* * *
Выдолбленные в скале неровные ступени уходили глубоко вниз, пока полностью не скрывались под каменным сводом. А дальше, петляя, будто б прячась от редких, проникающих сюда солнечных лучей, увели путника в глубокий и темный грот. Мужчина уверенно спускался во тьму, в конце пути разрываемую лишь тусклым, мерцающим светом выдохшихся алхимических факелов, давно исчерпавших запас порошка стеората. Каменная лестница, казалось, завела гостя в тупик, оставив его одного в мрачном гроте, с нависающим сводом. Но мужчина, сдавленно выдохнув, несколько раз коснулся шершавой стены в лишь одному ему ведомых точках, и потайная каменная стена со скрежетом отъехала в сторону, и, пропустив гостя внутрь, вернулась на место с глухим ударом. Мужчина оказался в небольшом гроте, выдолбленном в лоне горы и облицованном резными плитами мастерами-гномами из Дал-Риады по давно забытой технологии, — такой же старой и покрытой пылью, как все в гроте. Мужчина шел медленно, осторожно вдыхая затхлый воздух. Он заметно хромал на левую ногу, и опирался на массивную и явно дорогую трость, украшенной сверху фигуркой дракона, вырезанной из беленой кости. Глаза дракона, сделанные из рубинов блестели красным, отражая тусклый свет факелов, и, казалось, зорко следили за всем, что происходило вокруг. Придерживая свободной рукой укрытый под плащом большой букет белых хризантем, гость остановился посреди грота, огляделся и тяжело выдохнул. — Вот я и вернулся, — сказал он низким и хриплым голосом, убирая с плеч седые, по-старчески пористые и понурые волосы. Мужчина подошёл к стене напротив входа, оставляя хризантемы и трость у заставленного свечами пыльного стола, и рукой в перчатке из грубой кожи смахнул толстый слой пыли с хрустальной крышки саркофага, стоящего на просторной высокой скамье, и слабо улыбнулся, вглядываясь в застывшее лицо лежащей в нем молодой женщины. — Я верю, ты ждала меня, — он наклонился к саркофагу, прижавшись шершавой щекой к грязному стеклу прямо напротив лица женщины, и какое-то время простоял, не шевелясь. Выпрямившись, наконец, он осторожно отрыл крышку саркофага. Запах цедры и лаванды тут же ворвался в затхлый воздух грота. — Ведьма не врала… — почти шепотом сказал мужчина, — время стало над тобой не властно, — он потянулся к лицу женщины, но сжал пальцы в кулак на полпути, одернул руку и сделал шаг назад. Он расстегнул на шее гравированную застёжку тяжелого плаща, кинул его на ветхий стул и оглянулся вокруг. — Как здесь все запущено, — сказал он, качая головой. — Без меня о тебе совсем некому заботится. Мужчина достал из кармана широких шерстяных брюк платок и склянку и лиловым зельем, аккуратно смочил ткань, прокашлявшись от резкого запаха. Смоченная зельем ткань будто б поглощала пыль, пока мужчина аккуратно стирал ее с крышки саркофага, с лавки и стола. — Где я пропадал? — внезапно спросил он, взглянув на женщину в саркофаге. — О, тебе будет интересно послушать, продолжил он на шумном выдохе. — Это ведь ты всегда хотела отправиться путешествовать, посмотреть другие миры… — мужчина нахмурился и покачал головой. — Не расстраивайся. Я видел многие из них, — он небрежно махнул рукой. — Ничего хорошего. В них нет и не будет той радости, того света, который ты себе представляла. И нет справедливости, которую ты искала. Которую мы все искали… Он помолчал некоторое время, склонившись, протирая от пыли небольшой стол. — Да, да, да, старый зануда Ренгар! — улыбнувшись, сказал мужчина, зажигая не тлеющие магические свечи, — ну, что поделаешь, с возрастом дрянные черты характера не изживаются, а лишь пускают корни… Ведь ты права, я действительно…стар, — горькая усмешка коснулась его губ. — Не удивляйся. Это для тебя время остановилось… А для меня стало наматывать ход с небывалой скоростью… — он уставился наверх и помолчал несколько