Mafia

За небольшим круглым столиком, рассчитанным на двух персон, почти в самом углу бара, возле висящий на стене картины, сидит девушка с яркими рыжими волосами, как-то неаккуратно заплетёнными сбоку в хвостик, и синими, словно глубокое море, глазами, под которыми образовались синяки, то ли от отсутсвия сна, то ли ещё от чего-то. Её руки слабо дрожат, крепче сжимая стакан ледяной воды со льдом, а пальцы отбивают неровный ритм по холодному стеклу. Взгляд странно нервно бегает по залу, словно не способный сфокусироваться на чём-то одном, но затем вновь возвращается к воде, после пусто смотрит в тёмную древесину стола, и так по кругу. Независимо от погоды на ней надеты тёмные кофты с длинными, до самых ладоней, рукавами, которые девушка постоянно поправляет, опуская их настолько низко, настолько это вообще возможно. Часто она чешет руки сквозь кофту, но это скорее напоминает нервный тик, нежели настоящий зуд. Возникает ощущение, что у девушки вечный озноб. Вот только всё совсем не так. Наркоман Хонока уже и сама не помнит, когда умудрилась пасть так низко. Впрочем, это давно не имеет значения, как и причины. Ей давно уже плевать на всё. Когда-то яркая и радостная жизнь постепенно выцветала, теряла свой ритм и весёлость, всё больше превращаясь в монотонную изнуряющую рутину. Хонока была слишком яркой для этой тёмной обыденности. Так что этому миру она совсем не нужна. Впрочем, у девушки то же мнение насчёт реальности. Хонока — погасшее картонное солнце, с бездонной пропастью в синих глазах. Когда-то она горела ярче звёзд на небе, но фальшивке не дано выжить под настоящим палящем солнцем. Девушка рассыпалась горсткой праха и утонула в омуте собственных мыслей, утягиваемая на дно тяжестью своих разочарований. И лишь наркотики смогли раскрасить её жизнь, пускай и в искусственные и фальшивые (как и она сама) цвета. Каждый день Хонока выглядит по-разному. Иногда она выглядит совсем сонной, даже засыпает во время голосования, но потом просыпается и продолжает говорить, словно ничего и не произошло. Порой она выглядит ужасно нервной и никак не может найти себе место от зуда, боли, жжения и других неприятных ощущений. Бывает, что у девушки появляется весёлое настроение, и энергия переполняет её, так что она буквально готова взяться за любое дело. Другие посетители бара косятся на неё, смотря с каким-то пренебрежением и любопытством, считая её просто ненормальной. В глазах Комиссара читается раздражение, когда он замечает возле себя Хоноку, так что та старается сесть подальше. Его Помощник с подозрением смотрит в синие глаза и навечно закрытые руки, и девушке всегда неуютно под этим изучающим взглядом. Однако стоит наркоманке подойти к нему, как он с неким испугом и даже отвращением резко шарахается, словно боясь коснуться девушки. Хонока не злится на это, она уже привыкла к чужим косым взглядам. Порой Доктор участливо спрашивает, всё ли хорошо у девушки со здоровьем, на что та, нервно сжимая собственные запястья, отвечает, что всё отлично. Врач скептически хмыкает и отстаёт. Мирный житель, вечно сидящий за барной стойкой, смотрит подолгу на нервозность Хоноки, а затем безразлично отворачивается, не удостаивая рыжеволосую даже презрительным вздохом. А вот бармена наркоманка не любит. Она пугает своей таинственностью и нечеловеческой проницательностью. Такое чувство, будто эта блондинка лично придумывала жизнь Хоноки. Слишком хорошо она всё знает. Однажды, когда Хонока рано пришла в приподнятом расположении духа, бармен, мило улыбнувшись, попросила помочь принести какие-то коробки со склада. Рыжеволосая, недолго думая, согласилась. Ей хотелось деть куда-то неуёмную энергию, да и блондинка не выглядела опасной. Когда они спустились в склад, который находится в погребе, бармен Эли, указала на нужные коробки, но стоило Хоноке потянуться к ним, как чужие тонкие пальцы обвили её запястье. Блондинка, всё так же прелестно улыбаясь, вдруг резко потянула рукав тёмной кофты вверх. Рыжеволосая испуганно отдёрнулась, совершенно не ожидая этого, но в итоге ударилась локтём об железную палку, болезненно зашипела и, ещё и споткнувшись, упала на холодный бетонный пол. Рукав так и остался, поднятый до локтя. Эли, совсем недобро прищурившись, схватила открытую руку и притянула поближе к глазам, присев. Хонока попыталась вырвать руку, но эти хрупкие пальцы сжали запястье железной хваткой. Бармен провела пальцами по тёмным свежим и белым старым шрамам, чувствуя под пальцами неровности зажившей кожи, по ужасно выглядящим синякам, оставшихся от постоянных уколов, а