Фронт

       - Ладно, девочки, - Мисси улыбнулась, - вы тогда идите, а я здесь останусь еще, надо бы кое-что проверить.        - Проверить, придет ли сегодня доктор, или нет?        Рани смотрела на нее с нескрываемым лукавством, озорно подмигнув, когда их взгляды встретились. Мисси улыбнулась:        - Допустим.        - Да ладно тебе притворяться, я все знаю.        - Ничего-то от тебя не скроешь.        - Мой отец – полицейский, забыла?        Сказав это, Рани рассмеялась. Мисси тоже хохотала, покачав головой.        - Ты сама – ходячий полицейский. Иди уже, я не хочу делиться ИМ с тобой.        - Ревнивая! – щелкнула языком Рани. – Он это знает?        - К счастью, пока не было повода узнать.        - У него просто отлично развит инстинкт самосохранения – Рани быстро, как будто бы боялась передумать, поцеловала подругу в щеку и убежала, стуча каблуками. Мисси слышала, как она зовет подруг с просьбой ее подождать.        Оставшись одна, Мисси стала расхаживать по пустующему зданию, где пахло свежей краской и лето разливало свои яркие краски в полной мере, просачиваясь в открытую дверь и распахнутые окна.        Мисси внимательно осмотрела себя. На платье застыли несколько капель краски, видимо, Пит обязательно пошутит, что она похожа на дерево. Старенькое платье, которое она надела сегодня, зная, какая работа им с подругами предстоит, было не жалко, а вот как отмыть от краски руки – это уже был серьезный вопрос.        Время шло, как всегда летом, слишком стремительно и быстро, минуты летели, как секунды. Мисси стала нервничать: Пит задерживался. Выглянув в окно, будто она действительно могла его увидеть, Мисси вздохнула.        - Милый, ну где же ты? Почему не идешь?        Этот вопрос стал ключевым в следующие минут двадцать, когда она буквально курсировала туда-сюда, точно корабль, переживающий качку, и не могла найти себе места от волнения. Волнение переросло в тревогу, тревога – в панике.        - Любимый, ну где же ты? Почему тебя все еще нет? – искусав губы в кровь, шептала она, изо всех сил стараясь не расплакаться.        «Он не придет», подсказывало гадкое чувство, разливающееся внутри. Мисси гнала его от себя, выйдя из своего укрытия, что к началу учебного года обещало стать школой, стала нетерпеливо смотреть вдаль, продолжая ждать. Он сказал, что придет. Пообещал. Должен.        Но он не шел. Его фигуру она узнала бы издалека, почувствовала бы его приближение даже за километр, учуяла бы его по запаху, если бы понадобилось. Он не приходил.        Смахнув с ресниц накатившие слезы, Мисси укуталась в шаль, медленно бредя по тропинке, заросшей травой, от школы к дому. Ждать было бесполезно.        Она встретила его метров за десять от школы – проклиная все на свете, громко ругаясь, он лупил по рулю старого велосипеда, на котором часто катался, закатив рукава рубашки, бесполезно пытался привести свой транспорт в действие.        Вот оно что! У него, оказывается, случилась авария!        Мисси подбежала ближе, окрыленная своей драгоценной находкой, и закрыла этой находке глаза ладонями.        - Мисси! – повернувшись к ней, он лучезарно улыбнулся, едва получив возможность видеть снова. – Любимая. Прости, я торопился к тебе и вот замок обходиться стал, а я все никак починить не могу.        Руки Мисси взлетают вверх, опустившись к его шее, она буквально вросла в него телом, срослась с его телом, сладко целуя в губы и соблазнительно торчащий нос.        - Я так волновалась. Думала, что-то серьезное случилось.        - Моя дорогая, - он стал покрывать ее руки и измазанные краской ладони быстрыми жадными поцелуями, - как же со мной может что-то случиться, если ты меня бережешь? - Я? – изумилась она, удивленно и с огромной радостью смотря на него, сверкая лучезарными глазами цвета небесной лазури.        - Ну конечно, - он быстро поцеловал ее в щеку, переходя к шее, позабыв о велосипеде, что давно уже почивает в траве, - вчера вон в колледже кусок потолка отвалился, я как раз был там, да зазевался, потому что о тебе думал. Это меня и спасло, а то бы не знаю, что было бы. Так что, да, любимая, ты меня бережешь.        Услышав эту новость, Мисси буквально спрыгнула с его рук, методически, как будто новобранца на плацу, осматривая на предмет повреждений.        - Мисси, - он рассмеялся, - со мной все в порядке.        - Точно? Ничего не болит? Голова не кружится? Слабости не чувствуешь? Тебя не тошнит? – с тревогой глядя на него, выпалила она.        - Точно – продолжая смеяться, кивнул он, прервав поток ее вопросов. – Кусок потолка упал в полуметре от меня, я успел отвернуться даже. На мне ни царапины.        - Хорошо – кивнула она, быстро обняв его, как будто бы хотела убедиться в том, что он реален.        - Ну, - опустив глаза вниз, он посмотрел на лежащий у них под ногами велосипед, - видимо, мы уже точно никуда не поедем, а я хотел покатать тебя сегодня. Хотел показать одно чудесное место, куда меня водила мама, когда я был пацаном. Там такие цветы росли маленькие, фиолетовые, я не знаю, как они точно называются. Не знаю, растут ли сейчас.        - А пешком? Давай прогуляемся.        - Это далеко отсюда – покачал головой он, улыбаясь.        Расстелив пиджак на траве, он сел на него, притягивая Мисси в объятья. Она подумала, что на его коленях тепло и уютно, в его объятьях – то же сладкое чувство, что помнит с детства, когда няня Китти, с которой они с Гарри выросли, обнимала ее, или когда отец гладил ее по голове, свою маленькую егозу.        Мисси прижалась к нему, продолжая обнимать за шею.        Занимался закат, красивое зарево танцевало багрянцем на горизонте. Он смотрел вдаль, она – на него, любуясь крошечными венами, проступающими на висках. Склонившись, стала легко целовать в волосы, пока он улыбался – задорно, как мальчишка. Да он и был мальчишкой, наивным, мечтательным и влюбленным, словно только что покинул родительский дом и это вовсе не он осваивает сложную и благородную профессию.        - Любимый, - она пожала его руку, вмиг напрягшуюся, потому что ему не нравилось, когда она так делала, он тут же чувствовал опасность, - я подумала…        - О чем?        Она взглянула на него – глазами, полными мольбы.        - Давай уедем!        Он посмотрел на нее взглядом, полным волнения и тревоги. Крылья его носа тяжело раздувались, брови тут же образовали целую складку.        - Что-то случилось?        Она нервно дернула плечом:        - У меня нехорошее предчувствие. Даже не знаю, чего боюсь. Я очень боюсь, что нас разлучат.        - Никто не сможет нас разлучить, Мисси – он упрямо покачал головой, крепче сжав ее в объятьях. – Никогда.        - Мой отец что-то задумал. Я знаю, когда он что-то задумывает. Мне это не нравится, милый.        Он встал, побуждая подняться и ее. Отряхнувшись, подошел к оставленному велосипеду, поднимая его. Мисси тяжело вздохнула. Ему что-то не понравилось, конечно, он ведь не любит, когда она говорит ему о дурных предчувствиях, называет это женскими штучками, даже злится. Но теперь она не намерена сдаваться. Тучи, сгущающиеся над ними, давят в голову, отдают в виски. Мисси была уверена в грядущей катастрофе почти как в собственном имени.        - Не обижайся на меня, - сделала слабую попытку остудить его пыл она, - просто я слишком хорошо знаю отца.        - Послушай, - резко развернувшись на каблуках, он посмотрел на нее горящим, полным любви и ревности, взглядом, - я не оставлю это на поруке судьбе, Мисси. Я не могу тебя потерять, и не хочу, чтобы ты боялась, чтобы мы жили в этих… оковах.        - Что ты собрался делать? – с примесью испуга и любопытства спросила она, заглядывая ему в глаза, что стали цвета коньяка теперь.        - Я намерен завтра же прийти к твоему отцу и просить твоей руки.        - Нет.        - Почему? Разве мы не любим друг друга? Ты не хочешь быть со мной?        - О Господи!        Мисси бросилась к нему в объятья, сладко целуя в губы, покрывая поцелуями лицо, чтобы он даже не смел думать ничего подобного. Такие мысли в ее представлении равны были святотатству.        - Конечно, я хочу, любимый. Я очень хочу, я больше всего на свете этого хочу, правда! Даже не сомневайся! Но завтра отец уезжает в командировку на Мальту, его не будет месяц, и за этот месяц мы должны четко придумать, что нам делать дальше. Понимаешь?        - Я не понимаю, - он потер лоб, - зачем все так усложнять? Мы даже не знаем, что хочет твой отец, что он задумал, мы даже не уверены, что он плохо отреагирует, если узнает, что мы вместе. Он ведь неплохо ко мне относится, Мисси.        - Потому что ты – друг его сына, студент, который бывает у нас в гостях, милый, - она грустно улыбнулась, - но для своей дочери он явно хочет в мужья не друга сына, обычного студента. У него пунктик на этом. Он помешан на идее сделать меня женой дипломата, одного из своих, и рассказывает мне об этом с того момента, как мне исполнилось десять лет.        - Я не знаю – он пожал плечами.        - Я тоже не знаю, почему так, - она сжала его руку еще крепче, спокойно шагая с ним рядом, - но единственное, что мне понятно, что я знаю с того момента, как мы впервые встретились, милый – что я люблю тебя. И не хочу потерять.        - Ты и не потеряешь, - с уверенностью сказал он, - только, пожалуйста, не нужно паниковать. Пообещай мне, что не будешь думать о плохом. Мы обязательно что-то придумаем, Мисси. Найдем выход. Обещаю.        - Ладно, - кивнула она, - я тоже обещаю не думать о плохом.        Она знала, что будет думать, потому что не так просто избавиться от тревог, когда они становятся постоянными спутниками. Но ради его спокойствия предпочла солгать. А может быть, такое самовнушение было ей необходимо самой для успокоения.        Они не спеша добрели до угла, за которым всегда следовало прощание – к дому она шла одна, опасаясь, что отцу такие провожания не понравятся. Губы их встретились, обменявшись нежным долгим поцелуем. Мисси неохотно отпустила его пальцы, все еще переплетенные в объятьях его ладоней. Улыбнулась, когда он спешно смахнул накатившую слезу с ее ресниц.        - Я даже не знаю, почему плачу – улыбка перешла в чуть нервный смешок. – Может быть, потому, что мне хорошо. Или потому, что я не хочу тебя отпускать. Я не знаю.        - Я думаю, обе причины верны – улыбаясь, он коротко поцеловал ее в висок. – Не грусти. Твой отец уедет и мы будем видиться каждый день. Правда, нужно придумать, что говорить Гарри.        - Он все знает.        - Ничего не говорил?        - Нет.        - Хорошо.        Он снова поцеловал ее, теперь еще более долгим касанием губ к губам и нехотя выпустил ее руку из плена своей, чтобы она могла уйти. Он стоял на углу дома до тех пор, пока ее хрупкий силуэт не скрылся за воротами, и махал фуражкой, когда она послала ему воздушный поцелуй у ворот.        Услышав, как закрылись ворота, медленно побрел назад, слушая скрип велосипедной цепки, которую еще предстояло починить.        - Гарри! – Мисси ворвалась в дом с потоком свежего ветра, отбросив в сторону шаль. – Ты дома? Уже ужинал? Я есть не хочу, сейчас только передохну, и пойдем в кино, я помню!        Они сегодня планировали провести нескучный вечер в кинотеатре вместе с Джонни и Ривер, но у Мисси, занятой любовным свиданием, это едва из головы не вылетело. Мисси была намерена сказать ему, что Пит тоже присоединится, и чтобы он не обижался, если вдруг почувствует себя лишним между двух влюбленных пар. Но раз уж отец не сможет это проследить, почему бы не провести с любимым еще и вечер?        Она влетела в гостиную, удивленная тем, что он не отозвался.        Брат сидел в отцовском кресле, вытянув ноги, философски глядя в окно. Курил.        Голос, разливающийся в радио-динамиках, она бы ни с каким другим не спутала, часто слышала его, когда отец разговаривал по телефону.        - Уэллес? Что за повод?        - Дает пресс-конференцию.        - Фу. Опять эти его скучные разговоры.        - Тише ты! – раздраженно шикнул Гарри, повернувшись к ней. – Помолчи!        Фыркнув, Мисси пожала плечами и отправилась к выходу, не найдя для себя ничего интересного в этой глупой передаче, которую никогда не слушала.        «Для Соединенных Штатов принципы и доктрины коммунистической диктатуры столь же нетерпимы и чужды, как принципы и доктрины нацистской диктатуры, — По мнению правительства США, любая борьба против гитлеризма, любое сплочение сил, выступающих против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускорит конец нынешних гитлеровских руководителей и тем самым будет способствовать нашей собственной обороне и безопасности. Гитлеровские армии сегодня — главная опасность для американского континента».        - О чем он болтает? – снедаемая внезапно нахлынувшим с новой силой чувством тревоги, Мисси непонимающе уставилась на брата.        - Вчера Гитлер напал на Советский Союз. Дела хреновые, Мисси. Два главных зверя мира объявили друг другу войну.