секунд. — Если бы ты сейчас могла видеть меня, ты бы ни за что не узнала твоего верного рыцаря-хранителя, — Ренгар встал на середину грота и расставил руки, будто б давая себя рассмотреть. — Из меня разве что песок не сыпется. Управившись с пылью, он взял из угла неприметную метлу и тоже сбрызнул зельем. — Да, времени прошло достаточно, — снова сказал он. — Слишком много. Я могу только представить, как тебе здесь невыносимо скучно… — жесткий ворс метлы зашуршал по камню. — Прости… — Ренгар тяжело вздохнул. — Но не я обрек тебя на эту тюрьму… — он оперся руками на метлу и покачал головой. — Райла, Райла… Если бы только ты не упрямилась… Если бы не сбежала, если бы вышла замуж за Фафнира, как тебе велели… Ты была бы сейчас жила бы в лучшей цитадели Нордола, как митрес возрожденного рода драконов. А я… я бы остался служить тебе, — он слабо улыбался, — и наставлял твоих детей на пути воинов… Да. И был бы все тем же, кем меня создали. Ренгар нахмурился и отставил метлу. — Свобода… Свобода — это иллюзия. Юношеская романтизированная мечта! — с досадой сказал он. — Нет никакой свободы. Нет никакого выбора. Все рабы, зажатые в тиски обстоятельств, — хромая, он подошел к саркофагу и, собрав с подстилки высохшие цветы, бросил их на пол, под прутья метлы. — Это говорит тебе тот, кто годами шел против своей судьбы, — Ренгар поочередно повернулся к все еще неподвижно лежащей девушке левой и правой щекой, проводя рукой по глубоким шрамам на каждой. — Это у людей-то свобода — главная ценность жизни? — Ренгар рассмеялся. — Моя наивная и доверчивая Райла… Какой ты все же еще ребенок, — он покачал головой и, едва касаясь, провел рукой по ее серебристым волосам. — Люди! Я провел с ними достаточно… И я знаю их. Очень хорошо знаю… Он взял со тола принесенный букет свежих хризантем, и принялся аккуратно укладывать их рядом с телом Райлы. — Спасибо твоему Гаррету, — продолжил Ренгар, не скрывая желчи в голосе, — меня и эту полоумную выбросило на землю в год, который сами люди спустя время назвали «бесчеловечным». И я такое видел, Райла… Такое… Ренгар усмехнулся и вернулся к метле, собирая в кучу пыль и мусор. — Если бы они все это видели… — сказал он шепотом, кивая на дверь, — да они бы каждый день молились бы на твоих предков за то, что драконы спасли нас… от соседства с людьми, — Ренгар вздохнул и прикрыл глаза. — Если бы ты только видела… Он снова достал склянку с зальем, и капнув несколько капель на собранный мусор, некоторое время молча смотря, как, шипя, он исчезает в камне. — Нет, пока нам нечего бояться, что однажды люди придут захватить Элдарию, — сказал Ренгар, убирая метлу в темный неприметный угол грота. — Знаешь почему? Потому что они заняты тем, чтобы захватить друг друга. И я надеюсь, что однажды друг друга они сожрут! — закончил он с недобрым смешком. — Ох, не надо! — он брезгливо махнул рукой. — Это твой Гаррет напевал пышные дифирамбы людской чести и достоинству! Он дурил тебе голову, этому грош цена! Я видел, Райла! — он наклонился к ее лицу. — Был там, и видел, что они делают с себе подобными! Ренгар взял ветхий стул, и чуть подвинув плащ, сел прямо напротив открытого хрустального саркофага. — Сгоняют как стадо за колючую проволоку, травят газом, унижают и истязают… Нет-нет, слушай, — он сделал жест рукой, будто б прося не перебивать его. — Раздевают детей и гоняют по лютому морозу. Сжигают заживо, а пеплом удобряют поля. Испытывают лекарства и яды. И знаешь, что самое интересное? — он жестоко усмехнулся. — Им это нравится, — он помолчал и продолжил шепотом. — Знаешь, как тяжело убивать? Знаешь, как тошно убивать? А им нравится убивать и мучать. Просто нравится. Вот так-то, - от откинулся на спинку стула. — Никакой чести. Никакого достоинства. Никакого… сострадания. Ренгар замолчал, вслушиваясь в тишину грота, а потом