Когда у фильма есть шанс "быть лучше"

      Когда затевается экранизация книги, которую почтенная публика занесла в разряд "культовых", разговор на тему "книга лучше" лишается всякого смысла. "Культовая книга" будет лучше по определению, потому что несогласие части аудитории с конечным продуктом обеспечено. Каждый имеет право на то, чтобы видеть и ГГ и окружающий их мир с каких-то своих позиций, а в этом случае будет своим правом активно пользоваться. "Мастер и Маргарита" - одна из таких книг. Шесть раз её выводили на белый экран, и на все шесть фильмов нашлось немало критики. Иногда очень ожесточенной и яростной критики c переходом на личности творцов экранизации, актёрский состав и всех близких и дальних родственников.       Одновременно с яростной критикой присутствует и апологетика, зачастую не уступающая критике по части ярости. Всегда найдётся немало желающих высказаться в том плане, что экранизация представляет собой полное г., но всё равно это самая лучшая экранизация из всех возможных. На то произведение и культовое, чтобы делиться частью своей харизмы. Так однозначно было с "Трудно быть богом", чьего мощного запала вполне хватило на то, чтобы не дать полностью упасть во глубину сортирных вод "Хронике арканарской резни", несмотря на то, что постановщик сделал для этого всё возможное и невозможное.       Вот и последнюю экранизацию МиМ многие успели объявить лучшей на фоне всех остальных, как говорится, "несмотря на все недостатки", за её красочность, ретро-футуризм и цельность, поскольку вся она - порождение сознания умирающего в сумасшедшем доме автора снятой с постановки пьесы "Пилат".       Тут-то и появляется желание возразить. Начиная с того, что цельность истории от Кантора - кинофанфик по сценарию Александара Петровича, реализованного в самой первой экранизации 1972 года. Фабула повторяется почти без изменений: Прерванная репетиция в театре. Разбор пьесы - выступления критиков и снятие пьесы с репертуара. Встреча с Маргаритой. Травля в прессе. Смерть Берлиоза. Кабацкий скандал. Выселение и психушка. Представление чёрной магии. Смерть влюблённых. Заимствования можно увидеть даже и в мелочах, включая форму набалдашника трости Воланда и дизайн его визитной карточки, а также извлечённые из текста романа фразы, которыми персонажи обмениваются в диалогах.       Главное существенное новшество последней кинопостановки - бал в интерьере Российского музея этнографии, который был безжалостно выкинут Петровичем из его сценария, что, надо сказать, только усилило впечатление цельности той трактовки истории, которая сложилась в его фильме, а также исторические сцены с участием Пилата, Афрания и Иешуа. Югославский кинематографист превратил их во фрагменты театральных репетиций, чем исключил необходимость прыжков по шкале времени величиной в 1900 лет.       Добавляют колорита фильму 1972 и исчезнувшая ныне обшарпанная деревянная Москва 1920-х гг., картины которой проносятся перед глазами под музыку Эннио Морриконе, балканский ансамбль чёртовой свиты, в персонажах которой видятся достойные предшественники "Времени цыган" Кустурицы с "главным югославским партизаном" - Батой Живоиновичем в роли Коровьева. Вполне обычный чёрный кот оказался до сих пор наилучшим воплощением Бегемота, да и песня Окуджавы про чёрного кота картину, как минимум не портит. Булат Шалвович были из тех самых двориков между Арбатом и Сивцевым, чья атмосфера если где и сохранилась, то только в его балладах.       Откуда было у югославского режиссёра такое проникновение в дух изображаемых им реалий - тайна сия велика есть. Зато понятнее истоки творческой свободы при обращении с материалом. К моменту появления первой экранизации никто и представить себе не мог, что это будет "культовый роман". С момента первой сильно урезанной журнальной публикации не прошло пяти лет. Полная редакция выйдет в СССР только после появления фильма. Более комфортной ситуации для автора сценария сложно себе представить - можно брать и кроить материал по собственному усмотрению. Тем более, что у зарубежного читателя (включая читателей итальянских и югославских) никакого культа романа возникнуть и не могло ни тогда, ни позже. Место первого русско-советского романа номер один прочно занято "Доктором Живаго".       Ну и чтобы вспомнить правило добавленной сущности, которое, как уже удалось выяснить в предшествующих главах, является условием успеха экранизации, без его выполнения не обошлось. Не только в музыке Морриконе, но и в том, что в фильме Петровича самая последняя реплика отдана, не Воланду, но Иешуа га-Ноцри. Как после этого не счесть его экранизацию наилучшей?