Его желание

      ПаперДжем нервничал. И все валилось из рук. Кружки, бумаги и даже дети. Хорошо, что обошлось без травм. Весь день его терзало дурное предчувствие. Но Эррор не звонил и Джем скидывал нервозность на приближение дня, когда их судьба и судьба мультивселенной будет решена.       От постоянного недосыпа глаза слипались, и случалось, парень засыпал, едва их прикрыв. Стоя, сидя, в прыжке. Просто выключался, как перегоревшая лампочка. За это вновь и вновь получал от друзей.       — Тебе нужно больше отдыхать, — говорили они. — Никому лучше не станет, если ты изведешь себя, — повторяли они.       Но как тут со спокойной совестью предашься сну, когда план летит к чертям!       Насколько все плохо ПаперДжем узнал к вечеру того дня. Причина дурного предчувствия явила себя, перед его изменчивые очи. Это случилось в лаборатории Эррора, куда Папер ушел, желая побыть наедине с собой.       Эррор ввалился в портал, подражая мешку картошки. И был не один. Он принес Инка.       — Ты совсем рехнулся???!!! — ужаснулся Папер.       — Помоги, — прохрипел в ответ Эррор. Разрушитель пытался встать, при этом поднять Инка, но ему не хватало сил. И он беспомощным котенком барахтался на полу, пачкая плитку кровью и чернилами.       Только тут Джем заметил, что Инк едва живой и без сознания, а Эррор не в лучшем состоянии и в сознании остается лишь из чистого упрямства.       Папер обошел хранителя альтернатив по широкой дуге, будто больного смертельным и заразным заболеванием. Не притронулся к нему. Едва взглянул. Зато Эррору досталось за двоих. Парень за шкирку поднял черного скелета на ноги и отволок подальше от художника.       — Ты что творишь?!! — словно змея, прошипел чернильный.       Эррор не ответил. Он отвел взгляд. И лишь пару мгновений спустя прошептал:       — Помоги... Я не могу…       — Не можешь что?!!       — Принять наш выбор… И убить Инка.       ПаперДжем поджал губы и скосил глаза на хранителя альтернатив. На его лице не отразилось ни сочувствие, ни жалость, только злость. Унаследованный от художника глаз не менял форму, в нем горел твердый алмаз.       — Идиот! — выплюнул Джем в лицо «отца».       На это Эррор лишь усмехнулся. Тут его ноги подкосились, а зрачки замерцали, как готовые перегореть лампочки. Это разозлило Папера сильнее. И себя не сберег, и миссию не выполнил.       — Дважды идиот! — Чернила оплели фигуру скелета, словно змеи из фильма ужасов, но не ужалили, а скрыли под собой раны и переломы. И затвердели, обратившись лубками и бинтами. — Потом с тобой разберусь. А сейчас мы займемся Инком.       Невзирая на раны, Эррор бросился наперерез и встал перед Папером:       — Ты можешь вначале его осмотреть. Может… не придется его убивать? В смысле он умрет сам.       Слияние уже устал возиться со своим «отцом», вернее с его бзиком, касающимся бездушного хранителя альтернатив. Однако, Джем признал, что не только разрушителю будет легче, если художник умрет без их помощи. И с Эррором меньше мороки будет, и у него меньше груза на душе осядет.       Папер с опаской подошел к Инку и переложил его с пола на стол при помощи чернил. Трижды удостоверился, что едва живой творец не придет в себя. На всякий случай поставил поближе хлороформ.       — Живучий какой, — пробормотал парень, после обследования раненного, — если мы его не убьем, то он выживет.        Выходило – убийству быть.       Скелет и слияние обменялись тяжелыми взглядами. Дальнейший диалог напоминал попытки отсрочить неминуемое:       — Он все равно воскреснет, забыл? — убеждал Джем.       — А вдруг нет?       — Что нет?       — Не воскреснет.       Чернильный прикрыл глаза и сказал:       — Тогда он умрет ради того, чтобы жили две сотни ни в чем не повинных слияний и тысячи миров. Он умрет за то, за что боролся. И мы будем уважать эту смерть!       