Подарки, как и добрые советы, доставляют радость дающему. Эдуар Эррио Выбранный с любовью подарок узнается сразу по стремлению угадать вкус адресата, по оригинальности замысла, по самой манере преподносить подарок. Андре Моруа Если подарок понравился, значит, ты отдал часть своей души. Дары заслуживают благодарности и обязывают к ней.
***
Замок фон Кролоков День в усыпальнице прошёл в полнейшем безмолвии, хотя ни Эрих, ни Витторио не спали. Произошедшее накануне обоих вывело из состояния равновесия. И если фон Кролок просто недоумевал, удивлённый стремительно меняющимся настроением любовника, Вентурини призвал на помощь свой недюжинный ум и напряжённо анализировал собственные порывы, не находя им объяснения. Однако некоторые проблески причин своего поведения Герцог всё же определил. Едва часы в гостиной пробили восемь раз, бессмертные одновременно сдвинули крышки и выбрались из комфортных саркофагов. Они стояли молча, выжидательно глядя друг на друга. — Что это было? — прервал затянувшуюся паузу Эрих. — И тебе доброй ночи, caro mio, — ответ слегка ироничным тоном последовал незамедлительно. Он нарушил собственные правила, не стал, как обычно, увиливать и томить в неведении. Впрочем, заговорил Герцог не сразу, сначала застегнул пуговицы на планке и манжетах рубахи и сосредоточенно смотрел на свои пальцы. Эрих в ожидании задвинул крышки саркофагов и вновь воззрился на любовника. — Что это было, не знаю, — откровенно ответил Витторио. — Но уверен, поступил я правильно, — он взял фон Кролока за руку, пристально глядя на кольцо с рубином. — Ты предполагаешь, это… — Да. Ты понял меня? Казалось, незримое присутствие кого-то третьего сковывало их языки. Но не нужно было слов, когда всё сказано друг другу взглядами.***
Напряжение не оставило бессмертных, даже когда они вышли из усыпальницы. Оба сознавали собственную глупость и абсурдность произошедшего прошлой ночью, и каждый чувствовал за собой вину: Эрих за то, что провоцировал любовника, Витторио за то, что с лёгкостью поддался на его уловку. — Будь я смертным, решил бы, что «чёрт попутал», — пробормотал фон Кролок, а дон Вито невольно хмыкнул. — Ну раз ты вспомнил чёрта, покажу кое-что. Граф приподнял бровь. При его эмоциональной скупости это выглядело крайней степенью заинтересованности. — Хотел немного позже, но, так и быть, покажу сразу, — Витторио, войдя в свои покои, остановился около кипы привезённых и пока не разобранных ящиков и свёртков. — Это один из моих подарков, — он протянул внушительного размера картонный тубус, тщательно перевязанный бечёвкой. — Надеюсь, удастся тебя удивить. — Картина, — сразу догадался Эрих, — большая, судя по упаковке. Интересно, что там, — острые кончики ногтей разрезали тонкую, но прочную верёвку, и вот он уже доставал свёрнутый в рулон холст. — Однако… — Но ни троянский гнев, ни ярость Фив Свирепей не являли исступлений, Зверям иль людям тело изъязвив, Чем предо мной две бледных, голых тени, Которые, кусая всех кругом, Неслись, как боров, поломавший сени. Одна Капоккьо в шею вгрызлась ртом И с ним помчалась; испуская крики, Он скреб о жесткий камень животом. Дрожа всем телом: «Это Джанни Скикки, — Промолвил аретинец. — Всем постыл, Он донимает всех, такой вот дикий», © — продекламировал Герцог и с нескрываемым любопытством посмотрел на фон Кролока. Тот был в очевидном замешательстве. Он, несомненно, узнал картину Бугро «Данте и Вергилий в аду», но… — «Божественная комедия», «Ад», песнь ХХХ, — безошибочно определил Его Сиятельство, — восьмой круг, десятый ров, место фальшивомонетчиков и фальсификаторов. Вергилий, проводник по загробному миру, путешествует с Данте, водит его от круга к кругу, спускаясь по рвам, всё ближе и ближе к воронке, ведущей в чистилище (рисунок Боттичелли в примечаниях). Они наблюдают бой двух проклятых душ, Джованни Сикки и Каппокьо. Ниже только «обманувшие доверившихся». Копия сделана кистью самого автора, я прав? — Верно. Господин Бугро был, как бы помягче сказать… немного удивлён, когда я обратился к нему с необычной просьбой о копии. Эрих молча разглядывал картину. Он встречал её репродукцию в журнале, напечатанном несколько десятилетий назад. Тогда ещё молодой, но амбициозный художник написал огромное полотно, выставленное в Парижском салоне. То, что видел бессмертный теперь, впечатляло гораздо сильнее в силу размеров холста (в сравнении с журналом) и яркости красок; жестокость сил, царящих в аду, вызывала страх и даже отвращение. Борьба двух мужчин, полная ярости, передавала накал неподдельной страсти и ненависти с напряжением мышц и сухожилий, с горящими глазами и скрежетом зубов. Две обнажённые фигуры ярко, контрастно выделялись на фоне отсветов приглушённого пламени и копошащихся, корчащихся в мучениях уродливых грешников на десятом валу восьмого круга ада. И всё же были прекрасны эти двое, несмотря на неестественность и напряжённость поз, вызывая не только ужас, но и эстетическое наслаждение от вида атлетичных мужских тел. Шедевр мрачного романтизма приковал внимание фон Кролока и не отпускал и по другой причине: лица участников драматичного эпизода и двоих зрителей оказались ему знакомы. Более того, одним из наблюдавших за схваткой оказался… он сам. Что же так удивило Эриха? В мантии насыщенного красного цвета и в капюшоне стоял… нет, не Данте Алигьери, утомлённый зрелищем адских ужасов, задумчивый и печальный мужчина с удлинённым лицом и орлиным клювом носа, с выступающим подбородком. Герцог Вентурини, бессмертный красавец, слегка подавшись вперёд от неожиданности и нахмурив брови, с недоумением и внезапным участием смотрел на разворачивающуюся на его глазах драму. Казалось, давно пора было очерстветь, за время путешествия в преисподнюю привыкнуть к виду мучений грешников. Пора, но только не в этот раз… Рядом с ним — его учитель и проводник в царстве мёртвых, прекрасный посланец от возлюбленной Беатриче — в блёклом плаще со сброшенным капюшоном и с лавровым венцом на голове — сам Вергилий, великий античный поэт, а здесь — старший спутник Данте в подземном мире отчаянья и людских пороков. Но только это был кто-то другой. Чья сумасбродная причуда направляла кисть художника и сподвигла придать черты Графа фон Кролока римскому гению? Куда только делись бесстрастное выражение лица и способный заморозить высокомерный взгляд?! Вергилий (всё же Эрих) с прямой спиной, потрясённый увиденным, прикрыл рот тканью плаща, стараясь заглушить готовый вырваться возглас. Данте, успокаивая, положил руку ему на плащ, останавливая от проявления чувств — они могли только наблюдать, но не вмешиваться в происходящее. Тем более, за ними следил сам Люцифер. Обитающий в девятом круге ада дьявол оставил его на время и, никем не замеченный, поджидал странников крУгом выше. Князь подземного мира, распластав кожаные крылья с острыми, крючковатыми когтями, парил чуть сзади, с интересом и насмешкой разглядывал их, точно диковинку, ожидая реакцию на происходящее, и совсем не обращал внимание на разыгрывающуюся трагедию. Происходящая схватка его совсем не волновала. В отличие от странников. Что же их так удивило? Двое грешников, потерявших разум — рыжеволосый мужчина и его черноволосый противник, дрались с безумной