daddy

Чанёль аккуратно прикрывает за собой входную дверь и стягивает с ног безукоризненно начищенные ботинки, ставя рядом с обувной полкой несколько пакетов и свой кейс. — Папочка! — раздается радостный возглас, после которого на руки охающего от неожиданности мужчины запрыгивает пятилетний мальчонка. Чанёль кружит его и звонко смеется, до морщинок в уголках глаз. — Вы только посмотрите. Меня не было всего двенадцать дней, а мой драгоценный Човон словно вырос ещё на пару сантиметров! — А ты пливёз мне подалочки? — мальчик так и не научился выговаривать «р». Чанёль мрачнеет и бросает неодобрительный взгляд в сторону супруги: Чонхва вновь пропускает часы у логопеда, затовариваясь с подружками в модных бутиках. — Конечно, папочка не мог оставить тебя без подарков, — Чанёль опускает своего сына обратно на пушистый ковер в прихожей. — Загляни в пакеты, солнышко. Ласково треплет по волосам и целует в макушку. Как же быстро взрослеют дети. Казалось бы, только вчера он согласился на брак, который порадовал его лишь рождением его дорогого сына, Човона. А на самом деле прошло уже восемь лет. — Дорогой, какая неожиданная приятность! — Чонхва спускается по лестнице, отстукивая тонкой шпилькой черных туфель на ступеньках: Чанёль не удивится, если это новая пара после очередного тура по магазинам. Он с омерзением передергивается — не приемлет, чтобы в доме ходили в обуви, Чонхва знает, но будто испытывает его терпение на прочность. Вот если бы такие были на ногах Бэкхёна, тогда бы Чанёль был весьма-весьма не против. От этой мысли приятно тянет в паху, но он тут же отмахивается: не время и не место. Здесь не для своих фантазий, а чтобы наконец уладить одно дельце. Его отрезвляет звук разорвавшейся подарочной упаковки и детский радостный вскрик «Вау, собака-робот!». — Дорогая, — таким же приторно-сладким голосом отзеркаливает обращение супруги к нему Чанёль. — Нам нужно кое-что обсудить. После он наклоняется, сгибая колени, и улыбается тепло и ласково, как любой любящий своё чадо родитель, к своему сыну: — Милый, поиграй пока в зале, а я поговорю с мамочкой на втором этаже. Если что — мы в моем кабинете. Ребёнок, не долго думая, кивает и с горящим взглядом переключается на собаку-робота. Чанёль прихватывает с собой кейс и следует за Чонхвой. Когда Пак с супругой оказывается в его кабинете, в котором из-за его долгого отсутствия всё давно бы покрылось толстым слоем пыли, если бы не ответственный за уборку нанятый персонал Чонхвы, женщина меняется в лице. Исчезает наигранная приветливость, рот складывается в недовольную линию с опущенными уголками губ. — С каких пор ты решил уделить время своей жене? Неужели нянечка Човона что-то успела разработать? — Про твоих любовников мне давно известно, — отмахивается Чанёль. — Если не ошибаюсь, ты хорошо слетала в Тайланд с одним из них в августе. Чонхва никак не показывает своего удивления и ни капли нервозности не отражается на её лице, словно это обыденное дело — измена. — Тогда в чём дело? — скрещивает руки на груди женщина. Тут же щелкает кейс и Чанёль бросает на стол папку. — Вот. — Что это? — Чонхва подходит к столу и настороженно открывает папку, при этом хмурясь. Её явно одолевает нехорошее предчувствие, что может оказаться внутри. — Заявление о разводе. — Ты, должно быть, шутишь? — женщина дергается и окидывает Чанёля неверящим потрясенным взглядом. — А разве похоже, что я шучу? — хмыкает Чанёль, довольный растерянным выражением лица супруги. Как же долго он этого ждал и, забирая заявление, не переставая думал, как отреагирует на это Чонхва. Но в реальности всё оказалось ещё более комичным, если бы он мог, то, с радостью, достал мобильный и сфотографировал бы супругу, чтобы запечатлеть это не только в памяти, но и на