Цикличность

Первый снегопад – каждый раз новое начало. Начало жизни, начало пути, начало борьбы. Для каждого оно разное, но суть остаётся неизменной, наполняясь лишь отличными друг от друга оттенками эмоций и стремлений. Каждый видит в белоснежных крупинках то, о чём болит душа. Стоя на мосту, Гинтоки смотрит на тёмную воду внизу и думает, что для него этот снегопад – начало конца. Так бывает каждый год: вместе с зимой в его сердце приходит холод и мрак. Он давно уже ничего не ждёт и не просит, зная, что ему, демону, не дано, как многим, ещё одного шанса. Недостоин. Не заслужил. Не вырвал ожесточённой борьбой у безжалостной судьбы. Усмешка, не горькая, но загадочно-печальная, трогает его губы. Гинтоки поднимает голову и скользит взглядом по тяжёлым, набитым снегом тучам. Они приходят в этот мир, чтобы скрыть вчерашний день. Только, пожалуй, никакого снега не хватит, чтобы спрятать от него самого его прошлое. То, что было совершено и никак не могло быть предотвращено. Он качает головой и облокачивается на перила моста. Мимо спешат люди, о чём-то переговариваются, смеются и даже ругаются. Вряд ли кого-то из них сейчас заботит то, что нельзя исправить. Гинтоки поплотнее заматывает шарф, выдыхая облачко пара и чувствуя, как замёрзли пальцы. По сути, и ему не о чем переживать и беспокоиться — пустая трата времени. Но сегодня, в первый день долгой и холодной зимы, он как и всегда отпускает на свободу запертых внутри демонов. Один день в году он добровольно становится их добычей и предаётся воспоминаниям — больным и жестоким. Это помогает ему не забыть. Дёргает уголком рта, вспомнив изумлённое лицо Кагуры. Сегодня с утра он наскрёб последние деньги, выдал им с Шинпачи жалованье и отправил на выходной. Пропустить ехидные шуточки мимо ушей оказывается проще некуда, и спустя полчаса он остаётся совсем один и отправляется бродить по городу. Без цели, но знакомым, повторенным за столько лет маршрутом: рынок, кладбище, мост и парк. Понятия не имеет, почему именно его тянет в эти места — но вопросов сам себе старается не задавать. Демоны и так работают вовсю, раздирая изнутри на части. Его задача сегодня — просто идти. Совершенно неважно, для чего. Снег вокруг него падает медленно, неторопливо. Ему некуда спешить, не перед кем устраивать фееричного представления. И именно этой неспешностью танец снежинок приковывает взгляд. От него сложно оторваться, и Гинтоки следит то за одной, то за другой, заворожённый и практически парализованный. Ему сейчас не хочется двигаться, не хочется ни о чём думать. Остановить мгновение — и провести в нём остаток времени не такой уж плохой вариант. Он наклоняет голову и дышит на замёрзшие пальцы. Надо двигаться, только тело будто окаменевшее — нужен толчок. Как тогда, когда он титаническим усилием воли сдвинулся с места, чтобы взять клинок и лишить жизни дорогого человека. Пожалуй, до сих пор не понимает, как это произошло. Знать, что так было нужно — этого катастрофически мало, чтобы усмирить собственную душу. Он и сам с этим разобраться не в силах, куда уж там Такасуги… Потерев переносицу, Гинтоки выпрямляется и разминает затёкшую спину. Стоять так можно до бесконечности, если цель — превратиться в ледяную статую. Неплохой вариант, на этом можно было бы заработать, выставляя её в каких-нибудь галереях. Но не в этой жизни. Он сегодня не успел побывать ещё кое-где, поэтому умирать ему пока рано. Отряхнув снежинки с тёмно-синего толстого шарфа, он неторопливо разворачивается и направляется в сторону парка. Людей вокруг много, даже, наверное, слишком — и ни одного знакомого лица. Так, кажется, было всегда: в этот день они словно исчезали. Ни его подчинённых, ни приставучего Кацуры, ни этих надоедливых идиотов из Шинсенгуми. Может, так задумано? Чтобы он сильнее прочувствовал то, что несли в себе его демоны. Чтобы отчётливее понял — лучше ему уже никогда не стать. Однажды очернивший душу не сможет ступить на свет. Так, вроде бы, говорят знающие эту жизнь… А не послать бы их к чёрту, этих знающих? Они не видели того, что видел он: умирающих товарищей, брошенных детей, женщину, в глазах которой навсегда застыл ледяной страх. На мгновение прикрыв веки, Гинтоки снова отчётливо видит её взгляд — и снова, как и тогда, не знает, как поступить. Он, кажется, спас её, подарив надежду, но очень сильно сомневается, что это ей помогло. Слишком долго она держала свою душу под замком. Слишком долго загоняла себя в угол и добровольно отдавалась на съедение прожорливым тварям собственных страданий. Наверное, ему не хватило времени. Или правильных слов, чтобы достучаться до неё. Но с той ночи, когда Гинтоки спас Цукуё от смерти в лице её учителя, они не виделись. Он не горел желанием возвращаться туда, она не приходила к