Фронт

       Утро выдалось сырым и туманным. Накрапывал дождь. Погода, что и скрывать, была премерзкая. Впрочем, не такая, как «погода» внутри Гарри, в его сердце. На душе кошки скребли, сотни кошек сразу. Рвали его на части, разрывали на куски.        Вздохнув, он покрутил в руках букет цветов, отнюдь не скромный — пять красных роз, чьи полные бутоны сияли всем на зависть. Хорошо быть сынком дипломата, думал Гарри. Всегда можно достать то, что другим и не снилось. От роз мисс Коул, кажется, будет в восторге. Она их, садовые, рассматривала с восторгом. Наверное, любительница роз.        Постояв несколько минут на пороге и поняв, что пытаться собраться с мыслями напрасно, он постучал в дверь. Вверху был звонок, но Гарри знал, что тот не работал. А у мистера Коула, светила медицины, руки не доходили починить.        Дверь открыла экономка — пышная, краснощёкая женщина. Она была сама как цветок, как будто одна из тех роз, которые Гарри держал в руках. В серые будни, омрачённые войной, её внешность была то ли напоминанием о лучших, безвозвратно ушедших временах детства, то ли издёвкой.        — Добрый день, — на часах перевалило за полдень, — я к мисс Люси. Она дома?        — Мисс Люси читает в своей комнате, — экономка (её, вроде бы, звали Мартой) посторонилась, пропуская его в дом.        Внутри было неуютно, Гарри это сразу почувствовал. Обстановка, в целом, была богатая — хорошая мебель, красивая посуда в шкафу, дорогие ковры, блестящие люстры — но по телу бежал холод. С каждым шагом он разливался по венам всё сильнее — как будто вместо крови.        — Я скажу мисс Коул, что вы пришли, — вежливо сообщила экономка, — садитесь, мистер Саксон. Подождите пока здесь.        Гарри молча кивнул. Устроился в кресле, разглядывая богатое убранство столовой.        Дом был словно фарфоровая кукла, которой в глубоком детстве играла Мисси — красивая, но с огромными пустыми глазами. Гарри передёрнуло. Закрыв глаза, он разом выдохнул из груди весь воздух, как будто тот был коркой хлеба, которой случайно подавился. Стало немного легче дышать.        Люси появилась через несколько минут. Осторожно проскользнула в комнату, приглядываясь к нему, как будто к незнакомцу. Словно кошка, на мягких лапках, она подошла к Гарри, уселась на соседнее кресло, так, чтобы они оказались напротив друг друга, и схлестнулась с ним взглядом. Лениво поручив Марте подать чаю, она поинтересовалась:        — Гарри, ты будешь ватрушки или маковые булочки?        — Булочки я люблю больше — без особых эмоций ответил младший Саксон. Так хотелось ответить: «Ничего не нужно», но он играл в вежливость, и игру был намерен довести до конца. А Люси ему, вероятно, подыгрывала. Умница, умница.        Кивнув, она подошла к шкафу, открыла дверцу, достала тарелку. На ней Гарри заметил початый маковый рулет. Ловко поставив тарелку на левую ладонь, правой рукой она нажала на кнопку патефона. Тот тут же отозвался приятным, бархатным голосом. «Голубая луна», расслышал Гарри, и ухмыльнулся*. Как невероятно символически, чёрт побери.        Люси порезала рулет на несколько ровных кусочков, а Марта, с услужливой улыбкой, подала чай. Горячий пар струился к потолку и обжигал ладони. Гарри отпил небольшой глоток, распробовав слабый вкус. Видимо, в чай добавили немного лимона — дефицитный, по нынешним меркам, товар. Второй раз за это утро в голову Гарри пришла мысль, что хорошо быть ребёнком сильных мира сего. Достанешь всё, что угодно, если нужно, какие бы обстоятельства не мешали. Эта мысль показалась ему очень забавной.        