пикселях, периодически возвращаясь к фотографии и вспоминая момент своего триумфа, момент, когда наконец ему удалось сбить спесь с этого надменного симпатичного личика. — Но… Почему? — от зоркого взгляда Чанёля не уходит то, как начинают дрожать пальцы жены, и это она пытается скрыть, спрятав их в кулаках. — Дорогая, ты серьезно сейчас так потрясена и не понимаешь причин? — устало выдыхает и трет переносицу Чанёль, присаживаясь в свое кресло. — До этого момента тебя всё устраивало, — вот он — единственный аргумент, который может сохранить их брак. Стабильное положение, когда каждого устраивает положение дел, даже если, на самом деле, каждый жил своей жизнью и закрывал глаза на многочисленные измены. — Я устал это терпеть, никакого развития, мы ходим кругами и топчемся на одном месте. Я не этого желал, когда женился на тебе. Мне нужна семья, вторая половинка, которую я буду любить всем сердцем, доверять и не думать об изменах, — Чанёль решил, что стоит быть под конец честным с супругой, даже если она не заслуживала этого. Хотя они оба оказались жертвами обстоятельств. Чанёль её не любил, она его, им пришлось переспать ради наследника — причина, по которой Чанёль был вынужден жениться на Чонхве. Всё его окружение и родители давили на него, бесили разговорами о женитьбе и осуждали за отсутствие жены и стремлений обзавестись семьей. И всем было наплевать на то, что Чанёль больше предпочитал мужчин, что его заводило слышать «папочка» в другом контексте. Но он выполнил то, что так хотел его отец, прошло восемь лет, теперь он может позволить себе жить ради себя, а не отца. Его репутация не пошатнется после развода, даже если он объявит, что гей и у него есть парень. Бэкхён… Как же он хочет скорее оказаться в его объятиях! От Бэкхёна не было вестей шестой день и это уже был сигнал для беспокойства. Раньше Бэкхён так не поступал, да и на СМС он тоже отвечал, а сейчас полное затишье. Остается только надеяться, что оставленный на тумбочке контракт был забыт по невнимательности. А если и нет, то это стало дополнительным стимулом сдвинуться с мёртвой точки. И сейчас он делает это ради Бэкхёна, однако, давно уже стоило покончить с этим браком. С другой стороны, был Човон, его сын. Чанёль любил сына, боялся, что тот разлюбит его, обвинит в разводе только его, возненавидит его и его партнера, решит, что Бэкхён — причина всех бед и разлада. Но сейчас Чанёль считает иначе, со временем Човон всё поймет, а когда станет достаточно взрослым, то осознает, почему Чанёль поступил так, как сейчас поступает. — Судя по твоим словам, ты уже нашёл его, — горькая усмешка изгибает губы женщины. Внутри неё медленно вскипает злость. В данный момент ей тяжело понять и различить чувства злости и зависти. Неужели Чанёль способен на чувства к кому-либо помимо себя, любимого. Именно это она и спрашивает, на что получает лающий смех. — Именно, его, — Чанёль акцентирует на «его» и замолкает, чтобы жена осознала суть сказанного. И когда до нее доходит, то её лицо приобретает яркий пунцовый оттенок. Чонхва в ярости. Не нужно быть знакомым с ней, чтобы это понять. — Ты… что, так мне мстишь за моих любовников? — Делать мне нечего, как мстить тому, кто мне не интересен в плане секса. Нет, дорогая, я всегда таким был, просто тебя интересовало не это, весь твой взгляд и мысли устремились к моему кошельку, а не к члену, чтобы знать, что и кто меня возбуждает, — Чанёль прекрасно осознает, что каждое его слово точно бьет по цели, гордости Чонхвы, которая медленно оседает пятой точкой на угол стола: ноги от потрясения перестают слушаться женщину, которой всё тяжелее дается держать чувства внутри себя и демонстрировать полнейшее безразличие. — Если бы я знала с самого начала, что ты спишь с мужчинами, то брала бы