…Он теперь обвёл
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска…
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил и видимою тьмой
Вернее был, мерцавший лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак,
Юдоль печали, царство горя, край,
Где мира и покоя нет, куда
Надежде, близкой всем, заказан путь.
Джон Мильтон, «Потерянный Рай», кн. II
***
Холод. Въедливый, пронизывающий кожу, леденящий душу холод — это было первым, что он почувствовал. Что только что произошло? Сперва Лайт ничего не мог понять, но через некоторое время, когда пришло осознание, в горле у него застрял отчаянный вопль, и всеобъемлющий страх больно сковал нервные окончания. Хоть ощущения остались такими же острыми и отчётливыми, как и при жизни, Лайт больше не чувствовал в своём теле жизнь. Она покинула его навсегда. Он продолжал лежать на земле, впитывая исходящий от неё мороз. Как и почему он оказался здесь, ответа не было. Было ясно лишь одно: этот мир больше ему не принадлежал. Какой сейчас день? Должно быть, Лайт лежит здесь уже долго, но сколько именно, определить по времени не представлялось возможным. А есть ли здесь вообще такое понятие как «время»? Открыть глаза все ещё не хватает смелости. Кажется, стоит осуществить это простое действие, и пути назад уже не будет. В этом случае придется окончательно принять горькую правду, что он больше не является человеком, которым был совсем недавно. Поэтому Ягами и оттягивал этот горький момент как можно дольше. Лайт прекрасно понимал, что рано или поздно придется смириться с жестокой реальностью и что-то предпринять, как бы ни было трудно. Но не сейчас, пожалуйста, только не сейчас! Где-то поблизости раздалось негромкое шарканье. Судя по звуку, некто с тяжелой поступью направлялся прямо в его сторону. Юноша не шелохнулся. Страшно. Впервые за всё время своего существования его охватил такой страх. Ягами Лайт не хотел знать, что сейчас произойдет с ним, не хотел верить, что он больше не Бог Нового Мира, не Справедливость, что царила в том прогнившем мире и карала неугодных ему людей. Не хотел верить, что он всего лишь простой человек, каких миллионы, и что он также смертен, как они. Однако ничего не мог поделать. Уже не мог. Звук шагов приближался, Лайт даже сумел распознать треск песка под ногами неизвестного существа: каждый шорох, каждую вибрацию. Все его чувства обострились. Существо остановилось совсем близко. Лайту показалось, что его сердце (которое уже не билось), вот-вот разорвется на части. — Довольно игр. Я знаю, что ты слышишь меня, — хриплый голос с тенью насмешки показался юноше смутно знакомым. — Кхе-хе… Какие вы, люди, забавные! Тяжёлые веки приподнялись — он уже знал, кого увидит. До невозможности отвратительная ухмылка, огромные выпученные жёлтые глаза, ставшие давно привычными, на секунду вернули ощущение, что всё осталось по-прежнему. Неудивительно, ведь эти пытливые глаза с пляшущими дьявольскими искорками, он видел почти каждое утро на протяжении десяти лет, пока возводился фундамент его собственного идеального мира. Он мог и сейчас его строить, мог быть там — в мире людей — и вершить своё великое дело, но Рюук… Но Рюук..! Этому проклятому божку вздумалось прикончить его в самый неподходящий момент — именно тогда, когда его власть достигла пика, когда все человечество было готово склониться перед ним, а цель была так близко — стоило лишь руку протянуть. Но Рюуку, видите ли, наскучило! — Ну вот и все, Лайт. Мы неплохо провели время. Признаюсь, мне даже было весело. — Постой, Рюук! Я ведь только обрёл силы, чтобы наконец свободно строить идеальный мир. Ты не можешь убить меня сейчас! — Ошибаешься, Лайт. Сейчас самое время. Я знаю, ты умный парень, всё понимаешь. Ты не давал мне помереть от скуки на протяжении всех этих лет, но всё когда-нибудь заканчивается. Таков