Его желание

      В пустоте не требовалось ни есть, ни пить, ни спать. Но привыкшие к определённым распорядкам жизни скелеты пытались их придерживаться. Как однажды заметил Инк: дабы не сойти с ума. Разрушитель часто пренебрегал какими-либо распорядками и порядками. Как заверял он: я уже сошел с ума. А потом вернулась память, что-то встало в голове на место, и сумасшедшим уже казался мир.       — Что решил приготовить? — Эррор спустился и застал любовника, суетящегося у плиты.       — Хороший вопрос, — протянул художник, заглядывая в холодильник. От его действий продуктов в холодном ящике больше не стало. — Яичница, салат и шоколад.       — Пойдет, — черный скелет сел за стол. Он из всех сил старался изображать спокойствие и невозмутимость. Ему нужно было задать важный вопрос, но он тянул время. Хотя мог обыграть это дело. Например, предложить обменяться тайнами и приоткрыть завесу на какой-нибудь секрет, коих он знал множество...       — Не выспался? — хранитель заметил состояние любовника.       — Есть такое, — показательно зевнул Эррор. — А вообще, я задумался.       — О чем? — Две тарелки заняли два края стола, к ним присоединились кружки с шоколадным напитком.       Разрушитель отмахнулся. Типа: ни о чем, не твое дело, тебе мои думы не понравятся.       — Да ладно тебе, — улыбнулся Инк. — Меня смутить всякой пошлостью ты не сможешь.       — Все мысли об одном, — фыркнул Эррор.       — А почему нет, — пожал плечами художник. — Эмоционально мне сложно получать удовольствие, зато физически легко.       — Видимо поэтому ты и связался со Сливкой, да?       Инк поморщился, но укорять любовника за тыканье носом в прошлое не стал:       — Да. Типа того.       — Но ты же все равно чувствуешь.       — С большим трудом и при помощи красок, в основном. Или зеркалю чужие эмоции. — Хранитель ел и отвечал на вопросы, всем видом доказывая, что тема разговора его вполне устраивает.       — Но все же, — Эррор с трудом глотал и с трудом говорил: сохранять спокойствие оказалось для него сложной работой, — ты выбираешь, какую краску пить. Не зеркалишь все в подряд, а лишь некоторые эмоции. Значит, ты, все-таки, что-то да ощущаешь. Хотя бы уместность той или иной эмоции.       Инк не стал спорить и лишь кивнул. Ему не хотелось слишком углубляться во мрак своего существа и выяснять детали. Хватало того, что в нем все работает, не ломается, магия в груди снабжает его красками, а мир продолжает радовать.       Черный скелет сглотнул очередной кусок яичницы и повел разговор туда, где спрятаны нужные ему ответы:       — Это я к тому, что, наверное, сильно обидел тебя, когда… убил.       Инк подавился. Откашлялся и воззрился на Эррора взглядом очумевшей чучундры:       — Не думал, будто тебе есть дело, когда и как ты меня обидел, — столкнулся взглядом с любовником и сменил тон. — В общем, не обидел. Но и приятно не сделал.       — Извини.       — Ты не заболел? — В ответ на понурый взгляд и брошенные извинения художник подался вперед и коснулся своим лбом лба Эррора. — Неужели тебе не все равно? Это же было больше дюжины лет назад.       — Нет, я здоров, — Эррор уперся ладонью в лицо хранителя и отодвинул того от себя. — Вообще не помню ни одного случая, что б болел. И мне не все равно.       Инк кивнул и сел обратно. Он принял откровения любовника как должное. Ему тоже было не все равно на их общее прошлое и возможное будущее. Правда, в последнем хранитель альтернатив сильно сомневался.       А Эррор в подобную фантастику так вообще не верил. Старался о подобном не задумываться. Наконец, он задал злополучный вопрос, который должен был решить судьбу Инка и, возможно, судьбу их мультивселенной:       — Слушай, а когда ты… эм… умер, сколько времени ты восстанавливался и где появился? Ты извини за такой вопрос, — поспешил успокоить черный скелет удивленного белого, — мне просто любопытно. Раз уж я начал эту тему. Хочется в ней немного больше понимать.       