больше, — зло шипит та в ответ. — И знаешь, дорогая, помимо Човона есть кому называть меня «папочкой». Боль от пощечины приглушается триумфом сказанного. Пора Чонхве понять, что она далеко не особенная, как бы не пыталась привязать Чанёля к себе их ребенком. Его жена никогда не любила его, вышла замуж за деньги, помимо прочего, несказанным плюсом к состоянию шли незаурядные внешние данные супруга, с которым было не стыдно появится в кругах элиты. Его веселит вся эта ситуация. Знал бы он раньше, насколько легко ему дастся признание, то давно бы уже расставил все точки над «i». Он продолжает только глухо смеяться, не в состоянии успокоиться. Возможно, дело в том, что он сознался в том, что годами давило на него неподъемным грузом, а сейчас в одночасье стало так легко и просто?.. — Я сделаю так, что ты никогда не увидишь сына, поэтому лучше подумай хорошенько, хочешь ли ты на самом деле развода, больной извращенец, — вскакивает со стола женщина. Её трясет так, словно она на грани нервного срыва: щеки пылают, глаза блестят, в уголках собираются прозрачные капельки: она никогда не признает своего поражения и слёз! Если она считает, что может манипулировать и угрожать ребенком, то сильно ошибается, у Чанёля есть несколько припрятанных «тузов». — Вот, — теперь уже конверт выуживается из кейса Чанёль, который скользит по столу в сторону Чонхва. — Что это? — Женщина открывает конверт и в её взгляде вспыхивает потрясение, быстро сменяющееся вернувшимся гневом. Она пытается что-то сказать, но как рыба, выброшенная на берег, только глотает ртом воздух, и мечется взглядом по комнате, чтобы не видеть этих листов перед глазами. — Всё верно, в этих бумагах подробные расчеты, где и когда твой отец манипулировал с поставками и продажами своей фирмы. А вот в этом, — второй более компактный конверт приземляется с хлопком на поверхность стола, — симпатичные снимки тебя и всех твоих любовников с момента, когда нашему сыну исполнилось восемь месяцев. — Ублюдок, — выплевывает она практически в лицо Чанёлю. — Я рад, что ты наконец осознавал, за кого выходила замуж, дорогая. — Иди в задницу — К своему сладкому с превеликим удовольствием, — Чанёль наслаждается всей этой кажущейся ему забавной ситуацией. — А она у него что надо. От одних мыслей о ней я возбуждаюсь. — Не горю желанием выслушивать о твоем потаскуне, — Чонхва недооценила Чанёля. А ведь отец предупреждал её, что с мужем не стоит играть в опасные игры. А она считала себя умнее и расчетливее его. Какая же она дура! Чанёль закрывает кейс, встаёт из кресла и с гордо поднятой головой и безразличным взглядом обходит Чонхву, которая с понурой головой опирается о стол обеими руками, принимая своё поражение. Чанёль останавливается около самой двери в кабинет, оборачивается и перед уходом произносит: — И не лелей надежд о моем состоянии, при разводе ты не получишь ничего. Деньги я буду ежемесячно отсылать своему сыну и прослежу, чтобы они уходили на его нужды и образование, а не на твоё шмотье и развлечения, к ним же относятся и твои жиголо-любовнички. Помню вы славно провели отдых и повеселились на Карибах за мой счет. Чонхва слышит, как Чанёль спускается вниз, как сын благодарит его за подарок, как расстроенно ноет, что «папочка уже уходит». «Папочка»… Это слово с неприязнью оседает на языке, ведь теперь в него вложен другой смысл. Смысл, о котором она бы не хотела знать, смысл, разрушивший её Эдем. Да, семейная жизнь не была той, которую она себе представляла, будучи познакомленной с семейством Пак, но её устраивало её положение, она не представляла себе жизнь без возможности тратиться на то, что не могли себе позволить обычные работники. Работа? Она не могла себя представить работающей на кого в компании или где-то еще, считая