Моя Вечность/My Infinity

Ниа был уверен, что поступил правильно, скрыв от Мелло правду. Несмотря на то, что всё внутри него протестовало против этого тщательно обдуманного решения, случайно подслушанный разговор взрослых и печальные глаза Ватари говорили сами за себя. Настоящая причина смерти А скрывала в себе последствия, о масштабах которых они даже не подозревали, и Ниа понятия не имел, что случится, если эта тайна выплывет наружу. Что такого страшного узнал А, что повергло его в пучину отчаяния и подтолкнуло к смерти? Почему Ватари с Роджером так озабочены, чтобы это не дошло до посторонних? Изолировавшись в своей комнате и убивая время на тысячи разных конструкторов и поиски деталей для пазлов, Ниа бродил по кругу, искал ответ среди полок, уставленных книгами и коробками от сложных головоломок. Сейчас они бесполезными грудами выглядывали из шкафов, в то время как Ниа ощущал себя одиноким ребенком, брошенным всеми в пустом магазине игрушек. С раннего детства Эл учил их: «Правда обязательно должна выйти наружу, какой бы ужасной она ни была». Чтобы головоломка сложилась, нужно не сидеть, сложа руки, а искать подходящие детали. Конечно, в одиночку это сложнее, но Ниа не против поднапрячь свой мозг, если того требуют обстоятельства. Накручивая на указательный палец белоснежную прядь волос, он производил тщательную рассортировку своих догадок и решал, как поступить: оставить попытки найти пропавшие страницы из дневника или рассказать всё Мелло, наплевав на просьбу Ватари, и тем самым подвергнуть Эл риску? Даже не зная всей правды о его мнимой болезни, Ниа никогда ещё так не боялся ошибиться. Не будет ли лучше, если до правды докопается только один преемник? Мелло слишком непредсказуем, слишком импульсивен, слишком предан Эл, чтобы долго хранить от него секрет. Посвящать его в планы опасно, а значит Ниа обязан всё узнать первым. Как только он докопается до истины, тогда и решит, как поступить. Учитывая, что эта правда уже сгубила одного воспитанника, рисковать жизнью Мелло никак нельзя. Прежде, чем приступать к активным действиям, необходимо обозначить ключ к разгадке — пропавшие страницы из дневника. Если теория Ниа верна, они должны быть где-то в приюте. Конечно, есть большая вероятность, что их уже уничтожили, но почему тогда преступник не забрал с собой весь дневник и почему позволил выудить информацию о смерти А? Напрашивается только один вывод: это было сделано намеренно. Преступник играет с ними, нарочно раскидывает ниточки и дёргает, чтобы они с Мелло связали их воедино. Но зачем ему это? Какую цель он преследует? У Ниа невольно закрадывалось подозрение, что это особая проверка Эл. Теперь он уже ни в чем не был уверен на сто процентов, ему казалось, что он дрейфует в нескончаемом потоке всё новых и новых подозрений, и каждое противоречит другому. В какой-то момент Ниа даже пришло в голову, что никакой болезни у Эл нет, а всё это — его изощрённая техника, призванная проверить их с Мелло командный дух; заставить их хранить тайны друг от друга, поселить в них новое зерно вражды. И если Ниа поведется на эту уловку, значит уже Мелло проиграл. Ниа набрал в грудь побольше воздуха, чтобы хоть как-то навести порядок у себя в голове. Если это действительно проверка Эл, то без Мелло ему никогда ее не пройти. Детектив ещё в первый день наказал, чтобы никакой самодеятельности и тайн друг от друга. Может, Мелло прав, и им действительно стоит довериться Эл? Сам Ниа прежде всего доверял своим инстинктам, и сейчас они упорно твердили, что надо искать страницы. Он встал посреди комнаты и внимательно осмотрел потолок. Чистые белоснежные панели подсвечивались в ярком дневном свете. Память услужливо преподнесла ему на блюде жуткое воспоминание о тёмной пустоте, что скрывалась за ними, из этой