затем спустилась ниже, ногтём специально подковырнув совсем новую, едва застывшую кровь на ранах. Рыжеволосая прикусила губу и слегка выгнулась на полу от боли. На тонких розовых губах Эли появилась немного безумная улыбка наслаждения, но она тут же сменилась привычной усмешкой. — Какая расточительность своей жизни, — сказала блондинка, наконец отпустив руку и выпрямившись. — Но это твой выбор. Только позволь мне убедиться, что ты не сделаешь ничего лишнего, — Эли нагнулась и заглянула в синие глаза. Хонока вздрогнула, увидев в голубых стекляшках пугающую угрозу, совсем не сочетавшуюся с невинной улыбочкой. — Будет очень жаль, если ты случайно убьёшь себя. Я бы не хотела этого. Бармен распрямилась и, всё с той же ухмылкой, кивнула на коробку, к которой тянулась пару мгновений назад наркоманка, а затем направилась наверх, оставив девушку приходить в себя. Та быстро опустила рукава на место, поднялась и уже хотела уйти, но затем обернулась на полки и вспомнила то пугающее выражение лица блондинки, и решила не злить её лишний раз. Хонока почти бегом поднялась по лестнице, буквально бросила коробку на стойку. От её прошлой жизнерадостности не осталось и следа, ей ужасно хотелось поскорее убраться отсюда и, возможно, даже больше не приходить обратно. — Постой! Хонока испуганно вздрогнула и замерла, успев лишь поднять ногу. Она медленно развернулась обратно, не зная, чего ждать. Эли бросила ей в руки какой-то свёрток, завёрнутый в белую тканевую салфетку. Рыжеволосая поймала его и вопросительно наклонила голову, безмолвно спрашивая «Что это?». — Награда за помощь, — почти пропела Эли, кладя руки на стойку. — Ночью ужасно скучно, не так ли? Вот тебе и развлечение. Хонока хмурится, но «зарплату» принимает. Вечером ей становится совсем плохо. С каждым днём девушке всё хуже. Наркотиков становится всё больше, организм требует увеличивать дозу снова и снова, привыкая к яду. А Хонока на стены лезет, зверем мечется по комнате, корчится в углу. Знает, что так нельзя, что это неправильно. «Во что же ты превратилась, девочка-солнце?» — зло смеётся хриплый голос в её голове. А девушка не знает, что сказать, лишь сжимает голову между колен и пытается очнуться от этого кошмарного сна. И плачет, понимая, что это не сон. В порыве злости от боли, пронзающей буквально каждую клеточку организма, Хонока хватает свёрток и раскрывает его. В руках оказался остро заточенный нож. Девушка на секунду замирает, а затем тот скрипучий голос шепчет ей что-то, и эти слова вызывают на измученном лице странную кривую усмешку. Так вот что за развлечение ей предложила бармен. Хонока выходит на улицу незадолго до полуночи, пряча нож в карманы кофты, и ищет, словно охотничья собака, дурачка, что вышел на улицу в такой час. Она хочет повеселиться, одной ей та-ак скучно. Вот только стоит солнцу осветить крыши, как девушка с неподдельным испугом прячется в своей холодной комнате с рваными выцветшими обоями на кирпичных стенах. Она дрожит где-то в углу, шепчет что-то неразборчивое и пытается убедить себя, что это не она. Нет, это всё из-за наркотиков, из-за чужих злых взглядов, в этом нет её вины. Хонока смотрит на свои исколотые руки, полностью покрытые синяками. Это ведь не она, правда? Но странный трепет, поднимающийся в груди при вспоминаниях об очередном убитом, повторяет ей, что это всё её. Всё, начиная с чувства вины и заканчивая кровавым безумием. Девушка сжимает голову, не веря. Но она уже сама давно знает, что от реальности не сбежать, как не старайся. Так что рано или поздно Хоноке придётся смириться с тем, что она — Маньяк. Сначала убийства случались лишь в порыве злости или под действием очередного наркотика, но постепенно Хонока все ощутимее чувствовала странное наслаждение от того, что способна оборвать чужую жизнь. Легко и просто вонзить нож в грудь, разрезать горло, разбить череп, свернуть голову, водить острым лезвием, выпуская горячие струйки крови, не только по своей коже, но и по чужой. Наконец окрасить свою серую жизнь в ярко-алый. И почему она не додумалась до этого раньше? Играть лишь за себя оказалось так весело. Теперь девушка понимает мафию. Кажется, Хонока нашла свой новый наркотик. Так что до самого конца игры Наркоман будет искать свою смерть, при этом унося за собой по одной жизни за ночь. Раз уж она не смогла умереть сама, то почему бы не освободить кого-то другого, верно?

***

На стол перед рыжеволосой девушкой в закрытой маске ложится карта с золотой буквой «Н», выведенной аккуратной рукой. Ведущий слабо смеётся. — Добро пожаловать, Наркоман!