нему. Кажется, так даже правильно. Только почему-то трудно отделаться от мерзкого чувства недосказанности где-то внутри. Будто он сознательно упустил нечто важное, может, даже главное в его жизни. — Это просто женщина, — тихо бормочет себе под нос Гинтоки и глубоко вздыхает. С каких пор его это так сильно волнует? Воистину, первый снегопад — начало конца. Всё, что было до, возвращается и терзает. Словно он в силах что-то исправить, начать с чистого листа. Он останавливается посреди оживлённой улицы и долго прислушивается к себе, пытаясь обрести баланс. Демоны пируют, упиваясь его сегодняшней слабостью, а у него даже не достаёт сил, чтобы прикрыть им пасти. Всё летит в непроглядную бездну, и он лишь сторонний наблюдатель. Разве так и должно быть, Гинтоки? Ты же борец. Так сражайся. На этот раз некого спасать. Не за кого рисковать своей жизнью и вновь чувствовать себя нужным и живым. Сегодня его существование — ошеломляюще-холодная чернота и пустота. Незыблемое ничто, расписанное всеми красками ночи. Пройдя оставшиеся до парка пару кварталов, он находит свободную скамейку, отряхивает от снега и садится. Мерно вдыхает холодный воздух и без особого интереса смотрит вокруг, практически ничего не замечая. Ни желаний, ни стремлений, ни эмоций. Сейчас, в эту минуту — ничего. С кем сражаться? Против кого поднимать свой меч? Всё равно всё исчезнет. Как женщина, неведомым образом умудрившаяся зацепить его. — Плутовка, — негромко усмехается, прикрывая веки. — Надеюсь, ты не обо мне? Гинтоки резко вскидывает голову, не понимая, как мог её не заметить. Цукуё стоит рядом в коротком, но тёплом синем плаще и с неизменной трубкой в руках. Лёгкий ветер едва касается полы так идущего ей чёрного платья и треплет отросшую светлую чёлку. Сколько он её не видел — месяц, два? Слишком большой срок, и сердце внезапно пропускает один удар. Слишком. — А если и о тебе, что с того? — интересуется, прищурившись. Цукуё пожимает плечами. — У меня будет ещё одна причина тебя убить. Против воли Гинтоки улыбается. Кажется, он действительно скучал по этой невероятной женщине, по её голосу и выражениям, которые она использует с таким изяществом. Ему не хватает этого, и сейчас лишиться её… нужно попробовать удержать. Ещё хотя бы на пару минут. — Присядешь? Он отодвигается в сторону, освобождая место, но Цукуё отрицательно качает головой. — Не хочу намочить платье и потом заболеть по твоей милости, — замолкает, затягиваясь. Выпускает сизое облачко и внимательно смотрит Гинтоки прямо в глаза: — А вот прогуляться я бы не отказалась. Гинтоки целую минуту глядит на её длинные пальцы с красивыми ногтями. Пальцы, которыми она крепко и уверенно удерживает кунай, несущий на кончике острия жуткую смерть. Пальцы, коснуться которых, кажется, так легко. Схватить за руку, слегка потянуть… Он качает головой, а потом неожиданно легко поднимается. — Почему бы и нет? Я всё равно сегодня свободен. Цукуё недовольно цокает языком, но молчит. Неторопливо разворачивается и, приладившись к его шагу, идёт рядом. Ей хочется многое сказать, и на языке вертится с десяток готовых едких фраз. Однако она сдерживается, понимая, что сейчас не время и не место. Сегодня не тот день, когда можно много себе позволить. Немного наклонив голову, искоса смотрит на Гинтоки. Уверена — тот замечает это, но не подаёт вида. С ним, вроде бы, всё в порядке. Только каждый раз, когда она ловит взгляд его карих глаз, понимает: он что-то прячет. Что-то, что терзает его, разрывает на части. Стоит ли спрашивать?.. — Паршиво выгляжу? — он спрашивает внезапно, и Цукуё едва сдерживает дрожь. Кажется, слишком увлеклась собственными мыслями. Она пожимает плечами и снова затягивается. — Бывало и лучше, — негромко отвечает, легко отходя в сторону, чтобы бегущий по дорожке ребёнок случайно не врезался в неё. Чуть заметно улыбается непонятно чему, а затем снова нагоняет Гинтоки. — Что-то случилось? С ответом он не торопится. Не видит смысла рассказывать о своих совсем не радужных мыслях и терзаниях, настигающих каждый год. Чересчур не вяжется с его образом, слишком странно и непривычно. Пожалуй, для него это до сих пор непонятно: никогда не испытывал угрызений совести и верил, что поступает правильно. Однако, наверное, даже самым отпетым негодяям нужна своего рода перезарядка. Некое переосмысление прожитого ради того, чтобы не сбиться с выбранного пути. — Не люблю снег, — наконец, отвечает, лениво растягивая слова. Цукуё, готовая выслушать десяток серьёзных проблем и хоть чем-то поддержать, растерянно моргает несколько раз, а потом неожиданно смеётся. Конечно, он не станет говорить ей. Да и какой в этом смысл? Если она не может без слов понять его боль, боль мужчины, умудрившегося поселить смятение в её сердце — какой