* * *
Задув свечу, Ашкор поудобнее устроился на жесткой лежанке, подложив под голову тяжелый плащ. Меч стоял, прислоненный к тонкой стене каменной мазанки, а кинжал дракон, как обычно, держал в руке — так засыпать было спокойнее. Дым от свечи взвился в воздух, медленно растворялся, очерчивая в темноте комнаты тонкий силуэт. Ашкор моргнул и потряс головой, чтобы понять, не привиделось ли ему, но образ никуда не делся — он совершенно точно видел Натиена, стоявшего у окна, прислонившись спиной к стене. Лунатик смотрел на него своими синими глазищами и нахально улыбался. — Ах ты…! — проревел Ашкор и перехватил кинжал для атаки, но вдруг понял, что не может двинуться с места, словно прикован к постели. А Натиен все также стоял у окна и смеялся ему в лицо. — Ты! Ты! — дракон неистово пытался вырваться, но мышцы словно парализовало. Натиен тем временем медленно подошел к его кровати. — Неужели ты никогда за столько лет не задумывался, почему из всех драконов — именно твоя мать? — спросил лунатик, усмехнувшись. — Никогда не задумывался, чем она была особенной… И чем вы с братом особенные? — Чем? — машинально, водя одними губами, спросил Ашкор, силясь остаться в сознании сквозь тиски боли, сжавшие виски. Вопрос Натиена звенел в голове эхом. А ведь он действительно не задумывался… Так чем же, если они с Валькионом даже не в полной мере драконы? — А что делает тебя тем, кто ты есть? — спросил Натиен, будто бы слыша его мысли. — Происхождение? — он покачал головой. — Это глупо. Кем быть каждый решает сам. «Решает сам…» — эхом отозвалось в голове. — Так чем? — спросил Ашкор, силясь встать. — Тот из вас, кто сможет пробудить свою истинную природу — станет драконом, поглотившим солнце, и тогда… — Натиен сделал паузу, — Она… взойдет, — сказал он, театрально вскинув руки. «Он просто псих! Псих! Псих! Псих! Ты послушал безумца!» — кричали внутренние голоса, пока Ашкор отчаянно метался по кровати, пытаясь вновь обрести контроль над своим телом. — «Ты поверил сумасшедшему!» — Отважишься ли ты стать им? — спросил лунатик, склонившись над ним, лежачим, не переставая ухмыляться. И тут чувство тела вернулось к нему. Ашкор молниеносно перехватил кинжал, и рывком поднялся, делая резкий выпад подонку в грудь, но лезвие распороло пустоту — Натиена не было. Всего лишь сон. Ашкор провел свободной рукой по лицу. Сон… Он тряхнул головой и осмотрел скудно обставленную комнату — ничего, а за окном уже занималась розовая заря. Значит, он действительно проспал всю ночь, провалившись в это бредовое сновидение только под утро. «Отважишься ли ты стать им?» Ашкор подошел к окну, и, оперевшись на подоконник, закрыл лицо руками. Может быть этот бред явился ему не просто так? Ведь для ритуала, который запустит его план, все было готово. Так почему же он медлит? Чего ждет? Неужели боится? Все эти недели Ашкор убеждал себя, что жители этого проклятого дождливого городишки — ничем не лучше других элдарийцев, построивших мир на костях и крови его расы, они заслуживают уготовленной им мучительной расправы. Ашкор опустил руки и посмотрел на свое лицо в отражении стекла, силясь понять, кто же он — мальчишка-фейлин, жаждущей мести? Или дракон, готовый воздать этому миру то, что он заслужил? И выбор был очевиден.* * *
Отступать было некуда. Нивелин понимала, что даже если сию же секунду развернется и побежит, то кентавры настигнут ее с легкостью — город она знает плохо, мест, где можно спрятаться и затаиться на примете у нее нет. Фергус тем временем подошел к ней со спокойной улыбкой. — Здравствуй, — сказал он негромко. — Какими судьбами? — Здравствуйте, — еле выговорила Нивелин, убирая с лица выражение обреченного ужаса, уловив, что, возможно, никакой катастрофы и нет. Фергус же ушел из гвардий, чтобы подготовить своего внука к испытаниям обряда инициации почти полгода назад, еще до того, как все началось. До нападения на Штаб. До того, как гвардейцы лишили ее человечности ради шанса восстановить связь с Оракулом. До того, как она попала в темницу Эль за нападения на Главу Гвардии Света. До того, как сбежала и стала скрываться в Дал-Риаде. — Я теперь здесь работаю, — ответила Нивелин, решив врать как можно меньше. — А Вы? — Жду, когда пустят первый паром на Эйдос, — сказал Фергус. — Мой внук будет проходить обряд. — Да, я