яростью. Казалось, для них не существовало ничего, кроме желания разорвать друг друга на куски. Флорентиец Джанни Сикки деи Кавальканти, рыжеволосый авантюрист и изворотливый хитрец, умел искусно изображать других людей. Актёрский талант позволил провернуть хитрую аферу с наследством: его друг Симоне убил своего богатого дядю, а Скикки притворился этим дядей, пригласил к себе нотариуса и свидетелей и составил новое завещание от имени покойного в пользу Симоне. Но вскоре обман раскрылся, и фальсификатор понёс заслуженное наказание при жизни. После смерти он угодил в преисподнюю, на десятый ров восьмого круга, в компанию таких же мошенников и мерзавцев. Второй грешник, черноволосый алхимик Капоккио, обвинялся в ереси и в подделывании золота и был сожжён заживо по приговору Святой инквизиции. Его посмертная участь оказалась не менее плачевна — еретик угодил в ад, в компанию фальсификаторов. Были эти двое знакомы при жизни, или их встреча состоялась позже, в ужасающем восьмом круге? Что они не поделили? Остаётся только догадываться… Мощь напряжённых мышц, сила первобытной ярости, с которой один обнажённый преступник, упираясь коленом в спину врага, вгрызался в его глотку — жуткая по сюжету сцена, пышущая ненавистью и должная вызывать страх. Однако художник изобразил её столь притягательно и показал мужские тела ослепительно красивыми, что основным желанием было смотреть и любоваться ими, а не задумываться о неотвратимости кары после смерти за земные прегрешения. Эрих с несомненным интересом рассматривал картину, отмечая мельчайшие детали: скульптурно-идеальные тела мужчин, страсть, с которой они схлестнулись в неистовом порыве. А может, ими двигали иные чувства, далёкие от ненависти, и их ярость означала что-то совсем иное? Тем более, что (фон Кролок едва удержался от улыбки) лица этой пары тоже оказались ему знакомы. Рыжеволосый мускулистый гигант был никто иной как Микелетто Корелья, верный слуга брата и сестры Борджиа; терзаемый им противник — политик и отравитель, племянник и лютый враг Герцога Вентурини, гениальный злодей Чезаре Борджиа. — Что скажешь, caro mio? — Витторио с нескрываемым интересом следил за выражением лица Его Сиятельства. Тот, как ни старался, не мог сохранить бесстрастный вид. — Удивил так удивил, — развёл руками Эрих. — Я попал не только в ад, ещё в Неаполь, на три столетия назад. Тогда казалось, что всё очень сложно, спустя время выглядит иначе. Как тебе пришла в голову идея с картиной? И кто рисовал лица — тебя, меня, Чезаре? Даже негодяй Микелетто узнаваем сразу. — Хотелось не просто удивить, а порадовать тебя. Перенести в то время, когда всё только начиналось. Мы были другими — не внешне, конечно. Я безумно скучал по тебе теперешнему, но не меньше по прежнему Эриху, которого я встретил и полюбил. С твоими глупостями и моими ошибками, со всеми нашими ссорами. А что касается лиц — меня изобразил Бугро, когда выполнял заказ; тебя и двоих негодяев — это моя работа. — Память тебя не подвела, лица выглядят замечательно, и не только лица. Я видел репродукцию в журнале и могу ошибаться, много времени прошло. Но, по-моему, фигуры в оригинале и на этой картине немного отличаются. Или мне показалось… — как-то очень спокойно сказал Эрих. — Ах ты хитрый лис, заметил! — засмеялся Витторио. — Ты прав, я посчитал нелогичным, если лицо Чезаре будет приставлено к чужому телу, и подправил. Корелью, кстати, тоже. Картина стала от этого только лучше. Какими бы мерзавцами они не были, фигуры у обоих прекрасные. — Ещё бы! Особенно, если ты видел все прелести по крайней мере одного из них, — фыркнул фон Кролок. — Ты даже смотришь на него с сочувствием, или я не прав?! — Вот уж не думал, что это тебя заденет, — удивился Витторио. — И это все твои впечатления? Вообще-то был задуман романтический подарок, но ты его не понял, — с огорчением добавил он. — Тебе больше ничего не показалось странным, caro mio? — Картина выполнена прекрасно, совместная работа с Бугро явно удалась. Да и вид поверженных врагов не может не радовать. Примерить лавровый венец Вергилия для меня лестно, особенно в компании с таким Данте. Только одно мне непонятно. — Да? — оживился Герцог. — И что же? — Почему я, а не ты Вергилий? Это было бы логичнее: ты мой создатель и учитель, старше на целое столетие. Данте только сопровождает Вергилия, следует за ним как за проводником. Моё истинное место на этой картине — быть Данте, зрителем в красной накидке, и целиком полагаться на твой опыт, — Эрих рассуждал, как ему казалось, вполне логично. На что собеседник улыбнулся и кивнул головой. — Велик соблазн был видеть тебя в роли Данте, в красном облачении Цеха Медиков и Аптекарей. Но это было бы ошибкой, Вергилием ты стал по праву, — ответил дон Вито. Фон Кролок был не просто заинтересован, он ловил каждое слово, понимая: сейчас возлюбленный раскроет секрет, скажет что-то такое, о чём он сам не догадался. Вентурини, между тем, продолжал: — Кем я был до встречи с тобой? Хладнокровный вампир без чувств и привязанностей, я умудрялся существовать бок о бок со смертными, да ещё при дворах разных правителей. Политические интриги, соперничество с Чезаре, искусство и коллекционирование, страсть к роскоши — вот что меня занимало в первую очередь. Немало для человека, тем более для скучающего бессмертного, верно? Так было до поры до времени. — Витторио облизнул пересохшие губы. — Всё изменилось, когда появился ты. Я обратил тебя, лишил жизни, взамен подарил вечность. Но и ты изменил меня. Вчерашний человек стал моим проводником в мир, о котором я не подозревал. В мой личный ад с чувствами, которых не может быть у носферату, с любовью, страстями и болью. С тобой я познал ощущения, которых не испытывал раньше. Меня съедали душевное томление и печаль, жажда обладания и ревность. Я не могу до сих пор их контролировать, тоскуя по тебе. Вентурини замолчал. Эрих ответил не сразу, он сидел молча, опустив в глаза и со стороны выглядел отрешённым. Но когда фон Кролок посмотрел на Герцога, оказалось, что он удивительным образом преобразился. Льдистые, точно замёрзшая гладь синего озера глаза, способные заморозить и уколоть острыми льдинками, растаяли. Сейчас в них отражалось яркое, безоблачное летнее небо, Эрих был растроган. — Какой же я недалёкий, — севшим от волнения голосом заговорил он. — Ты так старался, а я ничего не понял. Но теперь знаю всё и хочу тебе сказать: я не остаюсь в аду, а сопровождаю тебя дальше. Мы будем вместе, и бессмертие станет для нас раем. Потому что мы любим друг друга. Я видел — в этой глуби сокровенной Любовь как в книгу некую сплела То, что разлистано по всей вселенной…© — Ты неисправимый романтик, caro mio, хотя стараешься не показывать вида. Сказать, что Витторио был доволен, это не сказать ничего. Алые чувственные губы сложились в улыбку, глаза лучились теплом цвета тёмного янтаря (предвижу возражения, что не может такого быть с вампиром, но всё же произошло) — Герцог, казалось, сиял от счастья. Подушечкой указательного пальца он обвёл античный профиль любовника. Но Эрих выглядел смущённым и не смотрел на дона Вито. — Почему ты такой закрытый, боишься быть собой настоящим? Зачем стараешься казаться Бореем (греческий бог