нахмурился и покачал головой. — Нет, не отворачивайся от правды, Райла. И прости, — он склонил голову, — я знаю, что после стольких лет скитаний по Элдарии, после всего, что так несправедливо выпало на твою долю, сейчас я отбираю у тебя последнюю надежду о лучшем мире… Но люди таковы. И Сонеко, будь она неладна, была абсолютно права на их счет. Они воюют друг с другом. То тут то там… За ресурсы, за влияние… Они осторожны и любезны со «своими», и просто голодные звери с «чужаками». Я прошел… пять или шесть их воин… И знаешь что? В аду я буду просто отдыхать и наслаждаться. Ренгар сдавленно рассмеялся и вытер вспотевший лоб. — Я не говорю, что они все ужасны. Есть наивные… вот почти такие же как ты. Но их мир, жестокий и безжалостный, быстро расставляет все на свои места. Он выдохнул и убрал волосы, упавшие на лицо. — Довольно, так довольно. Лучше сменим тему… Рассказать происходит в мире? Хм… — Ренгар задумался, пожав крепкими плечами. — Тоже, что и всегда. Сущий бардак! — усмехнулся он. — Всем по-прежнему заправляет Гвардия Эль, кристалл все еще у них, и потуги Гаррета с мертвой точки не сдвинулись, но, черт возьми, может и к лучшему, — он назидательно поднял вверх указательный палец. — Остатки твоей расы по-прежнему скрываются в Нордоле, и точат зубы пуще прежнего… Что еще… Силантрийские алхимики вывели отменное чистящее зелье, а в Аль-Фандоре якобы научились по древнем манускриптам призывать дождь. Это все, что пока мне донесли. Мой Орден… Но тебя интересуют не мои дела, верно? — грустно спросил он и вздохнул. — Знаю, знаю… Просто сейчас вижу, и мне правда немного… грустно, что тебя никогда не интересовало, что я думаю, и что я чувствую… Ах, да, я же мутант… искусственно созданная жизнь с камнем вместо сердца, — иронично сказал Ренгар и улыбнулся. — Я не обвиняю тебя, Райла, — он коснулся ее руки. — Я говорю, как есть. Ты такая, какой тебя воспитали, хоть всю жизнь и бунтовала против старейшин. И со своим Гарретом ты сбежала только ради бунта. Но своей природе я… благодарен. Может, был бы я чувствительнее, и не пережил бы всего этого… Он со вздохом встал и отставил стул. — Ладно-ладно, я умолкаю… Я знаю, что ты хочешь услышать, — протянул он. — Твое… — Ренгар замолчал, делая жест рукой, будто бы усиленно подбирает слова, — старшее недоразумение, — наконец сказал он, — прибился к самой паршивой компании во всей Элдарии, — голем коротко усмехнулся. — Весь в идиота-отца. Он плохо кончит, к ведунье не ходи. Ренгар отошел к столешнике и оперся на нее руками. — А что я сделаю? — с сарказмом спросил он. — Что, прости? Ну нет… — голем отрывисто засмеялся и замотал головой. — Я такого не обещал. Моя клятва, Райла была в том, что я не убью их, и не сотру твой позор. И не убил. Хотя и должен был… Я же марионетка, забыла, — он улыбнулся. А затем возвел глаза к потолку. — Ну не настолько же… А вот гоняться за мальчишкой по всей Элдарии я тебе не клялся… Слова, Райла, всего лишь слова… И я уже стар для этого, я говорил, — сдавленно закончил Ренгар. — Жизнь не научила тебя прислушиваться, к тому, что я говорю… В тусклом мерцании факелов, он отчетливо разглядел, как хрустальная, едва уловимая слеза скатилась из-за опущенных век. Ренгар тяжело вздохнул и, подойдя, крепко сжал ее руку. — Райла, Райла… — он покачал головой. — Не злоупотребляй моей нежностью к тебе… — сказал голем на тяжелом выдохе. — Иначе когда-нибудь, сгинет и она. Ренгар отпустил ее руку, вложив в нее белую хризантему, закрыл хрустальную крышку и, подняв со стула плащ вышел из грота.* * *