темноты так и норовила выскочить длинная костлявая рука, чтобы схватить испуганного ребёнка за горло и придушить. Благо, сейчас полдень, и никакие психи здесь его не достанут. Мысль, что ему снова придется лезть в вентиляционную трубу, была отталкивающей, но, увы, необходимой. Засучив белоснежные рукава, Ниа забрался на стол, дотянулся до одной из пластиковых панелей и, приложив некоторое усилие, сдвинул в сторону. — Так я и думал, — сказал затаившийся за потолочным пространством Мелло. Оступившись от неожиданности, Ниа едва не свалился на пол, лишь благодаря Мелло, который успел ухватить его руку, он удержался на краю стола. — Аккуратнее, гений. Не облегчай мне задачу по избавлению от тебя. — Ты что там делаешь? — Разве не очевидно? Шпионю за тобой. Подросток полулёжа опирался на обрешётку потолка над головой Ниа, подперев голову одной рукой, и смотрел с презрительной усмешкой. Как только его заметили, он парой ловких движений сдвинулся в сторону потолочного отверстия, проделанного Ниа, стащил ноги вниз и запрыгнул к нему на стол. — Признаться, я начал думать, что мы подружимся, но ты оказался двуличной крысой. Нам сказал, что идея Мэтта провальная, а сам в тихую решил присвоить ее и забрать себе все лавры. Так ты прислушиваешься к L?! Голубые глаза мальчика обдавали настоящим холодом, неприязнь, живущая в них, достигла апогея. Ниа никогда не понимал, откуда у Мелло такая ненависть к нему, но старался не зацикливаться на этом слишком часто. Однако сейчас его претензии были понятны — Мелло просто не знал всей правды. Но у Ниа нет права рассказать ему всё. Он опустил глаза, чтобы не видеть лица Мелло и спрыгнул со стола. — Я не обязан отчитываться перед тобой, — ответил он монотонным голосом, — О чем вообще с тобой можно говорить? Ты капризный ребенок с гиперактивным комплексом жертвы, жаждущий единоличного признания. Ты готов закатить истерику из-за каждого промаха, не способен мыслить здраво, и не моя вина, что ты не можешь угнаться за мной. С твоей тягой соревноваться со мной, нам никогда не узнать, что случилось с А. По большей части это была ядовитая ложь, но в этот упрек Ниа вложил также и свою обиду, и свои настоящие эмоции, которые он всегда держал под маской безразличия. Зато ложь стала ещё убедительнее, а значит достигнет Мелло. Только Ниа не хочет видеть его лица, когда эти слова до него дойдут, и отворачивается, уходит в себя, отходит к противоположной стене, где стоят его книги, пазлы и головоломки. Он переходит к созерцанию, хотя всё его тело было напряжено подобно натянутой струне. — Уходи. — тихо просит он, не оглянувшись. Где-то минуту в комнате стояла тишина, а Ниа так и стоял на месте, уставившись в стену. Он почти вздрогнул от неожиданности, когда Мелло грубо припечатал его к книжному стеллажу и с размаху ударил кулаком в нескольких сантиметрах от лица. Чистая ярость, смешанная с болью разочарования и обидой, плескались в потемневших, как море в разгар шторма, глазах подростка. Ниа был готов поклясться, что эта буря сейчас вырвется из глаз вместе со слезами. — Ну давай, — продолжил давление Ниа, — ударь меня и ещё раз докажи свою несостоятельность. Мелло не двигался, он молча смотрел, крепко вцепившись рукой в плечо Ниа, который стоял напротив и чувствовал, как его позвонки больно упираются в неровную поверхность книжного шкафа. — Ты поэтому так ведёшь себя? — наконец прошептал Мелло, — Ты думаешь, для меня это какая-то забава? По-твоему, я забочусь лишь о том, как бы отобрать у тебя звание первенства? Да плевать мне на это! — новый удар кулаком о стену заставил Ниа напрячься, но боковым зрением он успел заметить пятнашки крови, выступившие у Мелло на костяшках, — Всё, что имеет значение, это А! Я хочу найти ублюдка, который убил его, и я найду его, с твоей помощью