холодного северного ветра, приносящий зиму)? — Я позволяю себе открытость только с тобой и с сыновьями. Для остальных Граф фон Кролок должен быть недосягаемым, иначе пострадает мой авторитет, я не сможгу управлять подданными. — Согласен, сaro mio. Для обитателей кладбища ты вознесён на недосягаемую высоту, тебе не то, что перечить никто не посмеет, лишний раз боятся поднять глаза. И это не какие-то жалкие смертные, а носферату всех мастей. Батори и Мариус были возмутителями спокойствия, но теперь их здесь нет. Зато появилась мощная поддержка в лице сыновей. Альфреда боготворят, Герберта уважают. По-моему, ты слишком замкнулся в себе. Вот видишь, я не ошибся, — удовлетворённо сказал Витторио, когда фон Кролок согласно кивнул. — Но тут есть моя вина: я оставил тебя один на один с огромным грузом забот и проблем, — Герцог ненадолго замолчал, — Безусловно, ты прав. Нужно быть начеку, мы не имеем право пропустить возможного врага. Стоит отдать должное Его Сиятельству, он не хотел недоговорённости. — Теперь, когда мы вместе, позволю себе быть искренним. Слишком много времени я провёл в уединении, без поддержки. Броня надменности стала моей защитой, она работает на меня. Страх, уважение — какая разница, если это позволяет держать в узде разношёрстную компанию с кладбища. Я привык ни на кого не полагаться, кроме себя. Не подумай, что я не доверяю тебе, конечно, это не так. Просто тебя слишком долго не было, приходилось со всем справляться самому. Герберт не был моей поддержкой, наоборот, добавлял проблем. Теперь многое изменилось, и станет намного легче. Можешь не сомневаться в моей искренности. Что касается Борея… дай немного времени, нужно привыкнуть к тому, что ты рядом. Однако менять поведение в отношении кладбищенских я не стану. — Ты больше не тот Эрих, который мог наломать дров, поддавшись эмоциям. Наверное сначала мне будет не хватать тебя прежнего. Но от этого я не стану тебя меньше любить. Мы изменились оба, я тоже стал другим. Нет, нельзя было тебя оставлять так надолго, — вновь корил себя Витторио. — Перестань, Вито. Нас ждут непростые времена. Но я не сомневаюсь в успехе, когда мы вместе. Ты, я, наши сыновья. — Увы, нужно думать не только о приятном. Но позволь побыть немного добрым сказочником и выполнить приятную миссию. Вентурини вышел в соседнюю комнату, ненадолго оставив Его Сиятельство. Эрих смотрел на нагромождение свёртков, коробок и на пару громоздких ящиков их толстой фанеры с нанесёнными предупредительными знаками. «Волшебник подготовился к встрече основательно», — иронично подумал он. Тут его взгляд зацепился за необычный предмет, стоящий в стороне на этажерке. Казалось, после картины с Данте и Вергилием удивить его было невозможно, но… «О, Тьма! Вечный календарь! — фон Кролок сразу понял, что перед ним. — Но какой необычный!» Поистине это была ночь приятных откровений. Удивлению бессмертного оказалось беспредельным, и было от чего. Красота изысканно выполненного изделия зачаровывала (см. фото в Примечаниях). Покрытая лаком круглая миниатюра на идеально отшлифованном дереве являла ничто иное, как портрет Эриха в парадном красном камзоле, расшитом чёрным кружевом и сутажным шнуром. Сосредоточенный и печальный, он сидел за роялем. Правая рука замерла на клавишах (Граф подумал, что мелодия наверняка грустная), левая, согнутая в локте, была расслаблена. Белоснежное лицо и клавиши рояля контрастировали с мрачным фоном миниатюры и самого календаря, выполненного из чёрного дерева и оттенённого лёгкими мазками серебристого цвета. Под миниатюрой, на серебристом фоне рельефно выделялись четыре парящих нетопыря. Ниже, на основании, лежали два кубика с белыми цифрами на чёрных гранях, а три прямоугольных чёрных бруска с названиями месяцев позволяли выставить любую дату (именно поэтому календарь получил название «вечного»). Эрих взял календарь и поставил на ладонь — тот оказался неожиданно тяжёлым. Все элементы были продуманы до мельчайших деталей. По бокам календарь украшали объёмные лилии с серебристо-сиреневыми лепестками. Мастерски выполненные цветы, казалось, вот-вот оживут, готовые затрепетать от малейшего движения воздуха и окутают маслянистым, бальзамическим запахом с зелёным оттенком. Сзади календарь был не менее интересен: рельефное женское лицо до середины прикрывало подобие маски в виде то ли короны, то ли стрельчатого окна с причудливыми резными узорами, с удивительными растениями по бокам и красным камнем на шее. Кровавые разводы на маске, растениях и цвет камня не оставляли сомнений: это символ ритуальной жертвы вампирского бала. Резьба задней стенки календаря в виде контуров стрельчатых окон и очертаний камней символизировала старинный замок. Внизу лежала сорванная сиреневая лилия… «О, Люцифер! Как можно было создать подобное совершенство? — поразился фон Кролок виртуозной работе неведомого мастера. В авторстве портрета он ни на миг не усомнился, а вот чудесная резьба и всё остальное… «Это тоже он! Мой Вито!» — понял Эрих и тотчас представил Герцога в холщовой рабочей блузе и фартуке, с перехваченными лентой волосами. Он сидел, закусив губу от усердия, а аристократические длинные пальцы ловко орудовали ножом с выгнутым лезвием, вырезая очередной паз, превращая заготовку из твёрдой древесины в произведение искусства. На столе были разложены стамески, ножи разной формы и много ещё инструментов, названий которых Его Сиятельство не знал. «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник…» — пришла на ум строка из стихотворения русского поэта. В груди защемило от нахлынувших чувств, в горле встал ком — Эрих ощутил боль, тоску любовника и его безграничную нежность. Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. — Даже не пытайся просить, не отдам, — раздался голос Герцога. — Ради того, чтобы сделать календарь, я научился работать по дереву. Несколько лет учился, попутно обдумывал, как это будет выглядеть. А когда закончил — разговаривал с тобой, убегая от одиночества. — Я не думал просить, что ты. Просто в очередной раз ощутил силу твоей привязанности. О, Тьма, какие же мы идиоты, — и, глядя в округлившиеся глаза дона Вито, припечатал: — Да, идиоты. Оба. Столько времени мучали друг друга. — По крайней мере, больше нас время не поджимает, а впереди целая вечность. Не боишься, что можем надоесть друг другу? — Не думаю, — возразил фон Кролок. — Тогда посмотри на это, — Витторио открыл небольшую шкатулку и достал браслет. — Позволь примерить. Массивная золотая цепь с двух сторон крепилась к лежащей восьмёрке, осыпанной рубинами — знаку бесконечности. Вентурини застегнул браслет — тот плотно «сел» на запястье Графа. — Символ вечного движения и непрерывности существования, бесконечного бытия и безграничных возможностей. Спасибо. — Не только это, — ответил дон Вито, доставая из шкатулки второй точно такой же браслет, и протянул Эриху. — Помоги застегнуть, caro mio. Пусть только формальность, но очень приятная, не находишь? — Помолвочные браслеты! — оживился фон Кролок. — Как долго мы шли к этому. — Сегодня же объявим. — Рано, сейчас не лучший момент для этого, — возразил Граф. — Я не говорю об официальном объявлении. Скажем только домашним. А пока очень хочу узнать, как ты чувствуешь себя в новом статусе, — игривый блеск глаз не оставлял сомнений о намерениях Витторио. Разумеется, Эрих был не против. Влюблённые «отцы» в спальне Герцога чинно разделись, помогая друг другу. Но когда на них остались только браслеты, произошла метаморфоза. Их пылкости и безудержной страстности могло бы позавидовать «младшее поколение». В отличие от «отцов», сыновья листали свежие журналы в библиотеке и вели себя так, точно их чуткий слух не улавливал нескромные звуки. Лишь один раз Герберт картинно закатил глаза, а Альфред громко хмыкнул. Так получилось, что ночь в усыпальнице провела только Магда. Вампирша резонно посчитала, что сон в священном месте настроит её на серьёзный лад. «А то в последнее время снятся сцены из романов, где главные герои я и Джакомо», — поделилась она с Леди Скарлетт.***