Погода портилась. Солнце затянуло серыми облаками, а ветер, несущийся с моря, тревожно трепал верхушки зарослей. Нивелин спряталась от ветра за камень, погрузившись в свои записи, иногда с волнением поглядывая на небо. Эзарэль, хоть и не подавал виду, периодически с беспокойством смотрел на волны. Хром, который казалось, не замечал ничего вокруг, мерил шагами пляж, взбивая белый песок — Как скучно, — в очередной раз громко и демонстративно протянул он. С утра они с Нивелин ходили к скале, набрать скользких зеленых моллюсков, похожих на камнеточцев. Они провозились недолго, однако, Валькион и Солано ушли вглубь острова так и не дождавшись Хрома, и волчонок показательно дулся. Из моллюсков и привезенных гвардейцами ингредиентов Эзарэль готовил какое-то едко пахнущее зелье, которое бурлило на огне как кипящая смола, и эльф никого не подпускал и близко. Нивелин занялась делами в лагере, к которым Хром не проявил интереса, а потом спряталась в тени валуна и села над своими пергаментами. Хром же никак не мог найти себе занятие. — Кода уже вернется Валькион… — Хром в очередной раз пнул песок. — Скучно. И почему этот… — он сказал нелицеприятную фразу в адрес Солано, — не разрешает уходить из лагеря? — громко спросил волчонок. Но никто не ответил. — Иди искупайся, — предложила Нивелин, отвлекшись от чтения. — Я уже плавал к рифам и обратно, — ответил Хром, скорчив кислую мину. Нив пожала плечами. — Сплавай еще раз. — Ты так настаиваешь на том, чтобы я шел плавать, — растянувшись в ухмылке, которая больше бы подошла Эзарэлю, ответил волчонок. — Признайся, что в тайне ты любуешься моим телом. Компрометирующая фраза не вызвала должного эффекта. Нивелин лишь рассмеялась. — Прости, Хром, но я уже вышла из этого возраста. — Из какого? — он разбежался и одним прыжком оказался на валуне, за которым сидела Нивелин. — Когда интересно разглядывать парней на пляже, — сказала Нив, откладывая записи. — Вот если бы мы встретились лет пять назад где-нибудь в Сен-Марсене… — добавила она, потянувшись. — А что тогда? — спросил Хром, хитро прищурившись. — Да ничего, — Нив пожала плечами, и поняла, что болтнула лишнего. — Просто было время, когда мы с подругой каждые выходные поднимались ни свет и заря, садились на поезд и ехали на пляж, чтобы там знакомится с симпатичными серферами. — Кто такие серферы? — еще больше оживился Хром. Навелин ностальгически улыбнулась. — Парни с отличной фигурой, чувством юмора… и двумя извилинами в мозгу. Но очень уж популярные и обходительные. — Ехать черти куда ради того, чтобы как товар преподнести себя альфа-мужчинам, — Эзарэль неожиданно оказался напротив, стоя в своей самой патетичной позе. — Мерзость. Люди… Таки люди, — брезгливо сказал он. Нив закатила глаза. — Длинные уши — еще не повод развешивать их на каждом углу. — Длинный язык еще не повод вещать о том, до чего другим нет дела. — А мне интересно! — перебил Хром. — Давай в другой раз, ладно, — улыбнувшись сказала Нивелин и вернулась в записям. Хром сделал еще один бесцельный круг по берегу, а затем, снова не найдя лучшего занятия. Вернулся к Нивелин. — Что ты делаешь? — спросил он, застав ее в тот момент, когда она чертила на песке алхимический круг. — Пытаюсь достроить круг… — сказала Нивелин, не отрываясь от своего расчерченного на мокром песке рисунка. — Понять, что заполняет третий уровень. — Так это же легко! — воодушевился волчонок. — Тут будет… — Молчи! — тут же перебила его Нив. — А то еще этот эльф скажет, что люди глупы и не могут сами решить задачу, — намеренно громка сказала она. — Докажи мне обратное, — Эзарэль обернулся к ним, отрываясь от приготовления зелья. — Получи самостоятельно хотя бы сотню эссенций базовых элементов. Так у тебя есть шанс понять логику — что с чем сочетается и какой эффект дает, как взаимодействуют элементы разного порядка одной группы, смежных групп и противоположных. Но замечу, ты сидишь над задачей третий день. — У меня нет материала на котором можно попробовать смешивать элементы и понять, как сочетаются между собой порядки! — вспылила Нив. — А голова тебе на что? — скептически заметил