Голод кожи

Лежа на тонкой подушке, Шерлок пытается расслабиться и закрывает глаза, чтобы лучше сосредоточиться на других своих чувствах. Матрас жесткий и такой же тонкий, как подушка, простынь слегка колется. Сигаретный дым по-прежнему плавает в воздухе вместе со слабыми запахами тела, еды, стирального порошка и нотками ладана. Но в основном — это ощущение Джона, лежащего на худеньком матрасе рядом с ним. Его голова повернута к плечу Шерлока, и лица не разглядеть, но по неравномерному давлению на ключицы и кости легко понять: Джон расслаблен и спокоен. Одна его рука бескостно распласталась по груди Шерлока, мизинец иногда легонько подергивается. Он прижимается к более рослой фигуре Шерлока, излучая тепло, которое согревает гораздо лучше дрянного одеяла. Дыхание щекочет шею Шерлока, жар растекается с каждым выдохом, который сменяется слабым холодком на вдохе. Это просто немного неудобно — кости давят на мягкую плоть и его рука неуклонно немеет под тяжестью груди Джона. Короткие волосы щекочут подбородок, а нога Джона находится в миллиметре от действительно опасных мест. Шерлок не пошевелился бы, даже рухни вокруг стены. Он прислушивается к мягкому шелестящему дыханию, чувствует ровное биение сердца, ощущает тонкий аромат спящего Джона и признает — так и должно быть. Джон рядом и все хорошо с этим миром. Конечно, это не может продолжаться. Хлопает дверь, и один из тех постоянно курящих восточных европейцев с соседних нар кричит что-то на своем непонятном языке. — Hey, bidcho! Dzavidet! Modi ak, kai?* А, грузинский. Человек, расположившийся на верхних нарах, огрызается в ответ и пьяно пытается бросить пустой бутылкой из-под ликера в своего товарища, который довольно эффектно исчезает. С обеих сторон слышатся невнятные ругательства, затем дверь снова закрывается, отрезая фальшивые звуки гитары и подпитываемые наркотой обсуждения политики в нижнем зале. Этот хостел грязный, переполненный и плохо убираемый, но здесь никто никого не замечает, и потому он идеальное место, чтобы затаиться на пару дней. Шерлок перекатывается на бок. Джон ушел. Джона никогда здесь не было. Джон именно там, где и должен быть — в тепле и уюте Бейкер-стрит, как и все одиннадцать месяцев до этого. Джон считает Шерлока мертвым. Иногда Шерлок задумывается, не было бы проще и легче пережить эту опасную авантюру, если бы они с Джоном так и не воплотили то нематериальное, что было между ними; если бы не поддались смутной тяге, которую оба игнорировали так долго. Если бы он никогда не позволил себе привыкнуть к тому, что давал ему Джон. Больше всего он скучает даже не по сексуальному аспекту их отношений. Всякий раз, когда этот порыв становится слишком насущным, собственная рука в душе на некоторое время решает проблему. Но сильнее всего Шерлоку не хватает мягкости и умиротворения их физической взаимосвязи. Всех случайных прикосновений, когда они двигались по квартире или осматривали вместе места преступления. Всех вечеров, проведенных вдвоем так близко друг к другу, когда он притворялся, будто тоже смотрит то, что смотрел Джон. Всех поцелуев мимоходом, просто потому что была такая возможность. Всех ночей, которые он провел, слушая дыхание Джона и наблюдая, как тот спит. До Джона Шерлок совсем не нуждался в физических проявлениях любви и даже не замечал ее отсутствия в своей жизни. Няни и гувернеры никогда не прикасались к нему; Майкрофт, конечно, также не опускался до столь недостойного поведения, и раньше не было никого даже отдаленно подпадающего под понятие романтической связи. Затем появился Джон, и теперь Шерлок отчаянно скучал по чему-то, чего никогда не хотел. Его кожу покалывает в тех местах, которые хранят прикосновения Джона. Ладони слабо подрагивают, вспоминая теплую кожу под ними. Руки ноют, ощущая утрату чего-то значительного. А губы обветрились от постоянного, неосознанного облизывания. Диафрагма и верхняя часть брюшной полости чувствует слабую абсурдную боль каждый раз, когда он думает о Джоне, о том, чтобы обнять его и снова вдохнуть знакомый запах. Все это не имеет никакого смысла, но это так. Психологи называют это чувство «голодом кожи». Термин, который Шерлок всегда считал излишне вычурным. Теперь он понимает — тот прекрасно все описывает. Он действительно изголодался по прикосновениям Джона. Вздохнув, Шерлок закрывает глаза и снова пытается вызвать ощущение Джона. Тот любит прижиматься вплотную позади него, когда они лежат в постели. Шерлок всегда выбирает правую сторону, чтобы не давить Джону на его раненое плечо. Теперь он снова почувствовал около себя Джона. Одна рука на талии Шерлока, кисть касается пупка. Вторая стиснута между ними, пальцы сжаты у лопатки. Не такие длинные, как у него, ноги Джона расположились под Шерлоком, одно колено едва подталкивает его собственное. Дыхание овевает шею, поднимаясь к загривку, щекочет ему волосы. Джон в любом случае всегда лучше дышит, когда лежит на боку. Очень осторожно Шерлок прижимает свою руку к руке Джона, которая обвивает его талию, чувствуя, как ровно бьется пульс на запястье. Ему нужно двигаться аккуратно, чтобы не разбудить его, ведь Джон еще не совсем избавился от чуткого сна, ставшего привычкой в медицинском институте и армии. Одеяло, нежно и тепло укрывающее обоих, согревает. Наконец, под звук дыхания Джона, шелестящее у его уха, и мягкое биение пульса под большим пальцем, Шерлок погружается в сон в надежных объятиях Джона.