или без! Всё, что Мелло сейчас было необходимо — это выплеснуть на Ниа свой гнев, и это было оправданно. Ну что ж, если это приведет его в чувства, Ниа не против. И действительно, это помогло немного остудить его пыл, и Мелло ослабил хватку. Отступив на шаг, он переключил внимание на ушибленную кисть и поморщился — она кровоточила. Не произнося ни слова, Ниа подошёл к комоду, где предусмотрительно держал аптечку на такой случай, вытащил бактерицидный пластырь и протянул Мелло. Тот молча выхватил его и принялся обрабатывать свою руку, а Ниа также молча начал собирать упавшие на пол книги. — Если я не распускаю сопли, это не значит, что я отношусь несерьёзно к смерти А, — вдруг заговорил Мелло, — Я помню, каким он был в последние дни. Он всегда уделял нам время, несмотря на свои обязанности, всегда старался помочь и приободрить. Но потом, — Мелло задумался на мгновение, — он стал каким-то странным, нервным, словно сам себе на уме. Я вспоминаю его каждый день и скучаю, так что не смей говорить мне о несерьёзности. Я часто думаю, а что, если бы я рассказал Эл о его странном поведении? Это что-нибудь бы изменило? — Нет, — ответил Ниа, — Ты ничего не мог сделать. Он погиб, потому что узнал то, чего не должен был. В этом нет твоей вины. Мелло стоял в нескольких метрах и с нескрываемым подозрением разглядывал своего главного соперника. Он тихо спросил: — Ты что-то узнал об этом, ведь так? Ниа одарил его мутным взглядом, до боли напоминающим взгляд Эл. Затем кивнул. — Это что-то, чего мне нельзя знать? — спросил Мелло. Вновь кивок. — Почему мне нельзя знать? Ведь Эл говорил, чтобы никаких секретов. — В том-то и дело. Эл тоже не следует этого знать. Мелло непонимающе нахмурил брови. — Как это? Это же Эл приказал нам докопаться до правды, о чём ты вообще? Ниа отвернулся и помрачнел. — Ниа, хватит мучить меня, скажи всё как есть! Что случилось в тот день, когда мы с Мэттом отправили тебя по вентиляции? Ниа задумался и закусил губу, недоверчиво глядя на светловолосого мальчишку. Порой Мелло был очень убедительным, но Ниа тоже крепкий орешек, расколоть его не так-то просто. Но, похоже, в его скорлупе таки образовалась трещина. — Ниа! — настаивал Мелло, — Скажи мне, что там произошло? Обещаю, всё останется между нами, даже Мэтт не узнает. Ниа тяжело вздохнул. Боже, не дай ему пожалеть об этом! — Я подслушал разговор Ватари и Роджера. — начал он.

***

Эл почувствовал на своем лице мягкое, почти невесомое касание. Легко, точно крылья мотылька, случайно задевшего его в полете, чье-то прикосновение обдало кожу холодом, затем скользнуло вниз по щеке, на миг задержалось на скуле и затерялось где-то ниже, едва успев тронуть пересохшие губы. Ресницы детектива задрожали, тяжёлые от сна века медленно приподнялись, глаза распахнулись. Окружающая его реальность постепенно приобретала знакомые очертания. Больше не было сна — это явь. Детектив увидел свою комнату, но, на удивление, его ощущения не были такими острыми, какими должны быть наяву. Воспоминания о времени, проверенном в разрушенном мире Киры, были ещё слишком свежи. Голос Киры… нет, голос Лайта — до сих пор звучал у него в голове, тело помнило его прикосновения, не отпускал взгляд горящих, как угли в жарком костре, янтарных глаз. Но Эл очнулся от сна, и на плечи вновь опустилась реальность. Судя по звуку включенного компьютера, Эл проспал не так уж долго, но по ощущениям прошло несколько дней. Время в двух разных мирах и впрямь текло по-разному. Когда Эл приподнялся, то очень удивился, обнаружив себя на кровати. Отрешиться от сна и быстро перестроить свое сознание на новый лад не так-то просто, но Эл был на сто процентов уверен, что не ложился. Он часто работал в своем кресле, в нём же и спал. Даже если его сморит усталость, добраться до кровати