Сферы влияния. Глава двадцать пятая
11 декабря 2018 г. в 00:35
Шкаф сиротливо таращился полупустыми полками, а скелеты вешалок вызывали иррациональный страх. Гермиона чувствовала, что ей владеет нездоровое, лихорадочное возбуждение, но не предпринимала ничего, чтобы побороть его. Пусть её пугают лучше силуэты старых мантий и однотипных офисных костюмов, чем мысли о том, что она собирается делать.
Она собиралась так тщательно, словно ей предстояла дуэль, хотя её ждало просто чаепитие в тишине и уюте хогвартского кабинета со старым школьным приятелем и соратником. Мерлин, если бы кто-то сказал ей, что она будет нервничать перед встречей с Невиллом, она расхохоталась бы ему в лицо. Невилл — маленький, круглолицый, растерянный Невилл, не способный даже палочкой взмахнуть, ничего не напутав! Невилл — её невольный подопечный на протяжении долгих лет учёбы. Невилл — самый смелый член Отряда Дамблдора. Невилл сейчас был опаснее двух Малфоев и Волдеморта вместе взятых.
Гермиона расправила новую мантию, в кои-то веки не трансфигурированную на скорую руку, а сшитую на заказ, провела пальцами по отрастающим волосам, которые, кажется, требовалось подстричь снова, пока они из аккуратной причёски не превратились в воронье гнездо, кашлянула и сжала порт-ключ. Рывок под рёбра, мгновение удушья, и вот она уже приземляется, ловит равновесие, пытаясь при этом мгновенно оглядеться вокруг и оценить обстановку.
В комнате было слишком много красного для человека, посвятившего себя растениям. Красные с золотым тиснением обои, золотисто-жёлтая с алым узором обивка на стульях, на стене рядом с книжным стеллажом строгий официальный плакат — Гарри Поттер и его друзья, одолевшие Тёмного Лорда. Старый, но очень свежий и отлично сохранившийся.
Сам Невилл стоял у стены, сложив руки на груди.
— Привет, Гермиона! — сказал он, и на мгновение его лицо осветилось почти той самой мальчишеской улыбкой.
— Невилл, привет! — она тоже улыбнулась и заметила: — Кабинет истинного гриффиндорца.
— Я никогда не забывал о том, кто я есть, — сказал он с едва различимым упрёком в голосе.
Гермиона почти спросила, резко, отрывисто, оскорблённо: «Думаешь, я забыла?», — но удержалась. Потому что — да, она забыла. Она давно не была гриффиндоркой, и Невилл это знал. Он был из тех людей, которые не просчитывают и не анализируют, а просто понимают, априори знают, что правильно. Колебался ли он хоть когда-нибудь в жизни? Были ли у него хотя бы мгновения сомнений в верности своих убеждений?
— Располагайся. Хочешь чаю или травяного отвара? — спросил он дружелюбно.
— Давай отвар.
Невилл щёлкнул, и посреди кабинета возник домовой эльф в чистой опрятной наволочке. Ему были заказаны отвар, тосты и фрукты, которые появились на столе мгновением позже. Невилл бросил на Гермиону внимательный взгляд.
— Раньше ты протестовала бы.
Гермиона села на один из стульев, не став трансфигурировать его во что-то более удобное, разлила отвар по высоким глиняным кружкам и только после этого сказала:
— Сколько лет прошло.
Невилл тоже сел, взял кружку, какое-то время молча смотрел прямо перед собой и всё-таки сказал:
— Я не знаю, с кем разговариваю. Твоё письмо… Я был рад, что ты написала. Это было написано почти той Гермионой, которую я знал. Но та Гермиона никогда не приблизилась бы к Малфою. Раньше я сказал бы, что этот придурок тебя подставил, но теперь…
— Он помог мне, — произнесла Гермиона тихо. — Эти фотографии… Он получил их, опоив меня приворотным зельем, очень сильным.
Крупные черты Невилла исказила гримаса злобы, сильные мозолистые руки сжались в кулаки.
— И этим помог, — продолжила она. — Когда мы виделись последний раз, я сказала… — она сделала паузу и выдержала её достаточно долго, хотя внутри что-то зудело от напряжения, — я сказала, что меня это всё не касается. Теперь это не так.
И снова пауза. Этот разговор давался ей сложно. Она часто вела словесные игры и настоящие сражения, но с другими противниками — с теми, кто был точно осведомлён о ведущейся игре. Невилл никогда не играл ни во что подобное — он говорил прямо, действовал решительно, нёсся неумолимо вперёд, как разогнавшийся «Хогвартс-экспресс».
