преодоление непонимания

Тишина. Тревога. Вода. Если бы Корво Аттано хотя бы раз попросили охарактеризовать торговую палату Радшор тремя словами, он бы безусловно использовал именно эти. Даже не думая. Оно бы вырвалось само. Он закутывается, в плащ плотнее, прячет нос в складках плотного шарфа и резко разворачивается, встречаясь взглядом с Даудом. Худая молчаливая фигура напротив облокачивается о порывы ветра спиной и смотрит вниз на переплетение улиц затопленного квартала. Он опирается кончиками пальцев в кожаных перчатках о бетонный парапет.  — Ты хотел меня видеть, — глухой голос мастера слегка скрипит. Словно от долгого молчания, но Корво знает, что Дауду молчать некогда.  — Да, — просто отвечает Корво, делает несколько шагов ближе и… замирает, боясь пошевелиться. Напротив него не тот мужчина, когда-то убивший императрицу. Напротив него само воплощение вины и искупления. У Дауда острый злой взгляд, почти черные круги под глазами и тонкие искусанные почти в кровь губы.  — Вот он я, — криво усмехается мастер, облокачивается бедром об этот самый парапет и складывает руки на груди. Корво провожает взглядом движение аккуратных кистей с длинными пальцами, а потом отворачивается. Дауд несильно толкает его в плечо, заставляя вновь повернуться к себе лицом.  — Я… Корво передергивает плечами и нелепо ведет головой в сторону. И всё-таки вскидывает подбородок.  — Я хотел поговорить, — говорит он. И сразу же понимает, что начало неудачное. Лоб Дауда пересекает несколько глубоких морщин. Есть вещи, о которых лучше было бы никогда не заикаться. Есть вещи, которые никогда не должны произойти, как бы ни хотелось. Хочется закурить, но Корво не курит. Хочется кричать, но он не может позволить себе даже мысли об этом. Перед Даудом. Особенно перед Даудом. Он собирается с мыслями в течение нескольких томительно долгих, кажущихся тягучим дёгтем, секунд. О том, что секунды превратились в минуты он узнает только тогда, когда чувствует холодное прикосновение к щеке. Дауд непривычно обеспокоенно и зло смотрит на него. Корво сглатывает и думает о том, что никогда не видел мастера таким. Тревога. Тишина. Вода. Каждого из этих трех элементов в Радшоре в достатке. Так уж повелось, что квартал затоплен, порою слишком, до безобразия тих, а сейчас в глазах мастера торговой палаты тревога. Непривычная для них обоих.  — Я… Дауд поощрительно наклоняет голову, а затем срывает с рук перчатки. Метка на ладони Корво неприятно пульсирует, чувствуя присутствие другого меченного.  — Я…  — Идиот, — припечатывает Дауд и одним движением притягивает Корво к себе. Мастер обнимает его, уткнувшись носом в складки шарфа и поглаживая его по растрепанным волосам. Кажется, это было началом для новой главы их истории. Потому что Корво остается. В Радшоре. Дауд надеется, что навсегда. Мировоззрение у любого существа меняется быстро. Так должно быть, но иногда это «быстро» нас пугает. Нам всегда кажется что у скорости изменений должна быть определенная верхняя граница. Если что-то радикально меняется за короткий срок — нам это не нравится. Корво это тоже не нравится. Его это пугает. Но как бы сильно его это не пугало, это не тот сценарий, который ему хочется переиграть. О, боги, если бы оно произошло медленнее, ему бы, возможно, не было бы так тревожно. Возможно всегда будет ключевым словом, и Корво это знает. Теперь, если его спросить о Радшоре, он определенно скажет «Вода. Суматоха. Шорохи». Корво называет постоянные вихри перемещений по торговой палате шорохами, знает, что для Дауда это сплошная нелепица. Но он в отличие от мастера не скупится на описания, состоящие из глупых метафор и эпитетов. Они кажутся такими разными, но Корво знает — они слишком похожи из-за этого. Корво любит суматоху Радшора. Она заставляет чувствовать себя не просто в своей тарелке. Она успокаивает. Хотя, периферическое зрение порою подводит, и Корво все еще дергается из-за неожиданного прикосновения к плечу. Но это вопрос привычки. Он проходит вереницей затопленных улиц, предпочитая перемещаться по крышам. Корво все еще не доверяет железным помосткам, и на него смотрят с пониманием и