Сферы влияния

Часы показали два, когда Гарри, наконец, уснул почти здоровым сном.  — Теперь он может проспать до утра, — отвечая мыслям Гермионы, сообщил Майкрофт, поднялся и ушёл в ванную. Полилась вода, и Гермиона легко могла представить, что он тщательно моет руки, сняв кольцо, уже не нужное для связи. Она предполагала, что он вообще не любит прикасаться голыми руками к чему-либо постороннему, неважно, вещь это или человек. И тем более, возня с пьяным должна была вызвать в нём отвращение, хотя он и перенёс её с поистине ледяным спокойствием. Спустя несколько минут он вернулся, и Гермиона применила очищающее заклинание и к себе, и к нему. Прошёл лёгкий свежий ветерок, и с рук и шеи пропал липкий пот, одежда очистилась.  — Благодарю, — чопорно сказал Холмс.  — Майкрофт, я ещё раз должна выразить вам признательность за помощь, — в тон ему произнесла Гермиона и не сумела удержаться: — И всё-таки, что вынудило вас…  — Арифметика и логика, — ответил Майкрофт, — вы оставили книгу, которая однозначно подпадает под «Статут о Секретности», в руках у маггла, — в том, как он произнёс это слово, была и насмешка, и ещё что-то неясное, — я дал вам десять минут на то, чтобы это заметить, ещё десять — чтобы справиться с сомнениями о том, стоит ли возвращаться. Так как через двадцать и даже через двадцать пять минут вы не появились…  — Сколько камер направлено на двери и окна моей квартиры? — поинтересовалась Гермиона ровно.  — Три в общей сложности, — невозмутимо сообщил Майкофт, — входная дверь, балкон и окно в гостиной. Частную камеру из соседнего дома, направленную на окна вашей спальни, я позволил себе выключить. Одно дело — подозревать, что в Лондоне от внимания Холмса не укрыться, и другое — слышать о точном положении камер. Гермиона почти потеряла дар речи — почти, потому что всё-таки смогла сказать спокойно:  — Очень предусмотрительно с вашей стороны. Майкрофт ничего не ответил и занялся расправлением манжет рубашки. Гермиона встала, потёрла затёкшую шею и опёрлась на край стола. От усталости — денёк выдался тот ещё — её слегка пошатывало, а по телу бегали искорки искусственной бодрости, из-за которых кровь бурлила, как шампанское. Холмс снова бросил взгляд на часы, перехватил трость и однозначно собирался сказать что-то о том, что ему пора, пожелать доброй ночи и, возможно, отдать-таки книгу. В сущности, это было совершенно верное решение, и Гермиона его одобряла, во всяком случае, настоящая, обычная Гермиона. А вот та, с которой она встретилась в подсознании, была против. Она стояла не в домашней мантии, а в свободном платье до середины икр, и волосы у неё были не остриженные, а длинные, лежащие удивительно мягкими локонами на плечах. И в тот момент, когда Гермиона сказала бы: «Доброй ночи», она говорила совершенно другое. Гермиона мотнула головой — Мерлин, что за бред? Она не станет идти на поводу у своего взбесившегося подсознания, не станет делать ничего, о чём потом пожалеет. Но вот любопытный вопрос: о чём именно она пожалеет? О нехватке пары часов сна? О том, что лишилась очередной ночи в гулкой, пустой темноте — сомнительной альтернативе ночных кошмаров? Или об уязвлённой гордости?  — Вы ужинали? — этот вопрос сорвался с её губ прежде, чем она успела его удержать. К счастью, она владела собой в достаточной мере, чтобы не пробормотать следом весь тот поток неловкого бреда, который просился на язык. Лучше было выдержать эту паузу, вытерпеть молчание, чем выдать себя неуверенными оправданиями. «Молчи, Грейнджер», — велела она себе и выполнила приказ, крепко сжав зубы и плотно сомкнув губы. Какие мысли пронеслись в этот момент в голове Майкрофта, она угадать не решилась бы, его взгляд не изменился, каменная маска не спала, обнажая истинную сущность. Он просто размышлял о её вопросе, как размышляют, прежде чем сказать, хороший ли был кофе.  — Давно, — ответил он наконец, — но, к сожалению, ни в одном из ночных ресторанов Лондона мне лучше не появляться без… дополнительных мер предосторожности. Слова «к сожалению» он выделил особо, как будто ему и правда было жаль, и, наверное, именно это придало Гермионе смелости, чтобы пожать плечами и невозмутимо уточнить:  — Даже в магических?  — Если только о них не знают иностранные шпионы, — ответил он. — Впрочем, если даже я не знаю… «Грейнджер, зачем?», — простонала она мысленно. Что ей делать на ужине в компании Майкрофта Холмса, тем более с учётом недавних открытий? Перспектива ужина в компании Холмса-рептилии, для которого она — всего лишь неуспешный политик и только по недоразумению — деловой партнёр, страшила и угнетала. Но как отправиться ужинать с Холмсом-человеком, видящим в ней (Мерлина ради!) женщину, Гермиона не представляла. Однако идти на попятную было поздно, поэтому она повыше вскинула голову и взмахом палочки трансфигурировала пиджак Майкрофта в чёрную мантию, а свою призвала из шкафа. В образе волшебника Майкрофт смотрелся чуть хуже, чем ужасно — в бесформенной мантии он напоминал узкий важный шкаф. Но догадался ли об этом он сам, определить было нельзя — у него на лице не дрогнул ни один мускул. Едва Гермиона застегнула собственную мантию и расправила подол, он протянул ей руку. Она осторожно взялась за его холодные пальцы, помянула Мерлина и аппарировала в магический квартал Кардиффа, одно из немногих мест, где хорошим заведением управлял не кто-то из её близких знакомых и бывших приятелей. Впрочем, это не помогло — официанты её узнали и тут же засуетились вокруг знаменитости. Майкрофт сразу же после аппарации отпустил её руку и теперь опирался на зонт, оглядывая интерьер со смесью отвращения и любопытства. «Высокая магия», так назывался ресторан, была отделана со вкусом, в испанском стиле. Столы были убраны скатертями, по которым то и дело протекали волны живой вышивки, а узкие квадратные свечи под потолком парили так, чтобы одновременно создавать приятный полумрак, но оставлять достаточно света. Несмотря на глубокую ночь, пять или шесть столиков были заняты и, очевидно, именно люди за ними вызвали недовольство Холмса.  — Мисс Грейнджер, — повторил администратор, сменивший рядового официанта, — большая честь, большая честь. Вам и вашему спутнику по душе место у окна?  — Вот там, — Майкрофт кончиком зонта указал на столик недалеко от запасного входа, и Гермиона кивнула, соглашаясь. Администратор если и удивился, что почётная гостья не желает любоваться роскошным видом на город, то ничего не сказал.  — Извините, — произнес Холмс, едва официант оставил меню и ушел, — я нечасто обхожусь…  — Без охраны?  — Без некоторых мер предосторожности. Гермиона покачала головой: она не хотела даже думать о том, каково это — постоянно ходить в компании телохранителей. После войны Кингсли подумывал приставить к ней, Гарри и Рону по паре авроров, но, к счастью, тогда слишком не хватало людей. Если бы были авроры, Рон остался бы жив… Если бы они не были так беспечны, всё вышло бы совсем иначе. Эта мысль ножом полоснула по сердцу, оставляя очередную зазубрину рядом с незаживающей открытой раной  — Возможно, мою нервозность оправдывает то, — Майкрофт чуть поджал губы, вырывая Гермиону из невесёлых размышлений, — что женщина, которая в прошлый раз приглашала меня на ужин, позднее попыталась меня убить. Он сказал это настолько серьёзным и спокойным тоном, что Гермиона не сдержалась и рассмеялась.  — Я не шучу, — сказал Майкрофт, но вместо обычной ледяной пустоты в глазах у него вспыхнули искорки веселья, — она была весьма изобретательна.  — Судя по тому, что вы живы — не слишком, — заметила Гермиона, всё ещё посмеиваясь.  — Ей не хватило сущей безделицы, — Майкрофт развёл руками, а потом пододвинул к себе меню, раскрыл и спросил нейтрально: — надеюсь, вы не будете возражать, если счёт оплачу я?  — Я бы, может, и не возражала, — сказала Гермиона, — но здесь вряд ли принимают к оплате фунты. Или, тем более, банковские карты. На самом деле, ей почему-то было приятно, что он это предложил — может, потому что ей не предлагали этого уже очень давно?  — Галеоны, я помню. Не думаю, что с этим возникнут проблемы. Будь она ещё сотрудником ДМП или агентом Кингсли, она задала бы пару уточняющих вопросов, но менталисту Отдела тайн до оборота денежных средств дела не было, так что она сочла за благо тоже начать изучать меню, тем более, что оно заслуживало внимания. Его создавал большой любитель своего дела, может, даже владелец заведения, а заколдовывал мастер чар. Каждое блюдо можно было рассмотреть в деталях, от тарелок, кокотниц, горшочков и сковородок поднимался лёгкий пар, страницы с винами пахли свежим виноградом и чем-то сладким, а страницу с мороженым Гермиона сочла за благо перевернуть поскорее, настолько аппетитно выглядели прозрачные запотевшие вазочки с шапками сливок и фруктов поверх разноцветных шариков пломбира. Желудок тихо заурчал, напоминая о том, что владелица питается духовной пищей как минимум с утра, и Гермиона понадеялась, что Майкрофт этого не услышал — напрасно, конечно. Как и Шерлок, Майкрофт обладал неприятным талантом подмечать детали, правда, в отличие от брата, имел достаточно такта, чтобы не сообщать о своих наблюдениях. Снова подошёл администратор, и Гермиона первой сделала заказ, заодно попросив унести бокалы под вино и шампанское — после общения с Гарри пить ей как-то не хотелось. Майкрофт размышлял чуть дольше, поддержал решение о напитках, ограничившись водой, и заказал в итоге ростбиф с овощами и картофелем. Как будто ради этого стоило читать меню!  — Я британец до мозга костей, — сказал он, чуть дёрнув углами рта и явно угадав её непритворное возмущение.  — Хвала Мерлину за европейскую кухню, — отозвалась Гермиона, и на душе у нее потеплело. Точно такие же беседы они иногда вели в Академии, где пара британцев упорно питалась пудингами, ростбифом и пирогами с почками. Француженки притворно хватались за сердца и норовили упасть в обморок, сообщая, что эта еда слишком для них тяжела, а остальные просто по-доброму подшучивали, не забывая напомнить, что есть рыбу с картошкой, когда вокруг такие вкусные круассаны, не говоря уже о пасте, рататуе и многом другом, просто преступление.  — Всё дело в происхождении. Ваша прабабушка была француженкой, кажется? — Майкрофт сказал это так, словно уточнял давно знакомую информацию. — Иностранная кровь не даёт вам по-настоящему оценить блюда британской кухни. Он смотрел чуть в сторону от неё и выглядел совершенно невозмутимом, но, Мерлин, Гермиона могла поклясться, что это была шутка.  — Боюсь спросить, сколько поколений британцев в вашей родословной, — проговорила она. — И тем более, откуда вам известно о моей прабабушке. Не говорите, что из моего личного дела.  — Практически, — Майкрофт чуть наклонил голову на бок и дотронулся изящными пальцами до виска, — в архивах. Как вы понимаете, едва наше сотрудничество стало носить постоянный характер, как я… ознакомился со всеми доступными документами, начиная с аттестата начальной школы и заканчивая…  — Подробностями интрижек моей прабабушки, — фыркнула Гермиона.  — Если вам интересно, то она была весьма выдающейся женщиной, — и всё так же его взгляд был устремлён чуть в сторону, только в глазах играли уже не искорки, а костры веселья.  — Даже интересно послушать, — Гермиона прикусила губу изнутри. Майкрофт бросил короткий взгляд на неё, потом отвёл в сторону и сообщил:  — Художница, держала собственный салон. В начале войны её обвинили в шпионаже в пользу Британской империи, и она была вынуждена скрыться из Франции. Поселилась в пригороде Глазго. Гермиона не выдержала и тихо засмеялась:  — Я, может, и поверила бы вам, если бы вы обвинили её в шпионаже в пользу Германии.  — А вы считаете, союзники не шпионят друг за другом? — удивился Майкрофт, и только после этого сказал: — Впрочем, вы правы — в архивах этих сведений нет, — и всё-таки улыбнулся. Улыбка Холмсу не шла — было в ней что-то змеиное, холодное и даже скользкое, но взгляд это искупал. Он был живым, внимательным и заинтересованным. Возможно, Майкрофт усовершенствовал одну из своих масок или даже добавил новую, но Гермиона твёрдо решила, что сейчас, на протяжении ближайших нескольких часов, она не станет об этом думать и сыграет в игру: «Притворись, что просто ужинаешь с мужчиной». Сейчас, когда он не пытался напугать её или манипулировать ею, игра казалась нетрудной. Принесли заказ, причем ризотто с морепродуктами Гермионы, на ее взгляд, выглядело куда аппетитней куска прожаренного мяса с гарниром в тарелке Майкрофта. Он пожелал приятного аппетита, расстелил салфетку на коленях и принялся за еду с таким видом, словно находился на приеме в Букингемском дворце.  — Интересно, — проговорила Гермиона, надеясь, что её манеры хотя бы в половину соответствуют его, — я ведь читала ваше личное дело и даже запоминала его, но вы почему-то знаете об мне куда больше, хотя… — она сделала глоток воды, смачивая горло, — хотя волшебник, при желании, может получить доступ к любым сведениям, влезть в любой архив.  — Мелочи, — ответил Майкрофт, — нет ничего важнее мелочей, как любит говорить мой брат, имея в виду, разумеется, пустяковые детали своего очередного дела. В политике незначимых мелочей не существует, любая деталь может… — он сделал долгую паузу, — иметь значение.  — Даже прабабушка из Франции? — хмыкнула Гермиона.  — Даже альбом, подаренный на одиннадцатый день рождения, — отозвался он и отрезал кусочек мяса, а Гермиона едва не выронила вилку — руки ослабели. Она помнила тот альбом так, словно получила его в подарок только вчера: его желтоватые плотные страницы пахли свежей типографской краской и бумагой, а как будто нарисованные от руки бордовыми чернилами рамки и подписи под ними просили, чтобы их очертили пальцами. Мама сопроводила подарок запиской, и ее Гермиона до сих пор могла воспроизвести по памяти: «Дорогая Гермиона, желаю, чтобы рядом с тобой всегда были настоящие друзья». Она надеялась, что когда-нибудь Гермиона заполнит страницы фотографиями друзей, но она этого так и не сделала. В маггловской школе друзей у нее не было, а в Хогвартсе было не до альбома. Где-то он сейчас лежит?  — Вы не имели права… — сказала она резко, потому что вспомнила, где он, вернее то, что от него осталось, лежит — под развалинами старого родительского дома, уничтоженного Пожирателями во время войны. Но это Майкрофт вряд ли знал, и как бы ни хотела она сейчас накинуться на него с оскорблениями, он их едва ли заслужил. «Особенно если учесть, что ты знаешь о нем значительно более личные вещи», — напомнил ей внутренний голос, и она скривилась. Вспоминать о подсмотренном моменте из школьной жизни Майкрофта ей было неприятно.  — Извините, — она перехватила вилку и вернулась к еде, а спустя минуту-другую сказала: — Я не запоминаю таких деталей и не ищу их. Поэтому мне нет места в политике, наверное. Почему… — Майкрофт, кажется, едва сдерживал смех, — почему вы улыбаетесь? Да, это был глупый вопрос, но он был умнее попыток обвинить Холмса в том, что он хорошо делает свою работу.  — Почему нет. Поверьте, это, — он сделал короткий жест, указывая не то на стол, не то на обстановку ресторана, не то на саму Гермиону, — приятное разнообразие среди решений о начале бомбардировок, поисков русских шпионов, минимизации террористических угроз и чаепитий в компании моего старого друга и трёх её собак.  — Собаки вас, кажется, раздражают больше всего остального, — легко уточнила Гермиона, чувствуя себя странно — её втягивали в какую-то игру слов или намёков на тонком льду недоговорённостей, но ей не было страшно.  — Шерсть, всё дело в ней, — копируя её тон, пояснил Майкрофт, — у вас же был кот, вы должны знать, как непросто убрать шерсть с одежды.  — Волшебникам проще, — Гермиона вытащила палочку, указала на свою вилку и сказала: — Экскуро, — вилка засияла, как будто ее только что вымыли и отполировали.  — Обычным людям приходится довольствоваться химчистками. Майкрофт взял графин с водой, налил сначала Гермионе, потом себе, промокнул губы салфеткой и сделал несколько глотков. Ход был на стороне Гермионы и, как в шахматах, пропустить его было нельзя.  — Забавно, но, прожив всю жизнь в Британии, я ни разу вживую не видела, — она хотела сказать «Королеву», но вместо этого произнесла: — вашего старого друга. Только по телевизору в детстве. Вы знали, что раньше волшебники служили при королевском дворе и имели официальные титулы?  — До какого года?  — До тысяча шестьсот восемьдесят девятого. Не удивлюсь, если Статут о Секретности был…  — Одним из важных положений «Билля о правах»(1)?  — И аргументом за признание Вильгельма королём в дальнейшем.  — Пожалуй, с этой точки зрения мне не доводилось рассматривать события Славной революции. Официант унёс опустевшие тарелки и снова принёс меню, а Гермиона попыталась не рассмеяться, глядя на то, с какой явственной болью Холмс рассматривает страницы с десертом и заказывает, в итоге, фрукты. Говорить об истории было необычно, но приятно — разговор тёк легко и плавно, Майкрофт по памяти цитировал куски из крупных историографических работ или старых законов, а Гермиона так же легко вспоминала историю магии, некогда крепко выученную в Хогвартсе, а потом как следует уложенную в Академии. Гермиона едва ли могла вспомнить, когда с кем-нибудь общалась подобным образом — не о делах, не о проблемах, требующих решения, а о чём-то отвлечённом и интересном. Они углублялись всё дальше во тьму веков, постепенно от «Билля о правах» отходя к временам Вильгельма Завоевателя и подмечая, как важнейшие события в жизни маггловского сообщества пересекались так или иначе с событиями в мире магов. Возможно, сравнивать эти же процессы было бы интересней на современных примерах, но тогда пришлось бы говорить о Гриндевальде и Гитлере, о Волдеморте, о войнах на Ближнем Востоке, то есть о том, о чём не хотелось даже думать. Они как раз обсуждали, какую роль сыграли чистокровные волшебные семьи в Войне Алой и Белой розы — если бы не Майкрофт, Гермиона вряд ли догадалась бы, что Джон Гонт (2) был так или иначе дальним родственником Меропы Гонт, матери Волдеморта, — как раздался тихий звонок телефона. Жестом извинившись, Майкрофт ответил, коротко, твёрдо, буквально одной фразой:  — Ничего не предпринимать до моего возвращения, — но магия ночи рассеялась, и Гермиону охватил тягучий мучительный стыд. Перед ней снова сидел неприятный и опасный