Начинается новый рабочий день.
Больницу уже заполнил солнечный свет. Дети потихоньку просыпаются, выходят из своих палат и идут умываться. Врачи ходят туда-сюда с различными бумажками, сдерживаются от криков и крепких словечек, когда наступают на игрушки, разбросанные по полу. Молодые медсёстры бодро цокают каблучками, улыбаются невыспавшимся врачам, принимают их папки с документами и цокают дальше, здороваясь с каждым ребёнком, которого только встречают. Чанёль скользит так, будто пол — это один сплошной каток, а на ногах у него надеты не дряхлые кеды, которым уже Бог знает какой год, и выкинуть их всё жалко, а самые настоящие фигурные коньки. Белый халат развевается подобно плащу Супермена, и дети, видя своего «героя», начинают счастливо подпрыгивать и махать ему рукой, так и желая дать приветственную «пять». Их желания исполняются — Чанёль не пропускает ни одного. Да, Пак любит свою работу. К каждому новому пациенту в их детской больнице он относится со всей душой, старается быть максимально открытым и искренним со всеми. Чанёль понимает, насколько страшен и беспощаден рак. Насколько ужасна детская смерть он узнал тогда, когда ему пришлось сообщить о её неизбежности родителям одного из болеющих. Это самое тяжёлое, что ему приходилось переживать в этой работе. Тогда плакали не только родители мальчика, но и сам Пак. Только уже после того, как закончил свою смену. Тем не менее, молодой парень не боится привязываться к ребятам, ведь он также понимает, что большинство из них, оказавшись в такой ситуации и осознавая всю её серьёзность (не все, ведь некоторые из них совсем ещё маленькие) — могут попросту впасть в отчаяние, а нахождение во всеми нелюбимой больнице лишь усугубляет состояние. Плохой настрой — залог всех проблем и болезней. Так почему бы не разбавить эту унылую атмосферу чем-нибудь красочным? Ёль, как старший медбрат (медсёстры в приёмной очень любят называть его «сиделкой» и «нянем»), старается избегать случаев, когда ребёнок плачет не от счастья. И делает для этого всё: при надобности может напялить на себя дурацкую шляпу; ворваться в палату в нелепом костюме с кучей разноцветных шариков в обеих руках; обанкротиться на печеньях, шоколаде и множестве других сладостей, чтобы угостить ими всё отделение и поднять всем настроение. Но не об этом. Сейчас главная цель Пака — «доскользить» до кофейного аппарата, у которого уже стоял сонный Сехун — лучший друг и верный напарник. Не открывая глаза, он уже автоматически закидывает мелочью нужную сумму, убирает сахар и жмёт на кнопочку с «Капучино». Аппарат начинает скрипеть и жужжать, но даже такой шум не способен окончательно разбудить О, что сейчас стоял и покачивался, как будто бы он до сих пор едет в метро. Чтобы без причинения вреда себе и другим достать горячий напиток, Сехуну приходится чуть-чуть разлепить глаза. Он обхватывает пластиковый стаканчик двумя пальцами за самый верх, приподнимает его и осторожно тянет на себя. Все детки знали: нельзя тормошить его в этот ответственный момент, ведь это похлеще всякой операции! И вот заветный капучино оказывается перед носом О. Но не успевает он его отпить, как тут появляется возбуждённый Чанёль, что громко хлопает ладонью по крышке и без того уже старенькой машинки, чем пугает парня и заставляет того вздрогнуть, чуть не разлив дешёвый кофе. — Просыпайся давай, — Ёль легонько толкает Сехуна в плечо, а после предоставляет всё своё внимание аппарату, думая, чего бы выпить сегодня. — Опять бессонница? — Она всегда со мной, — бормочет О, наконец делая глоток спасительного напитка, от горьковатого привкуса которого становится значительно бодрее. — Выходные, кстати, скоротали. Праздник праздником, а работать надо. — Это было очевидно, — задумчиво тянет Чанёль, нажимая на «Горячий шоколад». И непонятно, что очевидно: его выбор или ситуация с выходными. Может, всё сразу. Коллеги ещё долго стояли и разговаривали о том и о сём, изредка кивали и отходили в сторонку, когда кто-то подходил за кофе. Беседа была до безобразия обыденной: звучали вопросы об их графике, о скорейшей проверке, перед которой нужно будет собрать отчёт за количество оставшихся медикаментов и сколько их нужно будет докупить, проверить медицинские инструменты, сделать с ними всё то же самое, и так далее и так далее… Из пучины скучных слов их вытащила подошедшая медсестра, которая не так давно перевелась в их больницу и которая смогла покорить сердце Чанёля одним лишь взглядом. — Доброе утро, — с улыбкой произнесла девушка с, как бы сказал Чанёль, «наипрекраснейшим» именем Мэй, стараясь как можно меньше пересекаться с Паком взглядом, ведь тот буквально прожигал её насквозь, забыв, что иногда нужно моргать. Она протянула ярко-оранжевую папку, хаотично обклеенную детскими стикерами. — В пустую палату заселили нового мальчика, Ли Мён зовут. Врачей не любит, уколов боится, вовремя спать не ложится. — Ну, с этим мы быстро разберёмся, — Чанёль опережает напарника и, выбросив пустой стаканчик, первым забирает документы, нарочно проводя пальцами по женским ладоням. Такой приём ни для кого не оказывается незамеченным: девушка быстро убирает свои руки в карманы белого халата, а Сехун криво ухмыляется, закатывая глаза. Мэй не стала задерживаться и коротко кивнула врачам перед тем, как поспешила отправиться по своим рабочим делам, оставив горе-ловеласа обниматься с папкой. — Я ей точно нравлюсь. — Только в том случае, если она без ума от придурков вроде тебя, — язвит Сэ, прощаясь со своим выпитым капучино и отправляя стаканчик в «стаканчиковый ад» — мусорное ведро рядом с кофейным аппаратом. — Давай, прекращай пускать слюни и пошли встречать Ли Мёна. Пак забывает о медсестре так же быстро, как скачет секундная стрелка на часах. Вместе с Сехуном, который наконец-таки проснулся, они направились в ту самую палату, которая долгое время скучала. Сейчас же она стала постепенно заполняться чужим присутствием: кровать забилась мягкими игрушками, комод — вещами, тумбочка — какими-то побрекушками и фигурками из «Киндер сюрприз». Молодые люди подоспели как раз к тому моменту, когда родители попрощались с сынишкой, который ну прям совсем не хотел их отпускать, даже зная, что они придут к нему завтра после обеда. Мальчик сидел на своей кровати и с некой тоской смотрел на распахнутую дверь, будто бы ждал, когда мама с папой передумают, вернутся и заберут его. Но вместо них пришли «ненавистные» врачи, и Мёна их появление совершенно не обрадовало. — Привет, малыш! — в своём привычном репертуаре заговорил Пак, присаживаясь рядышком на детский стул, который, к слову, был очень маленьким и низким, из-за чего шпала-Чанёль выглядел на нём очень нелепо. — Давай знакомиться? Меня зовут Чанёль, а это… — Это стул для детей, вы его сломаете, — пробубнил мальчик, перебив Пака и тем самым рассмешив Сэ. — У вас на бейджиках написано, как вас зовут. — О, правда? Я даже не заметил… И долго я с ним хожу? — наигранно удивлялся Ёль, разглядывая свой бейдж как какое-то пятно. Собственно, когда он в первый раз увидел свою фотографию на нём, то смотрел абсолютно так же. — Тебе не нравится, когда с тобой обращаются как с маленьким? — осторожно поинтересовался Сехун, на что ребёнок гордо закивал. — Мне уже девять, я взрослый. Все захохотали, даже сам «взрослый». Всегда умиляет это стремление детей поскорее вырасти. Жаль, что желание «снова стать ребёнком» никого так не трогает. Вот стоит Паку так сказать — как все сразу накидываются на него с упрёками, что ему «уже давно пора повзрослеть и взяться за ум». А ему-то всего без пяти тридцать. В общем и целом — знакомство прошло гладко, и пока не возникло никаких проблем. Больше всего Мёну приглянулся Сэ, и то было очевидно: Чанёль слишком любит сюсюкаться, и больше похож на какую-то слишком уж заботливую мамочку, чем на старшего медбрата, а Сехун педиатр, ему присуще выглядеть более убедительным (иногда дети наотрез отказываются он небольшого укольчика), поэтому он и понравился такому «взрослому» девятилетнему мальчику. Пока Пак расхаживал по палатам, проверяя детей и играясь с