Он скривил губы в подобии жалкой улыбки. Люси вопросительно взглянула на него, ожидая ответа на незаданный вслух вопрос.        — Мы наслаждаемся дефицитным продуктом, мисс Коул, — пояснил Гарри, а она беззаботно улыбнулась и махнула рукой. Вроде бы, ей не стоит забивать этим свою прехорошенькую белокурую головку.        Какое-то время они ещё смотрели друг на друга, почти не прикоснувшись ни к рулету, ни к чаю, и, наконец, Гарри сказал:        — Я пришёл сюда, Люси, и буду предельно откровенен. Я намерен просить твоей руки. Я не люблю тебя, ты знаешь, и, думаю, это взаимно. Однако я тебя хочу, и, мне видится, мы будем хорошей, крепкой парой. У моего отца есть деньги, твои родители тоже люди не бедные. Мы не будем нуждаться в деньгах, об этом волноваться нечего. Мне стоило решиться прийти с этим разговором раньше, однако это произошло тогда, когда я понял, что может быть поздно. И вот, — он улыбнулся одними губами, — я здесь. Что ты ответишь мне, Люси?        Она выпрямилась, сложив на коленях руки. Смотрела на него растерянным, обескураженным взглядом, в то же время решающим, можно ли ему доверять. Нет, говорил ей мысленно Гарри, нельзя. Впрочем, маленькая рыбка уже попалась на крючок.        — Заманчиво — коротко бросила она, кивнув, словно пытаясь придать своим словам значимости. — Очень даже заманчиво, Гарри. Однако прошу вас сказать мне правду, — она наклонилась вперёд, доверительно приблизившись к нему лицом, почти что интимно, и сильно выделила последнее слово, — почему именно сейчас?        Почему именно сейчас? Потому что я гей, Люси, и мне нужна жена для виду. Чтобы отец был спокоен и окружающие не приставали. Чтобы друзья ничего не заподозрили, и сестра не приставала с глупыми вопросами. Потому что я гей, а мой возлюбленный бросил меня, не оставив даже кости на память, как верной собаке. И теперь мне нужно бежать. Срочно. Я бегу от себя.        — Я видел твои глаза, Люси, когда ты пришла к нам в дом, и всё понял. Нам обоим нужна помощь. Я стану твоим защитником. Я — твоё спасение. И не хочу, чтобы стало поздно — для тебя и для меня — солгал он, не моргнув и глазом.        Она откинулась назад и смотрела на него со смесью удивления, уважения и любопытства. Весьма интересный коктейль.        — Соглашайся, Люси, — делано-равнодушно, чтобы не решила, будто давит, добавил Гарри, — мы оба знаем, что женитьба для нас — лучший выход. И не стоит ждать, когда журавль с неба прилетит.        Она всё ещё молчала. Отщипнула от рулета крошечный кусочек, прожевала. Отпила чаю. Тщательно вытерла длинные тонкие пальцы салфеткой и бросила её в мусорное ведро.        Встала и подошла к окну. Стояла там, застыв, словно кукла. Как изваяние. Гарри это начало раздражать. Он сюда не на статую пришёл поглядеть. А ждал на конкретный вопрос вполне конкретного ответа.        Он начал постукивать по гладкой поверхности стола костяшками пальцев. Решил, что, если она сейчас не прервёт молчание, заговорит. Но Люси вдруг повернулась к нему, всем телом, став на пятки. Напряжённая, с руками, заведёнными за спину. Глаза стали стеклянными, а взгляд пустым. Словно на лбу застыли две тёмные точки, пуговки. Тем не менее, когда хорошенький рот открылся, губы тронула слабая улыбка:        — Я тоже не люблю тебя, Гарри, — безо всяких эмоций, вяло и еле слышно, сказала она, — но, как уже говорила, ты мне очень симпатичен. А ещё мне страшно в такое время быть одной. Потому я выйду за тебя замуж. Я согласна.        Гарри прикрыл глаза и медленно кивнул.        Снова повисла тяжёлая, тягучая, словно липкая жвачка, тошнотворная тишина.