Его желание

      Однажды один создатель начал творить мир. Он должен был придумать героев и сюжет, нарисовать их дом. Однако этот создатель не закончил свое творение. Им овладела нерешительность: «Я не смогу сделать ничего путного», — и он оставил лист полупустым. Белое пространство с карандашными набросками. Линии без чувств и желаний. Пустые и бездушные. Они ждали конца. Брошенные создателем, они потеряли надежду. И Инк был среди них, единственный одаренный светом души. А потом его свет потух.       Этот сон снился Инку часто. Видение не являлось кошмаром, за него нельзя было обругать Найтмера. Не являлось мечтой, и нельзя было упрекать Дрима за плохую работу по облагораживанию снов. Это было воспоминание. Единственное, которое хранитель альтернативных миров не мог забыть, как бы ни желал.       Инк тяжело вздохнул. И тут же ухмыльнулся. Его всегда удивляла имитация дыхания скелетоподобных – зачем? Скелетам же не нужен воздух: ни легких, ни других органов за костями груди не существовало. В его случае, за этими костями не существовало даже души.       Мысли вновь вернулись к воспоминанию.       Дни, когда ему снилось прошлое, будто лишались части красок. Тело становилось скупым на эмоции, сколько бы он ни пил краски. В такие дни хранитель реальностей совершал необдуманные поступки, за которые приходилось извиняться. Иногда он даже обижал тех немногих, которых мог назвать близкими друзьями.       Но ему всегда это прощали.       Взгляд на часы. Короткая стрелка на двенадцати, ее прикрывает длинная, а секундная бьется в агонии на одном месте. Вечный полдник, будто он не в постели, а за столом в гостях у Безумного Шляпника. Неисправный прибор, совершенно никчемный и ненужный в анти-пустоте, глумливо зазвенел.       Вечно белое пространство будто измывалось над ним и ежедневно напоминало о своем величии. Ломало время – это уже сто пятидесятый будильник. Переключало каналы ТВ на параллельные реальности. Причем выбор всегда был неожиданный: от порнухи Андерласта до мыльных опер Андерновеллы. При этом переключить на другой канал не удавалось. Как и выключить ТВ. Первое время Инк ощущал ползающие по позвоночнику мурашки, удерживая в трясущихся руках выдернутый из розетки провод. Телевизор продолжал работать.       Словно в его доме поселился полтергейст, иногда открывались и закрывались ящики тумб. От столов отодвигались стулья. Созданные птицы врезались в окна. Коридоры наполнялись шёпотом чужих голосов. С нарисованных картин стекала краска. А мебель двигалась сама по себе.       Лишь спустя годы хранитель понял, в чем дело. Оказалось, анти-пустота «гуляла», словно свежее дерево недавно построенного дома. Накренялась, меняла полярность, двигалась, как земная кора планеты, и этим вызывала дикие переполохи в магии.       Впрочем, даже узнав об этом, Инк не переехал жить в одну из пацифист реальностей. Проигнорировал приглашения всех знакомых и друзей. Он давно принял тот факт, что не является частью ни одной из вселенных. Он дитя анти-пустоты. И он продолжал прятаться в этой белой утробе, как и другие подобные ему существа.       Чайник закипел. Заливая заварку кипятком, хранитель неловко подумал, что набрался из миров глупостей. Его телу не требовалась пища, вода и даже воздух. Однако он ежедневно умывался, чистил зубы, делал завтрак, заваривал чай и ежедневно задавался вопросом: зачем ему все это?       — Чтобы не сойти с ума, — вслух ответил Инк и тут же беспокойно осмотрелся по сторонам. Вдруг кто услышит. — Черт, Инк, ты уже сошел с ума. Кому здесь тебя слушать?! И даже если кто услышит, подумаешь. Был хранитель с памятью золотой рыбки, будет с шизофренией. Велика разница, лишь бы с работой справлялся.       Не успел он это сказать, как ощутил внутри груди давление. Несмотря на отсутствие души, хранителю казалось: он именно ею ощущает, когда одна особо безумная личность начинает крошить часть мультивселенной.       — Да что ж он никак не успокоится?! Пошли, Бруми, вправим ему мозги!       Поднимая тему об разговорах самим с собой, хранитель альтернатив забыл о своих ежедневных беседах с гигантской кисточкой – его основным инструментом и оружием. Он даже имя кисти дал – Бруми. И порой вызывал у друзей неловкую улыбку, когда начинал разговор с инструментом или спрашивал у того совета.       