ними, О взялся проводить мини-экскурсию по больнице, чтобы Мён ознакомился с ней и знал, куда ему в случае чего стоит обратиться и куда заходить нельзя. Рассказал о здешних правилах, что даже несмотря на то, что мальчик считает себя большим — ложиться он должен во столько же, во сколько все остальные. И это не было каким-то глупым правилом, которое придумали просто ради того, чтобы в какое-то время в здании наступала тишина и дежурные могли подремать — это было очень серьёзной вещью, ведь здоровый сон — это верный и самый главный путь к выздоровлению. — Не хочешь пойти с кем-нибудь познакомиться и поиграть? — спросил Сэ, когда они остановились недалеко от палаты, в которой сейчас Чанёль развлекал детей, специально собравшихся ради этого в одном месте. — Они все похожи на моего младшего брата, — Мён нахмурился. — Он тоже был лысым и страшненьким, когда только родился. Я тоже стану таким? — Ну, они не новорождённые и уж точно не «страшненькие», — протянул Сехун, не сдержав короткой усмешки. — Какая разница: есть волосы или нет? Ли оценивающим взглядом посмотрел на педиатра снизу-вверх, держась за его руку: — Без волос вы будете некрасивым.***
Так уж вышло, что весь этот день Сэ был занят только одним ребёнком, и навестить успел лишь некоторых, зачастую просто встречался с ними в коридорах. Мён несколько раз оставался один, когда требовалось пройти какие-то простые процедуры и элементарно покушать. Во время обеда, сидя в ординаторской, Ёль рассказывал о своей безответной любви, то есть о Мэй: как она ему улыбнулась, как подмигнула (О готов был поспорить, что ей просто что-то в глаз попало), как-то и сё. Мён, как бы он не отнекивался от попыток завести с кем-нибудь дружбу — всё-таки познакомился с небольшой группой ребят, пока они прыгали у приёмной и общались с медсёстрами. Больше всего он сдружился с одной девочкой, которую, хоть она и была без волос — «страшненькой» он не считал. Ближе к позднему вечеру Пак начал собираться домой. Работа его была выполнена: нелюбимый переучёт состоится лишь через неделю-полторы, а детки были уложены спать не без помощи Сехуна. Мэй давно ушла, так что задерживаться не было смысла. Только вот О почему-то не уходил. — Мне тебя ждать или ты будешь одеваться три часа? — обращается к нему Пак, закидывая рюкзак на одно плечо. — Я сегодня на ночном дежурстве, — досадно вздыхают ему в ответ. — А завтра ты. Что и было неприятного в работе — так это дежурство. В больнице ничего ночью не происходит. Чем можно заняться в это время? С ребятами не поиграешь, шуметь нельзя, спать тоже не одобряется, ты же дежуришь. Остаётся лишь сидеть до утра за просмотром чего-нибудь и изредка проверять коридоры. Вот и всё развлечение. — Завтра — не сегодня, так что удачи, — Чанёль похлопывает Сэ по плечу, а после уходит, оставляя его одного. Первое, что Сехун решил сделать, перед тем как уйти в ординаторскую и раствориться в ноутбуке — это прогуляться по этажам. Так сказать, выполнить свою обязанность в виде проверки. Он совсем тихо открывал и закрывал двери, подсматривая в палаты, дабы убедиться, что все сладко спят, пуская слюни на подушки. Но вот Мён бодрствовал и даже не пытался прикинуться спящим. — Хей, — Сехун прошёл к нему в палату, присаживаясь на край постели. — Мы же договаривались с тобой, помнишь? — Я помню. Просто мне тоскливо, — тихо ответил мальчик, прижимая к себе плюшевого зайца. — Я ведь могу умереть в любой момент, да? — Ну что ты такое говоришь… — О хотел было обнять ребёнка, как тот его в этом опередил, повиснув на его шее. — С чего ты это взял? — Не знаю. Просто когда говорят о простуде, то как-то никто не переживает. А когда о раке — так все так смотрят на тебя, будто бы ты уже неживой… Сехун гладил мальчика по спине, стараясь утешить его, но заместо этого услышал лишь всхлип. Мён заплакал. — Всё будет хорошо. Ты не должен бояться. Что тебе говорил Чанёль? — Сэ немного отстранился, вытирая мальчику слёзы подушечками больших пальцев. — Что плохой настрой — залог всех проблем и болезней. — Правильно.