помню, — Нив опустила глаза. Какое-то тяжелое молчание повисло в воздухе. Нивелин улыбнулась и легко кивнула подошедшим внукам кентавра — Ясону и Харону, которых немного знала. Дождь начался внезапно, как обычно начинался в этом городе. Нив с тоской посмотрела на возвышающийся город. — Идем-ка с нами, — сказал Фергус, положив широкую ладонь ей на плечо. — У нас небольшой обед на постоялом дворе здесь недалеко. Переждешь дождь, расскажешь, что нового. Нивелин даже не успела ответить, а Фергус уже вел ее в сторону спуска с рыночных рядов. Оставалось только поблагодарить за приглашение и вести себя, словно она действительно встретила старых знакомых, и не выдавать своей паранойи. Поняла, что выбора нет. Она поблагодарила Фергуса и направилась за ним. Они прошли на нижний ярус, почти к самому берегу, где, в отличии от остальных уровней Каол т-ах-Летхена, было много деревянных домов, крытых соломой. — Нормальное жилье в этом городе строят только здесь, — хмыкнул Фергус, заметив, как Нивелин с удивлением рассматривает улицу. — Лес и материалы завозят в порт, и это максимум, куда их могут поднять. — Понятно, — ответила Нивелин, стараясь звучать непринужденно, но в горле будто бы стоял ком. — Гномы… — протянул кентавр, который в отличие от нее действительно был рад встрече и общался в свойственной ему добродушной манере, — придумали снаряды и пушки, но не могут сообразить нормальный подъемник. «А люди вот придумали, » — хотела было сказать Нивелин, но сама мысль о Земле и людях отозвалась в груди тупой болью. — Пушки гномам были нужны, чтобы защищаться от дварфов и вервольфов с Вальтара, — вместо этого сказала Нивелин. За пару недель она уже немного успела вникнуть в историю народа мастеров-гномов, промышляющих ремеслом и добычей камней, на которые то и дело зарились и более воинствующие соседи. — А подъемник — нет. Верхний город по большей части — рынки да гостиницы для караванщиков и путешественников. Сами они живут под землей. Видели Нижний город? — И не хочу, — сказал Фергус, открывая перед Нивелин ворота постоялого двора. — У меня и здесь-то нет-нет, да начнется клаустрофобия. Все тут такое миниатюрное. — А ты была в Нижнем городе? — спросил Ясон, когда они прошли в просторный обеденный зал. — Да… по работе я там бываю, — ответила Нивелин. — Там очень красиво. И город просто огромен! Раза в три больше верхнего. Дома, мастерские, и даже подземные сады — все прямо у нас под ногами, — она легонько постучала носком ботинка по полу. — А кем ты работаешь? — спросил Харон, пока хозяйка их постоялого двора, улыбающаяся куда любезнее Мартхен, принесла еду. Нивелин уже сто лет не яла горячих блюд, перебиваясь лепешками и тем, чем иногда удавалось поживиться в тах-аустене — на большее ее скромного жалования просто не хватало. — Помощником алхимика, — ответила Нив, не вдаваясь в детали. Аромат еды уже вскружил голову. — Черт, это похоже на настоящий земной картофель. — У гномов здесь собственный склад продовольствия, — сказал Фергус, принимаясь за еду. — Когда-то в Дал-Риаде был отдельный портал, где-то под землей. Они прорывали ходы, оказавшись на Земле, и обчищали человеческие хранилища. А потом случился обвал в горах, и портал завалило, — кентавр улыбнулся в бороду и добавил. — Может быть. Но говорят, на их складе продовольствия хватит на пару сотен лет. — Ничего себе. Я о таком не слышала. — И не услышишь, — улыбнулся Фергус. — Склад-то нелегальный. — Господи, — протянула Нив, — в этой стране вообще есть хоть что-то легальное? — Это Дал-Риада, — рассмеялся кентавр. — Здесь, как ты сама видела, на поверхности лишь малая часть. — Почему бы гвардиям не утроить проверку? — спросил Ясон. — Несправедливо, что они хранят столько еды, пока их соседи голодают. — А что дадут эти проверки? — Фергус пожал плечами. — Ну пустят кланы гвардейцев в свои подземные лабиринты. Что они найдут? — кентавр покачал головой и махнул рукой. — Все бесполезно — такая страна. Тут легко что-то спрятать… и спрятаться. Сюда бегут те, кто хочет скрыться, потому что гномы никогда ничего и никого не сдадут, тем более гвардиям. Это дело принципа, — эти слова он говорил внуку, но смотрел при этом в упор на Нивелин. Фергус знал, знал обо всем — Нив почувствовала это по его тону и взгляду. Наверняка он все это время