Её слова на мгновение притормозили его разгон, он отставил чашку и отрывисто спросил:
— Хочешь мстить?
Гермиона тоже поставила на стол кружку, крепко обхватила её ладонями и ответила, не отводя от Невилла проникновенного взгляда:
— Не мстить. Невилл, ты… Мне непросто это объяснить, но после смерти Рона я как будто выключилась, понимаешь? Погасла, — ей было больно об этом говорить и особенно больно было использовать смерть Рона как инструмент, но, в сущности, от её моральных принципов давно уже мало чего осталось. — Для вас он был другом, соратником, а для меня — всем, — лицо Невилла преобразилось мгновенно, только что явственно читавшееся на нем раздражение сменилось живейшим сочувствием. — Я не хотела жить и не жила эти годы. Помнишь, что случилось в прошлом году?
Конечно, он помнил отставку Кингсли и позор Ордена Феникса, помнил, наверное, лучше неё самой.
— Я не хотела этого, но это позволило покончить с ним. С ублюдком, который убил Рона.
— Ты отправила его за решётку?
Гермиона покачала головой, и глаза Невилла мрачно блеснули.
— Малфой помог мне очнуться. Ты говорил, что не хочешь отдавать ему и ему подобным страну — и ты был прав. Мне жаль, что я не услышала этого раньше, — Мерлин, ей было не жаль! — Но я поняла это сейчас, и ещё ничто не потеряно. Да, мы позволили им взять власть, но мы не потерпели поражение. Мы всё ещё вместе…
— Отряд Дамблдора? — спросил он.
— Отряд Дамблдора, — кивнула Гермиона и вдруг оказалась стиснута в медвежьих объятьях — Невилл просто вскочил, сдвинул стол и сгрёб её в охапку.
— Гермиона! — сказал он, отстранившись. — Как же тебя не хватало!
Он снова сел, придвинул стол и спросил нетерпеливо:
— У тебя уже есть план?
Она улыбнулась:
— У меня есть нечто лучше. Я знаю, что он незаконно связан с миром магглов, и я… — она не думала об этом раньше и не была уверена в своей правоте, но, если ей нужен Невилл, следует использовать аргументы максимальной силы. Шепотки и сомнения — не для него. — Я думаю, что он и Забини повлияли на прошлые выборы. И я знаю человека, у которого есть очень много информации.
— Кто это и как ее получить? — тут же спросил Невилл, от избытка эмоций поднялся и прошелся по комнате. — Если бы только доказать, что эта белобрысая дрянь шантажировала Визенгамот… Общественность придет в ужас, Забини отправят в отставку пинками.
— Я не знаю, был ли шантаж, — сказала Гермиона осторожно, а потом произнесла главное, то, ради чего пришла к Невиллу: — Но я знаю, что Малфой попытается убрать этого человека, и он хочет это сделать… — она сглотнула, — твоими руками.
Невилл выглядел как медведь-гризли, ужаленный пчелой.
— Моими? — переспросил он осторожно.
— Не знаю, на чем он хотел сыграть, но — да, — сказала Гермиона. Она, конечно, знала: Невилл был способен не убить человека, но устранить врага, однако не готова была говорить это вслух.
— Показать тебе часть документов, подать ситуацию в неверном свете. Это одна из причин, почему я сейчас здесь. Нам нельзя потерять Майкрофта Холмса, — она произнесла его имя совершенно спокойно, словно не думала о нем последние дни непрерывно. Гриффиндор получает десять баллов за превосходную окклюменцию.
— Никогда не слышал о нём…
— Он политик, — пожала плечами Гермиона, — не публичный.
— Ты уверена, что ему не нужна охрана? Одна «Авада» от Малфоя — и всё.
Вообще-то она была бы рада согласиться. Но Майкрофт давно выстроил систему своей защиты, в том числе и от волшебников. Кто-то или что-то держало Малфоя на коротком поводке, не позволяло использовать магию. Гермиона не знала, каким образом это происходило, но не отважилась бы добавить ни единой детали в этот безупречный механизм.
— Только привлечём лишнее внимание. Главное, что Малфой не сможет манипулировать нами.
— Так что мы будем делать? Если ты снова с нами, нужно созвать Отряд, — Невилл то садился, то вставал, но его движения не были суетливыми. Распирающая его энергия требовала выхода, но пока она не была враждебной.
— Ещё не сейчас. Я нашла ещё кое-что, но пока не поняла, что именно. Это очень важно для Малфоя и определяет добрую половину всех его действий. И я не рискну переходить к открытому противостоянию, пока не разберусь.