уж удел смертных. Твой час пробил. — Нет, Рюук, не смей! Я не хочу умирать! — Ну вот, всегда так. Перед лицом смерти даже Бог превратится в человека, — ответил Рюук, дописывая имя. — Ну-ну, не надо так на меня смотреть. Я ведь предупреждал с самого начала о нашем договоре. Это главное правило владельца Тетради Смерти и Бога Смерти, которому она принадлежала. Ты прекрасно знал, что рано или поздно придет день, когда я запишу твое имя в свою тетрадь. — И ты решил сделать это именно тогда, когда я был так близок к осуществлению финальной части! — прошипел Лайт с ненавистью. Рюук залился скрипучим хохотом. — Не спорю, я поступил очень подло, но на то я и Бог Смерти, чтобы забирать людские жизни. А уж когда именно - нам решать. Можешь хоть на стенку лезть, кричать и обвинять меня, сколько душе угодно. Да хоть все здесь переверни — мне все равно. Все вы, люди, одинаковые. И ты, Ягами Лайт, не исключение. Однако, отдам тебе должное, ты очень интересный человек, с которым мне было приятно скоротать мою вечность. Но увы, это не делает тебя особенным. Всех, рано или поздно, настигнет смерть. Ничто не вечно, даже твой Новый Мир, и когда остальные люди это поймут, всё вернётся на круги своя: преступность, которую ты так жаждал искоренить, снова возрастёт, люди забудут Киру и продолжат жить дальше. Только тебя уже не будет, чтобы это исправить, верно? Закончив свой монолог, шинигами вновь расхохотался. Положение Лайта забавляло его, в то время как сам Лайт чувствовал, как отчаяние и безысходность медленно, но верно поглощают его. — Это всё равно, что стряхивать с себя снег в разбушевавшуюся метель, — неумолимо продолжал Рюук. — Как бы ты ни старался, снежинки продолжают падать и оседать на твои плечи. — Почему? — прошептал Лайт обречённо. — Почему ты так просто отнял у меня всё, что я так долго и мучительно создавал? То, ради чего пожертвовал всем, что у меня было! — Потому что ты достиг предела своих возможностей. Большинства развитых стран признали тебя, уровень преступности снизился до минимума, а ты наконец получил всё, о чем мечтал. И тут встаёт вопрос: что дальше? Начнёшь убивать всех, кто покажется тебе опасным? Уж извини меня, но я этим сыт по горло. Каким образом, скажи мне, это может меня развлечь? Знаешь, сколько таких убийц я повидал за своё бесконечно долгое существование? Не счесть. Таким меня не удивишь. Ты веселил меня только до тех пор, пока строил всё это, продумывал различные схемы и способы влияния на мировую общественность и политику. И спешу тебя уверить, что ты прекрасно справился с поставленной задачей. Браво! Рюук театрально зааплодировал, но потом внезапно прервал свою тираду, будто вспомнив о чем-то. Из-за пазухи он выудил черную тетрадь. — Ах да, чуть не забыл! Так как всю свою жизнь ты посвятил этой тетради, я возвращаю ее тебе. Как-никак, ты теперь Бог Смерти, а таким не пристало ошиваться без тетради, — Рюук протянул ставшую уже такой привычной его старую тетрадь. — Теперь она по праву принадлежит тебе. Лайт молча смотрел на протянутое орудие убийства, будучи не в состоянии уловить смысл услышанного. Он в самом деле Бог Смерти? Разве такое возможно? Лайт пару мгновений размышлял, а затем нерешительно потянулся к черному переплету. Прикоснувшись к нему, он вновь ощутил прилив уверенности и былой силы. Постойте-ка… Если теперь он стал Богом Смерти, не значит ли это, что он ещё может осуществить задуманное и продолжить строить свой новый мир? — Я — Бог Смерти? Но… тогда получается, что все, кто пользовался тетрадью, попадают в ваш мир и становятся его частью? — Да, ты прав, как всегда. Вот ты и узнал, что происходит с владельцами тетради после их смерти. Лайт наконец позволил себе осмотреться. Местность, где они находились, напоминала выжженную пустыню. Вокруг не было ничего живого: ни растений, ни