Эзарэль, подняв одну бровь. — Или ты вообще не можешь сделать элементарных умозаключений, исходя из того, что ты уже знаешь? Нив насупилась и скрестила руки на груди, в очередной раз пожалев, что связалась с ним. — Нельзя сделать вывод из того, о чем раньше не имел ни малейшего представления, — отчеканила она. — Н-да? — спросил Эзарэль тоном, который обычно не предвещал ничего, кроме нудной нравоучительной лекции. — Ты когда-нибудь видела миналу? — Не видела. — Но если ты вдруг окажешься в загоне миналу, и увидишь, что все стены перемазаны чем-то склизким и лиловым, ты полезешь это трогать и пробовать, чтобы понять, что это? — Нет… — ответила Нивелин сквозь зубы. — Не полезу. — Учись мыслить логически, а не эмпирически, — сказал Эзарэль. — Твержу тебе это как болванчик. Толку только ноль. Вот такие ленивые как ты и изобрели алхимические смесители, который делает зелья за них. Но если хочешь на самом деле изучить алхимию, научить пользоваться своей головой. Хром скривился, слушая патетическую речь Эзарэля. — Как ты вообще его терпишь? — спросил он, изображая, что его тошнит. — Я бы на твоем месте уже утопил бы его. — Руки еще об него марать, — зло сказала Нив себе под нос. Эзарэля действительно хотелось утопить, но где-то в глубине души она понимала, что он в чем-то прав. — Вымажусь, хуже, чем в дерьме миналу. Хром согнувшись рассмеялся. — А до чего верное сравнение! — волчонок по-свойски хлопнул ее по плечу. — Маленький еще, — сказал Эзарэль, желая взять реванш. — И ничего не понимаешь в женщинах. Я просто ей нравлюсь, — он растянулся в язвительной и самодовольной улыбке. Нивелин как будто поставили подножку. — Ничерта подобного! — тут же крикнула она. — На корабле она призналась мне в любви, — продолжил Эзарэль с серьезной миной, глядя на Хрома. — На эльфийском, чтобы сделать мне приятно. Нив медленно отложила записи, принимая колкость Эзарэля за объявление войны. — А ты, смотрю, до сих пор забыть не можешь. Не думала, что это для тебя так важно. — Что? Так это правда? — спросил Хром, вытаращив на нее глаза. — Да нет же! — Нивелин возвела глаза к небу. — Было-было, — ядовито сказал Эзарэль, довольный, что получил свой реванш. — Ты и Эз… Фу, мерзость, — волчонок сплюнул на песок, — я был о тебе лучшего мнения! — Да…я… Я слово перепутала! Ясно?! — вспылила Нив. — Я хотела сказать, что он самонадеянный кретин! — Но как? — не унимался Хром. — На эльфийском они совсем не созвучны! — Вы невозможны! Оба! — сказала она, и быстрым шагом пошла вдоль берега, бросив записи под камнем.* * *
Нивелин уходила все дальше, несмотря на то, что Солано запретил им покидать лагерь. Сначала она шла быстро, чтобы не слышать довольного смеха Эзарэля, потом просто бесцельно продолжила брести по берегу. Она подняла глаза на хмурящееся небо и улыбнулась. Со стороны, наверное, было над чем посмеяться. Хотя бы потому, что сама Нивелин, со всем своим опытом и жизненными установками, реагировала на такие плоские подколы, как какая-то школьница. Но что-то в произошедшем ее сильно задевало. И это «что-то» было жгучим ощущением неравности. Что бы кто ни говорил, Нивелин не чувствовала себя на равных для таких шуток, уместных в компании друзей, или близких приятелей. С гвардейцами они не друзья. И не приятели. Нив по-прежнему чувствовала себя пленницей, хотя для них, вероятно, была обычной обузой, с которой не знали, что делать. Чужой. Что бы не произошло, ее земное происхождение будет клеймом до конца ее пребывания в Элдарии. Но подкатившую тоску по дому прервала фигура, приближающаяся к ней со стороны камней. Нивелин инстинктивно отступила, поспешно достала очки из кармана, и разглядела Валькиона, волочащего по пляжу массивное дерево. Ствол был в добрые пол охвата его рук, пышная крона сгребала песок с пляжа, как метла. Нивелин и не думала, что