— Что это?
Вместо ответа Гермиона встала, взмахом палочки очистила чашки и серьезно сказала:
— Не удивляйся, если я напишу тебе и попрошу найти определенную информацию. И потом я всё объясню.
Невилл покачал головой — конечно, он помнил, как любимая им «та самая Гермиона» недоговаривала, не раскрывала планов, убегала в библиотеку, обещая всё объяснить позже. Он улыбнулся широко и открыто:
— Я всегда помогу.
— Спасибо, Невилл, — ответила она и снова оказалась сжата в каменных объятьях. Отпустив ее, Невилл уточнил:
— Прогуляешься по Хогвартсу?
Гермиона покачала головой и отказалась. Она любила замок всем сердцем, но не думала, что когда-нибудь снова сможет войти в него. Откровенно говоря, она не хотела этого делать.
— Может, в другой раз, — сказала она и камином ушла в Министерство, заперлась в кабинете и без сил уронила голову на стол.
Ее потряхивало, снова хотелось плакать, а еще почему-то было отчаянно одиноко. Почему? Как может быть одиноко и грустно, когда жизнь вокруг бурлит, как не бурлила уже давно, когда есть цель, когда друзья снова есть, снова готовы ее поддержать?
Ей было грустно, ей было одиноко. Она не хотела этого — всего, что происходило. Она хотела бы спрятаться в подвалах Отдела тайн, затеряться в его лабораториях и никогда не произносить слов «политика», «министерство» и еще пары десятков других, из того же семантического поля. Между тем, она сама, по собственной воле кидается снова в этот омут. Зачем?
Тихо тикали часы на столе, шуршала зола в почти потухшем камине.
Гермиона прислушивалась к этим звукам и шорохам, выверяя по ним собственное дыхание, в сознании легко плескались волны, и постепенно ее отпускало. На смену усталости и раздражению пришло что-то другое, что-то…
«Я буду вынужден на два или три дня покинуть страну», — прозвучало у нее в голове. Два или три дня — Майкрофт был слишком пунктуален, чтобы не вернуться сегодня.
Не то чтобы его присутствие в стране что-то меняло. Впрочем, Гермиона не настолько увлекалась самообманом, чтобы отрицать очевидное: ей было важно, что он здесь.
Гермиона достала из сумочки ежедневник, в котором еще вчера написала список задач. Он был коротким и не слишком вдохновляющим, и состоял всего из нескольких пунктов:
«Найти решение проблемы обскуров;
Уничтожить Малфоя;
Вернуть в страну Шерлока;
Майкрофт».
Последний пункт был вписан после долгих сомнений, и после этого Гермиона захлопнула ежедневник так, как если бы он был ядовитым. Так же она поступила и сейчас, но, к сожалению, список оставался висеть в памяти, и она видела его с ужасающей ясностью.
Майкрофт никак не дал понять ей, что вернулся, но ей предстоит встретиться с ним в любом случае — как минимум, чтобы попросить у него ту информацию о Малфое, которую она пообещала Невиллу. Однако при мысли об этой встрече ее сердце забилось сильнее, словно речь шла не о деловой беседе, а о…
Она решительно притормозила поток сознания, решив, что словосочетание «свидание с Майкрофтом Холмсом» не должно быть визуализировано ни за что и никаким образом. Хотя бы потому, что её воображение не сумело бы этого нарисовать. И тем более (Мерлиновы кальсоны!) её воображение не должно было нарисовать того, что может быть после свидания.
Выровняв дыхание, уняв не кстати разошедшуюся фантазию и убедившись, что лицо не сияет цветом гриффиндорского флага, Гермиона поменяла позу, убрала ежедневник обратно в сумочку и прикрыла глаза.
Если она была достаточно смелой, чтобы написать имя Майкрофта в списке задач, она будет достаточно смелой для того, чтобы решить: что именно он там делает? Все остальные пункты представляли собой глагольные конструкции, подразумевающие некое действие. Какой глагол она готова поставить рядом с именем Майкрофта?
Она не знала.
Старший Холмс всегда был загадкой, неизвестным в уравнении, которое изначально, от природы, не имеет решения. Машина и рептилия — вот две основные ассоциации, которые он вызывал. Безупречный вычислительный механизм с холодной кровью и замораживающим взглядом. И, собственно, только одно чувство делало его живым человеком в её глазах: любовь к младшему брату. Майкрофт никогда не признавался в ней, чаще всего отзываясь о Шерлоке в пренебрежительно-покровительственном ключе, но Гермиона помнила, на что он пошёл, чтобы спасти Шерлока из плена Министерства Магии. Она не сомневалась, что, если будет нужно, он пойдёт и на большее.