это ниже своего достоинства, будто её покупают за деньги, а она готова ради них на пренебрежительное отношение к ней. Многие завидовали ей, что она смогла выйти столь удачно замуж. Сначала она думала, что, возможно, физическая близость с Чанёлем породит какие-то романтические чувства друг к другу, но Чанёль быстро отрезвил её, дав понять, что это не произойдет. Она смирилась с этим, когда могла позволить себе купить любого в свою постель, она сорила деньгами, зная, что муж ей это позволяет. Но сегодня она лишилась всего. Поэтому она не оставит все просто так. Чонхва точно расквитается с Чанёлем за эти унижения, как и с его любовничком, кем бы тот ни был. Он испытает на себе все те унижения, через которые прошлось пройти ей. Чанёль пожалеет, что бросил её, а его потаскун будет наказан за то, что посягнул на чужое. Чонхва всё ещё носила фамилию «Пак», поэтому у неё были связи благодаря мужу: один звонок мог решить все проблемы, и она знала, кому звонить, чтобы узнать, всё, что нужно. — Сотрудник страховой фирмы, юрист Бен Бэкхён, говоришь? Спасибо за информацию, Минджун.

***

Какого чувствовать себя одновременно свободным, но вместе с тем прискорбно, ощущая, что допустил самую большую ошибку своей жизни? Были ли с самого начала ничего хорошего не предвещающие отношения ошибкой или то, что Бэкхён решил их оборвать столь внезапно, но вполне ожидаемо для любовников? Он не уверен, что способен выбрать что-то одно. Он вообще не уверен в любом принятом решении и постоянно паникует, если нужно выбирать, будь это даже цвет его носков или галстуков, крутясь у зеркала или возле приличной горки вынутых их выдвижного ящика комода носков всевозможного окраса и мотивов. Однажды ему пришлось разобуваться перед начальством и клиентами, и его уши просто полыхали, пока на ногах поджимались пальцы под зелеными носками с перекошенным от ярости лицом Халка. Хотя это был далеко не худший вариант. До этого он натягивал на свои конечности носки с перепрыгивающими через радугу единорогами. Где именно допустил ошибку Бэкхён? Мужчина вздыхает, сидя за столом в кабинете фирмы и задумчиво посасывает колпачок ручки. Где же он оступился? — Мне крайне приятно с Вами познакомиться, мистер Бён, — Бэкхён пытается не пялиться во все глаза и с открытым от молчаливого восхищения ртом на стоящего перед ним мужчину. В нем идеально все, начиная с безукоризненно выглаженного, без единой ненужной складочки темно-серого костюма от Гуччи до прибранных с зачесанной назад гелем или мусом челкой волос, из прически не выбивается ни одного короткого волоска. Скулы и подбородок гладко выбриты, при дуновении холодного ноябрьского ветра ветра чувствует легкий запах дорогих духов. Аромат амброзии немного вскружил Бэкхёну голову, хотя и без этого ему тяжело устоять ровно на ногах, коленки начали подрагивать, а мышцы на икрах напрягаться при каждом сглатывании Бёна. Наконец, после тактичного покашливания, Бэкхён отмирает и протягивает мужчине для рукопожатия руку. — Взаимно, господин Пак. Его «Господин» звучит ниже и с легкой хрипотцой, и Бэкхён волнуется, что его заинтересованность слишком очевидна. Бэкхён никогда не скрывал от знакомых и клиентов своей ориентации, не делая из этого никакого большого и страшного секрета. И сейчас не видит в этом никакой нужды. Потому что в глазах Пак Чанёля он замечает ответный огонёк, вспыхивающий во время крепкого рукопожатия, которое длится немного дольше, нежели должно по правилами хороших манер. И именно тогда Бэкхён осознает, что «не по правилам» станет привычным в компании Чанёля. Он и не поймет, как внезапно переступит тонкую грань, «господин» превратится в «папочка» на просторной кровати в особняке Пака. Тогда Бэкхён, сидя напротив Чанёля, вслушиваясь и тая от низкого