Следующей ночью После вечерней трапезы Его Сиятельство пригласил сыновей и Магду в бальный зал: — Соберёмся через полчаса. — Какие вы загадочные, — Герберт перевёл взгляд с отца на Витторио. — Но я догадался: нас ждёт что-то необычное. — Несомненно, — Вентурини согласно кивнул и едва заметно улыбнулся, — и очень приятное. Виконт расправил кружевное жабо, потом критически посмотрел на свои ногти. Оставшись доволен собой, он взял под руку Альфреда, и оба поспешили прочь — скромный костюм Cheri показался Герберту недостаточно соответствующим торжеству момента и нуждался в замене. Магда всё правильно поняла и вслед за ними вышла из столовой. Она хотя и выглядела безупречно, но решила повседневное платье заменить на более нарядное. Эриху и Витторио не думали о подобных мелочах, нужно было успеть несколько раз сходить из покоев Герцога в Бальный зал и обратно. Можно было, конечно, привлечь сыновей или Анджея, но они решили управиться сами. Довольно быстро бессмертные освободились. В ожидании домочадцев они даже выкурили по сигаре, тихо переговариваясь. — Чувствую дым и запах дублёной кожи с нотами древесины, — раздался голос Герберта. — Здесь курят гаванские сигары. — Хорошо, что не запах серы, — шутливо парировал Витторио. Он был удивлён, увидев, что Альфред невольно вздрогнул, но не подал вида. — Фредо, как тебе идёт этот цвет! — Герцог оценивающе смотрел на юношу. Тёмно-синий костюм с декоративной отделкой серебристыми нитями и блестящей серой рубахой был тому очень к лицу. — Только с этим нужно что-то сделать, — дон Вито провёл по седым волосам Барона. — Нет! — Альфред отрицательно замотал головой, Герберт лишь вздохнул. Неловкую паузу прервала Магда, очень вовремя вошедшая в Бальный зал. — Una bella donna! — Вентурини моментально оказался рядом с ней и, склонившись в галантном поклоне, поцеловал даме руку. — Чудесный выбор! — дон Вито одобрил платье Магды, а она присела в реверансе. Действительно, вампирша была очень хороша в платье насыщенного травяного цвета, с украшенным атласными лентами декольте и модной юбкой с кружевной оборкой, отстающей сзади от боков и отделанной воланами и лентами. Также Герцог отметил кольцо с крупным изумрудом на пальце девушки. — Мы собрались здесь не просто так, — заговорил Эрих. — У меня и Витторио есть для вас интересная новость. Но сначала пусть скажет наш дорогой гость. — Благодарю, — склонил голову Вентурини. — Ни для кого не секрет, как долго я готовился к встрече с вами. В последнее время произошло много изменений — столько не происходило за века, как за последний год. Семья стала больше, и я этому очень рад. Потому что вы и моя семья тоже. Мне очень хотелось вас порадовать, посмотрим, насколько удалось. Сначала подарок для нашей единственной дамы, — Герцог щёлкнул пальцами, и из-за колонны вышел Джакомо. Он держал поднос с двумя шкатулками разного размера. — Я не имел удовольствия знать Магду раньше, только по описаниям. Надеюсь, угадал с предпочтениями, — уже обращаясь к ней, Герцог открыл шкатулку меньшего размера, изготовленную из малахита. В ней лежал золотой гребень (см. Примечания) в виде огромного жука с распластанными крыльями-пластинами. Его телом был большой овальный камень чёрного цвета. — Необычная вещица, поверьте знатоку, — фон Кролок внимательно смотрел на гребень. — Не шпинель, не чёрный опал… нет, не знаю. — Это чёрный турмалин, или шерл. Загадочный и мистический, пугающий и элегантный, цвет волшебства и аристократической сдержанности. А ещё его называют «камнем ведьм». Теперь он ваш. — Как красиво, — Магда положила гребень на ладонь. — У меня никогда раньше не было таких вещей. — Спасибо, сеньор, — потупилась она. — Дитя, тебя что-то расстроило? — забеспокоился Эрих. — Нет-нет, Ваше Сиятельство. Просто господин Герцог сказал про семью. Я не смею спросить… я теперь тоже часть семьи? — Разумеется, — ответил Витторио. И, не желая продолжения начинавшейся сентиментальной сцены, поспешно продолжил: — Для вас есть ещё один подарок. Герцог открыл деревянную шкатулку бОльшего размера, инкрустированную перламутром. Набор из трёх черепаховых гребней с украшениями по бокам притягивал внимание своей необычностью. С привычными цветочными и растительными мотивами соседствовали птицы и ящерицы, украшенные эмалью и драгоценными камнями. Казалось, это великолепие жило, трепетало и переплеталось. Герберт, эстет и истинный ценитель прекрасного, не устоял на месте и подошёл поближе. — Никогда раньше гребни для волос не были настолько изысканными! — восхитился он. — Даже «галантный век» не может соперничать с ними. — Это новый художественный стиль в искусстве, «ар нуво», — пояснил Вентурини. — Новое искусство, или модерн. Мы хотя не из Парижа, но наслышаны, не дремучая деревенщина, — съязвил Герберт. — Позволишь немного поколдовать? — обратился он к Магде и, не дожидаясь ответа, несколькими ловкими движениями приподнял несколько прядей волос, а потом закрепил два боковых и задний гребни в пышной блондинистой шевелюре, моментально изменив причёску девушки. Отойдя пару шагов назад, он оценивающе посмотрел на творение своих рук и остался доволен результатом. — Да ты прекрасный куафёр, Берти. Тебе удалось невозможное: преобразить прекрасное и сделать ещё лучше. Глаза Виконта хитро блеснули, и он улыбнулся. Магда была очень довольна. Она ещё раз поблагодарила Герцога, а Виконт обещал научить её разным премудростям с новыми гребнями. — Фредо, теперь ты. Я был счастлив узнать, что Герберт — я, как создатель, считаю его сыном — наконец встретил свою вторую половину. Но я и опасался. Слишком много испытаний выпало на долю Берти; не хотелось, чтобы он разочаровался. Восторженные письма от него больше настораживали, чем радовали. Но когда тебя принял Эрих, я принял тоже. Пусть ещё мало знаю тебя, но уверен: ты хороший сын и пара для Герберта. — Сеньор Витторио, я вас не подведу, — Альфред прижал руки к груди, — обещаю! Я очень люблю Герберта и почитаю Его Сиятельство как отца. — Надеюсь, со временем ты и меня признаешь. Я уже готов считать тебя сыном. Мне достаточно видеть, что Берти хорошо. — Витторио убедил меня быть терпимей и дать тебе время, чтобы понять, кого мы берём в семью, — Его Сиятельство был откровенен с младшим сыном. — Ну разумеется. Почему было не дать шанс Альфреду? Тем более, такое недолгое время в нашем случае, лишь песчинка в огромной пустыне