клочка земли, ни даже ручейка — ничего, за что можно было зацепиться взгляду. Всё свидетельствовало об отсутствии каких-либо проблесков жизни и мирного существования. Это место поистине олицетворение скуки и пустоты. Разве кто-нибудь в здравом уме смог бы жить здесь? Неужели здешних обитателей такое устраивает? — Что? Слишком уныло для бывшего человека? — спросил Рюук, словно услышав, о чем тот думает, — Не бери в голову, в скором времени тебя уже не будет это волновать. Богам Смерти чужды людские эмоции и желания. Потерпи немного, и ты освободишься от этого бремени, — поймав недоумевающий взгляд Лайта, Рюук объяснил: — Чем дольше живёт шинигами, тем больше внутренних и телесных изменений он претерпевает. Со временем всё, что было для тебя важным, потеряет всякое значение. Воспоминания сотрутся сами собой, а вместе с ними и чувства, которые терзают тебя. — Нет! — воскликнул Лайт, — Я не собираюсь забывать о своём предназначении, прозябать в этом отвратительном месте и гнить подобно вам! То же мне, Боги Смерти! Я собираюсь продолжить своё дело и не дам ему угаснуть так просто. Пусть я и мертв, но люди будут продолжать помнить меня и исполнять мою волю! Рюук невольно восхитился дерзости и амбициям новорожденного шинигами. Кто бы знал, что даже после смерти он продолжит ругать его и упрямо стоять на своём. Видно, не скоро он освободится от своих человеческих пороков. Жаль будет его разочаровывать. — Красиво говоришь, Лайт. Но не забывай, кто ты теперь. Быть шинигами — ещё не значит творить всё, что вздумается, и уж тем более менять мир. Существуют определенные правила, которые ты обязан соблюдать. Одно из них — не использовать Тетрадь Смерти в своих целях… кроме тех случаев, когда хочешь продлить себе жизнь. И еще важное правило: не вмешиваться в дела людей. — Значит, — осознание медленно начало охватывать Лайта, — Я не смогу больше вершить справедливость? — Я не говорил, что не можешь, — поспешил возразить Рюук, — я говорю лишь то, что знаю. Но ни один шинигами ещё не осмелился нарушить эти правила. Можешь попробовать, если так хочешь, но я бы не советовал рисковать. Не пойми меня превратно, мне глубоко наплевать, что будет с тобой. Но все-таки, как твой бывший соратник, я обязан предупредить, — в следующий миг Рюук взмахнул крыльями и взмыл в воздух. — Ну, мне пора. Не скучай! Лайт так и остался стоять на месте, глядя вслед Богу Смерти, скрывшемуся в тумане, среди одиноких скал, один на один со своими размышлениями. Все тщетно, утраченного не вернуть. Теперь ему ничего не осталось, кроме как смириться и принять свою участь. Он и правда смирится с этим?***
Кость медленно покатилась по неровной промозглой земле, а когда остановилась, один из Богов Смерти удовлетворенно хмыкнул: — Я снова выиграл! — Попридержи коней, игра ещё не закончена! — проворчал его соперник. — А какой смысл доигрывать? И так ясно, кто здесь проигравший, — самодовольно усмехнулся первый. В ответ товарищ одарил его хмурым взглядом и, отбросив кости в сторону, поднялся на ноги и побрел прочь. — Надоело! Какая, к черту, игра, если ты постоянно жульничаешь! — Эй, ты куда? У нас впереди ещё шесть партий! — С меня хватит на сегодня, ищи другого идиота. Убедившись, что любым попыткам уговорить товарища по играм не суждено увенчаться успехом, Бог Смерти начал озираться по сторонам, в надежде найти поблизости кого-то посговорчивее. Его внимание сразу привлек шинигами весьма странного вида. Кажется, он знал его. Откуда, интересно? Может быть… Точно! Он слышал о нем из рассказов Рюука. Неужто тот самый шинигами, который при жизни мечтал стать Богом и подчинить себе весь мир? Интересное занятие для человека. Жаль, он в своё время упустил шанс понаблюдать за ним. Парень то к успеху шел! Смотря на него сейчас, Бог Смерти не мог сказать, чем тот напоминал