тогда во всём этом смысл? Подняв голову к низким небесам, она протягивает руку и ловит несколько снежинок. Не прекращая ходьбы, с искренним интересом наблюдает, как они медленно исчезают на её ладони. Точно так же, как медленно, день за днём таяли её сомнения в собственном решении. Внутренне усмехается, вспоминая, как долго Хинова уговаривала её встретиться с Гинтоки. Хотя бы просто для того, чтобы сказать «спасибо». Это немного, на самом деле. Но для неё почему-то оказывается куда тяжелее, чем наказать пару десятков преступников, посягнувших на честь и достоинство Йошивары. В день первого снегопада всё совсем не так. Гинтоки, старательно сохраняя безразличие, внимательно наблюдает за спутницей, невольно наслаждаясь. Эта встреча — случайная или намеренная — становится для него истинным спасением. Внутри словно ломается что-то привычное, но холодящее и чуждое. Впервые за столько лет в этот день кто-то, кроме демонов, зовёт его за собой. И противиться этому зову совсем не хочется. — Гинтоки… Они останавливаются около небольшого пруда. Вода в нём тёмная, таинственная, хранящая в себе чьи-то тайны. Цукуё стоит чуть впереди, и Гинтоки совсем не спешит видеть её лицо. Он, пожалуй, лучше всех понимает, что она хочет ему сказать. — Спасибо, что спас мне жизнь. Цукуё говорит тихо, но он отчётливо слышит каждое слово. Замечает, как вздрагивают плечи — даже в тёплой одежде. Отчаянным порывом внутри вспыхивает желание обнять, напрочь убивая весь мрак и отгоняя в дальние уголки свирепых демонов. Он хочет этого невероятно сильно — но не делает. Лишь встаёт рядом и, заложив руки за голову, прищуривается. — Тебе стоит прекратить беспокоиться, Цукуё. Он редко зовёт её по имени — Цукуё поднимает голову и смотрит в его глаза. Долго, гораздо дольше, чем положено. Рассыпаются прахом тщательно заготовленные слова о том, что он помог ей вспомнить, ради чего она сражалась; что он показал ей новую… нет, истинную дорогу, по которой стоит идти. О том, что он самым нахальным образом украл её покой. Она собирается всего лишь возразить — не получается об этом не думать. Он не даёт ей этого сделать. Осторожно берёт её свободную ладонь и стискивает холодные пальцы. — Отпусти прошлое. Оно не сможет принести тебе ничего, кроме боли. На минуту замолчав, он окидывает взглядом окрестности, а потом продолжает: — По-моему, сегодня отличная возможность начать всё заново, — он задумчиво сводит брови к переносице, а потом неожиданно наклоняется к её лицу близко-близко: — Для нас обоих. Как вы на это смотрите, мисс? Цукуё, замершая, совершенно сбитая с толку, не отвечает. Чувствуя, как бледные щёки покрываются румянцем, думает только о том, что между ними катастрофически мало места. И дыхание его слишком жаркое, не даёт прийти в себя, отвлекает… Гинтоки отстраняется так же внезапно, улыбнувшись, будто озорной мальчишка. Кажется, сейчас ему действительно лучше. Понятия не имеет, кого нужно благодарить за то, что эта девушка оказалась рядом с ним, но она и впрямь становится его спасением. Конечно, его грехи никуда не исчезают, и вряд ли он когда-нибудь отделается от саднящего чувства вины за все совершённые ошибки. Но именно в этот день, день первого снегопада… может, и правда стоит попробовать? Цукуё, пришедшая в себя, смущается окончательно и резко выдёргивает ладонь из его руки. Отворачивается и несколько раз затягивается, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Так не должно было быть. Он не должен был выбить её из равновесия. Она не позволяла ему тревожить её покой… — Так как? — Гинтоки снова оказывается перед ней, совершенно не пряча озорные искорки в глазах. — Попробуешь? Понимая, что он не отстанет, Цукуё кивает. — Тогда назови мне своё имя. Та непонимающе изгибает бровь. — Зачем? Мы же… — Не спорь, — нетерпеливо отмахивается Гинтоки. Единожды уцепившись за мысль, он не отступает от неё. — Я хочу узнать тебя снова. И теперь всё будет иначе. Цукуё медлит, абсолютно не зная, как быть. Каждая встреча с ним, каждый разговор переворачивает внутри неё всё с ног на голову. Меняет привычное новым, совершенно не боясь того, что будет. В его просьбе, вроде бы, нет ничего страшного, но она чувствует — за ней действительно кроется другое. Гораздо более серьёзное и весомое. Она не может не верить этому. Она не может найти в себе силы отступить. Всё, что ей остаётся — следовать за ним. «Всё-таки учитель был не прав…» — Цукуё. Голос хриплый и чуточку севший, но Гинтоки не замечает этого. Одним большим шагом преодолев расстояние между ними, он снова берёт её за руку. — Прекрасное имя, мисс, — заметив, как хмурится, весело подмигивает ей. — Тут недалеко делают отличный парфе. Я угощаю. Первый снегопад — новое начало. Пожалуй, всё когда-то случается в первый раз.