничал Грейджой, и глаза его говорили яснее всяких слов: «Только мне ты так сдаешься». Невыносимый гад. Робб пихнул его коленом и фыркнул. – Если ты простудишь лорда Винтерфелла, ему не придется даже капитулировать. Теон немного усовестился и ослабил хватку – и Робб, хотя действительно мог подняться, с огромным удовольствием высвободил левую руку и треснул его наглую рожу кулаком, едва не скинув с себя. Лишь в последнюю секунду Грейджой ухватился за его плечо, а когда обрел опору, то наклонился медленно и серьезно, отчего на ум пришли совсем посторонние мысли. – Посмотрите, кто показал клыки, – проговорил Теон с иронией. – Волчонок доказал, что может не только скулить подо мной, но еще и драться. Робб сощурился, хотя лицо его раскраснелось еще сильнее. Он редко смущался, но Теон знал, что ввернуть, чтобы он сгорал одновременно и от стыда, и от желания. Причем, вместе эти ощущения были невероятны. – Я знаю, что ты мне мстишь. Только не знаю, за… стой, – это слово он выдохнул куда быстрее, чем понял, что происходит, и завертелся под Теоном, пытаясь избежать трения: тот почти незаметно качнул бедрами, и это ощущение даже сквозь плащ, даже в такой собачий холод было очень будоражащим. – Стой-стой-стой. Теон. Чтоб тебя. Нас могут увидеть! – Ты правда кончал, когда мы по-настоящему дрались и я тебя прижимал? До того, как всё началось? – не обратив ни малейшего внимания, любопытно спросил этот рыжий мерзавец. Робб зарычал, злостью пытаясь разогреть себя, чтобы освободиться, но помощь пришла неожиданно. Серый Ветер вдруг выскочил из-за сугроба, похоже, всерьез решив, что хозяину грозит опасность, однако учуял Теона и приостановился, напряженно расставив лапы. Робб невольно улыбнулся, когда свирепый лютоволк припал к боку Грейджоя, обтираясь о него, и принялся облизывать лицо, чего тот никогда не терпел. – Я говорил, что третьим будет кто угодно, но не твой блохосборник, – проворчал Теон, отпихивая настойчивую морду, а потом тоже рассмеялся и поднялся, стряхивая снег с коленей. – Я говорил, что третьего не будет, – уцепившись за его руку, Робб поднялся одним рывком. – Пойдём. Давно пора домой. Из-за тебя я весь снег собрал. Уже в замке, когда он открыл свою комнату, Ветер первым шмыгнул сквозь двери и резво запрыгнул на кровать. Как всегда, он протоптался на своей половине и устроился, свернувшись в клубок, милостиво оставив им вторую часть. Впрочем, на ней было по-прежнему удобнее, чем на жесткой койке Грейджоя. – Разожги жаровню, хорошо? – Робб знал, что если приказать Теону, то он всё исполнит, но иногда всё же просил. Особенно когда ненадолго переставал быть лордом. Пока Грейджой разводил огонь, он снял плащ, промокшую насквозь рубаху, сапоги, облепленные снегом, и прямо посреди раздевания, когда остался в одних штанах, поймал на себе удивленный взгляд. – Что ты делаешь? – изумленно сказал Грейджой. По-видимому, несмотря на провокации, он не рассчитывал, что сегодня у них что-то получится. Робб смущенно фыркнул и взял из ящика свежую, чистую рубаху, которая хотя бы грела его и не липла к телу от влаги. – Клянусь, ничего. – Опустившись на постель, он подвинулся ближе к Ветру, потрепав его мимоходом, и показал Теону на освободившееся место. – Раздевайся и ложись, если не собираешься уходить. Его друг был чертовски понятлив. Он куда менее аккуратно скинул всю верхнюю одежду, пострадавшую во время их потасовки, и с огромным удовольствием забрался к Роббу, напоследок лишь находчиво набросив сверху какое-то легкое, теплое покрывало. Робб мог бы бесконечно валяться полураздетым на постели, а Теон мерз, и это было восхитительно – можно, во всяком случае, греть его руки, прижимать к себе и чувствовать, как он сам лезет к теплу, не стесняясь ни отдавать, ни получать. – Кое-кто вздумал устроить себе преждевременный отдых, – отметил Теон, когда они пролежали минут пять, притиснувшись друг к другу в уютном молчании. Робб перевел взгляд с углей в камине на рыжие вихры Грейджоя, тускло ловящие блики. Иной побери, они просто лежали рядом, не собираясь переспать. Робб словно заглядывал в еще один мир, где Теон разделил с ним не только удовольствие, дружбу или десять лет, связавшие их узами столь же крепкими, как кровное родство, но и… нечто большее. – Знаешь, что, Грейджой? В том мире рыжий балбес был ближайшим ему человеком, о котором стоит говорить: «половина», потому что только вместе они могут быть значимыми, могут чего-то добиться. Робб поднял голову, потерся носом о висок Теона, прекрасно чувствуя его особенный запах зимы и – одновременно – юга, а потом просто обнял, надеясь, что хотя бы в этот раз Ветер перестанет рычать и ревновать его внимание. Но за спиной было тихо: лютоволк уснул, доверчиво прижавшись, чтобы греть хозяина своим теплом. А Теон знакомо и тихо дышал Роббу в шею, не шевелясь, словно боялся прервать на полуслове и не услышать окончания фразы. – Впрочем, ты знаешь, – заключил Робб.