здесь растут такие огромные деревья. В основном ей встречались тонкие извилистые деревца больше похожие на тростник или бамбук. Пожевав губу в нерешительности, она двинулась навстречу. — Тебе помочь? — спросила Нив, поравнявшись с Валькионом у камней. Обсидианец остановился, чтобы перевести дух. — Пожалуй, — сказал он, подумав, и убрал волосы со лба, — подбери ветки, чтобы не цеплялись за каждый камень. Валькион снова взвалил ствол на плечо, а Нивелин обошла дерево сзади и подхватила его в самом конце, так, чтобы крона не волочилась по песку. — Из этого вы вырубите мачту? — спросила Нивелин, выглядывая из-за торчащих веток. — Попытаемся, — донесся до нее сдержанный голос Валькиона. — А что, может не получиться? — Может. Нивелин вздохнула, поняв, что разговора не получится, и не стала настаивать. Когда под тяжестью ствола руки стали затекать, Нив уставилась на хмурое небо. В голову тут же полезли неприятные мысли о том, что если будет дождь, или шторм, их лагерь попросту смоет… А что будет с кораблем одному богу известно… Скорее всего, его будет мотать на якоре и может швырнуть на рифы. Особенно меленькую шхуну гвардии. Вот тогда точно всему конец… — Не устала? — спросил Валькион обернувшись. — Все нормально, — заверила Нив, но вышло натужно, потому что руки уже ныли. — Давай передохнем, — обсидианец остановился. — Все нормально, — повторила Нив. — Ты еще не скажи мне, что люди слабые и не выносливые! — Но это так… — он опустил ствол на песок. — Люди не сильны, но… хитры и коварны. — Надеюсь, что это ваше расхожее мнение, — с сарказмом усмехнулась Нивелин, — а не я своим немощным видом позорю весь человеческий род. — Мы встречали людей и ранее, — серьезно ответил Валькион. — Ты не самый позорный человек, которого я вижу. — Нивелин рассмеялась в голос. — Я сказал что-то смешное? — Нет, прости, — Нив убрала упавшие на лицо волосы. — Просто прозвучало смешно. — Вся наша история общения с людьми отнюдь не так весела. — Догадываюсь, — сказала Нив, присев на ствол дерева. — Хотя и сожалею об этом. — Почему? Она пожала плечами. — Потому что вы относитесь ко всем людям предвзято. Однобоко… А люди ведь разные. — Может быть, — ответил Валькион, поворачиваясь к морю. — Но это делает нас осторожными перед вами и готовыми отразить удар в любую секунду. — В этом есть логика… — кивнула Нив. — Тьфу ты, пропасть! — воскликнула она и снова рассмеялась. — Я начинаю говорить и думать как Эзарэль! — Но Эзарэль очень умен. — Я не отрицаю, — сказала Нивелин, понизив голос, чтобы эльф не дай бог случайно не услышал. — Но от общения с ним у меня развивается мизоэльфия. Они снова взялись за дерево и потащили его к лагерю. Ветер усилился, и теперь пахнущие смолой и мятой листья били Нив в лицо, и она шла буквально наощупь, повернувшись по ветру, подстраиваясь под ритм тяжелых шагов Валькиона. От разговора на душе у нее сделалось еще тяжелее. Снова все ее попытки наладить отношения с волшебным миром стали казаться смешными и тщетными. И никогда человек здесь не будет восприниматься на равных. Всегда враг. Всегда опасность… Нивелин перехватила ствол дерева. — К человеческим фейлинам тоже относятся враждебно? — спросила она. — В основном, — все также коротко ответил Валькион. — Независимо от того, от какой расы волшебных существ они произошли? — Нет… — ответил обсидианец. — Расу подчас даже невозможно вычислить. — Нет никакого теста? — Нет. Расу фейлина можно понять по облику и по способностям… Но фейлины никогда не наследуют облик волшебных существ, и очень редко способности. — Даже ты? — удивилась Нивелин. — Что я? — спросил Валькион, перекладывая ствол на другое плечо. — Какие у тебя волшебные способности? — спросила Нивелин несколько озадачено. С самого начала Валькион напоминал Нив человека не больше, чем другие гвардейцы. И в ее представлении