самостоятельно он вряд-ли бы смог. Не раз и не два он засыпал на рабочем месте: для гениального детектива это было в порядке вещей. Лунатизмом он также не страдал, поэтому перемещение в кровать это не объясняет. Кто его перенёс? Эл посмотрел на входную дверь, та была закрыта: никаких признаков взлома или вторжения посторонних. Побывай здесь хоть Ватари, хоть Бейонд, Эл бы это заметил, а значит… Эл потянулся к щеке, которая ещё хранила ощущение прохлады. Прикрыв глаза, он накрыл ее ладонью в попытке удержать это ощущение. Беззвучный смех слетел с его губ. — Лайт? — позвал он. Комната ответила тишиной. Бог Смерти не объявился, но Эл каждой клеточкой тела чувствовал его присутствие, слышал шелест его крыльев, ощущал на уровне интуиции. Лайт определённо был здесь: наблюдал, ждал, изучал, следил за его пробуждением, но сейчас прятался, когда Эл раскрыл его истинную личность. Эта ли причина, по которой Лайт не желал показываться, или он снова затеял с детективом игру? Прежде, чем это выяснить, Эл подошёл к столу, где лежал ноутбук с материалами дела о преступлениях и людях, которые в них подозревались. Когда он включил монитор, то увидел, что вся информация об уликах и доказательствах уже была укомплектована и готова к отправке, а сбоку висела незакрытая вкладка с напечатанным текстом: «Не благодари». — Вот сучонок! — фыркнул Эл, — Всё время будешь отнимать мой хлеб? Но улыбка быстро сползла с его лица, когда он вспомнил, что их время почти на исходе. Тринадцать дней вот-вот закончатся, душа Лайта в обличии Киры очень скоро канет в небытие, оставив после себя только бессмертный дух, преследующий его. Останется ли от Лайта напоследок хоть сколько-нибудь человеческое? В это хотелось верить. Так или иначе, всё встанет на свои места, когда истекут тринадцать дней. Вероятнее всего, детектив останется жив, как и подозревал. Но что потом? Об этом лучше подумать позже, сейчас его мысли занимал лишь Лайт, который несомненно был рядом, но не решался ему показаться. Что ж, Эл знает, как его выманить. Он распахнул окно и осмотрел внутренний двор, который пустовал в это время дня. Через пожарную лестницу, тянущейся вдоль окна, он выбрался наружу и забрался на крышу. Здание приюта было невысоким, до его шпилей едва спускались птицы, только летучие мыши летними вечерами били крыльями у самых окон. Эл вспомнил, как однажды Мелло и Мэтт принесли ему раненую летучую мышь и месяц ее выхаживали. К несчастью, она всё равно умерла, но воспоминание осталось светлым и теплым. Среди всех приютов Винчестера Приют Вамми был самым неприметным, хотя и самым богатым. Возможно, и самым секретным, но в точности этого никто не знал. Здание напоминало об эпохе середины шестнадцатого века. Прошлое Эл повсюду переплеталось с настоящим, и в целом Вамми производил впечатление огромной исторической ценности. Что-то постоянно приходило в ветхость, и вечно суетливый Роджер круглый год следил за ремонтом, поднимая к приезду детектива из очередной поездки настоящий бедлам. Мало кто из воспитанников знал, что спонсированием приюта занимались влиятельные политические организации со всей Британии. Эл не очень это нравилось, но Ватари, на правах известного изобретателя и основателя приюта, позаботился, чтобы он не чувствовал на своей шкуре слишком сильного влияния извне. В лучах предзакатного солнца его мир выглядел до невозможности маленьким и обособленным от всех внешних воздействий, но это было не так, ведь прямо сейчас за ним наблюдало сверхестественное существо из потустороннего мира. Стоя на краю крыши и точно зная, что делает, детектив повернулся к нему спиной, раскинул руки в стороны, прикрыл глаза и погрузил себя в состояние неопределенности, не пытаясь искать факты и причины своему поведению. Потом сделал шаг в пустоту. Воздух