Как зарождается зло

Хамато Йоши не знал причины, заставившей Шреддера покинуть Японию, но подозревал, что дело тут вовсе не в мести. Не таков был Ороку Саки, чтобы бросить с таким упорством отвоёванную власть и отправиться в чужую страну на поиски ничем уже не опасного ему человека. Вероятно, имело место столкновение с полицией или якудза. Или же сами футовцы, опомнившись, изгнали преступившего закон предводителя. А то, что в Нью-Йорке пути Хамато Йоши и Ороку Саки вновь пересеклись — роковая случайность. Вдвоём на одной планете им оказалось тесно, и Саки, в сердце которого с новой силой взыграла давняя неприязнь, решил любым способом извести старого сенсея. Словно мало ему той участи, на которую он обрёк бывшего лидера клана. А ведь в том, что Ороку Саки в итоге превратился в Шреддера, он, Йоши-Сплинтер, меньше всего виноват. — Ох, не лги себе, Йоши-сан, — бормотал Сплинтер, прикрывая глаза и готовясь погрузиться в транс, — и твоя вина есть! Иногда во время медитации Сплинтер видел картины прошлого, принадлежавшего не ему. Вот и сейчас перед тревожно сжатыми веками мелькали языки пламени, отражающиеся на скрещённых клинках, чёрные человеческие тени, сошедшиеся в поединке не на жизнь, а насмерть, и гневные, такие знакомые глаза в прорези маски. — Я предупреждал тебя, Саки-кун! — прошептал человек-крыса. — Ты не устрашился будущего. — Сенсей знает об Ороку Саки больше, чем сам Саки? — спросил вдруг насмешливый голос, до боли знакомый. Человек-крыса открыл глаза. Да, так и есть — в углу его комнаты, скрестив руки на груди, стоит Заклятый враг. Неизвестно, как он нашёл убежище, как проскользнул мимо черепашек. Разумнее всего было бы позвать на помощь, но Сплинтер не двинулся с места. Он вполне справится и сам, если Шреддер вздумает напасть. Не выказав удивления — будто так и надо -Сплинтер спокойно ответил: — Никто не может знать о человеке больше, чем он сам знает о себе, Саки-кун. — Саки-куна давно нет! — прорычал Шреддер. Сплинтер склонил голову набок, испытующе разглядывая Заклятого врага. Удовлетворившись осмотром, он сказал, словно вынес вердикт: — Ошибаешься, Шреддер! Саки-кун ещё живёт в тебе. В глубине сердца ты всё тот же восторженный мальчишка. Ты чувствуешь это и злишься, ибо хочешь стать полностью таким, каким тебя мечтал видеть отец. Но ты не станешь, пока жив Саки-кун. Не бойся, открой сердце, будь тем, кем хочешь быть на самом деле! — Старый дурак! Я уже стал тем, кем хотел! Шреддер скривился и потрогал плечо, по которому когда-то прошлась бамбуковая палка. — К’со! Сколько лет прошло, а саднит до сих пор… Сплинтер понял, что болит вовсе не плечо. — Рана не перестанет кровоточить, если постоянно тревожить её. Забудь, Ороку Саки. — Забыть?! Ты всегда только это и советовал! — вскинулся Шреддер и глаза его сверкнули лютым волчьим огнём. — Забыть, как он избил меня и вышвырнул из дома из-за какой-то ерунды?! — Тот щенок не был для тебя ерундой. Угомонись, Саки-кун, не носи в своём сердце ненависти. Она погубит тебя. Шреддер изменился на глазах. Гнев его уступил место растерянности, сам он весь ссутулился, плечи поникли, а руки повисли плетьми. — Тот… щенок… — почти простонал он. — Что с ним тогда стало? — Тебе лучше знать, Саки-кун. А я уверен, что судьба его сложилась удачно. — Хм… значит, удачно? — переспросил Шреддер, превращаясь в себя прежнего, самоуверенного и грозного. — А что ещё ты знаешь? — Я знаю, что щенок был единственным существом, которое ты любил. И если бы я, старый дурак, помог тебе бороться за него, добро в твоей душе осилило бы зарождённое в ней зло, — бормотал человек-крыса, обращаясь словно к самому себе. — И твой отец знал тоже… Он понимал, что Кёсиро помешает тебе превратиться в Шреддера. А ты… Ты ненавидишь отца, но тем не менее выполняешь его волю. Во время тирады глаза Заклятого врага расширялись всё больше и больше, а кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. Наконец Шреддер не выдержал и рявкнул: — Прекрати свою философию, старик! Во всём виноват ты! Пламя свечи колыхнулось. Плащ, взметнувшийся за спиной Шреддера, показался Сплинтеру крыльями огромной хищной птицы. — Да, я виноват перед тобой, Ороку Саки. Левая бровь Шреддера удивлённо поползла вверх. — Признаёшь? — Я виноват в том, что много лет назад вернул мальчика по имени Ороку Саки под родительский кров вместо того, чтобы вырвать его из рассадника зла. Сплинтер горестно вздохнул. Сам-то он чего испугался тогда? Угроз господина Ороку? Ответственности? Людских пересудов? Пожалел мальчишку, в котором разглядел великого мастера, обучил искусству ниндзя, не смог воспрепятствовать влиянию родителей. Ороку Саки оказался его лучшим учеником, даже черепашки, надо признать, не сравнятся с ним. — Ты добился того, что меня изгнали из клана, превратил в человекоподобного грызуна, которому место в сточной канаве. Чего тебе ещё надо? Вымещаешь на мне свои обиды? Но за что? Тот, кто виноват перед тобой более меня, давно мёртв, а я свою вину искупил с лихвой. Глаза Шреддера презрительно сузились и Сплинтер готов был поклясться, что тот глумливо осклабился под своей маской. — Пока ещё не поздно, Саки-кун, брось бесполезные попытки завоевать мир. До добра они тебя не доведут. — Нет, старик… — Ты горько пожалеешь… Шреддер. А теперь иди. Я хочу остаться один. Сплинтер прикрыл глаза, а когда через мгновение открыл их, Заклятого врага уже не было в комнате, и сам сенсей не мог сказать, присутствовал он тут в действительности или же привиделся в медитационном трансе. *** В Центральном парке Нью-Йорка на одной из скамеек под фонарём дремал странный человек. Он носил самурайские доспехи с грозными лезвиями. Голову защищали шлем и стальная маска. Вдобавок, из-за спины человека волнами ниспадал лиловый плащ, довершающий и без того причудливый облик. Казалось, необычный человек попал сюда через временной портал из средневековой Японии. Или сошёл с иллюстрации книги о самураях. Присел ненадолго на скамейку, да и задремал. Место безлюдное, час поздний, никто не побеспокоит его. По тому, как хмурились брови и подрагивали веки, можно было без труда понять — человек видит тревожный сон. Неожиданно Шреддер (то, конечно, был он) глухо застонал и проснулся, широко раскрыв глаза. Он что, отключился прямо тут, в парке? Или действительно гостил сейчас в убежище черепах и разговаривал с крысо-сенсеем? Дорогу хоть запомнил?! И, чёрт возьми, сколько времени он тут сидит?! Бибоп и Рокстеди, предоставленные сами себе, выполняют очередное поручение и не мешает проверить, как у них дела. Но шевелиться не хотелось. Ладно, несколько лишних минут расслабленных посиделок погоды не испортят. И всё-таки — что на него нашло? Нет, конечно, он тоже медитировал и видел странные вещи, но чтобы вот так… Неужели между ним и Сплинтером открылся канал телепатической связи? Мысленно вместе, что-то новенькое. Нет, всё объясняется гораздо проще. Он вымотался за последнюю неделю (Кренг, розовый пискля, позарез решил закончить работу над поглотителем энергии как можно скорее и ни себе, ни ему не давал покоя). Вот и заснул. А сны, как известно, не выбирают. Что, кстати, наболтал Сплинтер? Просил перестать завоёвывать мир, признавался в какой-то вине… Что же, что ещё? Да, щенок… Кёсиро. Шреддер приказал себе забыть его и, как казалось, преуспел. По крайней мере, до сегодняшнего вечера он не вспоминал белого Кёсиро. Почему же теперь? Ну, конечно, собака! Тощий бродячий пёс рылся в урне неподалёку в поисках съестного. Шреддер точно знал, что пёс уже был здесь, когда он пришёл к скамье под фонарём. Стало быть, усталость, собака и постоянные мысли о мести черепахам в итоге повлияли на формирование фантастического сна. Но почему же так предательски ноет сердце? — Сколько лет прошло, а саднит до