должен был обладать волшебным даром, и не одним. — Никаких… — Совсем ни одной? — Никогда не замечал. — Я слышала, что фейлины обычно сильнее, чем их волшебные предки. — Это скорее исключения. — А жаль… — выдохнула Нив, снова перехватывая дерево. — Хочешь почувствовать себя уникальной? — Валькион снова остановился, давая ей передохнуть. — Ты считаешь, что это малодушно? — Нивелин сцепила руки в замок и потянула их вперед, чтобы размять затекшие мышцы. — Ты не станешь такой же сильной, кем бы ни были твои предки. Но сила не в роду. И не в способностях… Сильным можно стать только изнутри, а не унаследовав редкий дар. От его слов в который раз мурашки пробежали по телу. Нив привыкла к тому, что Валькион обычно говорил мало, говорил странно и как будто с неохотой… С непробиваемым видом, за которым нельзя было различить ни одной эмоции. Но когда речь заходила о чем-то, что ему было близко и знакомо, он становился просто… невообразимым. Он сам был как живое воплощение своих слов о силе и духе. Было в этом что-то по истине волнительное и притягательное… — Я не считаю себя волшебным существом, — сказала Нив, поднимая глаза наверх. — Это как какая-то часть меня, которая мне чужда и которая… меня очень напрягает. Как будто в ней кроется что-то очень плохое. — Что плохого может крыться в волшебной сущности? — Не знаю… А что хорошего? — А что хорошего кроется в человеческой? — Люди не такие плохие, как вы здесь думаете. Да, вы, вероятно, встречали не самых лучших… Но у нас, в нашем мире же столько всего! Искусство, наука… Людьми создано столько прекрасного, вы представить не можете! — В волшебном мире тоже все не так гадко, как ты себе это представляешь, — Валькион скрестил руки на груди. — У нас тоже есть искусство и наука… Если у тебя не было возможности это оценить, не значит, что этого нет. Они снова двинулись с деревом к лагерю, на этот раз в натянутом неловком молчании. Разговор напоминал Нивелин эхо в старом колодце. Все, что она говорила о волшебных существах, Валькион возвращал ей о людях. И наоборот. Своя правда с каждых сторон. — Какая у вас есть магия? — Нивелин решила продолжить разговор в другом русле. — Форм магии слишком много, — ответил Валькион, но часть его слов разнес усилившийся ветер. — А что? — Нам не помешает магия, если снова разыграется шторм, — Нив снова посмотрела на небо. — Усмирить шторм не во власти магии. — Неужели? — Нив чуть было не спотыкнулась о камень, и они снова остановились, хотя лагерь уже был виден. — Я столько слышала о том, что магия подчинила себе погоду… В смысле среди людей расхоже мнение, что это возможно. — О мире людей тоже не мало слухов, — Валькион пожал плечами. — Например? — Вы летали на Луну. — Но это правда! — воскликнула Нив. — И каким же образом? — спросил Валькион скептически. — Ну. Открыв сначала гравитацию, а потом реактивную тягу… Боюсь, я не смогу описать всех деталей. Просто представь, что есть такая магия, достаточно сильная, которая сможет преодолеть расстояние до Луны. — Но у людей нет магии, — сказал обсилианец. — Это наука, на самом деле, — выдохнула она. — Просто настолько сложная, что выглядит как магия. — Может как-нибудь расскажешь поподробнее, — улыбнулся Валькион. Нив было приятно видеть его улыбку. — И о вашем мире. — Интересно было бы узнать о корнях? — Из любопытства… — сказал Валькион, снова поднимая дерево. — Я не чувствую себя человеком.* * *