бархатистого голоса, не заметит, как мужчина в кармане брюк неторопливо снимет с безымянного пальца золотое обручальное кольцо. Бэкхён откровенно хандрит. Он уже четвертый раз пытается вчитаться в строчки документа, который перелистывает в своих руках. С таким подходом он скоро перестанет быть на хорошем счету у своих клиентов и растеряет их доверие. Сегодня ему необходимо поделиться своим мнением с предпринимателем, стоит ли вкладываться в проект и подписывать договор с будущими компаньонами. Вместо расчетов, параграфов и разбора смысла перечня условий в голове с заядлой частотой мигает только одно имя. Бэкхён не думал, что ему будет настолько тяжело забыть Чанёля, распрощаться с ним в своих мыслях. Его разум, представляющий в его понимании большую библиотеку, никак не хотел списывать с полки многотомник с названием «Пак Чанёль». Сколько ещё это будет продолжаться? Как долго его не будет отпускать этот мужчина? Пора уже перестать думать о том, с кем у него никогда не сложится ничего серьезного. Бэкхён не хочет тратить ещё больше времени на эти игры в любовников с женатым человеком. Он успел обжечься подобным образом однажды в свои студенческие времена, на втором курсе, когда у него появились занятия у молодого привлекательного доктора наук. Но ему было далеко до внешних данных Чанёля, да и до внутренних качеств тоже. Тот оказался тем ещё засранцем, пользовавшись влюбленностью Бэкхёна. Тогда всё закончилось крайне стремительно, Бэкхён даже не успел понять, что его кинули, когда он узнал не от своего любовника, а от другого преподавателя, ставшего заменой человеку, с которым он спал, что герой его интрижки уже улетел в Америку, получив приглашение от одного из университетов Лиги Плюща. От раздумий его отвлекает трель звонка телефона. Бэкхён смотрит на мигающую красную лампочку возле надписи «секретарь» и, собравшись с мыслями, нажимает на вызов. Он на работе и пора на ней сосредоточиться, а не витать в мыслях о прошлом. На то оно и «прошлое», что безвозвратно прошло. Так думает Бэкхён. — Мистер Бён, к Вам посетитель, — даёт знать секретарша учтивым голосом, но при этом он звучит так, будто девушка извиняется за то, что потревожила начальство своим назойливым звонком. — Я же попросил меня не беспокоить, Джина, — Бэкхён замечает, что его обеденный перерыв ещё в самом разгаре. Неудивительно, что он потерялся во времени, отвлекаясь мысленно на своего бывшего любовника, который слишком глубоко въелся в его сердце и душу. — Извините, сэр, но он крайне настойчив, — опять этот тон, словно секретарь на грани отчаяния и сильно провинилась перед начальством. — Так и быть, — вздыхает, сдаваясь, Бэкхён. — Пропусти его. — Спасибо, сэр, и ещё раз простите, — просит прощения девушка и отключается. И кого это принесло во время его сладкой паузы. В последнее время Бэкхён ценит обеденный перерыв намного больше, чем раньше. Неделей ранее он молил всевозможных богов, чтобы он поскорее закончился, тогда бы Бэкхён мог поскорее встретиться с Чанёлем, прикрывшись «очень важным, не терпящим отлагательств делом». — До чего же непривычно слышать обращение «господин и сэр» в твой адрес, — Бэкхён застывает на месте, но при этом по телу начинают бегать неуёмные мурашки от этого глубокого баритона с хрипотцой, навивая самые смелые и бесстыжие воспоминания. Он думает, что ему опять померещился этот голос, который он меньше всего на свете хотел бы вновь услышать, поэтому стремительно моргает, отчаянно пытается рассеять похожий на мираж высокий силуэт в идеально выглаженном темно-синем костюме и в галстуке, который подарил ему Бэкхён. — Ты не отвечаешь на звонки. Чем я заслужил такой игнор с твоей стороны? — Судя по тому, как между бровей на переносице залегают две складки — Чанёль крайне