сих пор, — вспомнил Шреддер свои собственные слова. Откинувшись на спинку скамейки, он задумался. Порядочно лет миновало, многое произошло. Отец больше не поднимал на него руку и отношения их оставались прежними. Жили под одной крышей два чужих друг другу человека. Да все Ороку, если разобраться, были друг другу чужими! Того существа, которое могло объединить их, давно нет на свете и не нужно о нём… Глаза подозрительно защипало. Что за чёрт?! Плачущий Шреддер — вот ещё не хватало! Так, что случилось дальше? Отец совсем перестал замечать его, а мать ещё какое-то время ругала и таскала за уши. А когда Саки исполнилось восемнадцать, отца убили. Молчаливое противостояние оборвалось. Но планы господина Ороку не пропали даром. Человек, явившийся в дом Ороку после похорон, говорил о мести. Хотя Саки вовсе не считал себя обязанным мстить за гибель отца, он вынужден был выполнить долг, а потом обязательство переплелось с его личными устремлениями. Тренировки, власть над кланом, настигшее, наконец, убийц возмездие — и всё более глубокое погружение в опасный мир якудза. Брат Кацуо с годами превратился в до безобразия честного зануду. Их прежние драки переросли в настоящие столкновения, со стрельбой и нешуточной кровью. — Мерзавец! Ты снова опозорил наш род! — гневно восклицал лейтенант токийской полиции Ороку Кацуо. — Ещё неизвестно, кто опозорил наш род! — парировал матёрый преступник Ороку Саки, вспоминая отца. О Кёсиро они не говорили. Мать, с общего согласия заключённая в дом престарелых, больше не могла им препятствовать, но братья Ороку уже не нуждались в собаке — ни в собственной, ни в одной на двоих. Шреддер тряхнул головой, освобождаясь от неприятных воспоминаний. Помог оживший передатчик. Привлечённый пиликаньем коммуникатора, бродячий пёс подошёл ближе. Он видел, как странный человек полез в карман и облизнулся, надеясь на подачку. Но, к его разочарованию, человек вытащил нечто пахнущее металлом и пластмассой, словом, абсолютно несъедобное. — Вас только за смертью посылать! — заворчал Шреддер на смотрящую с экрана передатчика виноватую носорожью морду. — Вы всё сделали, как я приказал? — Так точно, босс! — по-военному отрапортовал Рокстеди, но несколько невнятно, явно что-то дожёвывая. Шреддер с подозрением покосился на подчинённого. На морде Рокстеди что-то поблёскивало и японец едва не расхохотался, разглядев наколотый на рог мутанта обрывок фольги. — Почему так долго возились? Грабили ближайшую кондитерскую? — Ну… этта… — замялся Рокстеди. — Ага, босс! — носорожью морду потеснила кабанья. — А как вы… хрр… догадались? — Нужно быть полным идиотом, чтобы не понять! Ладно, сидите там и ничего не трогайте. Я скоро буду. Конец связи! Парочка незадачливых мутантов немедленно приступила к поеданию награбленных вкусностей, пока не явился босс и не отобрал всё. Чавкая и давясь, подручные Шреддера горстями бросали в пасти конфеты, шоколадки и печенье. Скоро всё было надёжно укрыто в их животах. Осталась только одна плитка шоколада, которую Бибоп вознамерился заглотить вместе с обёрткой, но Рокстеди перехватил его руку. — Погодь, эту оставь боссу! Может, он не будет так на нас злиться. С орехами, как он любит. — Почём тебе знать… хрр… что любит босс? — поинтересовался кабан с ирокезом, с сожалением выпуская из рук шоколадку. — Ну как… он же всегда говорит — всыплю вам на орехи, разделаю под орех, расколю черепах, как орехи, — соображал носорог, почёсывая затылок. — Значит, орехи он любит, раз всё время вспоминает их. — А-а… Ты умный. Друзья уселись прямо на землю — стеречь вверенный им прибор и ждать Шреддера. Ороку Саки поднялся со скамьи и почувствовал на себе пристальный взгляд. Бродячий пёс смотрел на него и заискивающе вилял хвостом. Шреддер вернул передатчик в карман и извиняющимся голосом сказал бродяге: — Прости, приятель! Затем он шагнул в сторону и исчез в темноте.