себя прежнего: гордого и уверенного в себе тирана. Хотя, он не мог знать наверняка, исчез ли тот человек навсегда, ведь в действительности ничего о нем не знал, но, быть может, этот тип не захочет вспоминать свою человеческое прошлое. Или он стремится скрыть от всех свою подлинную сущность, преследуя какую-то цель. Самый правдоподобный вариант — он попросту забыл, что происходило с ним при жизни. Прошло немало времени с тех пор, как их ряды пополнил новый шинигами. Как бы там ни было, на данный момент его интересует только то, станет ли этот шинигами играть с ним в кости. — Эй, приятель! — позвал его Бог Смерти, и тот едва заметно вздрогнул. — Да-да, я к тебе обращаюсь! Хочешь попытать удачу и сыграть со мной? В ответ шинигами отрицательно покачал головой, даже не соизволив повернуться в его сторону. Весь его вид демонстрировал, как ему всё здесь осточертело. — Игры, где исход определяется случайностью, меня не интересуют. Я больше предпочитаю шахматы. — Вот как. Но зато, когда удача на твоей стороне, удовольствие получаешь даже от такой простой игры. — Я привык выигрывать только своими силами, а не полагаться на удачу. На это шинигами лишь раздраженно фыркнул. Что за странный самовлюбленный тип! Разве со временем этот шинигами не должен был отбросить все эти качества, присущие смертным? Давно пора уже обо всём забыть. Почему он до сих пор чурается остальных, таскается всюду один и при любой возможности так и норовит отправиться в мир людей? Даже сейчас сидит и наблюдает за смертными. И так часами напролет. Странный Бог Смерти из него получился. Видно, придется искать другого товарища по играм.***
Сколько времени утекло с тех пор, как Ягами Лайт перестал быть человеком? На этот вопрос шинигами не мог дать однозначного ответа. Казалось, что прошла целая вечность. Скука. Бесконечная, убивающая и всепоглощающая скука — это всё, чем можно было охарактеризовать Мир Богов Смерти. Она стирала границы времени, не давая уследить за его потоком, словно быстрая река, стремительно бегущая по склону, уносившая с собой всё, что когда-то составляло саму сущность Лайта. Чувства, воспоминания, мечты… Все это унесло бесконечным потоком времени, да и сам Лайт уже давно не тот, что прежде. Даже внешне он заметно изменился. Конечно, не до такой степени, чтобы не узнать, но достаточно, чтобы, глядя на него, можно было с уверенностью сказать, что он точно не человек. Обычно, чем старше становится шинигами, тем сильнее обезображивается. Сейчас, смотря на себя, Лайт видел блеклое подобие Бога Смерти. Оно представлял собой странное существо, похожее на человека с крыльями и странным цветом кожи. Все его тело было покрыто пятнами неоднородного цвета, будто кто-то сложил лоскуты разной одежды и грубо сшил между собой. Кое-где цвет кожи остался обычным, как у человека. Остальное занимали бледные участки, вперемежку с посиневшими, как у мертвеца, составляя причудливый орнамент на его торсе. Лицо пока осталось прежним, хотя и его уже нельзя было назвать абсолютно человеческим. Волосы приобрели другой, более темный оттенок; глаза поблёскивали зловещим красноватым отливом; лицо потеряло живой румянец, а губы, которые до недавнего времени оставались синими, уже понемногу начинали чернеть. Иными словами, еще совсем юный шинигами. Всё свое время Лайт проводил в качестве наблюдателя. Он спускался в мир людей, не задерживаясь где-то дольше, чем планировал. В остальное время, когда усталость от постоянных полетов брала своё, он наблюдал за людьми уже из своего мира, сидя у границы мира Богов Смерти. Иного развлечения просто не было, хотя порой даже это занятие утомляло. Мир, когда-то принадлежащий ему, вернулся в свое привычное русло. А все, что привычно для людей — это, конечно, преступность, коррупция и всё, что Лайт так ненавидел. Рюук был прав, когда