На это смотрели сквозь пальцы.       Единственное, что Инку не прощали (как другие, так и он себе), это когда одна из многих вселенных пропадала, и ее нельзя было восстановить.       Лишь одно существо из известных миру могло провернуть подобное.       — Никак не угомонишься, Эррор? — насмешливо поинтересовался Инк, материализуясь за спиной врага.       Черный скелет среагировал мгновенно. Под хранителем вырос лес костей, а сбоку в него выстрелил бластер.       — Ой-ой, как страшно, — ничуть не смутился холодному приему Инк и легко увернулся от череды атак. Летевшие в него кости встретили преграду в виде раскрученного Бруми. — Так чем тебе не угодила… — Инк на мгновение отвлекся, читая название вселенной, — … ПокеТеил. Хотя можешь не отвечать, на прошлой неделе ты пытался разрушить НекоТейл. Полагаю, причины схожи.       — Заткнись уже! Причина одна, и я устал ее повторять: все ошибки должны исчезнуть!       — Сказала Ошибка.       Эррор был ошибкой. Самой настоящей. На его теле так и было написано – «Error». Ненормальный, как ни посмотри: кости черные, голос дерганный (словно заезженная пластинка, повторял части сказанных слов), глаза безумные, цели ненормальные. Залаганная, завирусованная программа, единственной целью которой было уничтожать.       От следующей череды атак увернуться оказалось сложнее: Эррор чередовал бластеры, кости, и в ход пошли его любимые синие нити.       Для Инка нити не были так опасны, как для большинства существ. У него не было души, которую Эррор мог бы схватить и использовать. Хранитель был практически неубиваем. Однажды ему сломали все кости и смотрели, как он превращается в лужу чернил. И что же? Он восстановился и жив. Боль никто не отменял, но для него – бездушного – она давно стала назойливой подружкой. Вроде бы и маячит на периферии, но можно сделать вид, будто ее нет.       В любом случае, в нити лучше не попадаться.       Возникшая перед носом синяя паутина опала лоскутами – с кисти стекла черная краска, острая, словно лезвие. В образовавшуюся лужу сразу же провалился художник, избежав встречи с лучом бластера. Выпрыгнул вновь поблизости от врага и вновь взмахнул кистью. Алая полоса разрезала пространство, но причинить вред черному скелету не смогла: тот успел телепортироваться и уже приготовил новую атаку.       Лишь в последнюю секунду Инк успел увернуться от кости, в последнюю секунду загородился от лазера, в последнюю секунду заметил нить… Ему оставалось признать, что Эррор становился сильнее. Это значило, что у Инка все меньше времени завоевать его дружбу.       Вот то, что ни один из друзей Инка не мог понять и не мог ему простить, – желание хранителя подружиться с разрушителем.       — Эррор, давай будем друзьями! — в который раз он предлагает ему это?       — Обломись! — в который раз тот отказывается?       — Уничтожать альтернативы не выход, Эррор, — и вновь с протянутой рукой.       — Зато веселый способ провести время! — и вновь ни с чем.       С тяжелым вздохом Инк вернулся к битве. Танцуя, уходил из-под всех атак, в попытке ранить посылал в Эррора кости из чернил, создавал порталы у его ног и защищался Бруми.       Инк никогда не хотел убить Эррора.       И это было то, за что он не был прощен. Ни один из канувших в лету миров не простил бы его. Ни одно из убитых уничтожителем существ не поняло бы его.       С точки зрения жителей альтернатив, Эррор – чудовище. Он приходил в мир и опустошал его, стирал само воспоминание о нем. Нес боль и разрушение. Однако с точки зрения мультивселенной, Эррор – просто еще один ее житель. Не хуже и не лучше Инка. А значит, даже такой, как он, может измениться.       Попытка надеть на Эррора чернильные оковы провалилась, разрушитель миров телепортировался и удачно провел атаку. Синяя нить впилась в правую кисть хранителя, и Бруми начал падать на землю, но его поймали левой рукой и перерезали опасную нить.       Вновь на расстоянии и вновь череда дальних атак. Это уже случалось, и это должно было случиться вновь.       — Эррор, прошу, давай остановим битву! Я верю, мы можем…       — Агррр!!! — по разрушителю прошлись волны лагов, и он взвыл: — Как же ты достал!!!       