вечности. Я оказался прав, а Его Сиятельство наконец нашёл своё «звёздное дитя». Вентурини, продолжая говорить, едва заметно кивнул, и фон Кролок сбросил накидку, закрывавшую, как оказалось, огромный деревянный ящик с толстым дном, укреплённый рейками по бокам. Стенки ящика были покрыты предупредительными метками для транспортировки: «Vorsicht!» (Осторожно!) и «Vergrößerungsglas» (оптическое стекло). По центру располагалась надпись крупным шрифтом: «TELESCOPIUM». — Это мне? Но как вы узнали? — воскликнул Альфред и порывисто обнял Витторио. — Узнал что? Что прилежный студент из Кёнигсберга обожал ходить в обсерваторию, одну из лучших Европе? Тут не надо быть семи пядей во лбу. Эрих и Берти не намекали про телескоп, кстати. — Для меня это неожиданно, — подтвердил Герберт. — Спасибо Вам, — Альфред был невероятно счастлив, ему так хотелось взглянуть хотя бы одним глазом на звёздное небо! В полёте, в облике нетопыря это было, конечно, здорово, но телескоп это совсем другое. — Быть не просто ближе, а рядом со звёздами, о таком я и мечтать не мог. — Я знаю, — загадочно отозвался Герцог. Он озадачил своим ответом не Альфреда, а Герберта. Юный бессмертный был потрясён невероятным подарком и не заметил ничего необычного в ответе Вентурини. В тот момент он мечтал об одном: как с любимым принцем будет устанавливать чудо-прибор, а потом они вместе станут любоваться звёздным небом. Юноша нетерпеливо переступал с ноги на ногу. — Cheri, я вижу, тебе неймётся посмотреть в телескоп. Но, надеюсь, ты подождёшь меня? — Герберт мягко осадил возлюбленного. Альфред смутился, ему стало неловко за несдержанность. Конечно, следовало дождаться Виконта! Граф усмехнулся: «Ох уж этот мальчишка!», а дон Вито обратился к Виконту. — Ваша Светлость… нет, не так. Мой дорогой мальчик. Наши пути давно пересеклись, но мы не слишком много времени провели вместе. У меня никого нет ближе тебя и твоего отца. Нас столько связывает, и ты так похож на меня. Кажется, я должен знать тебя словно самого себя, но… — Герцог сделал паузу, — именно поэтому подарок тебе было выбрать сложнее всего. Такого изысканного и утончённого ценителя трудно удивить. Если это не совсем удалось, хотя бы порадуешься. В большой подарочной коробке стояли восемь красивых упаковок, запаянных в слюду — Xerjoff — сказал Вентурини, и Герберт ахнул. — Sontuoso! (роскошно!)! — Парфюмер известен истинно итальянским темпераментом создаваемых духов (см. Примечания). Виконт аккуратно распечатал строгую коробочку с золотой буквой Х в виде перекрещенных дуг. Гранёный флакон лилового цвета удобно лёг на ладонь, мягкая бархатистость покрытия казалась нежной, как лепестки роз. Его венчала шикарная золотая крышечка, возвышавшаяся гордо, точно корона. На одной из граней флакона выделялась табличка с гравировкой. — Упаковка и флакон сами по себе произведение искусства. SOSPIRO значит мечта, я их уже люблю. — Новая серия готова удовлетворить самый утончённый вкус, — продолжил дон Вито. — Восемь ароматов во флаконах разных цветов, от жёлтого до чёрного. — Радует глаз и ласкает обоняние, — Герберт снял крышечку и, прикрыв глаза, наслаждался благоуханием. — Сливовая спелость, страстный жасмин и амбра, их слышно сразу. Остальные я потом определю и разложу в пирамидальную композицию, — мечтательно продолжил он. — Сколько полутонов и оттенков! — Надеюсь, ты не откроешь сейчас другие духи. Я не забыл, что произошло однажды (Эрих имел в виду истерику сына, когда тот перебил все запасы парфюма). — Ну можешь же ты всё испортить, — для порядка проворчал блондин. На самом деле он совсем не обиделся. — Вито, поистине это королевский подарок, невероятная роскошь. — Всего лишь букет, достойный принца, — возразил Вентурини. — Рад, что угодил. — Как же тебя не хватало, — Герберт порывисто обнял своего создателя. — Спасибо. — Спасибо, сеньор Витторио, — ещё раз поблагодарил Альфред. — Чуть не забыл. Фредо, подойди тоже. Дон Вито достал из внутреннего кармана коробочку красно-фиолетового цвета. Оба юноши заинтересованно смотрели на него. — Это для вас. Признаюсь, не был до конца уверен, вручу ли этот подарок. Но, познакомившись с Фредо, понял, что определённо стОит. На чёрном (кто бы сомневался!) бархате лежали серьги (см. Примечания). Причудливые переплетения основы из белого золота с мелкими бриллиантами держали крупные, не меньше двух дюймов, полые подвески каплевидной формы, всё пространство внутри которых занимали нетопыри. Ювелир точно воссоздал рукокрылых: вытянутую мордочку, острые уши и хищный оскал зубов. Устрашающие и одновременно изящные висячие серьги за счёт подвижности обрели динамику. Напряжённое, изогнутое тело и поднятые вверх крылья являли летучую мышь в полёте. Подвески и фигурки летучих мышей, как и основа, были выполнены из белого золота. Особенно интересно смотрелись пальцы и крылья, красоту и блеск которых усиливали россыпи драгоценных камней. Крылья одного нетопыря украшали мелкие бриллианты, второго — аметисты. — Парные серьги для самой красивой пары, — торжественно произнёс Витторио, собираясь вдеть в ухо Герберту серьгу с аметистами. — Не мне, а Альфреду — остановил тот, — и, увидев недоумение на лице Герцога, добавил: — Cheri, покажи талисман. Юноша расстегнул воротник, демонстрируя цепь с висящим на ней кольцом в виде нетопыря с гигантским аметистом. — Конечно, Фредо подойдёт больше, — согласился Вентурини, защёлкивая английский замок. Альфред замотал головой, ощущая непривычную тяжесть в ухе, и Герберт улыбнулся, любуясь им. Для него самого висячая массивная серьга давно стала привычным украшением. Правда, такого великолепия ещё не было. К тому же… — Наш первый совместный подарок, — Виконт потеребил пальцами подвеску и обнял Альфреда. — Вито, ты волшебник. ****** — Посмотри, какое оживление, — говорил Эрих едва слышно спустя несколько минут. — Ты всех покорил и осчастливил. И никто не вспомнил о том, что мы должны сделать объявление. — Значит, скажем завтра. На эту ночь достаточно впечатлений. Главное, что они довольны. Магда разговаривала с Джакомо, от чего секретарь смущался и даже краснел. Альфред, точно кот у блюдца со сметаной, ходил вокруг ящика с телескопом. Герберт аккуратно надел крышку на подарочный набор духов. Он взял коробку, намереваясь позвать Альфреда и уйти, но вдруг остановился. — По-моему, вы собирались нам сообщить что-то важное, — Рара, Вито, так что же? Теперь не только Виконт, но и все остальные выжидательно смотрели на Его Сиятельство и Герцога. — Я уже думал, никто и не вспомнит, — нарочито равнодушно сказал Граф и принялся внимательно рассматривать свои ногти (совсем как Герберт), но всё же не сдержался. — Разве может быть что-то важнее королевских подарков? — Не вредничай, — примирительно взял его за руку Витторио. — У нас действительно есть новость. Кое-в-чём я повторюсь, но без этого не обойтись. Начну немного издалека. Вы знаете, что я создатель Эриха и Герберта. Наша связь гораздо сильнее, чем обычная связь создателя и обращённого. Нас объединяют чувства, чуждые для носферату и привычные для смертных: привязанность и верность. Я их ценил в прежней жизни, но утратил в бессмертии. Благодаря вам я изменился; у беспощадного, жестокого существа проснулись