расстроен такому стечению обстоятельств, с которыми не собирается мириться. Но и Бэкхён, как бы сильно не скучал, как бы сильно его не тянуло, до щемящей боли в сердце, к этому мужчине, не собирается мириться со своим положением в отношениях с Паком. — Простите, мистер Пак, но если у Вас ко мне нет вопросов, касающихся моей компетентности, то попрошу Вас удалиться, — Бэкхён показательно отворачивается, тянется к жалюзи, чтобы открыть вид из окна и отвлечься на что-либо, лишь бы не смотреть на Чанёля, потому что, как бы он не старался, его отпор слабее после каждого слова, после каждого вздоха Чанёля, после каждого вдоха Бэкхёна столь родного аромата одеколона. Он вздрагивает и неверяще смотрит на то, как его руку обхватывает чужая, останавливая и не давая потянуть за шнур. Горячая ладонь способна растопить холодное сердце и согреть остывшие чувства. Бэкхёну это не по душе, он некомфортно себя чувствует, осознавая, что еще мгновение — он отступится от своего решения, пойдет на попятную. — Бэкхён, меня начинает раздражать эта игра в «незнакомцев», — теплое дуновение у уха — и Бэкхён, как ошпаренный, вырывается из теплого плена позади, отступает назад, к столу, пытается спрятаться за ним. Сейчас не время демонстрировать свое смятение. Благодаря опыту, полученному многолетним стажем на своей работе, ему удается успокоиться, вернуть взгляду трезвое равнодушие и разумно оценить ситуацию, раскрыть все карты, дать понять Чанёлю, что он в курсе всего, что больше его не одурачить. — Игра? — горько хмыкает Бэкхён. — Разве с самого начала это не было просто игрой? — Я всегда был честен в своих чувствах к тебе. Чанёль хмурится, словно Бэкхён произнес какую-то чушь, ерунду, и смотрит на него как преподаватель на совершившего ошибку в примере ученика, заставляя Бэкхёна чувствовать себя глупым. Но то, как поступил с ним Чанёль, скрывая правду — не глупость. А показатель того, насколько серьёзно он с самого начала относился к Бэкхёну, к их отношениям. Именно это злит, обижает и задевает гордость. — Но решил умолчать о жене и ребенке, приводя меня на свою рабочую квартиру. Лорд — твой или соседский кот, оказавшийся весьма кстати под рукой, вписывающийся столь удачно в непринужденную обстановку жилища холостяка? — саркастично спрашивает Бэкхён. Ответ ему не нужен. Он лишь высказать всё, что накипело. — Именно поэтому я и пришел. Пора всё разъяснить, — Чанёль делает шаг вперед, навстречу Бэкхёну, а тому некуда отступать, позади него — шкаф с папками и книгами, а хотелось бы ощущать пропасть, чтобы исчезнуть и не находиться ни секунды более рядом с Паком. — Неужели совесть замучила? — прикусывает губу Бэкхён и смотрит на мыски туфлей Чанёля, вспоминая как его бывший любовник учил его ухаживать за обувью и как они дурачились с коричневым кремом, который впивался в кожу и не оттирался подолгу, из-за чего следы приходилось прятать под перчатками, что Бэкхёну необходимо было носить при встрече со следующим клиентом. — Бэкхён… — звучит как-то осуждающе, из-за чего Бэкхён закрывает глаза и удручённо вздыхает. Он слышит, как Чанёль подходит к нему, всем телом ощущает его присутствие, как его авторитетность давит на него. Бэкхён будто становится мальчиком-с-пальчик, крошечным и хрупким, и если Чанёль сейчас дотронется до него, то он рассыпется, его барьер треснет без возможности восстановления. Он ведь смирился, так зачем Чанёль хочет его вернуть в то, время, которое он готов был позабыть? — Как я мог довериться тебе, после Хёнмина… Господи, — Бэкхён идиот, раз бросился в объятия первого встречного, словно слепой котенок в поисках материнской груди. Он действительно повел себя, как глупый малыш, которым с заядлым постоянством называл его «папочка». Он настолько привык к этому обращению