ПаперДжем метнулся к подсобке и вернулся уже вооруженный топором. Самым обычным, каким дрова рубят. Острое лезвие угрожающе блестело на свету, деревянная ручка уверенно лежала в руках слияния. Но прежде чем Эррор начал паниковать и делать новые попытки защиты любовника, орудие убийства вручили ему.       С топором Эррор напомнил себе Хоррора. Даже дыра в черепе имелась. Если бы только с внешней схожестью приходила жажда крови…       Выбора нет…?       Эррор погладил хранителя по лицу, будто желал запомнить каждую черточку, огладил линии. Всмотрелся в пустые глазницы, удостоверяясь, что в них нет искр сознания, и чуть повернул его голову в бок.       Занести топор было легко, а вот опустить…        «Он ничего не почувствует. Он ничего не почувствует.» — повторял Эррор, как мантру. — «Он спит и даже не проснется.»       Рука дрогнула. Пальцы коснулись шеи Инка, стыка позвонков. Если попасть между ними, это отсечет голову от тела и убьет очень быстро. Агония продлится несколько секунд.        «Он ничего не почувствует. Он будет спать», — Рука задрожала сильнее. — «Просто долгий сон.»       Сглотнул горький ком.        «Он воскреснет. Как обычно. Он уже не единожды умирал. Он воскреснет. Нам нужны две недели. Но…»       Перед глазами предстал улыбающийся хранитель. Он старался в любой ситуации оставаться оптимистом. Болезненно добрый. Даже когда Эррор убивал его в прошлый раз, он думал лишь о нем. Боялся, что, отравившись краской, Эррор умрет. Такой живой, жаждущий любви монстр. И из-за него, из-за Эррора, он никогда не сможет ощутить это чувство в полной мере. Будет пытаться восполнить пробел удовлетворением тела и питаться чужим воплощением горько-сладкого чувства.       Из-за него….       Перед глазами Эррора появился тот самый карандашный набросок. Зрачок-звезда слабо мерцал в глазнице. Кости наброска серели на глазах. Но этот белый скелет продолжал тянуть к нему руку. Грудь его уже была пуста, осколки его души мерцали драгоценными камушками над полом. Но эти осколки не волновали скелета. Как и крошащийся под ногами пол и сминаемое вокруг пространство. Все, что интересовало умирающего, был другой скелет, который плакал синими нитями и смеялся, словно безумный.       Набросок поднялся, он переставлял ноги и тянул к нему руку. Дотянулся и коснулся покалеченных глаз:       — Не плачь, — прошептал он. — Ведь я рядом.       Эррор медленно опустил топор.       — Я не могу, — с болью произнёс он.       Папер рыкнул на «отца»:       — Тогда отойди! Я это сделаю.       — Нет! — разрушитель вновь загородил собой Инка. — Прости, но нет.       — Ты совсем рехнулся? Или забыл, что поставлено на карту?       — Я все помню, Папер! Я все это начал, и я закончу. Но Инк…       Чернильный опустил руки и одарил разрушителя пораженным взглядом:       — Ты безумен?       — Может быть, — Разрушитель не двинулся с места, и во взгляде Папера появилась жалость:       — Твою пустоту, Эррор, когда ты успел в него влюбиться? Ты же говорил, что у вас просто секс. Лжец! — Он оскалился. — Отойди, или трупов будет двое!       — Я прослежу за ним. Папер, я смогу! Если надо, на цепь посажу.       Джем поджал губы и отвел взгляд. Он не хотел идти против «отца», но не видел иного способа добавить их плану времени.       — Где гарантии? Эррор, у тебя нет гарантий. А если ты не сможешь, если все пойдет не по плану? Если ОН вернется раньше? — Чернильный зажмурился от представшей перед его глазами картины. — Эррор, ты убьёшь нас! Ты отнимешь у миров их шанс. Ты отнимешь у слияний их шанс. Ты отнимешь у Инка шанс. У себя. У всех.       — Я знаю, — черный скелет враз стал выглядеть измотанным, — я все это знаю. И прошу прощения за свой эгоизм. Позволь мне предложить другой план.       — В чем же твой план заключается?       — В постоянном надзоре…       — Будто он спасет нас от НЕГО! Если ОН доберется до Инка, мультивселенной придет ХАНА!       — Не доберётся, — Эррор грустно улыбнулся, — я закрою мир Инка на все возможные замки и буду сидеть с ним взаперти. Как только ОН начнет вскрывать мир, а это даже у НЕГО займет пару минут, я свяжусь с тобой.       