засвистел у него в ушах, и в крошечном уголке сознания детектив отругал себя за безрассудство, но спокойствие взяло над страхом верх. В его глазах отразилось бескрайнее небо, если это последнее, что он увидит, то он не станет закрывать глаза — он успеет лишь моргнуть. Глаза Эл закрылись на миллисекунду, после чего небесную синеву заслонили два черных крыла, несущиеся к нему с чудовищной скоростью. Эл почувствовал, как руки необычайно сильного существа смыкаются на его спине. Лицо Лайта оказалось на расстоянии нескольких сантиметров от лица детектива, так что можно было разглядеть каждую чёрточку, пересчитать все ресницы, погрузиться в глубину кроваво-красных глаз, пока Лайт поднимал его в воздух. Даже время замедлило свой бег в этот момент — так, по крайней мере, Эл казалось. Лайт крепко держал его на руках, это ощущение было реальнее всех предыдущих с тех пор, как он проснулся. Прижавшись к груди Лайта, Эл не чувствовал ни тепла, ни сердцебиения, но чувствовал знакомый мороз, согревающий сердце. А Бог Смерти, держа на руках свою ношу, поднялся над шпилями Дома Вамми и полетел по направлению к раскидистому дубу, который рос в стороне. — У тебя привычка такая — с крыш падать? — дрожащим от ярости голосом спросил он, опустив Эл на землю. — Я просто подумал, раз уж у меня есть Бог Смерти, оберегающий меня о смерти, то можно себе позволить. — Ты идиот! А если бы я не успел?! — Значит, такова моя судьба, — пожал плечами Эл, — Всегда хотел необычно умереть. — Не переживай, твой срок ещё прийдёт, а до тех пор даже не думай играть со смертью! — Игра со смертью — часть моей работы, и моя жизнь принадлежит только мне, я сам волен решать, как ей распорядиться. Алая вспышка разожгла гнев в и без того жутких глазах шинигами. Лайт резко приблизился к детективу и обхватил его лицо руками. Эл на мгновение опешил, но вырываться не стал — всё равно у него бы не получилось, так как Лайт одним своим взглядом заставил его оцепенеть. — Жизнь — это самое ценное, что у тебя есть, — сказал Лайт, твёрдо смотря ему в глаза, — Не пренебрегай своей жизнью, после смерти ничего нет, понимаешь?! Ничего! Поэтому прошу тебя, больше никогда не делай так. Пообещай мне! Эл накуксился и закатил глаза. — Иначе что? Отругаешь меня? — Отругаю. — Побьешь меня? — Побью. — Убьёшь своими руками? — Убью. — Ладно, Кира, — кивнул детектив, после чего Лайт выпустил его лицо. Одна его часть была рада этому, другая разочарована, — Скажи, все Боги Смерти так переживают за людей, или это мне так повезло? — Скорее наоборот. Боги Смерти приносят людям лишь страдания и страх, делают их несчастными. Так мне сказал Рюук. — Поэтому ты избегаешь меня? Не потому, что ты Кира? — Я переживаю, что мое присутствие рядом навредит тебе. Эл задумчиво закусил большой палец. — Раньше тебя это не останавливало. Значит, ты признаешь, что врал мне всё это время? — Я многое недоговаривал, нарушал много правил шинигами из-за тебя. Боюсь, как бы мои ошибки не отразились на тебе. — Разве уже не слишком поздно давать заднюю? — вместо ответа Лайт отвернулся. Эл приблизился к нему, чтобы найти ответ в его глазах, — Есть ещё что-то, о чём я должен знать? На лице Бога Смерти промелькнула тень сомнения, он покачал головой. — Нет, ничего. — И я должен просто тебе поверить? Лайт перевел взгляд выше, как если бы хотел разглядеть что-то, висевшее у Эл над головой. — Есть вещи, которые Богам Смерти нельзя разглашать. Это правило я не могу нарушить. Разочарование проступило в глазах детектива подобно лёгкому волнению на поверхности глубокого темного водоёма. Больше он ничего не стал спрашивать. За какие-то несколько дней всё кардинально изменилось: его мировоззрение, его убеждения, его чувства. Изменения он видел даже в облике Лайта, который стоял перед ним. Бог Смерти