поддерживал связь с Обсидианцами, учитывая, как многие были близки ему — как родные дети. — Пойдем-ка покажу тебе вид на долину, — задумчиво сказал Фергус, когда с едой было покончено. — А вы, — он глянул на внуков, — помогите Анхель. Нивелин едва уловимо кивнула — Фергус, вероятно, хотел поговорить с ней наедине. Она спокойно выдержала его взгляд и поднялась из-за стола. Теперь ей самой чертовски хотелось поговорить. Объяснить… Сейчас Нив было уже плевать, сдаст он ее гвардейцам, или нет, но ей было больно от того, что сам кентавр будет думать о ней скверно. Когда они вышли из ворот постоялого двора, дождь уже кончился, и из-под завесы свинцового неба пробивались редкие лучи солнца. Вслед за Фергусом Нивелин прошла по выступу скалы, огибающей фьорд, и остановилась у края, где открывался просторный вид на море. Но красота места не тронула души из-за гнетущих чувств. — Вы все знаете, — сказала она, не поворачиваясь. — Обвиняете меня? — А ты сама? — спросил кентавр. — Считаешь, что права? — Они не имели права поступать так со мной! — проговорила Нивелин, опустив глаза и сжавшись. Но горечь так и рвалась наружу. — Я им кто — мышка для экспериментов?! — Нивелин… — Я здесь, потому что это мой шанс вернуться домой! Потому что пока я здесь, у меня почти получается не думать обо всем этом ужасе… Я очень стараюсь не думать, но когда вспоминаю, мне становится дурно! До дрожи! — она ни с кем не делилась этими переживаниями, но сейчас броня ее выдержки будто бы прорвалась, устав сдерживать подавленные эмоции. — Я прошла сквозь ад, и это не образное выражение! Клянусь, я побывала в самой преисподней, — от захлестнувших воспоминаний, которые Нив упорно гнала от себя эти два месяца, она невольно всхлипнула. — И я вернулась другой, Фергус. Я путала верх и низ, право или лево, не могла нормально ходить! И ради чего? — Но сейчас ты ходишь, — сказал кентавр, глядя хмуро. — И говоришь. — И меня преследуют видения! — продолжила Нивелин, задетая таким показным равнодушием. — Стоит получить дозу маны, и я проваливаюсь в страшные места. Вижу картины, которые не понимаю, и даже с трудом могу вспомнить. Но этот страх неизвестного меня изводит, — она снова всхлипнула, но тут же вытерла слезы. — Простите. — Мне жаль, Нив. Правда жаль. — Не жалейте, Вы здесь не при чем. И жалость мне не нужна! — А что тебе нужно? — Ничего, — тихо ответила Нивелин, обернувшись к обрыву. — Мне просто больно, что Вы осуждаете меня, даже не зная, что на самом деле стоит за моей ненавистью к гвардиям Эль, — она закрыла лицо руками. — Меня просто использовали. — Думаешь, твои новые друзья тебя не используют? — спросил Фергус. — Не используют твою ненависть? — Вы не понимаете… — Куда уж мне, — хмыкнул кентавр. — Тогда я тоже не понимаю! — Чего? — Как Вы можете сохранять лояльность к гвардиям после всего, что они Вам сделали! Слова вырвались словно сами собой, хотя у Нивелин и в мыслях не было напоминать Фергусу о больном. Он сам всегда избегал говорить о младшем сыне, и ребята из Обсидиана предупредили не расспрашивать кентаврят об отце, хотя всем история Архонта казалась вопиюще несправедливой. — Я лоялен не к гвардиям, — сказал Фергус, хотя Нив не надеялась на ответ. — Я лоялен к делу, которое стоит за ними. Только это по-настоящему важно. — Дело, которое дает право посмертно объявить предателем того, кто пытался всего лишь защитить невиновных? Фергус прошелся вдоль обрыва, всматриваясь в шипевшие внизу волны. — Архонт погиб, потому что не мог поступить по-другому — не мог остаться в стороне, когда на его глазах убивали безоружных, — наконец сказал он. — Гвардии не могли поступить по-другому, и лишь из памяти к тому, кого уже нет, развязать конфликт, где жертв было бы в сотни больше. Для меня и моей семьи это нестерпимая боль, — кентавр повернулся к Нивелин. — Но мы несем ее, потому что наша боль — то, чем можно поступиться ради дальнейшей жизни этого мира. В этом суть дела гвардий. — Рассуждаете, как смиренный христианин, а не воин, — со злобой огрызнулась Нив, но тут же опомнилась. — Простите. Но Ваш мир создан из жертвы. На жертвах и держится, — сказала она, повторив услышанное однажды от Уолдмура. — Мир людей, вероятно держится на чем-то другом? Нивелин не ответила. Сейчас бы сказать, что люди совсем не такие, но она