ПаперДжем скривился, будто лимона откусил:       — И чем вариант с тюрьмой лучше варианта с забвением на две недели?       — Мой душевный покой.       — Твой покой слишком дорого стоит!       — Но он того стоит!       Юноша, созданный из чернил, сверлил «отца» взглядом и не мог понять: когда успел циничный, злобный, целеустремлённый ублюдок превратиться в слепого влюбленного глупца! Джем резко успокоился и тихо сказал:       — Выйди.       Но Эррор не желал слушать голос разума, представленный голосом слияния, и продолжил стоять возле хранителя.       — Эррор, выйди из комнаты. Раз ты не в состоянии принять верное решение, то его примут без твоего участия. Это и будет моя тебе помощь. Ведь именно за этим ты пришел ко мне, «отец», за верным решением.       Черный скелет колебался. Он понимал, что не имеет права думать о себе или об Инке, когда на кону вся мультивселенная. Но более не мог оставаться непредвзятым. Как и тогда, когда перед ним лежало другое тело. Серое, с потухшими глазами. А придурок Фреш стоял рядом, держась за голову. Все бормотал извинения и просил у умирающего ребенка прощения.       Разрушитель миров сказал, перед тем как выйти за дверь:       — В этой мультивселенной есть лишь четыре существа, ради которых я могу этой долбанной мультивселенной рискнуть, — Топор полетел через комнату в стену.       Услышав это, Папер отвел взгляд от закрывшейся двери. Он вспомнил тот момент, как сам точно также лежал едва живой, и его жизнь утекала из тела песком между пальцами. Тогда Эррор пошел на неоправданный риск. Он похитил Инка. Невзирая на возможность краха многолетнего плана, он принес хранителя альтернатив в свою лабораторию и перелил «сыну» кровь и магию хранителя.       Это спасло ПаперДжема. И дало ему понять, что, так или иначе, но он дорог «отцу». Он даже немного ревновал потом к Градиенту, с которым Эррор временами возился и которого не заставлял шататься по мирам, набираясь ума-разума. И в той же степени Папер радовался, что хоть у одного члена их «семьи» есть подобие нормального детства.       Папер задумался: а рискнул бы он ради Эррора, Градиента? Да! Готов ли он пойти на подобный риск ради Инка?       Он его совсем не знал. Лишь по чужим словам. Хранитель, спаситель, хороший друг и сильный воин. Он видел Инка всего несколько раз. Всегда окруженного жителями альтернатив. Улыбчивого и веселого. И лишь раз он видел его в одиночестве. Будто высушенного изнутри, опустошенного. В ОверТеиле хранитель просил у звезд. Его немая мольба читалась в пугающем взгляде без зрачков. В тот день хранитель сильно ранил Эррора. И молил о том, чтобы его извечный враг выжил. Он никогда не желал смерти тому, кто обрек его на жизнь без мира и души… потому что не знал, что именно Эррор виноват в этом.       Изменится ли это, когда он узнает?       ПаперДжем впервые видел Инка так близко. Своего второго «отца». Так сильно отличающегося от первого. Белый. Изящный. В ярких одеждах. Тот, кто хотел всем добра, но чье существование могло принести всем смерть.       Невольно, Джем коснулся пятна на щеке Инка и чуть улыбнулся – у него было похожее украшение на лице.       Улыбка сползла. Не время и не место искать сходства. Под тяжестью размышлений ПаперДжем обволок изломанную фигуру хранителя чернилами и приготовился сжать смертельные тиски.       Эррор стоял перед дверью комнаты, как перед дверью палаты в больнице. Вот-вот выйдет доктор и скажет время смерти. На лице разрушителя расписалась обреченность, глаза потухли, спина сгорбилась, руки висели плетьми. Он просто ждал, не пытаясь зайти в комнату, слушал тишину, в страхе услышать треск костей и плеск чернил. Когда его уже начало колотить от неопределенности, дверь открылась.       Папер выглядел мрачным и задумчивым. А Инк на столе вполне целым.       — Только если ты реально веришь, что твой план сработает, — произнес ПаперДжем.