из уст Чанёля, что с его телом происходило что-то невообразимое, когда так называла его мать. Всё тело бросало в дрожь, щеки и уши розовели, дыхание становилось сбивчивым, а пульс учащался. Ему приходилось приложить усилия, чтобы усмирить свой просыпающийся член, который крепчал от одной мысли о том, в какие мгновения Чанёль басил с придыханием тихое протяжное «мой малыш, мой сладкий мальчик». Многие говорят, что Бэкхён — ледышка, холодный и расчетливый ум, которому не подвластны эмоции. Но это не так. Бэкхён привык играть роли на публике. Это его работа. Он устал от ролей. Он устал играть и притворяться. Думая об этом, Бэкхён не сразу понимает, что что-то щекочет его щеки, только когда он шмыгает носом и прикасается к лицо ладонями, стирая холодную сырость, приходит осознание того, что он плачет. И это разбивает сердце не только ему. Чанёль перестаёт держать себя в руках и крепко прижимает в груди мужчину, в успокаивающем жесте поглаживая по трясущимся лопаткам. Пак проклинает себя за то, что опоздал с действиями, слишком поздно со всем разобрался, именно поэтому должен видеть слёзы Бэкхёна. — Не плачь. Я развожусь. Мне понадобится хороший юрист при разделе пенсионных накоплений, совместно нажитого имущества, а также при выплате «детских». А лучше тебя я никого не знаю… Да что я говорю?! Мне не нужен никто кроме тебя. И не только в профессиональном плане. Глупый мальчишка, который исчез, даже не соизволив во все разобраться… — Погоди… Ты что? — Бэкхён цепляется за основное, то, что кажется ему приоритетным в словах Чанёля. Разводится? — Неужели не рад? — улыбается Чанёль и умиляется с заплаканного и немного взъерошенного Бэкхёна, выглядевшего так по-домашнему, так уютно, что его тут же хочется зацеловать, защекотать, чтобы вновь услышать этот яркий и звонкий смех, увидеть его глаза-улыбки и ощутить тепло, разливающееся по всему телу, начинающего свой путь от сердца. Да, он любит Бэкхёна. Иначе быть не могло. Наверное, это он понял еще тогда, когда открыл входную дверь и впервые увидел миловидного юриста на пороге своего дома. Сначала эту тягу он воспринял, как влечение, но позже, после раздумий осознал, что не только в этом дело. Он не хотел отпускать Бэкхёна, ревновал, поместил в сердце в раздел «моё» рядом со своим сыном. И не собирался отпускать. Никогда и ни за что. Чанёль никогда бы не подумал, что за два с половиной месяца, пока длился их контракт с Бэкхёном, ему сможет так плотно засесть в душу и разум кто-то. Если Бэкхён думал, что он ведомый, что это им повелевают, то сильно ошибался: если бы он попросил Чанёля о чем угодно, то тот бы исполнил, не говоря уже о ролях в сексе. Чанёль никогда не был против быть дающим, но контракт обязывал, что проникать может только он, исключения — римминг и секс-игрушки. И он предложит Бэкхёну себя, потому что считал это правильным и справедливым по отношению к своему возлюбленному. У них ещё будет время на то, чтобы разобраться во всем. А сейчас главное — вернуть Бэкхёна, убедить его в искренности своих чувств. И у Чанёля есть кое-что, чтобы доказать свои слова поступком. — Но у тебя сын, — недоумевает Бэкхён, при этом не собираясь покидать столь уютных объятий. Именно по этой причине когда Бён узнал правду, он осознал, что ему не конкурировать с ребенком Чанёля, что тот поэтому выберет свою семью, а не Бэкхёна. Сын никогда не поймет, почему отец развелся с мамой и живет с каким-то мужчиной. — Он поймет, — выдохнул Чанёль, осторожно целуя соленую на вкус щеку Бэкхёна. — А как же жена? — Я никогда её не любил. Это был брак по залету. Она была племянницей маминой знакомой, брак был выгодным для обеих семей. Только и всего. Я даже не помню, когда мы спали в последний раз, наверное за пару месяцев, не раньше до