сказал, что с его смертью всё повернется вспять, но Лайт не хотел в это верить. Однако прямо сейчас, на его глазах, гниль стремительно разрасталась, все больше поглощая его мир. Стоило Кире исчезнуть, и все началось по-новой. Впрочем, это неудивительно: прошло уже больше двадцати лет со дня его смерти, всё вернулось на круги своя, а Лайт, будучи Богом Смерти, повлиять на что-то уже не мог. Или же… — Опять ты здесь, — послышался хриплый, полный издевательской насмешки, голос. Он стал настолько привычен, что Лайт даже не обернулся. — Все в человека играешь? Лайт не ответил, не посчитав нужным отвлекаться на извечные колкости Рюука. Этот совсем не изменился. Все такой же циничный и равнодушный ко всему, но, разумеется, он никогда не упустит возможности повеселиться. И объектом его веселья по-прежнему остаётся Лайт. — Не надоело ещё замену себе выискивать? Все равно ведь не снизойдешь до простых людишек. Уж мне ли не знать, какой ты эгоцентричный. Лайт не ответил — не видел в этом никакого смысла. Рюук и так разнюхает всё, что ему нужно. В любом случае Рюук знает его лучше, чем кто-либо. То, что он, рано или поздно, прознает о его планах, вполне следовало ожидать. — Можешь не спешить, у тебя впереди еще целая вечность. Когда-нибудь, кто знает, найдешь такого же, как ты, — засмеялся Рюук. — А может и наоборот, того, кто абсолютно не будет соответствовать твоим прихотям. Лайт напрягся, что не могло ускользнуть от пристального взгляда жёлтых глаз. Неужели пронюхал? Рюук расплылся в ехидной усмешке. — Что, я прав? Неужто, в поисках нового Киры, ты нашел кого-то поинтересней? Как бы Лайт ни старался, ему не удалось скрыть от старого знакомого тот факт, что у него появился интерес к человеку. Поначалу он долго вынашивал план. Заключался он в том, чтобы найти в мире людей кого-то, кто сможет продолжить дело всей его жизни. Кого-то, с такими же принципами и взглядами на мир, как и у него. Кого-то, кто не отступит перед лицом опасности и не поскупится на жертвы ради очищения мира. Лайт очень тщательно искал такого человека. На поиски ушло почти двадцать лет. Неожиданно для самого себя, он нашел того, кто абсолютно, на все сто процентов, не соответствовал заданным им критериям. Если Лайт искал самоотверженности, то он был самым эгоистичным из всех, кого он когда-либо видел. Если он искал ответственности, то для него это был пустой звук, если дело не касалось непосредственно его самого. Если он хотел найти кого-нибудь, у кого также развито чувство справедливости, то его она совсем не волновала. Личный интерес — вот, что прежде всего. Поначалу Лайт не обратил на него никакого внимания, так как привык всегда отметать лишних. На тот момент он как раз рассматривал кандидатуру одного человека, показавшегося ему подходящим. Его звали Миками Теру. Прокурор, с детства твердо стоящий на стороне справедливости. Ему были не чужды радикальные методы в борьбе с преступностью, ему была присуща самоотверженность и вера в божественное начало Киры. Такой человек вполне мог справиться с ролью Бога, однако что-то в нем оттолкнуло Лайта. Позже он узнал, что у Миками были скрытые признаки психического расстройства. Само собой, Лайт вычеркнул его из списка возможных кандидатур на роль Киры. Нет, ему не нужны люди, страдающие какими-либо отклонениями, ставящими под угрозу его план. Нужен тот, кто готов трезво оценивать ситуации и поставить разум превыше чувств. И, как ни странно, это было у него. Вот так Лайт и начал наблюдать. Начиная с самого детства. Его звали Эл Лоулайт. Странное имя, но вне всяких сомнений подходящее такому незаурядному человеку. Впервые Лайт узнал о его существовании, когда в возрасте шести лет мальчик появился в том приюте и при первой же возможности дал понять окружающим, что не нуждается в их обществе. Личное пространство и