Ветер, набегающий с моря теребил тонкие косы, заплетенные от висков. Плащ, как живой дергался будто б хотел сбежать. Лейфтан бросил короткий взгляд на Хамона, — огр стоял неподвижно, как скала, только тяжелые талисманы на его доспехе колыхались и тонко зверели, ударяясь о броню. В эту секунду Лейфтан завидовал его неподдельной невозмутимости. Он поймал край плаща, и намотал на плечи, закрываясь от соленого ветра, досадуя, что нельзя просто взять и плюнуть на все. Но ему Мико поручила встретить первую прибывающую делегацию, а поэтому приходилось терпеть ветер, море, и держаться невозмутимо и приветливо. Но в глубине души, Лейфтан признавал, что не придумал отговорки, лишь бы был повод прийти на пристань и высматривать другой корабль… Экспедиция Валькиона должна была вот-вот вернуться. И Нивелин вернется… Она должна быть рядом, когда он начнет все заново. В этой новой жизни у него будет семья. Будет сестра, которая будет любить его. Которая никогда не уйдет. Которая никогда не… Трава в долине колосилась и вздымалась под порывами ветра, и со склона холма напоминала зеленое море. Ненавистные горы еще вчера остались позади, и Лейфтан до сих пор не мог поверить, что они вырвались из ада крутых склонов, обманчивой близости горизонта, скудной еды и ледяной воды, бьющей из-под камней. Он сидел на ветхом деревянном крыльце заброшенной хижины, служившей им временным пристанищем, наслаждаясь короткой выдавшейся передышкой, теплой едой, которую вчера удалось достать, и крышей над головой. Наслаждался тем, что их препирания с Натиеном хоть ненадолго прекратились. Лейфтан с самого начала настаивал на том, чтобы они пробирались осторожно, избегая дорог и крупных поселений. Но Натиен рвался в город, и Лейфтан никак не мог убедить настырного парня, что это опасно. Пока они идут по землям враждующих кланов Иллидонума им лучше не высовывать носа лишний раз. Темные эльфы не отличались гостеприимством, и если их заметят, угонят в рабство, или просто убьют. Но Нат, казалось, делал все Лейфтану назло. Он бы и в пекло прыгнул, лишь бы досадить ему. — Вы опять поспорили, да? — прозвучал сзади тихий, но строгий голос. Вздрогнув, Лейфтан обернулся, и встретился с пронзительным взглядом Сонеко. Он и не заметил ее невесомых шагов. Она одна могла застать его врасплох. — Все уже успокоилось, — Лейфтан улыбнулся и положил руку на ее тонкое плечо. — Не бери в голову. — Он ушел в город, — сказала Сонеко. — О нет… — Лейфтан провел ладонями по лицу и собрался встать, но Сонеко остановила его, повиснув на его локте. — Оставь его, — сказала она. — Он вернется. — Нату очень везет… — Лейфтан аккуратно убрал волосы с ее лица. — Но я боюсь, что когда-нибудь его удача отвернется, и случится… неминуемое. — Однажды так и будет, — Сонеко слегка дернула тонкими плечами. — Нат сам должен это понять. Лефтан лишь качнул головой, поражаясь, сколько понимания было в ее детских глазах… Слишком много эти невинные глаза уже видели за свои шесть лет. — Если с ним что-то случится это будет по моей вине, — Лейфтан снова хотел встать, но Сонеко опять удержала его. — Его судьба не в твоих руках, — серьезно сказала она, заглянув ему в глаза. — Сонеко… — С ним все будет хорошо. Я знаю. Он никуда не денется. Она села на крыльцо рядом с Лейфтаном, прижимаясь плечом к его руке. — Что ты делаешь? — спросил он, заметив, как Сонеко перебирает в руках ленты, на которые, видимо, пустила подол старого платья. — Плету амулет, — ответила девочка — Что за амулет? — Ловец снов. — Ловец снов? — Лейфтан тряхнул головой. — Зачем он тебе? — Чтобы путешествовать во снах. — А не рано? — Лейфтан потрепал ее по голове. — Тебе еще нет двенадцати лет. — Я уже вижу сны Ходящих, — сказала она. — Мне нужно. И… если я поселюсь во снах, то когда меня не станет, я смогу навешать вас, — тебя и идиота-Ната. Ее слова неприятно резанули Лейфтана. Последние дни Сонеко хорошо ела, на ее щеки вернулся румянец, и Лейфтан снова наделся, что ее болезнь отступила. — Не говори так! Сонеко! — Лейфтан схватил ее за руки и посмотрел прямо в глаза. — Я не допущу, никогда не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Сонеко бледно улыбнулась, и коснувшись его лица покачала головой. — Моя жизнь не в твоих руках, Лейфтан.