нашей встречи. — И что дальше Чанёль? — Бэкхён поднимает голову и вглядывается в темно-карие глаза теперь уже окончательно и бесповоротно своего возлюбленного. То, что сказал Чанёль, — слишком прекрасно, кажется сюрреалистичным, но тепло объятий — осязаемо, а значит, все происходит на самом деле. И это волнует Бэкхёна, отчего на его устах появляется смущенная улыбка, не уходящая от взгляда Пака. — «Дальше»?.. — озадаченно вторит Чанёль и тут же подскакивает, погружает руку в карман и, нащупав что-то с победным кличем достаёт, протягивая Бэкхёну. — Вот… . Я их купил месяц назад. Но решил подарить, когда мы с Чонхвой разведемся. — Это то, о чем я думаю?.. — клюёт носом в его ладонь Бэкхён и слегка жмуриться от поблескивания металла. — Я не думаю, что это хорошая идея… На ладони у Чанёля расположились два кольца. — Никто кроме тебя, Бэкхён. Оно всегда должно было быть твоим, — пока Бэкхён не очнулся от удивления, Чанёль быстро надевает одно из колец, радуясь тому, что угадал с размером. — Там надпись… — подмечает гравировку во внутренней стороне Бэкхён. — Да, на твоем — Daddy's Honey, на моём — Honey's Daddy, спецзаказ, белое золото… — объясняет Чанёль, при этом густо краснея. — Я не стал просить выгравировать наши имена, чтобы избежать вопросов и других проблем, в Корее такие отношения не особо приветствуются… К сожалению, в нашей стране мы не сможем пожениться. Но если хочешь, то мы можем… Чанёля затыкают самым действенным и приятным способом — мягкие, слегка обветренные губы сминают его собственные далеко не в робком поцелуе. Он чувствует тонкие пальцы, скользящие по его руке и поддевающие оставшееся кольцо в ладони, которое Бэкхён поспешно надевает на палец Пака. — Бэкхён, мальчик мой… — горячо басит Чанёль, когда им приходится оторваться друг от друга из-за нехватки кислорода в легких и чтобы набрать новую порцию воздуха. Ты -… — Заткнись, папочка, у меня по твоей вине не было секса неделю, ко всему прочему, ты заставил меня переживать и убиваться горем, я почти поверил в свою ничтожность и готов был признать, что никогда уже не построю отношений, — недовольно шипит Бэкхён и, словно пытаясь отомстить за пережитое, кусает Чанёля за нижнюю губу, оттягивая и посасывая. — Малыш, прости… — Чанёлю тяжело контролировать себя и свою речь, когда его возлюбленный так сладко потирается уже отвердевшим пахом о его бедро. — А теперь помолчи и трахни меня. Джина не впустит никого, предварительно не позвонив и не спросив разрешения, — Бэкхён тянет мужчину за собой к столу, осознавая, какой беспорядок вскоре на нем они устроят. Так, где же он припрятал тюбик с лубрикантом? Кажется, во втором ящике снизу… — Дело не в этом, — мотнул головой Чанёль, подавляя желание лизнуть на столь желанной и находящейся в непосредственной близости от его губ коже родинку. — Я хочу иначе, как возлюбленные, а не… Игры закончились, Бэкхён, контракт аннулирован и… — Мне больше ненужно называть тебя «папочкой»? Ты это хочешь сказать? Тогда как? Как я должен называть Вас, господин Пак? — Бэкхён запрыгивает на стол, развязывает галстук, отбрасывая его куда-то в сторону, и, приглашающе раздвинув ноги, окидывает возбужденным взглядом Чанёля. — Мне достаточно «любимым», — отвечает Чанёль и проводит ладонью по шее, после чего начинает медленно расстегивать пуговицу за пуговицей на рубашке Бэкхёна. По мере того, как оголяется столь желанная светлая кожа, на которой не осталось и следа от привычных кровавых засосов, Чанёль всё сильнее заводится и всё меньше думает от том, где именно они находятся. Единственное, что его волнует, — Бэкхён. — Хорошо, «любимый», а теперь помолчи, я собираюсь наверстать пропущенную неделю и отомстить тебе за все переживания, — смеется Бэкхён, и его смех затихает в поцелуе.