чувства. Холод и пустота отступили, существование наконец обрело смысл. Я понял, чего именно мне не хвататало долгие годы. Семья фон Кролоков стала моей семьёй. Герберта я давно считаю своим сыном, а Эрих… — дон Вито замолчал, подбирая слова, — он словно часть меня. Разлука была долгой и тяжёлой, зато расставила всё по своим местам. Его боль — моя боль, а радость — моя радость. Пусть мы не отражаемся в зеркалах, я вижу себя его глазами. Слова Герцога не могли не растрогать Джакомо и недавно обращённых Магду и Альфреда. Герберт поднёс к глазам кружевной носовой платок. Но сильнее всех расчувствовался обычно закованный в броню неприступности, невозмутимый Его Сиятельство. — Довольно, — изменившимся голосом сказал он. — Я готов подписаться под каждым твоим словом, но не в моих правилах выставлять на обозрение личные чувства. Просто скажу вам: произошло то, о чём я мечтал, чего очень ждал. Фон Кролок расстегнул манжету на правой руке и сдвинул рукав к локтю, Витторио сделал то же самое. Запястья бессмертных плотно обхватывали массивные золотые браслеты с лежащими восьмёрками, знаками бесконечности, усыпанными переливающимися рубинами. — Помолвочные браслеты! — тотчас отреагировал Герберт. — Ну наконец-то! Только теперь Эрих позволил себе расслабиться и просиял улыбкой. — Поздравляю! Ваше Сиятельство, господин Герцог! — наперебой заговорили Альфред, Магда и Джакомо. — Тсс! Надеюсь, вы понимаете, что это не должно стать всеобщим достоянием? — дон Вито поднёс палец к губам. — ПОКА. На кладбище не должны знать, иначе пойдут разговоры о свадебном бале, и бдительность будет утрачена. — Мы понимаем, мог не объяснять, — проворчал Виконт. — Я рад за вас, хотя объявление не неожиданность. По крайней мере, для меня. Давно пора! — Берти, ты будто недоволен? — Немного. У вас помолвка, а как же мы с Альфредом? Меня не устраивает перспектива вековых страданий, как у вас. Мы счастливы просто так, без недомолвок и разборок. У нас и браслеты есть давным-давно, я привёз из Сибиу. Да, мне обидно. — Герберт, перестань, — как можно мягче сказал Граф. — Вы можете объявить о помолвке в любое время. Потом сыграем сразу две свадьбы. Это будет правильно. — Или даже три свадьбы, — поправил Вентурини, подмигнув своему секретарю. — Но об этом говорить рано. ***** Витторио искренне огорчился узнав, что Иштван отсутствует в замке. Преданный, испытанный веками не только слуга, но и верный друг позже обязательно получит знак внимания от от Герцога. Сабля османского типа с широким долом и хвостовиком, изогнутым к лезвию, с эфесом прямолинейного венецианского клинка не была современной подделкой. «Готическая» сабля конца XV века напомнит славному воину о ратных подвигах на благо Родины и короля.***
Приятное оживление охватило обитателей замка на несколько ночей, отвлекая от насущных и будущих проблем. Витторио и Эрих поступили, как им казалось, правильно: позволили отдохнуть себе и сыновьям, на время перестав думать о грядущем противостоянии с врагом. Альфред стоял на смотровой площадке донжона, самой высокой точке замка. Лучшего места для телескопа было не найти, так решили бессмертные. Чужая ладонь мягко легла на плечо, и юноша обернулся. — Синьор Витторио, я вас не заметил. Непростительная беспечность, ведь в любой момент нужно быть готовым отразить нападение. Теперь Вы будете считать меня легкомысленным. — Иногда можно позволить маленькие слабости. Ты почему один, где Берти? — Недавно ушёл. Мы вместе поставили телескоп, разобрались, как настроить. Это так чудесно, смотреть на звёздное небо. В комплекте была карта, но я без неё сразу определил многие созвездия. А Герберт нашёл созвездие Летучей мыши, хотя непросто было. Сейчас он занимается с духами, для него это большая радость. Я не могу ему составить компанию, начинаю чихать от сильных запахов. — Сенная лихорадка, понятно. Значит, ты никуда не спешишь и можешь рассказать о себе. Я хочу узнать тебя поближе, и это не простое любопытство. Ты теперь часть семьи. — Я всё понимаю и не обижаюсь. Тем более, если вспомнить, с какой целью я пришёл в замок, — Альфред смутился, но быстро взял себя в руки и продолжил. — Мне нечего особо рассказывать. Я сирота, мои родители и младший брат погибли во время эпидемии инфлюэнцы. Отец мечтал, чтобы я выучился и стал образованным человеком, выбрался из нищеты. С самого детства я очень любил учиться, мне долго помогали разные благотворительные фонды. Когда я вырос, легко поступил в университет в Кёнигсберге. — Ты действительно был незаурядным ребёнком, если тебя постоянно поддерживали фонды. Это большая редкость. Расскажи подробней про университет. — В Кёнигсберге шикарная библиотека и прекрасная обсерватория. Хотя зачем это говорить, Вы сам знаете. Я всё время посвящал занятиям. Химия и точные науки привлекали меня больше остальных, а ещё астрономия. Друзей у меня не было, так, скорее приятели. Я был одинок, но жаждал приключений. Наверное, поэтому легко согласился на поездку в Трансильванию и нисколько не жалею. Здесь у меня опять появилась семья, даже больше. Я встретил любовь. — Неужели в том, прежнем мире у тебя не осталось никого? О ком ты мог грустить и скучать? — Почему не осталось? Был человек, которого я любил и уважал. Это мой учитель, он преподавал химию и биологию. Сначала я просто помогал ему на кафедре после занятий, потом мы по-настоящему подружились. Это очень увлечённый человек, он открывал для меня не только точные науки, но и мир философии. А ещё, — Альфред смутился, — простите… Он был вампирологом, сторонником идей Ван Хельсинга и собирался написать большой труд о вампирах. Над ним многие посмеивались, считали малахольным. Сейчас я понимаю, как наивны многие его идеи, но он сумел меня увлечь. Профессор Абронсиус может это сделать! Я сам вызвался поехать сюда. Ведь я был его единственным и любимым помощником. — Бесценно-драгоценным ассистентом, так вернее, — Альфред вздрогнул и, подняв голову, встретился глазами с Витторио. Тот с нескрываемым интересом смотрел на него. — Так вы там были, видели его, да? Вы ведь не… — замолчал юноша, сражённый страшной догадкой. — Не укусил ли я его? Разумеется, нет, — ответил Вентурини. — Помилуй, Фредо, ты будто плохо его знаешь. Старик безусловно умён, но очень уж рассеянный. Для того, чтобы профессор заподозрил во мне вампира, нужно было нарядиться в плащ и выпустить клыки. А лучше — приземлиться перед ним, меняя облик летучей мыши на истинный, — рассмеялся Вентурини. — Но с ним разговаривал скучающий иностранец, зашедший в обсерваторию. — Расскажите, расскажите о нём, — Альфред порывисто схватил дона Вито за рукав и тут же смутился. — Я очень волнуюсь за профессора, как он там, совсем один. А может, у него появился новый помощник? Я буду только рад.***