политик, и говорить с ним о ерунде, о собаках и химчистках, о Ланкастерах и деяниях Мерлина, было глупо и даже жалко. Он убрал телефон в карман, взглянул на Гермиону, но его глаза снова были холодными, и бездонные чёрные зрачки казались пустыми бесконечными тоннелями, обрамлёнными тонкой линией светло-голубой сияющей радужки. К этим тоннелям было жутко приближаться, от них хотелось бежать прочь, отвернуться, чтобы их не видеть — но Гермиона не могла. Она много раз читала, что змеи гипнотизируют свою жертву, так, что та не может двигаться. А ещё в глубине её подсознания жила память о взгляде василиска. У короля змей было такое же выражение глаз, только радужка была жёлтой, зато светилась так же. Нужно было просто посмотреть куда-нибудь ещё, на скатерть с живыми узорами, на пламя свечей, на то, как за окном загорается новый день, расцвечивая небо рассветными красками, но она была вынуждена смотреть в глаза Майкрофту Холмсу, видеть каждую розовато-красную прожилку на его белках, и собственное отражение в его зрачках. Маленькая зазеркальная Гермиона довольно вскинула голову, отбрасывая на спину длинные волосы, и захохотала — беззвучно, но явно и отчётливо, как ведьма на шабаше. А реальная не могла заставить себя пошевелиться. Мгновение, и глаза-тоннели, глаза-пустоты пропали — Майкрофт моргнул, провёл пальцами по векам к переносице и сказал:  — Боюсь, дела требуют моего вмешательства.  — А мне стоит проверить Гарри, — согласилась Гермиона, сглотнув. Она чувствовала себя как после ментального удара — в ушах шумело, мир покачивался, — но постепенно приходила в себя. Вытерла совершенно чистые губы и пальцы, встала из-за стола. Майкрофт тоже поднялся. Официант подлетел и мгновенно принял расчёт, причём Холмс действительно платил галеонами — тяжёлыми и круглыми.  — Перенести вас в кабинет? — спросила Гермиона, борясь с першением в горле.  — Если вас не затруднит. Мою машину заберут позднее. Гермиона протянула ему руку, он едва ощутимо коснулся её пальцев. Миг аппарации — и они уже были на Уайт-холл.  — Благодарю вас за вечер и приятную беседу, — сказал Майкрофт очень официально.  — Это я должна вас благодарить за помощь… — покачала головой Гермиона, — и за ужин. И извините — из-за меня вы не спали. Майкрофт так встал у стола, что теперь рассмотреть выражение его лица было невозможно, но в игре света и тени, которую создавал торшер с плафоном, ей почудилась улыбка.  — Это не такая уж большая редкость, — фраза показалась Гермионе крайне двусмысленной, но уточнять она не решилась, вместо этого коротко попрощалась и переместилась обратно домой. Она устало опустилась в кресло у камина, расстегнула мантию, и вспомнила о двух вещах сразу. Рука Майкрофта, когда он дотрагивался до неё перед аппарацией, была тёплой, почти горячей. И он так и не вернул ей книгу. Примечания: (1) — «Билль о правах» — акт о правах и свободах британских подданных, принятый в 1689 году. Был принят после окончания Славной революции в 1688 году. В сущности, это один из первых документов о правах человека в истории. Любопытно, но именно в 1689 году в мире магии принимают «Статут о Секретности». Совпадение? (2) — Джон Гонт — первый герцог Ланкастер, его сын — Генрих Болингброк — захватил британский трон, свергнув короля Ричарда II Плантагенета. Споры о троне между потомками Ричарда и Генриха и стали тем растянутым во времени конфликтом, который мы знаем как Войну Алой и Белой розы. Курьёз в том, что мать Волдеморта Меропа Гонт (мой любимый Росмэн её почему-то обозвал Меропой Мракс, но это — мрак и ужас какой-то) происходит из обнищавшей семьи Гонтов, некогда очень знатной. Опять-таки спрошу вас: совпадение?