практически полное одиночество стали для него естественной средой. Исключением был только директор приюта и по совместительству его наставник — Квиллш Вамми. Когда мальчик подрос, он обнаружил в себе уникальные умственные способности и тягу к решению сложных логических задач. Было решено использовать это на благо общества и посвятить его жизнь раскрытию самых сложных и запутанных преступлений, при этом скрывая его личность под каллиграфической буквой L. Конечно, при расследовании иногда контактировать с людьми все же приходилось, но в целях безопасности они стали называть друг друга не иначе, как Ватари и L. Ватари, подобно отцу, был добр и внимателен, но всегда соблюдал дистанцию: он, как никто, знал особенности своего воспитанника. Благодаря этому, L рано научился самостоятельности. Но только не в уходе за собой. Начиная с одежды и заканчивая образом питания. В одежде он не был разборчив, ограничиваясь лишь бесформенной белой рубашкой и мешковатыми джинсами. В таком виде он ходил постоянно, так что теперь Лайт даже при всем желании не смог бы представить его в чем-то другом. А вот с едой дела обстояли несколько иначе. Все, что L считал за пищу, были в основном сладости и ничего, кроме них. По словам юного детектива, они способствовали умственной деятельности, но никто и не думал оспаривать его доводы, принимая эти странности как должное, включая и привычку ходить сгорбившись, сидеть, поджав ноги, и не спать ночами напролет. Годами наблюдая за этим чудаком, Лайт сам не заметил, как это стало привычной и неотъемлемой частью его существования. Коротая безграничный запас времени в поисках возможных кандидатур на роль Киры, юный Бог Смерти нет-нет да возвращался к странному детективу с растрепанными волосами, худощавым телосложением и бездонными темными глазами, очерченными глубокими тенями — результатом множества бессонных ночей. Даже после того, как Эл повзрослел, странные детские привычки так и остались при нем. Не было ничего, что можно было назвать привлекательным в этом человеке, однако это не мешало Лайту каждый раз незримо вторгаться в его жизнь. Он не знал, что такого особенного было в этом детективе, но каким-то немыслимым образом он сумел им проникнуться. Ему нравилось смотреть, как Эл выстраивал логические цепочки догадок, когда расследовал запутанные преступления, нравился ход его мыслей, так отличающийся от его собственного и в то же время в чем-то схожего. Нравилось, как он увлеченно разглядывает заинтересовавшие его старые снимки; как забавно засыпает на стуле, опустив голову на согнутые колени; как нелепо держит в руках предметы двумя пальцами, как будто боится о них испачкаться. Но больше всего нравилось ловить пристальный и загадочный взгляд. Каждый раз, когда детектив задумывался, он начинал глядеть куда-то в пространство перед собой. В такие моменты Лайту казалось, что эти глаза смотрят прямо ему в душу. Неоднократно юный Бог Смерти ловил себя на мысли, что слишком увлекся, и пора бы ему возвращаться к начатому, пока он окончательно не позабыл о своей главной цели. Рюук объявился как раз тогда, когда Лайт над этим думал. И, черт бы его побрал, он легко заметил его нынешнее состояние. — Лайт, не хочешь повеселиться? Мне пришла в голову потрясающая идея, как разнообразить твое бренное существование. Лайту не понравилось, как это прозвучало — он давно уяснил, что если Рюуку что-то приспичит, тот не отстанет, пока не добьется своего. Пожалуй, в этом они с ним схожи, но, как правило, Лайт старался избегать любого участия в его авантюрах. — Вместо того, чтобы целыми днями прозябать в этой дыре, часами напролет таращась на людей, ты мог бы начать действовать. Понимаешь, к чему я веду? — Нет, не понимаю, — сказал Лайт. — Уж не намекаешь ли ты, чтобы я вмешивался в дела смертных? Рюук улыбнулся: — Не