Насколько сильно его заколебали бессмысленные предложения мира, он показал чередой атак, от которых спастись Инку удалось только бегом по пересеченной местности, временами телепортируясь и исполняя акробатические трюки.       Впереди показался обрыв, через него был перекинут хлипкий мост. На телепортацию не осталось сил, и Инк поспешил к мосту, желая как можно скорее разорвать дистанцию со взбешенным врагом, который буквально дышал в затылок.       Интуитивно хранитель перекатился вправо. Вовремя – если бы замешкался, то его спину украсили бы залаганные кости.       А вот и мост. А вот и бластер. Создав щит, Инк побежал по скрипучим и хлипким доскам. Почти добрался до середины, как конструкция накренилась и опрокинулась. Мост и Инк полетели в пропасть на встречу с землей. Но если мосту удалось слиться с породившей его стихией, то Инка сия участь миновала. Он оказался в путах синих нитей и вскоре встретился с их хозяином.       — Попался, — улыбка Эррора полна безумия, как и его взгляд.       — Попался, — улыбнулся в ответ хранитель. Он все еще держал в руках Бруми и имел шанс вырваться, однако медлил. Сил на продолжение битвы катастрофически не хватало – плата за извечный пацифизм. Пожелай он быть жестоким, и сил хватило бы растоптать врага, смешать его прах с землей и станцевать на получившемся компосте румбу.       — Что же мне с тобой сделать? — Эррор прекрасно видел кисть в руках Инка, но праздновал победу. Он знал о малом остатке магии художника, а значит, он знал, что тот воздержится от необдуманных действий.       — Отпустить?       — Разбежался.       — Но если ты меня отпустишь, я смогу стать твоим другом!       Зря Инк это сказал. Только успокоившийся разрушитель вновь загорелся бешенством, и нити болезненно впились в тело художника, едва не нарезая его на лоскутки. Кисть упала на землю.       — Каждый раз, каждый раз одно и то же! Ты тупой? Или больной? А может, глухой? Я устал повторять: твои попытки стать моим другом тщетны! Я не прекращу уничтожать альтернативные миры! А ты не перестанешь их защищать! О какой дружбе ты говоришь?       Инк хотел рассказать, как он представляет себе подобную дружбу, но нить на шее впилась между позвонками и затянулась петлей. Потяни Эррор сильнее, и художник потеряет голову в прямом смысле слова.       — Молчишь? Вот и я считаю, что никакой дружбы между нами быть не может! А если ты еще раз попытаешься задурить мне голову…       Нить на шее натянулась сильнее, при этом остальные нити ослабли.       Повешенный дернулся, ощущая, как его позвонки режет от каждого движения, постарался не шевелиться. Руки чуть подрагивали, желая нащупать удавку и ослабить. Может воздух скелету и не был нужен, а вот целые кости шеи очень даже были нужны. Звуки начали пропадать. Что говорил разрушитель, хранитель уже не слышал, он из последних сил боролся за жизнь.       Эррор цыкнул. Вид придушенного врага навевал тоску. Нужно было либо закончить начатое и убить его – пусть восстанавливается (в то, что этот чернильный задержится в мире мертвых, разрушитель не верил) или отпустить его и продолжить цирк.       Вот только клоун уже висел без зрачков, и из его рта текла черная струя, как и из раненной шеи. Капли впитывались в бежевый шарф, пачкая его.       Петля исчезла, и тело куклой упало на землю. Услышав хриплый кашель, Эррор собирался уйти, но звук откупоренного флакона краски заставил разрушителя резко обернуться. Он был знаком с закупоренными эмоциями Инка, и это не было приятное знакомство. И ладно, если хранителю приспичило поплакать, и он выпил голубой краски…       — Твою мать! — Эррор спешно начал открывать портал в анти-пустоту, Инк пил из красного флакона.       В анти-пустоту Эррор успел, но в нее же успел и горящий алой яростью Инк.       И если было что-то, что Эррор ненавидел больше предложений дружбы Инка, то это Инка под красной краской.       Настала его очередь совершать марафон на длинные дистанции с телепортациями и уворотами. В такие моменты разрушителю приходилось признавать: Инк становится сильнее. А значит, у Эррора все меньше времени отвадить хранителя от своих дел.       Радужные кости пронеслись мимо, заставили разрушителя уйти вправо и попасть в ловушку. Из пространства пола вырвались кости и… не задели успевшего испугаться Эррора.       