давно перестал быть чудовищем, его образ прочно переплетался с образом юноши из сна, медленно, но верно выстраивался психологический склад, пока в конце концов две разные природы не срослись воедино. Лайт был Кирой, а Кира был Лайтом, и он же был Богом Смерти. Лицо Лайта стало лицом Киры, и оно разрушалось прямо у Эл на глазах. Детектив осторожно протянул к нему руку, чтобы Лайт позволил дотронуться до своей щеки. Его кожа была такой холодной, такой бледной и такой мертвой, готовой осыпаться от любого прикосновения и обнажить скрывающийся за ней череп. Красные глаза, горевшие яркими всполохами, были самой живой деталью на лице шинигами, особенно четко их подчёркивали веки, очерченные черным. Хотя бы его глаза в будущем останутся и будут гореть двумя красными огоньками в глубине пустых глазниц. — Посмотри, что сделала со мной Тетрадь Смерти, — прошептал Лайт, — Я хотел сделать это с тобой, вылепить из тебя свое подобие и уничтожить. Но я не хочу больше причинять тебе вред, ты этого не заслуживаешь. Мне пора отпустить тебя. Но Эл не желал слушать очередной словесный поток и придумал лишь один способ заткнуть его. Обескровленные иссиня-черные губы были такими же холодными, как и сам Лайт, когда Эл их поцеловал. Поцелуй вышел совсем не страстным, не нежным, а смазанным и горьким, как будто он целовал труп человека, замершего насмерть. Эл крепко обхватил шинигами руками. Крылья позади Лайта слабо затрепыхались, их изящные черты скрадывал подступающий сумрак, их чёрные перья наощупь казались бесконечно мягкими. Лайт поцеловал его в ответ, и хотя ощущения кардинально отличались от того, как он целовал Эл во снах, вне всяких сомнений так мог целовать лишь он один. Эл хотел удержать это чувство, пока ещё возможно, пока в Лайте ещё остаётся что-то от человека. Наконец они разжали объятия — Ты, как всегда, решаешь за других, — тихо сказал Эл, — Этим и бесят личности с нарциссизмом. Почему только тебе решать, когда вторгаться в мою жизнь и когда из нее уходить? Позволь и мне хоть раз сделать выбор. — И что же нам делать со всем этим? — спросил Лайт. Эл печально улыбнулся. — Я не знаю.

***

— Нет, ты походу съехал с катушек. Мелло и Ниа шли по коридору, стараясь не скрипеть дощатым полом. После ужина все дети побежали готовиться ко сну, немногочисленные преподавали закрылись в своих кабинетах. Когда двое мальчиков поднялись на третий этаж, была практически полная тишина. — Я тебе уже сказал, это сугубо мои догадки. — Эл никак не может быть в этом замешан! Зачем ему это? — Я тоже думаю, что он не замешан в смерти А напрямую. Но он — ниточка, которая может привести нас к убийце. — И что ты предлагаешь? Ниа остановился у одной из дверей и посмотрел на Мелло. — Мы осмотрим комнату Эл. Зрачки в глазах Мелло расширились от возбуждения, кожа слегка побелела. — Ты шутишь, да?! В конец чокнулся, нам нельзя даже заходить туда! — Можно, если никто не узнает, — сказал Ниа и взялся за дверную ручку. Дверь не поддалась. Мелло разочарованно присвистнул. — Ты ожидал чего-то другого? Ниа обернулся. — Когда тебя останавливали замки? Мелло на секунду задумался, потом отрицательно покачал головой. — Даже не проси. Я не буду вскрывать замок. — Я рассказал тебе всё не для того, чтобы ты проигнорировал. Мы делаем это, чтобы узнать правду, как Эл и хотел. Это долг наследников — любой ценой узнать правду, какой бы ужасной она ни была, понимаешь? Мелло ещё раз задумался, затем воровато обернулся по сторонам и вздохнул. — Ладно. Надеюсь, оно того стоит, — он достал из кармана две скрепки, пару минут провозился с ними, вставил в замочную скважину и провернул два раза. Замок издал слабый щелчок. — Только быстро, — сказал Мелло и осторожно открыл дверь. Им нравилось бывать в личной комнате L, их не раз сюда приглашали, но