ехидством. Дауд молчит и улыбается. Правда эту улыбку очень сложно заметить и поймать, но Корво просто знает, что она есть. Надо же. Ему хватает. Корво любит шарфы, и всегда скалится, если Дауд ставит его странные пристрастия под удар. Больное, мать его, место. Поэтому когда однажды вечером Корво видит Дауда в простом черном шарфике, он чувствует что-то непонятное. На грани истерики и благодарности. Правда, на долго мастера не хватает, и через пару часов он с огромным облегчением стаскивает с себя длинную полоску ткани. Корво все еще ухмыляется, когда напоминает Дауду о том вечере. Правда мастер в ответ всего лишь пожимает плечами. Это обидно. Корво всегда ждет реакции на свои мелкие подначки и пакости, поэтому Дауд показательно его игнорирует. Единственный из всех. Остальные китобои единогласно поддерживают Корво. Так на рабочем столе Дауда появляется кружка «лучший отец на свете». Корво до сих пор помнит кривую, словно поломанную, улыбку на лице Дауда, держащего эту самую кружку в руках. Это определенно того стоило. А потом эта самая поломанная улыбка появляется у каждого ассасина, одного за другим, когда Дауд при них самодовольно пьет из этой кружки. Корво знает, что мастер дорожит ей как… зеницей ока? Корво знает, и это его радует. Дауд курит. Пожалуй, это единственное, с чем Корво никогда не сможет смириться. Поэтому он прячет сигареты мастера, заливает их водой, обрезает по самые фильтры… не получается, у него почему-то всегда оказывает запасная пачка. И Корво ничего не может с этим поделать, пусть даже ворчит, ругается, возмущается… единственное, чего он добился — Дауд при нем не курит. Вот вообще. Но это скорее заслуга случайности. Тогда он вырвал из рук Дауда сигарету, и, полный решимости самостоятельно её докурить, зло бросая колкие взгляды на лицо мастера, очень-очень глупо спотыкается о ковер и давится дымом на первой затяжке. Первые несколько секунд он не то, что откашляться, он даже выдохнуть не мог, просто судорожно открывал рот и хлопал широко распахнутыми глазами. Дауд тогда дико побледнел, стал похож на чистую новую скатерть, и с каким-то нечеловеческим отчаянием пытался выстучать весь дым из горла Корво. Потом прижал его к себе и сам долго пытался восстановить сбитое дыхание. Он извинялся весь день. За то, в чем по сути был не виноват. Это было бы приятно, если бы не было так несправедливо. В любом случае это… тот сценарий, который Корво точно не хочет переигрывать. А еще они никогда не ложились спать вместе. Это как будто издевка Дауда — месть за многочисленные пакости и испорченные сигареты. Мастер работает допоздна, приходит и ложится на соседнюю кровать. Или просто демонстративно не ложится рядом. Корво даже не возмущается. По сути, ему все равно, ведь каждую ночь он, усталый от кошмаров, с трудом дышащий от слез, просыпается в чужих утешающих объятиях. Когда Корво первый раз упрашивает его лечь рядом сразу, Дауд долго отнекивается. Долго и отчаянно спорит. А потом просто сдается и, притянув к себе Корво, засыпает рядом с ним. Это быстро входит в небольшой список привычек мастера. Корво сияет по утрам, он высыпается и видит кошмары намного реже. Дауд курит. Но при всем этом предпочитает не брать в рот ни капли спиртного. В отличие от Корво. Есть такие сценарии, в которых обязательно должна быть хотя бы одна пьяная сцена. И Корво обеспечивает себя этим в достатке, несмотря на явное недовольство мастера. Когда Корво выпивает, он даже не начинает буянить. Просто сползает на пол и затихает, тихонько бормоча что-то себе под нос. Приходит Дауд и без лишних истерик подхватывает его на руки. Корво хитро щурится и прекрасно понимает, что к тасканию его на руках мастер относится крайне благосклонно. А с утра Дауд злится. Тихо и практически незаметно, но Корво от этого не по себе. Мастер смотрит на него исподлобья, царапает острым взглядом. И никогда не повышает голос. От этого Корво еще больше нервничает, сам себе обещает больше не пить, но… Есть сценарии, которые хочется переиграть. И как правило сделать это нельзя. Кажется, такие сценарии — то, о чем хочется говорить. И именно этим пора заняться.