Даже с силой краски у Инка не хватило духу закончить битву в свою пользу. Закончить ее навсегда.       — Кишка тонка! — безумно улыбнулся разрушитель. — В отличие от меня!       — Смешно, Эррор. У скелетов нет кишо-о-о… — нити распяли хранителя, чем заставили того заткнуться.       — Действительно, смешно. Второй раз за день ты попался на мой трюк.       — Ты же знаешь сказочку про грабли и про любителей на них топтаться.       Эррор фыркнул, сдерживая смех, и ответил:       — А ты знаешь сказочку о мертвых, которым приходится собирать себя из осколков костей и луж чернил?       Инк вздрогнул. Он не забыл тот не радужный момент своей жизни: ужасающую боль и последующее возвращение. Задрожал и часто задышал. Крепче обхватил кисть, в любой момент готовый потратить остатки магии на побег.       — А толку? Я все равно вернусь, — он попытался произнести это с улыбкой. Вышел болезненный оскал. Зрачки меняли форму, как заведенные, — никак не могли определиться.       — Отлично! Тогда я совершу то, что навсегда отвадит тебя от меня!       — И что же это? Вновь убьешь? И, пока я не буду мешать, сотрешь еще парочку альтернатив?       Такое уже случалось и особого толка не принесло. Разве что было забавно наблюдать, как хранитель опустошал оттенки синего и исходил слезами, а затем оттенки красного и носился за Эррором с намерением покалечить. Один раз даже поймал и на неделю отбил желание уничтожать альтернативные миры. Затем извинился и опять предложил быть друзьями.       — Гррр!       В поисках достойного решения Эррор начал бегать глазами по пустому пространству, по врагу, ловил себя на странных мыслях, припомнил Андерласт, в котором Инк старался не появляться, и произнес невпопад:       — Я тебя изнасилую!       Подобное заявление вызвало внезапную тишину. Для пущего эффекта не хватало перекати-поля и сверчков. От удивления художник даже кисть выронил.       Эррор чуть покраснел — он сам не ожидал от себя брошенных слов. А у Инка от удивления даже зрачки пропали.       — Серьезно? — художник слабо верил в реальность подобной угрозы.       — Я сделаю это! — обещал уничтожитель миров.       — Окей. Я даже хочу на это посмотреть. Друг мой, как ТЫ будешь делать ЭТО?       Взгляд Эррора стал растерянным. Так далеко он план не продумывал.       — Эм, Эррор, могу я уточнить? — Инк постарался говорить как можно более ласковым голосом и не допустить на лицо издевательскую улыбку. — Ты до глюков боишься прикосновений и хочешь заняться тем, что требует много прикосновений? Я правильно понял?       — Да пошел ты…       — И ты хочешь этого с тем, кто физически не способен на яркие эмоции? Типа любви, ненависти, страсти, гнева?       — …       — И ты согласен лечь в постель с насквозь фальшивым существом? При этом самому тебе тоже как-то не до приятных чувств. Разве нет?       — …       — И могу только предположить, исходя из твоего страха прикосновений, но ты девственник, верно?       Если бы Эррор был нормальным человеком, то уже давно бы закусил губу и удрал домой, пряча красное от стыда лицо. Но Эррор никогда не был нормальным и никогда не был человеком. К тому же он никогда не был способен на искреннюю близость… как собственно и сам Инк. Поэтому черный скелет продолжал стоять и сверлить хранителя злым взглядом.       — Тебе не кажется наша ситуация безвыходной и грустной?       — Заткнись.       — Может, вернемся к плану «А» и по всем канонам намнем друг другу бока?       — Я просил заткнуться!       Нити резко натянулись, и хранитель замолк, не решаясь испытывать судьбу. Скосив глаза, Инк наблюдал, как чернила капельками катятся по синим нитям из разрезов на костях. Это зрелище заворожило его, и он пропустил момент, когда его оппонент пришел к определенным решениям.       — Какая краска, — спросил глючный.       — Эм, что? — пришел в себя художник.       — Какая краска отвечает за возбуждение.       — Так ты серьезно? — зрачки Инка так часто начали менять форму, что казалось, будто в глазницах отображен моток спутанных ниток.       — Да! Надеюсь, после этого ты навсегда отвалишь от меня с предложениями дружбы!       Инк наклонил голову в бок. Зрачки определились с изображением: стали треугольниками. И художник спросил то, чего разрушитель ну никак не ожидал услышать:       — К тебе или ко мне?