Mafia

В баре между столиками ходит хрупкая девушка с подносом, любезно и приветливо улыбаясь. В её платиновых волосах видны несколько небольших ярких заколок, а коленки, не прикрытые чёрным платьем с белым воротничком, заклеены детскими пластырями со зверюшками. Видимо, она часто падает, потому что пластыри уже неотъемлемый атрибут её одежды, или же ей просто нравится всё ужасно миленькое и не сочетающееся с окружающей грязью и жестокостью. Она сама словно какая-то детская кукла с прилавка магазина — светлая нежная кожа, словно сделанная из фарфора, губы с лёгким блеском и яркие янтарные глаза, ласково глядящие из-под длинных ресниц. Котори подходит к посетителям и участливо спрашивает, как они себя чувствуют, всё ли хорошо, и внимательно слушает их рассказы, печально вздыхая, и в её глазах в такие моменты разливается целый океан печали, словно чужая боль — её собственная. Посетительницы верят её заботе, гладят по рукам, хлопают по плечу, благодарят за такое беспокойство. А Котори, сдерживая слёзы, заверяет их, что всё обязательно будет лучше. И не поверить ей просто невозможно. Котори верят все и каждый, тянутся к ней, как к желанному счастью и теплу, а она с распростёртыми объятиями принимает любого страждущего. Так правдоподобно говорит что-то о радости, шепчет о недалёком светлом будущем, защищает окружающих. Она местный идеал, символ остатков доброты этого ужасного городка. Вот только Котори вся из лжи и правды смешана, словно замысловатый узор на стене или коктейль, что бармен ей протягивает без привычной усмешки. Каждое слово её под сомнение ставить надо, потому что где правда, а где ложь она уже сама не вспомнит, а лишь улыбнётся и рассмеётся так звонко, что уши резать начинает. Забота и любовь её слишком правдоподобны для лжи и слишком фальшивы для правды. В свободное от подработки время девушка сидит с книгой, и приходящие приветливо машут ей рукой, а та улыбается, отрываясь от текста. Вот только Котори почти не читает, просто листает страницы, а сама пристально следит за каждым. Подходит к разволновавшейся Уми, успокаивающе проводя по её плечам и рукам своими, и та даже не отдёргивается в приступе отвращения. Наклоняется к уткнувшейся в чашку Ханаё, ласковым словом возвращая её в реальность. Несерьёзно грозит пальчиком Нико, когда та снова начинает спорить с кем-то. Протягивает Рин высокий бокал с коктейлем, от себя добавляя в него милый бумажный зонтик. Участливо хлопает Хоноку по спине, подавая стакан с прохладной водой, словно стараясь успокоить девушку. Котори видит не маски, а людей за ними, видит каждый их порок. А потому Эли смотрит на неё как на потенциальную угрозу, а Котори лишь смеётся про себя, чувствуя удовольствие от того, что значит хоть что-то. Днём девушка борется за жизни мирных жителей, всей душой стараясь спасти остальных, а когда утром обнаруживают новый труп, она чуть ли не плачет, прижимая руки к груди и слабо дрожа. Нелюдимая Маки и приятная со всеми Нозоми смотрят на этот спектакль с неким призрением, зная, что ночью вместо этой всеобъемлющей заботы в янтарных глазах будет гореть хищный огонь, пока девушка своим звонким голосом будет шептать имя и адрес новой жертвы. Гордая Маки не привыкла подчиняться кому-то, а Нозоми никогда не хотела быть наёмный убийцей и убивать лишь выбранных кем-то людей, и Котори, прекрасно зная это, лишь разводит руками, когда те скептически хмыкают на слова девушки. — Я лишь даю вам совет, а не приказываю, — её тонкие губы расползаются в кривой ухмылке. — Мы с вами, в конце концов, в одной лодке, так что я хочу помочь. — А чего мы должны верить тебе? Ты же лжёшь через слово, — Маки всё это не нравится. — Не будешь задавать вопросов — не получишь лжи, — хихикает Котори. Мафия фыркает, комкая листок с адресом, и разворачивается спиной к «Оборотню», скрываясь в тёмном переулке. А утром в квартире, что написана идеально ровным почерком на листочке, найдут жестоко зарезанный труп. Котори лишь смеётся, упиваясь своей возможностью влиять на жизни других людей. Оказывается, помыкать кем-то так весело. Котори чертовски нравится. Котори должна сидеть на «скамейке запасных», ожидая, когда кто-то из мафии выбудет, чтобы занять его место. Но ждать так скучно, что девушка решила поразвлекаться, раз уж её очередь ещё не настала. В искусстве управления марионетками ей ещё далеко до Эли, но и из неё выходит неплохой кукловод. Она умело играет на струнах душ окружающих, зашивает, словно платье, чужие раны, но при этом тянет за нужные швы, вызывая жгучую боль. У Котори внутри демонов больше, чем во всём аду. Она чёрная, грязная и насквозь прогнившая, но ей это только нравится. Быть неправильной, быть ужасной, но при этом притягивать людей к себе — вот, что ей нравится. Всем плевать, что там за твоей маской, и это так смешно и глупо, что начинает забавлять. Никто не хочет знать злой правды, красивый фарс ведь намного лучше. Котори сама из лжи себя умело лепит, свою улыбку фальшью пропитывает, словно сиропом, а слёзы из чужой крови выпаривает. Эли не звала Котори на работу, тем более не просила помогать мафии, она сама решила, что будет делать это. Просто одним ранним утром сказала, что теперь будет бесплатно подрабатывать в баре, а затем этой же ночью выходит из тени дома навстречу удивлённой мафии, странно ухмыляясь. Котори куклой быть не хочет, она хочет сама играться, а потому чем чаще ей удаётся вызывать в ледяных голубых глазах нескрываемую злость, тем приятнее ей становится жизнь. Рушить чужой сценарий так смешно, что у Котори мурашки по коже идут от одной мысли об этом. Так что до конца игры Оборотень собирается играть на публику, вызывая аплодисменты в зале зрителей.

***

Перед девушкой с длинными платиновыми волосами ложится карта с красной буквой «О». Ведущий неприятно морщится, словно недовольный чем-то, но говорит свою привычную фразу: — Добро пожаловать, Оборотень! В его руках теперь нет карт, и он, словно фокусник для какой-то публики, машет ими, показывая это. Эли отходит от стола на пару шагов, ровно встаёт и, вздохнув, щёлкает пальцами в перчатках. В ту же секунду все маски, что скрывали лица девушек за столом, падают на пол, растворяясь в нём, словно в кислоте. Их глазах, закрытые до этого, тут же распахиваются. Но в них нет той черноты, той злобы и грязи, что была в городе. Они смотрят друг на друга с любопытством, интересом и даже чем-то вроде нежности. Кто-то даже успевает слабо мило улыбнуться, и эта улыбка, словно зевота, распространяется на других. Словно это и не они были всё это время. Но этому приятному моменту не дано длиться долго. Ведущий вновь щёлкает пальцами, и прожектор, горящий над столом, гаснет, погружая девушек во тьму. Эли откашливается, прочищая горло и говорит, словно бы в пустоту. — Добро пожаловать на наше шоу! — звонко чеканит она, распахивая руки, и губы её расползаются в злой усмешке. — Всё только начинается! Узрите же эту жестокую и беспощадную игру!