Кёнигсберг, около года назад — Уважаемый, вы не могли бы мне помочь? — спросил с лёгким южным акцентом высокий, подтянутый иностранец в строгом, но несомненно дорогом костюме. Растрёпанный старичок небольшого роста был погружён в свои мысли и не сразу понял, что обращаются к нему. Мужчина повторил вопрос и, не дождавшись ответа, осторожно тронул того за плечо. Старичок вздрогнул и, словно внезапно очутившись в незнакомом месте, растерянно захлопал глазами. — Что, простите? — прозвучал дребезжащий голос. — Позвольте спросить, — иностранец терпеливо ждал, пока случайный собеседник придёт в себя. — Здесь никого больше нет, поэтому я обратился к вам. — Да-да, конечно, — старик, казалось, опомнился. — Чем могу быть полезен? Он приподнял с головы видавший виды тёмно-серый цилиндр и пригладил взлохмаченные волосы. Из-под кустистых бровей смотрели печальные серые глаза. Над верхней губой топорщилась щётка усов, давно нуждавшихся в помощи цирюльника. Клетчатое кашне небрежно болталось на шее, а на потёртом пальто не хватало пуговицы. Тем не менее держался старик с достоинством. — Позвольте представиться, профессор Абронсиус, — опираясь на трость, он расправил плечи. — Чем могу быть полезным? — Вы профессор? — оживился случайный собеседник. — И, несомненно, служите в Альбертине? Мне повезло встретить настоящего учёного мужа, такая удача. Я итальянец, путешествую по Европе, и Кёнигсберг — последняя точка моего маршрута. Днём я осмотрел университет и место упокоения великого Канта, а ночью грешно не посетить знаменитую обсерваторию. Я читал, что всего полвека назад здесь был астрономический центр Европы. Признаюсь, немного разочарован: обсерватория совсем небольшая по размеру. — Но как вы сюда попали? По-моему, я закрыл дверь за собой. — Не знаю, — беспечно пожал плечами собеседник, — было открыто. — Наверное вы вошли через другой вход, сеньор… — Сеньор Ментиросо, — представился итальянец. — Несомненно, зашли через другой вход. Обсерватория действительно небольшая, и зайдя через любой вход, обязательно попадёте в другие помещения. — Профессор, не могли бы Вы показать обсерваторию, рассказать об оборудовании, позволить посмотреть в телескоп? — Провести экскурсию, проще говоря. Ну что же, извольте. Хотя в обсерватория не музей и зевак сюда не пускают. Нет-нет, я не хотел вас обидеть, — заметив, как Ментиросо поджал губы, поспешил сказать учёный. — Вы образованный человек, а не праздный бездельник, это видно сразу. Просто в последнее время я не совсем собран. Рассказывая об обсерватории, старик увлёкся; очень толково прозвучал исторический экскурс с перечислением имён учёных и их открытий. Он показал гостю большие и малые инструменты и местную гордость — гелиометр, с помощью которого определяют расстояние между звёздами. Ментиросо с интересом смотрел в окуляр оптической трубы телескопа, находя в небе известные ему звёзды и даже определил расстояние между Сириусом и Проционом, чем покорил Абронсиуса. Но сильнее всего впечатлил итальянца дагерротипный снимок полного солнечного затмения с солнечной короной. — Невероятно! И вы говорите, что это было более трёх десятилетий назад? — удивление иностранца было неподдельным, он действительно этого не знал. — Имя этого человека должно быть вписано в историю астрономии и физики! — Увы, вовсе не так. Это обычный местный служитель обсерватории, увлекавшийся дагерротипами. Как часто остаются безвестными те, кто заслуживает славы. — Но вы-то имеете звание и известны в научном мире. Насколько я понял, астрономия не основное ваше занятие? — Вы правы. Я химик, в какой-то степени биолог. Астрономия — моё увлечение, и то сравнительно недавно. — Интересно. Абронсиус протянул собеседнику визитную карточку и, сам не понимая почему, разоткровенничался. — Я занимался наукой всю свою жизнь, даже семью не создал. Раньше это казалось мне не важным. Меня всегда окружали студенты, с ними я чувствовал себя молодым, главное — нужным. А потом время ушло, и молодёжи стало со мной неинтересно. Наступило одиночество, — вздохнул он. — Вы моложе и наверное не можете понять меня. — Напротив, понимаю больше, чем вы можете представить, — серьёзно ответил собеседник, гипнотизируя старика взглядом. — Одиночество порождает безысходность, оно подобно смерти. — Как вы точно сказали! Это очень, очень страшно! — заволновался профессор и схватил Ментиросо за рукав. Тот не одёрнул его, лишь, успокаивая, похлопал по плечу. От жеста ободрения старик неожиданно заплакал. — Простите, сеньор, я слишком долго держал эту боль в себе. Незнакомому человеку всегда проще открыть душу, — приложив к глазам протянутый итальянцем носовой платок, продолжил профессор. Вы ведь выслушаете меня? — Конечно, если вы этого хотите. Надеюсь, вам станет легче. Пусть это станет благодарностью вам за чудесную экскурсию. Но сначала успокойтесь, друг мой. Быть может, выйдем на свежий воздух? Ещё бы он не выслушал! Ведь именно ради встречи с Абронсиусом вампир проделал немалый путь из Италии в далёкую Пруссию. Беседа продолжилась неподалёку от обсерватории, в небольшом парке около бастиона Штернварте. Пусть и в темноте, Абронсиус сразу нашёл лавочку. — Вам легче? — прозвучал участливый вопрос. — Да-да. Даже если Вам неинтересно, дайте мне высказаться. Это мне очень нужно! — профессор был готов уговаривать, но собеседник согласно кивнул головой. — Конечно. Итак… — Я потерял единственного близкого мне человека. Того, кто был мне вместо сына. Сам толкнул его на гибель! — Абронсиус часто задышал, ему пришлось прикрыть глаза, чтобы успокоиться. — Его звали Альфред, он поступил в университет совсем юным, — продолжил профессор еле слышно. — Бедный мальчик, которому некуда было поехать на каникулы. Его семья погибла во время страшной эпидемии. Он был прилежным студентом, а со временем мог стать выдающимся учёным. Талант, помноженный на усидчивость, всегда приносит результат. — Вы его опекали? — Да. Но это касалось не только его учёбы. Два одиночества потянулись друг к другу. Альфред стал моим незаменимым помощником. Стоило бы назвать его сыном, но он не услышал этого. «Бесценный, драгоценный ассистент» — всё, на что меня хватало. Мой мальчик был и этому счастлив, — старик опять был готов разрыдаться. — Альфред помогал мне в лаборатории, с готовностью выполнял самую чёрную работу. Сколько опытов мы поставили вместе! Он любил приходить в обсерваторию и смотреть на звёзды, порой забывая об экспериментах, и получал нагоняй от старого брюзги. Всё мечтал о дальних странах и путешествиях, а я… — неожиданно замолчал Абронсиус. Собеседник больше не успокаивал его, понимая, что профессор готов рассказать всё сам (или всё же Витторио помог ему развязать язык? Как знать). — Сеньор Ментиросо, обещайте, что не сочтёте меня безумцем и не станете сообщать ректору. Работа — единственное, что у меня осталось. Я погибну, если меня выгонят из университета. — Будьте спокойны, — прозвучал в ответ ровный голос. — То, что я скажу вам, может показаться глупостью и абсурдом, и всё же… Вы верите в вампиров? — вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Витторио вздрогнул. Старик совершенно ясными глазами смотрел на него в упор. Куда только делись немощь и дребезжащие нотки в голосе? Перед бессмертным сидел мужчина с прямой осанкой и взглядом, который, казалось, мог проникнуть в глубинные тайники его ума, серьёзный противник, возможно враг. Вентурини пришлось приложить немалые усилия, чтобы выдержать взгляд, не выдав себя. К счастью для профессора, он не заметил сжавшиеся в кулаки пальцы, затянутые в лайковые перчатки, а улыбка не обнажила выступившие клыки. Вампир решил, по возможности, довести партию