Зрачки Инка быстро сменили с десяток рисунков, художник вспоминал. Тот раз был последним в череде его смертей:       — Две недели. Я был нигде две недели. А затем появился… тут. В смысле в своей пустоте. — Он развел руки и беспечно улыбнулся.        «Две недели», — отметил в уме разрушитель и отпил шоколад. Чтобы не прерывать разговор, спросил:       — Наверное испугался? В смысле, — Эррор вновь замялся, — вот ты умирал, а тут вновь жив.       — Когда это произошло впервые, да, — честно ответил Инк.       От его ответа черный скелет подскочил:       — Подожди, так это было не впервой? Ты уже до этого умирал?       Вот тут Инк смутился. Он нехотя кивнул. Не то чтобы история его прошлого была хуже прочих неприятных тайн, но… Нет, она была гораздо хуже!       — Я тогда только появился, мы не были знакомы, — начал хранитель. — И еще очень плохо умел как понимать эмоции, так и пользоваться ими. Часто экспериментировал над собой. Над другими… И однажды мне захотелось погрустить.       Хранитель сделал длительную паузу, так что Эррору пришлось поторопить его:       — И?       — И я выпил целый тюбик голубой краски. — И, будто это все объясняло, Инк закончил историю. — Конец.       И как ни в чем не бывало убрал тарелки, на столе остались стоять только кружки с шоколадом.       — В смысле конец?       — В смысле мне пришел конец, — Инк посмотрел на любовника трудночитаемым взглядом. — Помнишь тот момент? Когда ты выпил целый красный тюбик. Ты ломал мне кость за костью…       Эррор похолодел. Забыть такое не удалось.       — А ты говоришь не в обиде…       — … я кричал не от боли и не пытался защититься. Иначе бы выжил. Я пытался выбить из тебя эту дрянь и орал выплюнуть ее. Раз ты передо мной, то тебя-таки вырвало.       — Откуда ты…? — Перед глазами разрушителя лужа с четкими яркими пятнами краски.       Эррор был противен сам себе. Неужели Инк, будучи в том ужасном состоянии, оказался в состоянии воспринимать происходящее? От воспоминаний о прошлом, черного скелета чуть не вывернуло в настоящем.       — Любая эмоция смертельно ядовита в больших количествах, — спокойно сказал Инк. Он отпил шоколад, не позволяя тени печали упасть на лицо. Тот случай не смог забыть не только Эррор. — Особенно мои концентраты. Поэтому, когда я пришел в себя, то долго думал, что ты мертв. А когда ощутил, как кто-то ломает мир, я обрадовался. Понял: ты жив.       — А вот я дико испугался. Думал: призрак.       — Помню, — улыбнулся художник. — Ты увидел меня, попятился и сбежал.       — И сохранил твой секрет. Найтмер не знает о твоем бессмертии. И не узнает.       Инк улыбнулся. Всегда приятно знать, что кто-то хранит твой секрет, даже если этот кто-то враг. Бывший враг. А сейчас этот враг стал кем-то близким. И все равно далеким.       — Что ж, надеюсь, однажды ты тоже сможешь доверить мне свои секреты, — непрозрачно намекнул он.       — Надеюсь, — в свою очередь заверил Эррор. И резко сменил тему: — Какие планы на сегодня?       — Нужно пробежаться по ряду миров, и, если создатели вдруг не позовут помочь, я вернусь пораньше домой. Ты же будешь тут?       — Ага, у меня отпуск. Устал от криков ужаса, звуков ломающегося двоичного кода и шитья новых кукол. Надеюсь, ты не против, что я вновь у тебя зависну?       — И даже за. Продолжим утренний марафон, — подмигнул хранитель и начал собираться.       Как только Инк ушел, Эррор сделал важный звонок:       — Две недели, — сказал скелет в трубку. — Он умирает на две недели.       — Что ж, — глубокомысленно протянули с того конца провода, — в таком случае, мультивселенная обойдется без хранителя две недели.