совсем. Ты останешься наблюдателем. Весь интерес в том, за кем мы будем наблюдать! Я предлагаю тебе бросить свою затею и подкинуть тетрадь тому, кто представляет для тебя наибольший интерес, а потом посмотреть, что он будет делать. Может и тебя переплюнет, кто знает. Ну вот, этого то Лайт и боялся. Этот кретин опять решил использовать простых людей, дабы развеять свою скуку. Совсем не изменился. Сначала будет играть с людскими жизнями, используя для своей выгоды, а когда наскучит, без раздумий убьет. Как убил его… Ну уж нет, Лайт не будет в этом участвовать. У него дела поважнее. — Я не заинтересован, — сказал Лайт, вложив в голос всё свое безразличие. — Делай, что хочешь, меня только не впутывай. Сейчас самое главное для меня — найти преемника. — Ну да, я вижу, как ты занят его поисками, изо дня в день таращась на того парня. Лайт промолчал. Пусть в словах Рюука и была доля правды, но сейчас всё это не имело значения. Он и так собирался покончить с этим раз и навсегда. — Ну же, не будь таким занудой. Давай повеселимся! — Сам бросай свою тетрадку и наблюдай сколько влезет. — Но в таком случае я не смогу убить сразу двух зайцев. Мне было бы интереснее понаблюдать за вами обоими. — Не хочу тебя огорчать, но ты зря стараешься. Я по-прежнему не заинтересован, — Лайт поднялся со своего места и, чрезвычайно довольный собой, побрел прочь. Смотря вслед уходящему собрату, Рюук даже не переменился в лице. Он уже знал, что Лайт давно угодил в ловушку. — Ну раз так, то не смею тебя задерживать, — сказал Рюук и достал свою тетрадь. — Жаль, а могло быть такое увлекательное зрелище! Если ты говоришь, что твой человек не такой интересный, как я думаю, то можно его убить. Лайт остановился. На лице проступили злость и раздражение. «Вот же ублюдок! Решил сыграть на моих слабостях! Чего он добивается? Ждёт, что я начну умолять его не убивать L, и соглашусь с его «блестящей» идеей? Не дождется! Сейчас главное — сохранять хладнокровие и достоинство, даже если этим его не обмануть. По крайней мере, я дам понять, что мной нельзя так просто манипулировать». Лайт снова обернулся в сторону Рюука и, наградив его мрачным взглядом, заговорил твердым голосом. — К чему это всё, Рюук? Тебе заняться больше нечем? Бог Смерти пожал плечами. — Ты же не собираешься ничего с ним делать, вот я и решил, что ты не будешь против, если я заберу его жизнь себе. — А моей жизни тебе было недостаточно? — Что за глупые вопросы, Лайт? Если думаешь, что твоя жизнь так бесценна, я переубеждать не буду. Но она не безгранична, не забывай. А нам, Богам Смерти, нужно периодически восполнять запас, как ты знаешь. Так в чем проблема? Если не хочешь, чтобы я его не убивал, так и скажи. «Опять эта мерзкая ухмылка. Как же раздражает!» — Нет никаких проблем, — сказал Лайт спокойно. — Если тебе так надо убить кого-нибудь, мог бы избавить этот мир от пары-тройки ублюдков, вроде тебя. Так от вас, шинигами, была бы хоть какая-то польза. — Хватит читать мне мораль. Кроме тебя, здесь никого это не волнует. Мы, в отличие от смертных, не делим людей на угодных и неугодных. Нам все равно. Именно поэтому наблюдать за ними так интересно! — Черт с тобой! — взорвался Лайт. Надо же, давно он не проявлял таких эмоций. — Будь по-твоему, я выкину эту проклятую тетрадь в мир людей, если так хочешь. Только не смей больше меня в чем-либо упрекать! Я Бог Смерти! Я делаю все, что захочу и я изменю этот проклятый мир, будь в этом уверен! Вот и все, пути назад нет. Впредь он больше никогда не пойдет на поводу у этого шинигами. Рюук тут же огласил всю местность торжественным смехом и воодушевлённый взмыл в воздух. — Вот таким Лайт мне больше нравится! Его старая Тетрадь Смерти, которая принадлежала ему с давних пор, навевала воспоминания о давно забытой жизни. Сейчас настало время ей снова вернуться туда.