до конца, но в его планы не входило уничтожить старого чудака. — Нет, не верю. Едва ли это возможно, — равнодушно ответил он, пожав плечами. — По-моему, предрассудки из средневековья. В наш просвещённый век… — А мой мальчик верил, — ответил вмиг постаревший собеседник — Я отправил его в Трансильванию, прОклятую землю. Отправил на гибель от клыков богомерзкой нечисти. Как я только мог? — сокрушался профессор. — Правда, у него был с собой набор вампиролога: осиновые колья, распятие, святая вода и библия. Чеснок он должен был найти на месте. — Чеснок? Вы верите в подобную глупость? — с трудом сдерживая смех, переспросил Вентурини. — Уж лучше пистолет с серебряными пулями. — Вот и вы не восприняли мои слова всерьёз. Но мальчик-то пропал! Я должен был поехать и всё проверить сам, а не посылать Альфреда на гибель. — С чего вы взяли, что он погиб? И с какой миссией юноша туда отправился? Возможно, — бессмертный поднялся с лавочки, — он встретил симпатичную девушку, дочку плотника или портного, женился на ней и теперь ждёт прибавления в семействе. А может, увлёкся актисулькой из кордебалета. Они очень искусные любовницы, настоящие затейницы, — шутливо погрозил пальцем Витторио, — поверьте мне. Юноша наверняка хорош собой, да? — Я бы охотно согласился с вами и утешился мыслью, что мой мальчик счастлив. Только всё иначе. -??? — Я получил письмо от Альфреда после того, как он уехал. Что вы скажете на это? — Откуда пришло письмо? — Из какого-то жуткого захолустья, сейчас вспомню… Пэлтиниш, деревушка у подножья восточных Карпат. Там даже почты нет, на конверте стоит закорючка рукой сельского старосты, и штамп почтового отделения Сибиу. Похоже, письмо не сразу попало туда. — Да вы прямо сыщик! — пошутил вампир. — И что же в письме? — Несколько строк всего: что он очень спешит за сбежавшей в замок вампиров дочкой трактирщика. Девице грозит опасность, и он должен её спасти. Эх, молодость, — с нескрываемым сожалением сказал Абронсиус. — Как представлю, что Альфред погиб по моей вине… — Романтичный и глупый юноша, безусловно. Но всё это в высшей мере странно. Вы обращались в полицию? — Моя первая мысль была такой же. И что я сказал бы в полиции? Про вампиров и их бал? Меня сразу отправили бы в лечебницу для душевнобольных. К тому же это даже другая страна. Тут надо действовать иначе. Я дождусь зимы и во время каникул в университете поеду туда. Пусть я старик, но рассчитаюсь за загубленную юную жизнь. Как вы считаете, сеньор Ментиросо? Профессор смотрел на своего визави и не узнавал его. Итальянец странным образом преобразился, кажущаяся мягкость и аристократический лоск исчезли. Перед профессором стоял грозный враг с горящими глазами и резкими, хищными чертами лица. Из-под пышных волос выглядывали острые кончики ушей. Вампир медленно снял одну перчатку и резко отбросил в сторону. Длинные пальцы с острыми, чёрными ногтями притягивали взгляд профессора. Повеяло могильным холодом. — Ты забудешь этот разговор, его просто не было. Ты показывал мне обсерваторию, — бессмертный приподнял безвольный подбородок старика, посмотрел ему в глаза. Абронсиус увидел алые глаза с вытянутыми зрачками и замотал головой, как китайский болванчик. — И ты НИКОГДА не сунешься в Трансильванию. Повтори. — Мы смотрели обсерваторию. Я никогда не сунусь в Трансильванию, — без всякой интонации сказал старик. Витторио поднёс ладонь к его лицу и легонько оттолкнул. Профессор опустился на лавочку. ****** Спустя несколько минут он открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд. — Друг мой, вам нехорошо? — Ментиросо, обеспокоенный внезапным обмороком собеседника, заботливо обмахивал его носовым платком. — Да. Но сейчас лучше, — неуверенно ответил Абронсиус. — Я ничего не помню. — Вы неожиданно упали в обморок. Хорошо, что я оказался рядом. Не стоит в вашем возрасте одному ходить по ночам. Мало ли чего может произойти. — Мало ли чего, — пробормотал профессор. Голова нестерпимо болела и кружилась. — Мы вроде бы хотели о чём-то поговорить, — старик потёр виски. — Сейчас вам станет легче, я провожу вас до квартиры. Не отказывайтесь, это бесполезно. А вы расскАжете мне о своей последней работе, как обещали. Вспомнили? — бережно взяв старика под локоток, ворковал обаятельный аристократ. — Да, это «Опус о летучей мыши». — Оу, как интересно! Вас привлекает мир рукокрылых? Там ведь не только о нетопырях, крыланам вы тоже уделили внимание? Я восхищён вашей разносторонностью, господин профессор. — Для меня честь подарить вам экземпляр работы. Вы добрый и отзывчивый человек. К тому же очень эрудированный. Но Витторио изменил бы самому себе, не перепроверив Абронсиуса: необходимо было убедиться в будущей безопасности. — Кстати, вы что-то хотели мне рассказать о любимом студенте. Альфред, кажется? Старик остановился, задумался на мгновение, а потом спокойно ответил: — Он не вернулся с выездной практики. — Так может, с ним что-то случилось? — Вряд ли. Скорее всего мальчик утратил интерес к учёбе. Наверное встретил хорошенькую девушку и забыл обо всём на свете. Эх, молодость! Но я не виню его, пусть будет счастлив. Две фигуры неторопливо покинули парк около бастиона Штернверте и направились в сторону университетского пансиона.***
Замок фон Кролоков — Так я познакомился с твоим учителем, — закончил свой рассказ Вентурини. — Надеюсь, ты отнесёшься с пониманием. Я должен был это сделать. — Конечно. Вы беспокоились об отце и Герберте, я ведь мог им навредить. Вы это имеете в виду? — Да. Поговорив с профессором, я успокоился. А теперь понял, что тебя здесь очень не хватало. Фредо, с твоим появлением воцарилась гармония, какой я даже представить не мог. Но у тебя не бывает сожаления об утраченной жизни? Будь откровенным. — Конечно, звучит странно, только это правда. Я абсолютно счастлив и ни о чём не жалею. Я умер, но при этом счастливее меня быть не может. Когда окружают те, кто очень дорог: отец, Герберт, Магда. Теперь у меня есть Вы, господин Герцог, — Альфред доверчиво прижался нему, и Вентурини обнял юношу. — Наконец я понял, откуда взялся «Опус о летучей мыши» в нашей библиотеке. Профессор проклял бы меня, узнав правду, — вздохнул Альфред, — и всё же мне очень хочется его увидеть, поговорить с ним. Он бы наверняка всё понял. — Нет ничего невозможного в этом мире, — слова дона Вито прозвучали загадочно. — А это скромный сувенир от твоего учителя, — Герцог протянул визитную карточку Абронсиуса. — Спасибо! — обрадовался юноша и бережно погладил визитку. — У меня была всего одна, и ту я отдал, когда пришёл в замок. — Наступает рассвет, — Витторио посмотрел на восток. Там наметилась нежно-розовая полоса утреннего неба. — Пора возвращаться. Несмотря на протесты Альфреда, он сложил треногу и сам отнёс телескоп внутрь замка. Ещё одна ночь безмятежной, размеренной не-жизни подошла к концу. Защитный купол не укрывал владение фон Кролока от нескромных взглядов, а желание отдохнуть, пребывая в приятном состоянии покоя (спорное на самом деле решение), привело к потере контроля. Иначе Вентурини почувствовал бы, что за ними скрыто наблюдают. Зависший сзади на безопасном расстоянии драконовый коричневый крылан ничего не сумел услышать, зато остался незамеченным.***