понимала, что на Земле все может быть в сотни раз хуже — видела это «хуже» своими глазами, когда работала волонтером в Африке. И знала, как важно было жертвам даже самого страшного насилия отпустить все, оставить в прошлом и идти дальше. «Вопрос не в том, оправдала ни жестокость, а в том, чтобы, столкнувшись с ней, самому не стать монстром». Но все понимание перевернулось с ног на голову, когда дело коснулось ее лично. Как начать новую жизнь, если старая раздавлена и истоптана? — Я просто борюсь, — наконец сказала Нивелин, — за право жить так, как я хочу, и там, где я хочу. Пусть со стороны я не права, но я делаю хоть что-то! А что мне даст смирение с судьбой жертвы и прощение обид? — А что даст тебе месть? — Ничего, — Нивелин закрыла глаза, а по щекам потекли слезы. Даже если вся Элдария полетит к чертовой матери, это не вернет ее прежнюю. Не вернет ее домой. Даже не уймет ее тоски и боли. — Но я ищу не мести. Я всего лишь хочу вернуться домой. — И за ценой не постоишь? — Я не такая сильная, как Вы, не сравнивайте! — снова сорвалась Нивелин. Она злилась на Фергуса за то, что он смотрит на ее историю, как на историю человека слабого, человека, выбравшего путь наименьшего сопротивления. Но ведь с ней поступили подло. Почему она должна быть по отношению к элдарийцам образцом доброты и всепрощения? Фергус смог. Ясон и Харон смогли. У Фергуса было множество шансов обратить свою боль против гвардий, но он этого не сделал, и не дал внукам даже думать об этом. Но они были сильны телом и духом, сильны настолько, что Нивелин и не снилось. Она в пылу обиды была готова разнести Кристалл, лишь бы заставить Мико страдать. Сколько бы пострадало при этом невиновных, ей было плевать, едва проклятый кинжал оказался в ее руках. И она предала гвардии, спутавшись с теми, кто хотел их уничтожить, возможно, с ее помощью. А что будет с Элдарией, когда орденцы достигнут цели, Нивелин даже не думала. Сейчас перед Фергусом ей стало нестерпимо стыдно и горько от своей мелочности. От эгоистичности. Но смогла бы она найти в себе силы поступить? — Твоя слабость — и духа и тела — в твоих руках, разве нет? — спросил кентавр. Нив лишь тихо усмехнулась. Когда он был рядом, ей казалось, что так и есть, его дух будто бы влиял на нее и придавал уверенности. Но это была не ее уверенность. — Прощайте, Фергус, — сказала Нивелин, поворачиваясь к дороге, ведущей обратно в город. Сейчас это все, что она могла — сохранить лицо, оставшись с принятием своей слабости. — Я и парни, — бросил кентавр ей в спину, — пока ждем парома, тренируемся здесь каждый вечер. Подумай, может быть все же в твоих руках? Нивелин задержалась какое-то время на утесе, а потом стремительно пошла вниз.* * *
Разговор терзал Нивелин весь оставшийся день, пока она заканчивала разносить заказы Тромвуда. У нее словно бы сбились все ориентиры, и она больше не знала, в правильном ли направлении движется, и не сделает ли хуже? Правильно ли она поступила, что не рассказала гвардейцам о своих видениях и снах, преследующих ее после отравления, как и собиралась до того, как подслушала разговор в медпункте? Правильно она поступила, что отказалась от сотрудничества с Мико, и не сказала, как в ее руках оказался этот жуткий кинжал? Правильно ли она поступила, что поверила предателям? Правильно ли она поступила, что согласилась на союз с врагами Эль? Врагами хранителей сердца Элдарии? Поднявшись на верхний ярус города в густых сумерках, Нивелин посмотрела на вырезанный фьордами залив. Все это время она думала, что борется — за свою свободу, за право быть тем, кем хочет… Но сейчас она понимала, что пошла по самому простому пути — туда, куда несли ее обстоятельства. От всего этого на душе было нестерпимо мерзко. Нив еще долго бродила по ярусу, пока улицы не опустели, а в тах-аустен она пришла, когда все уже спали. С другой стороны, у нее сейчас есть жилье и работа. Есть те, кто готов протянуть ей руку помощи. Может быть, это еще один шанс оставить прошлое в прошлом, и идти дальше? И она сможет снова обрести свет и покой в своей душе? От этих мыслей Нивелин стало легче, будто бы она нащупала в темноте дорогу над пропастью. Она толкнула дверь своей комнаты и чуть не вскрикнула — там внутри, при свете одной единственной свечи, деловито усевшись у окна, ее ждал Ашкор.