И, если только верить собственным воспоминаниям и ощущениям, он испытывал некое чувство к ней самой. Какое? Гермиона позволила себе остановиться на слове «увлечённость».
«Вы похожи на моего брата», — так он ей сказал уже дважды. Гермиона сглотнула. Если Майкрофт в принципе был способен на симпатию к постороннему человеку, то это, пожалуй, было выражением максимальной её степени, потому что переводилось на человеческий язык как «вы похожи на того, кого я люблю». И, конечно, сказанные им в конце их последней встречи слова о том, что его спальня в её распоряжении. Произнеси нечто подобное другой человек, Гермиона не сомневалась бы в подтексте. Но Майкрофт играл словами с большой виртуозностью, и, помимо прямого смысла, был ещё дополнительный, и ещё один, а иногда — два.
«В случае необходимости, спальня по-прежнему в вашем распоряжении», — у неё в ушах эта фраза звучала до сих пор.
Гермиона вздрогнула от стука в дверь и тут же сняла запирающие заклинания.
— Мистер Кто? — произнесла она удивленно. Она не ждала его, уж точно не сегодня, но вот он, стоял, улыбался, чуть пританцовывая и поскрипывая лакированными туфлями.
— Мисс Ата! Вы зарабатываетесь, дорогая моя мисс Ата — время позднее!
— Мне приходится делать перерывы при работе со слепками, — пояснила она.
— Они все равно никуда не убегут, — пошутил мистер Кто, но шутка вышла, на взгляд Гермионы, плохой. — Я ознакомился со всеми вашими воспоминаниями. Кошмар, просто кошмар, — он театрально всплеснул руками. — Особенно семья Адамсов. Тут самое время сказать про семейку, но ведь сердце разрывается — уже не до шуток.
— Плохо то, что у нас нет уверенности, всех ли обскуров мы обнаруживаем, — сказала Гермиона. — Если они слабенькие, то могут и не привлечь внимание Министерства.
Мистер Кто прислонился к двери, почесал подбородок и сказал уже совершенно серьезно:
— Да, мисс Ата. Это проблема. Я над ней подумаю, и другие умные головы подключу. А вы идите отдыхать — мне нужно, чтобы вы мыслили здраво.
— Хорошо, мистер Кто, — улыбнулась Гермиона и действительно ушла домой.
И, понимая, что еще об этом пожалеет, сказала:
— Экспекто Патронум.
Шустрая выдра — ее личный патронус, а не заглушка невыразимцев, — появилась посреди комнаты, повела любопытным носом, принюхалась. Гермиона протянула руку и погладила ее — как будто коснулась теплой сухой воды — и велела:
— Найди Майкрофта Холмса, если он в городе. И, если он будет один, передай ему: «Майкрофт, добрый вечер. Есть разговор — можем ли встретиться сегодня после одиннадцати вечера? Дайте знать, если я могу прийти к вам на Роберт-стрит». Но только если он будет один.
Выдра растворилась в воздухе, но ненадолго — вернулась буквально спустя пару минут.
— Нашла его? — уточнила Гермиона. Выдра кивнула. — Передала? — еще один наклон головы. — Что он ответил?
Выдра повернулась в профиль к Гермионе и медленно, важно кивнула в третий раз, после чего растаяла. Гермиона засмеялась, а потом резко замолчала, ругая себя отчаянно. Почему она решила заглянуть к нему в гости, а не назвала любое нейтральное место? Что угодно было бы лучше. Кроме, пожалуй, варианта, при котором она приглашала его к себе домой — но этого она бы не сделала: ей куда проще добраться в любую точку города, чем ему.
Напомнив себе, что это ни в коем случае не свидание, Гермиона надела самый скучный из своих маггловских костюмов. Зеркало покрылось мутной пленкой и отказалось отражать ее в «этом убожестве». Она ругнулась на мерзкий артефакт, а потом зло ткнула палочкой в костюм и пробормотала:
— Линтеум верте, — благодаря словесной формуле костюм трансфигурировался сразу весь.
Зеркало сменило гнев на милость и сообщило:
— Еще надо голову замотать тряпками — и в монастырь, — но, судя по тому, что согласилось показать отражение, все-таки одобрило наглухо закрытое черное платье больше, чем костюм.
И Гермиона, сверившись с часами, аппарировала на Роберт-стрит.