никогда ещё им не приходилось вламываться сюда тайно, поэтому дети чувствовали себя словно под колпаком. — С чего начнём? — спросил Ниа. — С потолка конечно. — ответил Мелло и достал фонарик. Включить лампочку они не рискнули, ведь в любой момент их могли увидеть с улицы. Пока Мелло обыскивал каждый сантиметр потолка, Ниа на всякий случай осмотрел комнату: стены, шкафы, офисный стол и даже подоконники. — Нашел что-нибудь? — прошептал Ниа. — Куда там! Похоже, придется опять лезть в вентиляцию. — На это нет времени, Эл может вернуться с минуты на минуту. Пора уходить. — Да погоди ты! Ещё здесь проверю. Посвети мне. Держась на стуле, Мелло протянул Ниа фонарик. Когда тот перехватил его и направил в сторону люстры, то заметил, что одна из лампочек вкручена заметно слабее. На первый взгляд все четыре лампочки были одинаковы, но стоило присмотреться повнимательнее, и Ниа увидел, что одна была слегка под наклоном и выступала чуть вперёд. Мелло потянулся к люстре и осторожно выкрутил лампочку. Раздался тихий скрип, а затем из патрона выскочил маленький белый комочек и упал на пол. Ниа сразу подобрал его. Это оказался листок бумаги, плотно и многократно сложенный. Не теряя ни секунды, он развернул его и принялся читать. — Это та самая недостающая страница из дневника! — обрадовался Мелло, — Быстрее читай, что там написано. Взгляд Ниа судорожно бегал от строки к строке, мозг мгновенно поглощал и впитывал полученную информацию, и чем больше он читал, тем шире становились его глаза. — Ниа, что там? — нетерпеливо спросил Мелло. Но мальчик вдруг застыл с бумагой в руках и уставился куда-то перед собой. Он словно оглох и не понимал ни единого слова. — Покажи мне! — не выдержав, Мелло выхватил лист у Ниа из рук и начал читать сам. Его следовало остановить, отобрать страницу, но Ниа просто стоял и пялился в пустоту, силясь поверить в прочитанное. — Что за… — Мелло запнулся на полуслове, — Нет, это бред какой-то. Это безумие. — Не думаю, что бред, — выдавил из себя Ниа, — Это почерк А. Теперь нам надо решать, что делать с этой информацией: идти с ней к Эл или нет. — По-моему, ответ однозначный, — лицо Мелло вдруг стало до жути спокойным и расчётливым. И прежде, чем Ниа успел произнести хоть слово, подросток бросился в уборную. — Стой, Мелло! — крикнул Ниа и побежал за ним вслед. Он понял, что опоздал, когда раздался звук сливного бочка. — Ты понимаешь, что ты сделал? — сказал он, безвольно смотря, как листок из дневника исчезает навсегда, — Ты уничтожил главную улику! — Да, понимаю, — рявкнул Мелло, — Но ты тоже пойми, они убьют нас так же, как убили… Он не успел договорить, потому что их ослепил яркий свет, и они увидели, что на пороге, держа руку на выключателе, стоял детектив L. На его лице застыло недоумение. Дети словно остолбенели, они молча смотрели на вошедшего, на их лицах застыл ужас. — Интересный поворот событий, — так же спокойно, как и всегда, промолвил Эл. — Эл, прости, мы просто… — заикаясь, начал Мелло, — Мы просто хотели найти зацепки. — Зацепки? У меня в комнате? Почему именно здесь? — На то была причина, — тихо сказал Ниа. Детектив окинул наследников настороженным взглядом и сказал: — Причина должна быть веская, я полагаю. Честно говоря, будь я на вашем месте, я бы не решился прийти сюда. Видимо, случилось что-то серьезное. Эл зашёл в комнату. Мелло и Ниа не двинулись с места, виновато понурив головы. — Ну и как? — поинтересовался детектив, подойдя к детям, — Вы нашли то, что искали? — Нет! — виновато и как-то излишне эмоционально выпалил Мелло, — Мы ничего не нашли. — А почему ты плачешь, Мелло? Мальчик удивлённо застыл и усиленно потёр глаза. — Я не плачу! — Откуда тогда слёзы, Мелло? — Нет, я не плачу… Ниа только молча смотрел на них, он словно потерял способность чувствовать.